Лицо врага: Окно второе

      Мы стояли перед скалой, огромной и почти отвесной. И очень странной — в неё, в огромную нишу вместо рамы, было вправлено огромное зеркало. Когда-то было — теперь же от него остались только кривые осколки, торчащие с краёв ниши, и некоторые из них уже тоже пошли трещинами, но пока ещё не осыпались. Несколько маленьких кусочков валялись на камнях и между ними. Кажется, их вскоре должно было унести сильными горными ветрами, как когда-то и все остальные.       — Что это? — спросила Яня.       — Оно точно рукотворное, — сказал Юлий. — Но кто бы смог, да и зачем?       Но сюда же веками не ступала нога человека. Тайной службе это было не нужно, а беглецы, если и могли спастись, досюда точно не доходили. Да и если бы доходили, да и вообще, когда здесь кто-то был, зачем бы этому кому-то создавать такое зеркало? В этих условиях надо выживать или хотя бы просто делать что-то, тебе самому полезное, а не заниматься такими странными вещами.       — Ну, сильный маг мог бы сюда перенестись, сделать зеркало и затем перенестись обратно. — Тиоссанири подошёл к зеркалу поближе, очень осторожно заглянул за него в нишу, но не стал трогать или пытаться увидеть больше. — Вопрос только в том, зачем ему это.       — А сколько примерно лет оно здесь стоит? Оно похоже на очень древнее, но тогда бы оно давно всё осыпалось, мы бы даже не узнали, что здесь что-то было.       — Боюсь, мы уже и не сможем этого узнать, — ответил Теан. В его взгляде, пусть и смотрел он на зеркало, явственно читалось «и это точно не наше дело, пошли уже наконец отсюда».       — Осколки держаться крепко, их не сбить никакими ветрами, — раздался сзади глубокий голос. — Но предание гласит, что падёт последний — и этот мир потеряет надежду.       Мы, как по команде, обернулись, а Юлий и Тиоссанири сразу встали в боевые стойки. Ксатей попытался тоже, но Вера придержала его за плечо. У меня не было такой хорошей реакции, но я тут же повторила.       Прямо перед нами оказался высокий, неподвижный, как статуя, альв. Он висел прямо над обрывом, не пытаясь втиснуться на занятую нами узкую тропу и по виду совсем не испытывая неудобств и не боясь потерять контроль над левитацией. Альвы не дряхлеют и с возрастом не теряют свежести и красоты, не имеют вообще никаких признаков старости, но этот был полностью сед, и было понятно, что это совсем не естественный цвет волос. Его белая, как мрамор, коса спускалась ниже сапог — если он всегда носил такую причёску, то должен был привыкнуть жить, не касаясь земли. Он смотрел вроде бы на нас, но как будто сквозь. Я вдруг поняла, что в зеркало — то есть, в камень между осколками, но при этом так, как будто оно всё ещё было целым.       — Однако неисповедимы пути и тропы, как неисповедима воля Целого, и сегодня судьба привела нам ещё один Осколок, — продолжил он всё также безжизненно, как будто и не нам говорил. Мне даже сначала показалось, что губы его не двигались, но, когда я приложила дополнительное усилье, чтобы обратить на это внимание, он уже замолчал.       — Кто вы? — спросил Юлий.       Альв не ответил.       — И что вы тут делаете? — недовольно добавила Вера.       Он снова проигнорировал.       — Мы рады приветствовать тебя, дитя. Знаешь ли ты, что это за место, или же попала сюда случайно, не своею волей?       Мы растерянно пооглядывались и поняли, что смотрит он на Яню. Яня тоже это поняла и спряталась за Веру. Вера осторожно передвинула её за Юлия, а сама встала рядом.       Старый альв не растерялся и взлетел повыше, чтобы смотреть на неё сверху. Что, вообще-то, было очень невежливо — нам и так приходилось стоять, задрав головы, потому что он был той ещё каланчой, так теперь мы вообще едва могли видеть его лицо. А он прекрасно мог видеть наши. Но смотрел только поверх наших голов — на Яню.       — Ясно, — сказал он. — Ты знаешь, что ты Осколок, дитя, но больше ты не знаешь ничего. Что ж, на самом деле, это всё неважно. Пойдём, дитя.       — С чего бы это? — возмутился Юлий. — Она вас впервые видит, вообще-то, и точно не видит причин с вами куда-то идти. Может, объяснитесь хотя бы?       — Хотя бы. Может, вы представитесь для начала, что ли, прежде чем делать юной девушке неприличные предложения, — добавил Тиоссанири-эль.       — С княжичем бы поздоровались, — предложил Теан.       Альв проигнорировал всех троих. Он на них даже не глянул, он всё время смотрел только на Яню, причём глаза его будто бы были пусты.       Яня поняла, что он не собирается разговаривать ни с кем, кроме неё, осмелела и спросила:       — И правда… кто вы?       — Я Вессиальмарити-ань. Отец-председатель Осколочного Общества.       Я еле подавила смешок. Вера тоже.       — Отец-председатель? — переспросила Яня. — Как… настоятель, только председатель?       — Да, дитя, — кивнул он.       Он сообщал нам весь этот бред так возвышенно и надменно, что не смеяться уже не получалось. Неприлично, конечно, но он-то вёл себя намного неприличнее. Значит, и нам можно.       Яня осторожно высунулась из-за Веры и Юлия.       — А что такое Осколочное Общество? И почему вы называете меня Осколком?       Он покачал головой.       — Пойдём, дитя. Я всё объясню тебе по дороге.       Яня снова сдвинулась за Веру.       — Куда мы пойдём? И почему вы так... не замечаете моих спутников? Я без них никуда не пойду.       — В Город Яви. Но твои спутники могут войти только в Город Снов. Ты позже поймёшь, почему. Ты не должна к ним привязываться.       — Я к ним уже привязалась. — Она, казалось, даже рассердилась.       — Значит, отвяжешься, — невозмутимо ответил он. — Все поначалу не хотели их отпускать.       Яня долго смотрела на него своими светлыми глазами, и я вдруг поняла, что ни разу до этого не видела в них никаких отрицательных эмоций. Я, правда, и сейчас не была уверенна в том, что именно я вижу, но Яня была явно недовольна. И явно решительна.       — Я куда-либо пойду только в том случае, если вы мне всё расскажете прямо сейчас, а мои спутники пойдут со мной.       — Хорошо, — сказал альв с подозрительной покладистостью. — Читай, дитя.       Он достал и протянул ей книжицу, маленькую, но толстенькую, как часослов, и сам раскрыл её где-то в начале. Мы подобрались поближе к Яне.       Начиналась эта ересь уже интересно:       «И был мир божественен, и было в мире божественное. И счастливы были люди, и звери, и птицы небесные, и рыбы в воде своей, и гады всяческие земные и водные, поскольку наполняло их божественное и были они всем миром едины и божественны сами в себе.       Но люди несут в себе разум, как мягкий плод несёт в себе твёрдое семя, а красивая раковина — скользкого гада. А разум может нести в себе волю, как в семени своём плод может нести червя. И как червь несёт в себе червиные свои нечистоты, так воля человеческая несёт в себе грех.       И был человек, неназываемый ныне, и был он — женщина, вольна и свободна, и греховна была во всём, кроме чрева своего. И захотела она зачать дитя и стать ему матерью. Но была она стара, и растратила она всю душу свою, грехи свои совершая, и исторгло из себя чрево её двоих мертвецов, чёрных и изъеденных червями трупными прямо во чреве её, и бежала она во стыде великом от двоих праведных мужчин. И на третий раз смешала она кровь свою, слёзы свои, гниль и червей с двух мёртвых плодов своих, землю живую из божественного сада и гор священных, воду живую из реки, сад божественный обходящей, и все грехи свои все в семя это вложила, и сотворила злодейство великое, и зачала сама от себя же.       И явилось дитя её через три дня, и пожрало оно мать свою в день четвёртый, и пожрало оно плоды сада божественного своей в день пятый, и испило оно воды из реки, сад божественный обходящей, в день шестой, и познало оно, что мир божественен и что есть в мире божественное, и стало оно ничем, чтобы наполнило его божественное, ибо хотело оно стать единым с миром божественным и с божественным в мире том. И явило божественное волю свою, и не стало наполнять дитя зла сие, и заперло его там, где оно уже ничего не пожрёт, ибо пожрало уже всё, там бывшее. Разозлилось дитя греховное и решило пожрать само всё божественное. И было сильно дитя и огромно, и раскололось божественное на мельчайших осколков множество великое, и просыпались они по свету, и наполнили чрева матерей своих. И мир весь тот, что остался, лишился божественного, и несчастен стал столь же, сколь и ныне есть.»       Текст был некрасиво запихнут в эти две небольшие странички, и в конце буквы так налезали друг на друга, что их едва можно было прочитать. Создавалось впечатление, что этот разворот сделан специально для того, чтобы его вот так вот показывать. Возможно, так оно и было.       — Ты что-нибудь поняла? — спросила я у Веры.       Та фыркнула.       — Религиозно-сектантский бред везде одинаков, ничего интересного. Тихо.       Я затихла.       Яня странно смотрела на альва.       — Вы хотите сказать, что я — осколок вашего божественного?       — И твоего тоже, дитя, — благостно сообщил тот. — Ты попала в Осколочное Общество. Тут мы стремимся собрать все Осколки и вернуть Целое, чтобы мир вновь стал божественнен и чтобы вернулось в мир божественное.       — А как? — спросила Яня.       У меня в голове возникло куда больше вопросов, но я вдруг поняла, что альв не просто на нас не смотрел — он ещё и очень старался на нас не смотреть, как будто от одного взгляда можно было заразиться какой-нибудь нехорошей болезнью.       — Мы сольёмся воедино, — невозмутимо сказал он. И так спокойно сказал, буднично, как будто говорил он варке картошки или о чём-нибудь подобном.       И тут Яня сказала странно:       — А я этого хочу?       Она задала этот вопрос без капли скепсиса или сарказма в голосе, очень серьёзно, с настоящим непониманием.       — Дитя, — сказал он, — сейчас ты устала. Ты хочешь есть, пить, спать, оказаться в безопасном месте. У тебя есть спутники, обычные люди, и они хотят того же. Ты всё узнаешь и поймёшь позже. А сейчас — давай ты пройдёшь со мной в Город Яви, а твои спутники отправятся в Город Снов. А после — посмотрим. И ты, и они. Вы ещё не раз сможете увидеться на границе и обсудить всё, что вам необходимо.