Счастье есть!

Я уныло брёл по коридорам Зималетто. Хотелось запомнить, сохранить в сознании всё до мельчайших деталей интерьера. В том, что скоро я сюда больше никогда не вернусь, я был уверен практически на сто процентов. Сашка был слишком тщеславен, чтобы хоть как-то допустить меня к делам. Впрочем, как и я. Мы с ним были одинаковые, и не стоило, наверное, так сокрушаться. Я-то тоже при каждом удобном случае гнал его из компании тапками, а ведь это и его фирма тоже — детище его отца. Вообще, в душе отзывалось чувство похожее на обиду. Только вот впервые за долгое время было обидно не за себя, а за родителей. Они строили этот бизнес по крупицам в неимоверно тяжелое, неспокойное время. А сейчас результат их титанических усилий и трудов был под угрозой, потому что дети вместо умелого сотрудничества выбрали тропу соперничества и войны. Я остановился напротив отдела кадров и немного постоял у окна, любуясь на набережную Шевченко. И что мне сейчас делать? Вернуться домой и… снова напиться? А быть может, пора было уже взять себя в руки. Катя ведь права — я веду себя как слизняк и полный эгоист. Тем не менее, потенциал для борьбы я в себе чувствую. Так почему бы не бороться? — Андрюша, ты ещё здесь? — у лифтов меня окликнул издевательски назидательный голос Воропаева. — Жду тебя завтра ровно в десять для передачи дел! Не опаздывай и приди в надлежащем виде, я прошу тебя! Я обернулся и посмотрел в его торжествующие глаза. Этот доморощенный Наполеон смотрел на меня как на бездомную собаку. Столько презрения я не видел никогда в своей жизни. Расквасить бы ему морду, да вот только драться сегодня я не был настроен. Разговор с отцом меня морально вымотал, а неизвестность завтрашнего дня настолько удручала, что эмоций на Сашку у меня просто не осталось. — Приду, — сухо ответил я, подтвердив серьезность намерений заверяющим кивком. Звякнул лифт, оповещая о прибытии на этаж. Из кабины одна за одной вышли модели — целая вереница прекрасных нимф Милко во главе с очаровательной Анжелой. Было что-то необычное в этой жгучей брюнетке с колдовскими зелёными глазами, которая однажды затащила меня в свой омут, а потом и в свою постель. Я особенно ее чарам никогда и не сопротивлялся, с наслаждением принимая то, что мне дают. — Привет, красотки, — я по обыкновению поприветствовал девушек самой обаятельной из своих улыбок и опешил, не получив привычно жеманного щебетания в ответ. Они лишь сдержанно поздоровались и быстрым шагом направились в сторону мастерской. — Анжелика! Я позвоню тебе сегодня! — крикнул я в спину моей удаляющейся диве. Мне хотелось просто провести лёгкий вечер в ее компании. Разумеется, ни о чем большем я и не думал. Уж ответственность за свою болезнь я нести обязан и ни в коем случае не должен подвергать опасности других. Я хотел просто ее приятной компании. Анжела умела веселиться. А ее горячая страсть к танцам порой заражала и меня. Никто кроме неё не мог вытащить меня на танцпол. — Не стоит, — бросила она, скривившись в смутной улыбке. — Просто выпьем вина, — виновато оправдался я. Я даже не знал, как преподнести это так, чтобы все выглядело без пошлых инсинуаций. — Прости, Андрюш, я сейчас на диете. Да и номер изменился. Она грациозно развернулась на шпильках и скрылась за колонной, а я в последнюю секунду просочился в закрывающийся лифт. Я чувствовал себя как свергнутый монарх, теперь мне была одна дорога — на эшафот или в ссылку. Я вышел на улицу, кутаясь в толстовку из тонкого флиса, накинул капюшон и запрокинул голову к небу. В лицо летел мелкий колючий снег, щипал щеки, оставляя на них красные точки. Я щурил глаза и глядел с грустью на величественную башню 2000, вдруг осознав всю свою никчёмность перед жерновами общественного мнения. Я в этом мире был всего лишь крохотной песчинкой, и единственная моя ошибка повлекла за собой чудовищные изменения. Я потерял всё, а было ли у меня что-то настоящее или это были лишь красивые декорации? Я шёл по мокрой и скользкой от снега мостовой, было зябко и промозгло. В кармане я нашёл несколько купюр и решил потратить их на кофе. Напиться я и вечером успею. Дома были все банковские карты, дорогой коньяк и доставка лучшей еды всегда на проводе. Только машину надо было забрать со стоянки Аквамарина. Тут я вспомнил, что рядом с клубом располагалась какая-то небольшая кофейня. Туда-то я и отправился в поисках чего-нибудь ароматно-горячего. Интерьер кофейни был не вычурный, радовали глаз приятные фрески на стенах, играла спокойная музыка. Я решил не занимать отдельный столик, хоть и посетителей почти не было, и устроился за баром. Там же на барном стуле сидел красивый мужчина лет сорока и составлял какие-то списки. — Желаете сделать заказ? — обращаясь ко мне, он радушно улыбнулся. — Кофе, пожалуйста. Большой и горячий. Холодно, — мне показалось, что мужчина хотел со мной заговорить, а этого мне крайне не хотелось. Я устремил взгляд в окно и застыл в молчании. — Марина, сделай, пожалуйста, капучино. Большой, — крикнул он кому-то и продолжил своё кропотливое дело. В ожидании кофе я сверлил глазами глянцевую поверхность барной стойки и думал о завтрашнем дне. Уже завтра я отдам все бразды правления Воропаеву, они с Малиновским воплотят в жизнь мой план модернизации производства, запустят новую серию вышивальных станков, и всё это будет без меня. Я безвозвратно потерял свою мечту и совершенно запутался. — Плохой день? — участливо спросил мужчина и поставил передо мной кофе. — Скорее жизнь, — оскалился я. Грубить не хотелось, но я должен был дать ему понять, что не настроен на светские беседы. — Ну, знаете, жизнь мы строим сами. Любые обстоятельства подвержены изменениям. Жизнь — зверь дикий, но и он поддаётся дрессировке. Стоит только приложить усилие. Блять, вот только этой пространной философии мне сейчас не хватало! — Скажите, вы владелец этого кафе? — с язвительным прищуром я ткнул в него пальцем. Он будто бы не заметил моего раздражения и согласно кивнул. — А вот представьте, что вы просто заболели, обанкротились, не важно. Допустим, вы условно потеряли все. Все от вас отвернулись. Что вы будете делать дальше? — я с вызовом уставился на него в ожидании ответа, но он ничего не сказал. Молча спустился со стула, закопошился на минуту за барной стойкой и выехал ко мне, сидя в инвалидном кресле. — Присядем за тот столик, — он указал на уютный диван в конце зала и, медленно передвигаясь на коляске, направился туда.