Полет вертишейки

      «Подумай».       Ни одно зелье, ни одно заклятие не могло бы заставить Тонкс потерять покой лучше, чем это простое слово.       Она думала — когда под утро вернулась домой только для того, чтобы рухнуть прямо в одежде на кровать и бессмысленно смотреть, как небо за окном светлеет и наливается нежными рассветными красками; когда через пару часов поднялась, умылась ледяной водой и сменила грязную одежду на новую; когда ушла, приветственно махнув завтракающей Пенни, но даже не обменявшись с ней и парой слов.       Подумай.       Готова ли ты остаток своей жизни копаться в грязном, скользком иле, чтобы найти орудие убийства? Смотреть в остекленевшие глаза жертв? Сдерживать рвотные позывы при виде личинок, ползающих по свежей крови? Говорить с людьми — милыми и приветливыми — но всегда знать, что где-то среди них прячется убийца?       Подумай.       Готова ли остаток жизни просидеть в душном кабинете, набирая бесконечные отчеты? Слушать, как старушка обвиняет соседку в краже коллекционной фигурки ниффлера? Торчать в пыльных полупустых лавках, записывая все украденные товары?       По…       Мелодичный звон колокольчика заставил Тонкс встряхнутся.       Надо же, даже не заметила, как добралась.       Она хорошо знала это обманчиво-пустое помещение с единственным колченогим стулом: за время учебы трижды ломала свою волшебную палочку, что неизменно приводило к долгим нотациям от мамы и очередному походу в Косой переулок.       Золотистая пыль медленно кружилась в воздухе, подсвеченная щедрым солнечным светом. Солнце нагрело просторный зал лавки Олливандера, наполнило его запахом древесной смолы и полироли, и еще — неуловимо — ароматом травяного чая.       Хозяин лавки вышел на приветственный перезвон. Остановившись за прилавком, он прищурил светлые, почти серебристые глаза: свет с улицы бил Тонкс в спину, мешая как следует ее разглядеть. Она сделала шаг вперед.       — А-а-а, — протянул мистер Олливандер дребезжащим старческим голосом, — рябина и волос единорога, частая гостья! Давненько вас не видно было. Что, опять ненароком сели на палочку, Нимфадора Тонкс?       Тонкс наморщила нос и покачала головой.       — Я же просила — просто Тонкс, помните?       Серебристые глаза старика хитро блеснули.       — Я всегда все помню. Разумеется, вы предпочитаете свою фамилию, хотя я по-прежнему нахожу это весьма досадным. Столь благородное, редкое и благозвучное имя…       Тонкс кашлянула, прерывая его.       — Мистер Олливандер, ну пожалуйста! — закатила она глаза. — Не знаю, в курсе ли вы, но я сейчас на стажировке в аврорате…       — Ах да, до меня доходили слухи… и кто же стал вашим наставником, мисс Тонкс?       — Аврор Поттер и аврор Блэк.       — Красное дерево и кизил! Кажется, они были одними из самых запоминающихся моих клиентов — с ними может потягаться разве что юный мистер Поттер … вы знали, что ваш дядюшка Сириус едва не разнес мою лавку по кирпичикам? Да уж, такая неуемная энергия кипела в нем! Я даже не удивился, когда его выбрала кизиловая палочка — они оба яркие, шумные… помню, как звонко юный Сириус хохотал, пока достопочтенная Вальбурга Блэк отчитывала мне галлеоны за ущерб… Но мистер Блэк определенно стоил каждого вложенного в него галлеона. Какой выдающийся волшебник вырос! — и мистер Олливандер закивал с растроганной улыбкой. — Они частенько просят моей помощи — ваши наставники — в опознании людей…       — Да, я поэтому и здесь! — выпалила Тонкс, радуясь, что наконец-то смогла вставить хоть слово в бесконечный поток сентиментальных воспоминаний.       Она вскинула вверх руку с прозрачным пакетом для улик. Обломки палочки тихонько стукнулись друг о друга.       Мистер Олливандер, казалось, от увиденного вот-вот грохнется в обморок: резко побледнев, он схватился рукой за сердце и издал задушенный писк, более подходящий трепетной барышне, чем пожилому торговцу.       — Какое кощунство! — сдавленно произнес он. — Что случилось с бедняжкой?       — С палочкой или с ее владелицей? — уточнила Тонкс.       — Идемте, идемте скорее! Надо срочно ее осмотреть!       Мужчина засуетился: выгреб из-под прилавка большой пенал из потертой кожи, латунную наглазную лупу и целый набор кисточек, и жестом пригласил Тонкс последовать за ним.       Интересно, к концу стажировки она будет знать внутреннюю планировку всех лавок в Косом переулке?       Подсобная комната у Олливандера была куда уютнее, чем в аптеке Малпеппера. По стенам тянулись бесконечные ряды полок с такими же коробочками, которые были выставлены в основном зале, а напротив расположился широкий рабочий стол с многочисленными ящичками; с разных сторон над ним нависали не менее четырех диковинных ламп разных размеров, извивающихся, как щупальца диковинного кальмара. Повсюду лежали прототипы и незаконченные модели разных волшебных палочек. В центре комнаты, напротив крохотного, словно игрушечного, очага, кучковались крошечный столик и такой же крошечный диванчик. Из окна на дальней стене лился теплый золотистый свет.       Тонкс немного жалела, что ей не предложили чая, как у Малпепперов, но мистер Олливандер уже спешил к рабочему столу, с невероятной изящностью огибая стоящую на пути мебель. Тонкс, напротив, двигалась с крайней осторожностью: не хотелось бы что-нибудь случайно разбить или испортить.       Когда мистер Олливандер устроился, надев на голову лупу и развернув пенал с рабочими инструментами, она протянула ему улику.       — Так-так, посмотрим… — он достал из пенала длинный тонкий пинцет и принялся поднимать то одну щепку, то другую, поднося их к глазам и внимательно разглядывая сквозь лупу.       — Узнаете? — робко спросила Тонкс.       Если бы оказалось, что эту модель создал не Олливандер, возникли бы проблемы: отнюдь не все изготовители палочек могли похвастаться феноменальной памятью. Но владелец лавки довольно фыркнул.       — Еще бы! Сердцевина — волос единорога, — в доказательство он вытянул пинцетом длинный серебристый волосок и показал ей. — Дерево… дайте-ка мне секунду… рябина, я бы сказал. Прямо как у вас, — добавил он, с улыбкой обернувшись к Тонкс, прежде чем вернуться к работе — как будто ее должна была обрадовать эта деталь. — Здесь узоры… похоже, цветочные. Да, я их помню! Я пытался повторить рисунок того талантливого магла, Морриса… какая жалость, что палочка сломалась! Цветы удались мне весьма недурственно…       — Вы знаете, кому она принадлежала? — нетерпеливо спросила Тонкс.       Мистер Олливандер поднял голову и досадливо поджал губы: мастеру явно не понравилось, что она так грубо прервала его речь.       — Ну разумеется, знаю, мисс Тонкс, — обиженно проворчал он. — Эта палочка — мое творение, и я помню всех, кто их приобретал. Рябина, волос единорога, двадцать четыре сантиметра, цветочные узоры в стиле Морриса… она как будто только вчера зашла в мой магазин. Пухленькая, смущенная донельзя рядом со своей властной матерью. У нее был покрасневший нос — возможно, что-то сильно расстроило ее прямо перед визитом ко мне. Помню, мне стало ее жаль. Вы должны быть наслышаны о том, какое давление оказывают на детей в таких семьях…       — В каких «таких»? — Тонкс нахмурилась.       Кустистые брови Олливандера дернулись, скрываясь за густой шевелюрой.       — В семьях из списка «священных двадцати восьми», разумеется!       Мерлинова седая борода…       — Хотите сказать, что владелица — из древнего чистокровного семейства?       Олливандер медленно кивнул, стягивая с головы лупу.       — Именно так. Вы хотели узнать, кому принадлежала палочка? Пожалуйста. Я продал ее в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году старшей дочери семейства Розье — Полетте.       Полетта Розье.       Темные волосы, тонкие черты лица, огромные глаза…       Полетта.              — Огромное спасибо, мистер Олливандер, — торопливо сказала Тонкс, собирая обломки палочки обратно в пакет под недовольные вздохи хозяина лавки. — Ваша помощь оказалась просто неоценима, как и всегда!       Продолжая рассыпаться в комплиментах и благодарностях, она вышла из подсобной комнаты. Мистер Олливандер засеменил следом, засыпая ее миллионом вопросов. Нет, с ее собственной палочкой все в порядке. Нет, ее не нужно покрыть свежим слоем лака. Нет, она, разумеется, тщательно ухаживает за палочкой и помнит, что рябина — очень нежное дерево. Да, точно-точно все в порядке, хотите взглянуть?       Тонкс гнала прочь назойливые мысли, которые роились в голове подобно жужжащим толстобрюхим шмелям. Она выскочила на солнечную улицу, возможно оскорбив старого мастера скомканным прощанием. Прошлась вдоль ярких, уже украшенных в осенних оранжевых и алых оттенках, витрин. Остановилась у магазина «Все для квиддича» и с удовольствием изучила новенькую, сверкающую от полироли «Молнию» вместе с толпой восхищенных зевак. Зашла в магазин писчих принадлежностей, просто чтобы купить для Пенни изящное голубое перо в подарок.       Тонкс впитывала в себя каждый солнечный лучик, чтобы выгнать из головы темный сырой берег озера в Риджентс-парке. Ей хотелось убежать и спрятаться, но даже от самой мысли об этом она испытывала жгучий стыд, да и не было никакой возможности сбежать от картины, прочно засевшей в голове. От запахов, цветов и звуков.       Надо отказаться.       Ограбления — это интересно. Так ведь? Контрабанда редких ингредиентов и артефактов, украденные драгоценности… она вполне может построить карьеру и на этом. И никто не станет считать ее трусихой из-за того, что выбрала наставника попроще и дела поскучнее. Она ведь не гриффиндорка, в конце концов.       «Тулип тоже не гриффиндорка, но она не бледнеет как мел и не прощается с завтраком, увидев труп.»       Тонкс помотала головой. Потом посмотрела на свое отражение в ближайшей витрине — оно безжалостно показывало серое лицо с темными кругами под глазами и мышиного цвета волосы.       Тонкс сосредоточилась. Миг — и отражение расцветилось длинными, до самого пояса, алыми локонами, точеными скулами и пухлыми губами голливудской кинозвезды. Тонкс придирчиво осмотрела получившийся образ, даже по ее собственным меркам слишком вызывающий, и довольно хмыкнула.       Какой-то наглец проводил ее восторженным свистом, и Тонкс показала ему два пальца. Настроение у нее немного приподнялось.       Достаточно, чтобы, заметив вдалеке яркие зонтики на террасе кафе Фортескью, вспомнить, что еще не завтракала.       Она выбрала один из ближайших к улице столиков, за которым часто сидела вместе с родителями — Тед Тонкс мог петь бесконечные оды местному лимонному щербету. Отсюда отлично видно прохожих, торопящихся в Гринготс с деловым видом или возвращающихся из магазинов с руками, полными покупок, и Тонкс разглядывала волшебников, пока ждала свой завтрак: вот пожилой толстяк, с которым она раз или два пересекалась в министерском лифте, а вот — Локуста Малпеппер. Сегодня она выглядела более оживленной, чем во время их последней встречи. Темно-зеленый шелковый плащ с цветочной вышивкой оттенял золотистые волосы, на бледных щеках горел свежий румянец, и она улыбалась, щурясь от солнца. В руках у нее был огромный букет цветов.       Тонкс хотела было поздороваться, но вспомнила, что девушка едва ли узнает ее сейчас…       — Опять ходили к Олливандеру за новой палочкой, мисс Тонкс?       Тонкс перевела взгляд на господина Фортескью. Узкое лицо мужчины озаряла добродушная улыбка, от уголков темных глаз разбегались тонкие морщинки. Золотистые лучики солнца запутались в длинных светлых волосах. В руках он держал тарелку с ее заказом — двойной порцией венских вафель с шариком клубничного мороженого и базиликовым сиропом.       — Как вы меня узнали? Я же…       — Поверьте, вы можете выглядеть как угодно, но вы двигаетесь, как Нимфадора Тонкс, и разговариваете, как Нимфадора Тонкс, так что догадаться нетрудно. Так вы вновь сломали палочку?       — Почему все считают, что я сломала ее?       Господин Фортескью многозначительно вскинул брови, взглядом указывая на обломки, все еще упакованные в пакет, который Тонкс положила на стол.       — Тед и Андромеда приводили вас за порцией клубничного мороженого каждый раз, когда им приходилось покупать новую палочку. Или новый котел. Или новую мантию…       — Все-все, я поняла! — рассмеялась она, замахав руками. — Так вот почему мне жуть как хочется мороженого, когда я слышу звон кассового аппарата?       Господин Фортескью хохотнул и опустил перед ней завтрак, источающий умопомрачительный аромат. Тонкс зажмурилась от удовольствия, вдыхая запах горячего сиропа с травяными нотками и разогретой ванильной выпечки.       — Желаете еще кофе?.. О, доброе утро, Аластор!       Тонкс уже наколола на вилку огромный кусок вафли и почти донесла ее до рта, когда удивленно дернулась. Разумеется, политый сиропом кусок теста тут же свалился прямиком на колени и испачкал джинсы. Тонкс, выругавшись, подскочила и принялась оттирать пятно салфеткой, только больше его размазав.       Отделенный от нее низенькой кованой оградой, оплетенной дикими вечноцветущими розами, опираясь на неизменный узловатый посох, застыл Аластор Муди. Несмотря на жару он был облачен в длинный кожаный плащ. Исполосованное шрамами лицо, насупленные густые брови, волшебный глаз, дико сверкающий из-за постоянного вращения в глазнице — он выглядел в солнечном Косом переулке так же неуместно, как Рука Славы на прилавке магазина сладостей.       — Утречка, Флориан, — сипло гаркнул он. — Принеси-ка мне горячего шоколада по-ирландски.       — Что ты здесь делаешь? — задиристо спросила Тонкс, но тут же замялась под пристальным взглядом обоих глаз Муди и смягчилась: — Я думала, ты в отпуске.       — Вчера вернулся. В Италии скукотища — солнце, море, еда и никаких темных магов. Используй бытовые чары, Нимфадора, что ты как ребенок.       — Я не ребенок! И не Нимфадора! — вспыхнула Тонкс, но послушно достала палочку и почистила джинсы от липкого жирного пятна.       Муди не обратил на выпад никакого внимания. Это было давнее шутливое противостояние — еще с первого года подготовки, когда грозный аврор гонял только-только выпустившуюся из школы девчонку почем зря, заставляя тренироваться на пределе возможностей. Она раз за разом требовала называть ее Тонкс, он раз за разом игнорировал ее требования. Тулип как-то предположила, что он упорствует, потому что ему просто нравится, как от злости волосы Тонкс стремительно краснеют.       — Да? То-то матушка твоя удивится…       Аластор Муди перешагнул через оградку, едва не снеся ее посохом, и уселся к Тонкс за столик, хотя его никто не приглашал. С тихим кряхтением поправил для удобства деревянную ногу. Примостил посох к краю соседнего стола. А потом откинулся на спинку стула, смахнул с лица седые патлы, сложил на животе руки и криво усмехнулся.       — Ну что, девчонка, сдрейфила?       Тонкс не сразу поняла, о чем он говорит. А когда поняла, тут же ощутила жар, приливший к щекам, и поспешила отвести взгляд. Вот вам и минус быть протеже у знаменитого аврора — он может заявиться в любое время и отчитать, как будто ты все еще у него на обучении.       — Прекрасно, — жалобно простонала она, пряча лицо в ладонях. — Сириус тебе уже пожаловался?       — Не пожаловался. Поделился.       — И что — прислал тебя, чтобы вправить мне мозги?       — Было бы, что вправлять.       — Меня стошнило, когда я увидела труп, — призналась Тонкс, рискнув выглянуть сквозь пальцы. — Сириус сказал об этом?       — Ага. Ну, такое не редкость.       — Правда?       — Правда. Дело только в этом? Не ешь перед выездом на место, и все тут. Менторский момент окончен, я могу идти.       — Не только в этом, — Тонкс устало откинулась на спинку и сложила руки на груди. — Это… оказалось не так, как на курсах. Не так, как на занятиях в морге, или на тренировках. Слишком… по-настоящему. Эта девушка… Она ведь не просто учебный материал! — внезапно ее как прорвало; все мысли, путавшиеся в голове, вывались клубком неразборчивых торопливых слов. — Я теперь даже имя ее знаю! Она училась в Хогвартсе и наверняка видела, как я играю в квиддич. Ей было девятнадцать — лишь на год младше меня! Может, сейчас ее родители переживают, суетятся, ждут возвращения дочери домой. Даже не подозревают, что она не вернется. А друзья как раз сейчас думают, что давно не получали от нее новостей и клянутся завтра же послать сову, чтобы назначить встречу… это нормально вообще?       — Да, друзья обычно так делают, — спокойно ответил Муди.       — Да нет же! Как? Как авроры могут не думать об этом? Как продолжают работать?       — Помаленьку.       Тонкс недоуменно захлопала глазами.       — По… помаленьку?       Муди прищурил здоровый глаз, но промолчал.       Подошел господин Фортескью, поставил перед пожилым аврором крошечную чашечку густого горячего шоколада и осведомился, все ли у них в порядке — Тонкс значительно повысила тон, пока говорила. Наверное, со стороны могло показаться, что они ругаются.       — Помаленьку, — повторил Муди, когда хозяин кафе оставил их. — Шаг за шагом, задача за задачей. Делают акцент на мелких деталях. Из них в итоге и собирается картина. Как детская головоломка, знаешь? Эта, дурацкая, которая «собери книззла из кусочков». Узнай имя. Найди свидетелей. Поговори с родственниками. Изучи улики.       Тонкс подперла рукой щеку и принялась вилкой выводить узоры на растаявшем мороженом.       — Что, так просто?       — С каждым разом будет все легче, поверь мне, девчонка. Научишься прятать лишние заморочки в сундук в своей голове и зрить в корень. Искать ответы в словах и историях. Когда ищешь нужный кусок головоломки, разве думаешь об остальных, сваленных в кучу?       — А если не станет? — вздохнула Тонкс.       Муди раздраженно стукнул чашечкой по столу, едва не расплескав остатки шоколада. Проходящий мимо мальчишка со стопкой книг подпрыгнул от неожиданности и, увидев страшного старика, поспешил прочь, спотыкаясь о полы мантии.       — Хватит нарываться на похвалу, Нимфадора! — проревел Муди, вспугнув стайку голубей у соседнего столика. — Со мной это не пройдет. Что ты хочешь, чтобы я сказал? Я знаю тебя. Ты не бежишь, поджав хвост. Не отказываешься идти в темноту только потому, что оттуда раздалось шипение. Ты что, забыла, какую полевую тренировку я вам устроил в заброшенном поместье? Под конец ты разревелась, размазывала сопли по лицу, но продолжала идти и выполнила в итоге даже те задания, от которых у меня самого душа в пятки уходила. А теперь ведешь себя так, как будто в первый раз испугалась?       — Тогда я точно знала, что все это понарошку! А теперь… Все вокруг как будто в сотню раз смелее меня. Даже Тулип… — пробормотала она, поднося к губам кружку.       Исполосованные шрамами губы Муди скривились в усмешке.       — Смелее? Твои наставники — одни из самых храбрых людей, которых я встречал, но в ночь, когда они одолели Волдеморта, твой венценосный дядюшка выглядел, как напрудивший лужу щенок.       От неожиданности Тонкс прыснула, оросив воздух мельчайшими каплями кофе, но Муди даже бровью не повел. Он продолжил:       — А когда Поттер приехал на первый труп, то блевал в кустах, прямо как ты. Они не небожители, Тонкс. Им тоже бывает страшно. Если человек не ведает страха, то он — чертов психопат, и его надо от людей держать подальше. У меня тоже были случаи, когда я готов был дать деру и не делал этого лишь оттого, что страшно боялся насмешек. И, зная мисс Карасу, она храбрится, потому что мертвяка ни разу не видела. Погоди, еще будешь ее на кухне медовухой отпаивать, — Тонкс издала тихий смешок, и Муди ухмыльнулся. — Что? Действенный метод, между прочим. Мотай на ус.       — Менторский момент провален, Аластор. Ты только что научил меня заливать свои проблемы алкоголем.       — Ага, я научил, как же, — прорычал Муди, тяжело поднимаясь на ноги. — Забыла, что я вижу гораздо больше, чем прочие? В том числе и пьяные студенческие вечеринки в закрытых классах с играми на раздевание.       Тонкс задохнулась от смущения.       — Только не говори, что ты видел…       — Я был разочарован, Нимфадора. Так бездарно лишиться бюстгальтера с каре на руках! — порывшись в необъятных карманах своего пальто, он достал смятую бумажку и протянул ее Тонкс. — Держи, обрадуй дядюшку лично. С тех пор, как я обучал его в Академии, стараюсь встречаться с ним как можно реже. Видишь это? — он ткнул пальцем в волосы. — Я не был седым, пока Поттер и Блэк не решили стать аврорами! Ну ладно, бывай, девчонка.       Муди хлопнул ее по плечу, едва не вбив в землю, и похромал прочь.       Тонкс развернула бумагу с адресом, написанным четким острым почерком, и потянулась за вилкой в надежде все-таки закончить завтрак…       — Постоянная бдительность! — вдруг заревели ей на ухо. Тонкс взвизгнула, с ругательствами подскочила, снося рукой тарелку с недоеденными вафлями, и едва не рухнула задницей прямо на колючие розы. Муди в ответ на ее негодование только раскатисто хохотал, повиснув на посохе. Его волшебный глаз при этом устрашающе потряхивало в глазнице.       — Вот, забыл отдать, — он вытер уголок здорового глаза и достал из очередного кармана нелепый яркий магнит с пляшущей пиццей, овощи на которой складывались в слова «Viva l'Italia!». — И ты опять заляпала джинсы, Нимфадора.

***

      Тонкс пересекла скудный клочок газона сначала в одну сторону, потом в другую.       Плотный ряд домов напротив унылой площади выглядел удручающе: когда-то явно построенные для состоятельных жильцов, сейчас они обветшали и потеряли свой лоск. Краска на входных дверях облупилась, часть окон потемнела от грязи и копоти, на тротуаре был разбросан мусор из разорванных черных пакетов.       Тонкс достала из кармана смятый клочок бумаги и еще раз вчиталась в адрес.       «Площадь Гриммо, 12»       Разве мог Сириус жить в месте вроде этого?       Однако стоило ей только ступить с дороги на узкий тротуар, ютившийся между бордюром и коваными оградками, как дома номер одиннадцать и тринадцать расступились, открывая взору своего скрытного соседа. Он был таким же невзрачным: грязные стены, кое-где отбитая декоративная лепнина над окнами, чердачное окно с ветвистой трещиной. Но черный кирпич фасада на первом этаже был плотно затянут цветущей жимолостью, а входная дверь, в отличие от соседских, сияла свежей краской — такой ярко-алой, что глаза резало.       Тонкс вздохнула. Она никогда не была в этом доме, но мама порой рассказывала ей о том, как гостила у тетушки Вальбурги на летних каникулах. Воспоминания эти едва ли можно было назвать счастливыми. Казалось, только мелкие проделки Сириуса и скрашивали Андромеде Тонкс безрадостные серые дни здесь.       Теперь ее дочь понимала, почему.       Красная дверь все еще пахла свежей краской. Тонкс с необъяснимым трепетом, какой возникает, когда находишь на чердаке бабушкину шкатулку с драгоценностями и впервые ее открываешь, взялась за латунный молоток — львиную голову, сжимающую змею в зубах.       Как символично.       Глухой стук разнесся по улице — неужели маглы и впрямь ничего не слышат? — и спугнул стайку упитанных ворон на площади.       Тонкс потопталась на месте.       Когда дверь открылась, перед ней предстал самый странный домашний эльф в ее жизни. Как студентка Хаффлпаффа, она видела их множество — это неизбежно, если в общежитие приходится идти через кухню. Но этот…       Меньше всего он напоминал угодливых робких эльфов из Хогвартса. Под пронзительным взглядом огромных, как елочные игрушки, глаз захотелось выпрямиться. И тут же начать оправдываться, хотя, вроде бы, не за что было.       — Э-э-э, добрый день… — несмело выдавила из себя Тонкс. — А Сириус… Сириус дома?       Эльф брезгливо осмотрел ее от макушки до кончиков потертых «мартинсов». Тонкс нервно одернула короткую косуху. Несмотря на то, что сам эльф был затянут в некое подобие тоги из зеленого полотенца, поверх которого на тонкой цыплячьей шее висел массивный вычурный медальон, кажется, именно ее наряд в этом доме сочли нелепым. В конце концов раздался тяжелый, мучительный вздох.       — Хозяин Сириус! К вам гостья, — неожиданно звучным голосом пробасил эльф в глубину темной прихожей. А потом, словно Тонкс тут и не было, принялся бормотать себе под нос: — Невероятное нахальство, тащит своих вертихвосток прямо в родительский дом… бедная моя хозяйка уже смирилась, что не дождется законных наследников, но этот-то еще, чего доброго, наплодит ублюдков со всякой швалью… никакой жалости к разбитому материнскому сердцу…       Тонкс раскрыла рот. Эльф, на мгновение прервав тираду, дернулся в подобии поклона и махнул тонкой ручкой:       — Прошу.       И продолжил дальше костерить ее на чем свет стоит.       Тонкс неуверенно ступила в темноту прихожей — а ну как шарахнет по ней неизвестной магией эльфийского неодобрения!       Внутри, к ее удивлению, вовсю шел ремонт: обои пестрели темными пятнами в тех местах, где раньше висели картины, пол был застелен старыми номерами «Пророка», а вдоль широкой старинной лестницы тянулись хлипкие скелеты строительных лесов. Часть стены под самым потолком уже была выкрашена в насыщенный виноградный цвет — самым обычным магловским методом, с помощью кистей и красок. А на всей этой хрупкой конструкции, согнувшись от хохота, стоял Сириус.       — Остынь, Кричер. Что за неуважение к семье? Это же Дора, дочка Андромеды, — сквозь смех выдавил он. — Просто она метаморфомаг.       Эльф — Кричер — вновь обратил на нее внимание, и тут Тонкс вспомнила, как именно сейчас выглядит, с этими длинными волосами и губищами. Неудивительно, что чопорного эльфа разве что не корежит!       — Метаморфомаг?.. — Кричер хлопнул огромными глазищами раз, другой, а затем повернулся к Сириусу и гневно завопил: — Вот что бывает, когда представители благородного чистокровного семейства путаются с кем попало! От осинки родятся апельсинки! — и, воздев к потолку руки, он поплелся прочь, продолжая бормотать под нос что-то явно оскорбительное.       Тонкс все время так и простояла с открытым ртом. Она посмотрела на Сириуса. Сириус все еще смеялся.       Потом он легко прокрутился на заходивших ходуном лесах для того, чтобы через миг аппарировать рядом с ней и сочувственно сжать плечо.       — Не злись на Кричера. Он просто очень старомодный эльф.       — Это твой домашний эльф? — скептически вздернула бровь Тонкс. — А он вообще в курсе, что это он тебе служит, а не наоборот?       — Не уверен. Хочешь выпить?       Она хотела. Очень хотела. Плевать, что сейчас обед — ее только обозвал вертихвосткой домашний эльф!       Сириус провел ее на второй этаж, в просторную гостиную, где ремонт уже был окончен. Стены здесь оказались выкрашены той же алой краской, что и входная дверь — их кричащую яркость немного смягчали темно-серые плотные портьеры и деревянные полы. Возле камина друг напротив друга расположились два бархатных дивана, между ними примостился приземистый прямоугольный столик, заваленный книгами и кружками с недопитыми напитками. Одну из стен полностью занимал черный гобелен с впечатляющим семейным древом на нем. Некоторые имена, включая, как обратила внимание Тонкс, и имя ее матери, были аккуратно вышиты золотой нитью на заплатках, как будто кто-то добавил их после того, как они пострадали.       Тонкс подошла к гобелену. На самом верху витой лентой шел семейный девиз Блэков и их хвалебное звание «благороднейших и древнейших». Она пробежала взглядом по ручейкам имен, стекавших практически до самого пола — бесконечные перечисления звезд, галактик и астероидов. Имя Сириуса тоже было вышито на заплатке. Ее собственное как будто кто-то добавил вручную, как и имя ее отца — вместе с мамой они сияли золотым шитьем ярче, чем потускневшие имена маминых сестер и их семей.       — Итак… — Сириус протянул ей низкий стакан, от которого сладко тянуло черной смородиной, и встал рядом, плечо к плечу, словно тоже собирался изучить гобелен.       Тонкс сделала глоток. Вопреки запаху, ром оказался совсем не сладким — обжигающе-терпкий, он раскрывался медовым привкусом лишь на секунду, прежде чем проявлялась горечь черносмородиновых листьев. Это был прекрасный алкоголь, высшего качества. Что-то, что можно найти только в погребе «благороднейших и древнейших».       Тонкс помолчала, наслаждаясь напитком, а потом сердито фыркнула:       — Обязательно было подсылать ко мне Муди?       Сириус издал бархатный смешок. В приглушенном портьерами солнечном свете он был еще красивее. Часть длинных темных волос была неаккуратно собрана на затылке, открывая точеный профиль, и на длинной крепкой шее можно было разглядеть несколько размашистых мазков виноградной краски.       — Подумал, он найдет нужные слова лучше, чем я. Я оказался прав? — он искоса взглянул на нее, поднося стакан к губам.       Тонкс закатила глаза.       — Само собой. Он же знаменит своим феноменальным красноречием. Аластора Муди в министры! — но, увидев, как Сириус рассмеявшись, закашлялся, уточнила, размашисто хлопнув его по спине: — В этот раз сработало. Но, может, ты в следующий раз сам?       — Надеюсь, следующего раза не будет, — серьезно сказал Сириус, в очередной раз одарив ее пронзительным взглядом.       От него пахло краской, сандалом и розовым перцем.       — Тебе что, никогда не приходилось сталкиваться с сомнениями у стажеров раньше? — осторожно поинтересовалась она, принимаясь очерчивать кончиками пальцев край стакана.       — Нет. У нас был единственный стажер пять лет назад, но он не продержался и пары месяцев.       — Почему? — удивилась Тонкс.       — Отправился осмотреть труп утопленника вместе с Эбигейл. Сначала все было нормально: он продолжал работать, писать отчеты, шутил вместе с нами, пытался флиртовать с Алисой, глупец. Но потом я стал замечать, что с каждым днем он выглядит все хуже и хуже. — Сириус покачал головой. — Я решил не придавать этому значения. Подумал, если у него будут проблемы, он сам об этом скажет.       — О, — пробормотала Тонкс, потупив взгляд. Вот почему Сириусу так не понравилось, когда она утверждала, что все в порядке. — Что с ним случилось?       — Нервный срыв. Прямо во время задержания преступника. Едва не угрохал Джеймса, заклятие пролетело в сантиметре от его головы. Оказывается, с тех самых пор, как он увидел утопленника, не мог толком спать. Парень не спал почти две недели! Я не удивлен, что у него шарики за ролики заехали. Его сразу же забрали в Мунго, и он провел там почти месяц, пока не пришел в себя. Разумеется, назад в Аврорат он не вернулся.       — Сириус, но я же не такая, — укоризненно протянула Тонкс.       Сириус мрачно усмехнулся.       — Я решил не рисковать. Не в этот раз и не с тобой. Но я понял тебя — в следующий раз без посредников! — и он отсалютовал стаканом, словно заключая с ней договор. — Fortes fortuna adiuvat!       Тонкс улыбнулась.       — Звучит, как прекрасный семейный девиз.       — А ты права! Может, и стоит вышить его на этой пыльной тряпке. Правда, Кричер тогда ей же и удавится, а, как бы мне не хотелось этого признавать, но без него здесь, пожалуй, будет тоскливо.       Тонкс засмеялась и, сделав шаг назад, запнулась об угол ковра. С горем пополам ей удалось устоять на ногах, но, пока она искала точку опоры, балансируя на носочке, глухой стук из кармана напомнил, почему она здесь.       — Я узнала ее имя, — Тонкс достала из кармана обломки палочки. — Это Полетта Розье.       — Розье… — Сириус дернулся в сторону правого края гобелена и ткнул пальцев в одно из имен. — Она должна быть где-то здесь.       — Она — твоя родственница?       — Весь мир — наши родственники, такова участь старинных чистокровных семейств, — горько усмехнулся он, сделав акцент на слове «наши». — Ее бабушка Черис была из Блэков. Полетта Розье, значит… это плохо.       — Почему?       — «Священные двадцать восемь» ничего на свете не любят так сильно, как хранить свои секреты. Они будут делать вид, что из кожи вон лезут, чтобы помочь расследованию, но на самом деле каждый из них будет что-то скрывать. И покрывать другого, который что-то скрывает. Из них вытянуть правду сложнее, чем отобрать яйцо у драконихи.       — Тогда, — Тонкс залпом допила ром, — мы должны расспросить их как можно быстрее, пока они не успели договориться о единой версии. Когда отправимся?       Широкая улыбка озарила лицо Сириуса.       — Чем быстрее, тем лучше. Дай мне десять минут, чтобы собраться!       Он взмахнул палочкой, надиктовал ликующему серебристому псу сообщение для Джеймса, и, всучив ей стакан, бросился вон из комнаты.       Тонкс обернулась, взглядом пытаясь отыскать, куда можно приткнуть опустевшую посуду. Заставленный журнальный столик, каминная полка, едва не прогибающаяся от декоративных шкатулок и подсвечников, явно старинных, запертый буфет в углу…       — Твою единорожью мать!       Стаканы выскользнули из рук, и она только чудом поймала их у самого пола. Сердце зачастило, кончики пальцев начало покалывать. Как во время просмотра страшного фильма, когда чудовище внезапно выскакивает из-за угла.       Из-за портьеры, вцепившись тонкими сучковатыми пальцами в ткань, на нее враждебно зыркал Кричер.