Счастье есть!

Нормальных извинений я у Кати так и не попросил. Пробормотал что-то нечленораздельное себе под нос, надеясь, что она сама разберётся и поймёт, что я вроде как был не прав, вроде как осознал и на самом деле очень ей за все благодарен. Пушкарева была не из обидчивых, быстро отошла, подобрела, отправила меня в душ и уговорила позавтракать. Несмотря на острое похмелье, мой желудок сводило от голода, и я с огромным удовольствием проглотил глазунью из трёх яиц, заботливо приготовленную моей персональной матерью Терезой, медсестрой моей заблудшей души. Правда, в этот раз Катя дала мне спокойно поесть без назидательных речей и тоскливых вздохов. Она сделала себе зелёный чай и села рядом, задумчиво устремив взгляд в окно. — Кать, а где ваши родители? — спросил я. Не скажу, что это было праздное любопытство, скорее настороженность. Я каждую минуту боялся с кем-нибудь столкнуться в квартире. Мне было жутко неловко и я понимал, что Катя вряд ли живёт одна, а заводить новые знакомства сейчас у меня не было ни сил, ни желания. — В Забайкалье, — бросила она равнодушно, не отрываясь от серой ноябрьской картины за окном. — В гости поехали? — Нет, насовсем. Папу недавно сократили на работе. В его возрасте новую найти трудно, а в Москве жизнь дорогая. Да и родственники у нас все там, — Катя печально вздохнула и, подарив мне еле уловимую улыбку, принялась убирать со стола. — Вам на совещание нужно ехать, Андрей Палыч. Черт! Совет! Я совсем забыл про внеочередной совет директоров, который назначил на сегодня мой отец! Сейчас я нисколько не сомневался по чью душу сегодня будет звонить колокол. И видит Бог, меньше всего на свете я хотел туда ехать, чтобы не тешить лишний раз самолюбие мудака Воропаева, не смотреть в глаза предателю Малиновскому, а главное — не видеть разочарование и боль в глазах родителей. В том, что они обо всем знали, я был уверен на сто процентов. Попрощавшись с Катей, я сначала отправился домой, чтобы побриться и переодеться. Я понимал, что уже безбожно опаздываю, поэтому бритье решил отложить до лучших времён и, надев первые попавшиеся джинсы и толстовку, отправился в Зималетто на случайном такси. Полуденные пробки задержали меня в дороге еще на час. Я хотел позвонить отцу, чтобы извиниться за опоздание и предупредить его, что уже еду, но с растерянностью обнаружил — телефона при себе у меня не было. И вообще, я ума не мог приложить, где он мог бы быть. Возможно, у Кати. А, может, я и потерял его прошлой бурной ночью. — Неужели наш дорогой президент соблаговолил нас посетить? — воскликнул с циничным пафосом Воропаев, как только я перешагнул порог конференц-зала. — Какая честь для нас! Не стоило так утруждаться и спешить, Андрюша! Мы ждали два часа, подождали бы еще. Ведь весь мир же крутится вокруг тебя, не так ли? Остальные подстроятся! Я смотрел на его перекошенную от моего вчерашнего удара физиономию с побагровевшим фонарём под глазом и испытывал чувство тихого удовлетворения и даже некоего удовольствия. Я даже почти не вслушивался во все те гадости, что лились из его рта поганой рекой. — Саша, прекрати, — процедил отец, стиснув зубы. — Андрей, потрудись объяснить! Мы все здесь собрались, ждём тебя, а тебе, как вижу, на это плевать. Судя по твоему внешнему виду, образ жизни ты менять не собираешься. — Пап, понимаешь, там такая история… — Ну что ты мямлишь, Андрюша! — воскликнула мама, глядя на меня тревожными, полными слез глазами. — Что с тобой происходит, сынок?! На кого ты стал похож! Почему ты молчал о своей болезни? Мы узнаем все из сплетен и слухов! Мы — твои родители, в конце концов! — мать все-таки не выдержала и расплакалась, а меня понесло. Наверное, я и правда был конченым мерзавцем. — И поэтому вы решили созвать собрание и распять меня публично? Никто! Ни один из вас не пришел ко мне, чтобы поговорить! Вот так вот, просто и по-человечески, поговорить! У вас ведь все завязано на деньгах, на компании и на том, что напишут о вас в прессе. Вам же всем на меня плевать! — Я нервно расхохотался и рухнул на самый крайний стул, показательно не желая быть частью этого сборища. — Вам же важно, чтобы я был чисто выбрит, носил дорогой костюм и не перечил никому из вас, а что творится у меня внутри, увы, никому из вас не интересно! — последние слова застряли комом в горле, я схватил со стола бутылку с водой и жадно припал к ней крупными глотками. — Андрей, я не понимаю, ты всегда мог приехать в Лондон и поговорить, — продолжала причитать мать. — Да что вы с ним носитесь! — гневно прошипел Воропаев. — Это же простое похмелье. Ваш сын пьяница и законченный деградант! А теперь еще и носитель опасной заразы. А это всё из-за его беспорядочных связей! Сука, он всё-таки добился своего. Я потерял голову и бросился на эту мразь с кулаками. Подскочившему ни с той стороны Малиновскому я тоже успел съездить по смазливой мордашке. Ну, ничего. Как говорится, шрамы украшают мужчину. Естественно, отец не вынес всей этой вакханалии и вышвырнул меня прочь из конференц-зала, закончив на этом неудавшееся совещание. Хотелось поскорее покинуть эти стены, ставшие мне за многие годы вторым домом, и снова нажраться в каком-нибудь дешевом баре, а потом снова учинить с кем-нибудь драку, в которой, возможно, меня, наконец, добьют, потому что у самого духа просто не хватит. Быть может, Катя права. Я — слабак и тряпка… Но отец решил никуда меня не пускать, перехватил меня у лифтов и продолжил экзекуцию в президентском кабинете. Как ни крути, я должен был подписать ряд документов, чтобы передать власть. В том, что меня отстранили, уже не было ни малейшего сомнения. — Александр приступает через неделю. Ты должен передать ему дела, — сухо сообщил отец. — Елена Федоровна тебе поможет. — Кто такая Елена Федоровна? — Секретарь Саши. Очень толковый специалист. — А Катя? — почему-то мое сердце резко сократилось, с небывалой силой пнув меня в ребро. Отец приподнял одну бровь и укоризненно покачал головой. — Ты даже не в курсе, что происходит перед твоим носом! Екатерина Валерьевна уволилась и уже успела отработать положенные по закону две недели. Ее семья переезжает, и она больше не сможет у нас работать. Если уж ты и этого не знаешь… — отец начал сокрушаться, что вообще не стоило мне доверять это кресло, что я не оправдал их ожиданий, что мама сходит с ума из-за моей болезни, и они уже нашли для меня прекрасную клинику в Мельбурне, но я практически не слышал его. Катя уволилась — в голове панически металась лишь одна мысль. Катя уезжает. Внутри поселился непонятный страх, словно я потерял последнего в этом мире человека, которому было не все равно, который был рядом со мной несмотря ни на что…