Лицо врага: Окно второе

      — Чего мы хотим для начала? — председательски вопросил Юлий. — Мы хотим узнать, кто тайная советница. Идти к этой цели мы можем двумя разными способами: начать от царя, или же начать от Неяндра Хорогова, который, скорее всего, возглавлял тайную службу до неё. Ну, кто вам больше нравится?       — Девушки, вы знаете, чем известен Неяндр Хорогов? — обернулся к нам Теан.       — Он сумасшедший и его все боятся, — честно ответила я.       — С нами на курсе его падчерица учится, — добавила Вера. — У боевиков.       — О, — сказал Ксатей Кереньевич. — Тогда давайте с него и начнём.       Юлий сплёл заклинание библиотечного поиска на слово «Неяндр», и к нему с разных сторон налетела куча свитков.       Некоторые выглядели очень старыми, так что он задумчиво сообщил:       — Смотрите на дату. Думаю, стоит искать в тех, что не раньше… ну, пусть будет тысяча двести восьмидесятого. Вроде он к тому времени уже родился, но был ещё ребёнком? Ребёнком он нас не интересует, конечно, но вдруг чего важного найдём. Тайны Рогатого Замка, например.       Тайны Рогатого Замка я знала и так, ещё лет с семи по тайникам и потайным ходам лазила, но сообщать об этом никому не собиралась.       Юлий же очередным плетением повыбирал и отложил в сторону слишком старые свитки, и наша куча превратилась в маленькую кучку.       — Ну, потом по местам разложим, — сказал он, критически оглядев своё творение. Где остались эти самые места, никто из нас уже, конечно, не помнил. Но мы подозревали, что из местных — тоже, так что всё было в порядке.       Каждый подтащил себе по свитку, и мы принялись читать про личную и не очень жизнь моего дорогого отчима.       У Неяндра была лишь одна дурная привычка: когда он волновался, беспокоился, он брал Надею на колени и подолгу с ней так сидел. Или, если беспокоился совсем уж сильно, поднимал её на руки и начинал так ходить. Надея успокаивала.       Надея умерла. Брать её на руки теперь было отчего-то страшно. Он ненавидел себя за это, но прикасался к ней — даже кончиками пальцев — очень редко, только во время очередных попыток её вернуть. Она была холодна. Это было невыносимо.       Он собирал её душу руками, по капельке, по малейшей крупиночке, и вкладывал в зеркала её глаз. Глаза отражали весь мир, но всё ещё внешний, не внутренний. Крупинки души помогали не сильно.       Так странно — он брал себе в руки её душу. А к ней самой прикасаться не мог.       Мне — вот уж странно-то — аж даже плакать захотелось. Как будто я могла ему сочувствовать.       Я отложила свиток в сторону. Взяла другой. И вдруг заметила, как странно на меня смотрит Тиоссанири-эль. Как будто я внезапно превратилась в агента тайной службы и вот-вот кинусь убивать всех присутствующих.       — На, почитай, — сказал он и передал свиток Юлию Сердвеевичу.       Дальше свиток перешёл к Теану Мирковичу, а потом — к Ксатею Кереньевичу. По итогу они все странно, напряжённо на меня смотрели.       Ксатей Кереньевич, однако, о чём-то подумал, оттаял и спросил:       — И что?       — И что? — повторила Вера, прочитав. В её голосе отчётливо слышалось рычание, она встала, подняла меня и грубо задвинула себе за спину.       И свиток отдала.       В последнее время крысы её будто бы преследовали. Они были везде, куда бы она не пошла, они шныряли вокруг и кидались под ноги. И у многих, наверное, даже у всех, глаза отсвечивали зелёным, красным или чем-то странным и незнакомым, но, наверное, того же рода.       Хеле казалось, будто она сама не заметила, как начала разлагаться, и эти твари сбежались пожирать её гниющую плоть, и скоро, совсем скоро приступят к делу, не обращая внимания на то, что она живая, в сознании, будет кричать и, возможно, сопротивляться.       Это, конечно, всё было бредом, глупой иллюзией от усталости и безысходности, но однажды они и правда сбежались. Загнали её в безлюдный переулок, окружили. Были ранние сумерки, светлые и прохладные, солнце уже зашло, и было почему-то совсем не страшно. Странно — когда она шла убивать царя, и то было страшно. А тут — так спокойно. Так бессмысленно… А может, она уже просто привыкла.       Но почему-то эти твари не нападали. Просто шевелились вокруг, перетекали, как будто она стояла в огромной луже серой и бурой грязи. А потом и вовсе расступились, давая проход какому-то человеку.       Как её кто-то мог найти? Он… её нашёл? Она его не знала, раньше точно никогда не видела. Он выглядел немолодым, хотя и ещё не старым, и очень усталым. Холёное лицо аристократа, длинные русые волосы с проседью, забранные в высокий хвост, чёрный камзол и чёрный же плащ — Хеля почему-то сразу поняла, что это не стиль такой и не прихоть, а глубокий траур. Поначалу он смотрел сквозь её, хотя знал, что она в центре крысиного моря. От его пальцев быстро и деловито протягивались к крысам грязно-бежевые магические нити, протягивались и отходили обратно, а на некоторых — изначально были ошейниками. Некромант. А потом он бросил что-то в центр, в неё, и Хеля даже зачем-то поймала, и тут же ощутила противную пустоту на месте магического резерва, и поняла: теперь он её увидел. В её ладони была тонкая пластинка из металла — сосущий амулет, уже заполненный и бесполезный. Так просто.       — Восстановить невозможно, — зачем-то сообщил незнакомец. Зачем? Она и так прекрасно знала. Да и зачем бы ей восстанавливать? Ей достаточно доверяют в Отрядах… Или уже нет? Ладно, наверное, уже нет.       Но послали же зачем-то этого человека её спасать? Собственно, кто же ещё его мог послать, такого искусного некроманта, имеющего сосущие амулеты — кто ещё мог их иметь, кроме тайной службы? Не стольгородцы же её к себе перетащить решили.       Вот только никто не мог знать о том, что она ещё жива. Никто не мог. Она не оставляла никаких знаков и посланий, не пыталась ни с кем связаться. Да, она пакостила тайной службе, обосновавшейся теперь в городе. Крупно пакостила — освобождала заключённых, подорвала два пороховых склада, анонимно отправила своему командиру всё важное и просто интересное, что нашла в бумагах службистов и губернатора, убила исподтишка сто шестьдесят семь — она считала — человек, и службисты теперь боялись даже ходить по улицам в одиночку. Однако связать это с ней вряд ли смогли бы. Она же умерла. Она старалась не дать понять никому, что жива.       Крысы разбежались мгновенно, как будто их и не было. Человек же подошёл к ней, заглянул ей в лицо с любовью, облегчением и каким-то усталым смирением.       — Ну? — спросил он строго, но было видно, что он просто не знает, что ещё сказать.       Хеля раньше никогда его не видела, а он вёл себя так, как будто прекрасно её знал. Он искал не её. Он искал Хелену Белозёрную, и от этого сделалось совсем горько.       — Я не Хелена Белозёрная, — просто сказала она. Наверное, надо было солгать, развернуться и убежать, но не хотелось совсем. В конце концов, он искал Хелю Белозёрную, и искал так, что аж нашёл её в этом состоянии почти бестелесного невидимого призрака, и он, наверное, заслуживал ответа. — Мы поменялись с ней телами. Я Хельгия Болотная, и я не знаю, где она.       Он коснулся её нитью магии, определил личность — действительно искусный маг, раз знал, как это сделать. И его взгляд заледенел. Так, что стало страшно. Показалось даже, что он сейчас её убьёт. Но вместо этого он лишь взял её под локоть, аккуратно, не показывая ни тени злобы и недовольства. Сказал:       — Понятно. Значит, вы поможете мне её найти.       Она лишь кивнула, что же ей было ещё делать. Посмотрела слегка вопросительно — он не представился.       — Узнаёте? — спросил он, заметив её взгляд.       Покачала головой.       — Неяндр Веяславович Хорогов.       — Ты — Хелена Белозёрная, — сообщил очевидное Юлий Сердвеевич.       — Поздравляю, Хель, ты спалилась. Я тоже, — весело сообщила Вера, клыкасто улыбаясь. — Что делать будем?       Однако меня, честно говоря, это волновало не слишком сильно. Не сильнее того, что я только что прочитала.       — Вер. У меня другой вопрос. Что в моём теле умудрилась сотворить Хеля?       — Попыталась убить царя, разве непонятно? Думаю, она давно это планировала. Ещё с тех пор, как вы впервые поменялись с ней телами. Поздравляю, кстати: она тебя крупно подставила. А ещё теперь тебя ищет отчим.       Остальные всё ещё смотрели на меня.       — Верислава, — обвиняюще начал Юлий Сердвеевич, — ты ведь оборотень, верно?       — Ага, — отчего-то довольно кивнула Вера.       — И ты знала, что под маской Хельгии Болотной скрывается Хелена Белозёрная.       — Разумеется. Я помогала им с ритуалом.       — И… как вы можете дружить с… Хеленой Белозёрной? \       — О, это замечательная история! Я втёрлась к ней в доверие специально, чтобы побывать в Рогатом Замке и убить Неяндра Хорогова.       Вера была единственной, кто вообще не побоялся со мной связаться. Вначале просто думала, что она очень хорошая, и смотрит на поступки человека, а не на его фамилию.       — Если честно, получалось у тебя плохо, — сообщила я ей.       Я в какой-то момент догадалась, что она не человек. Но сначала хотела убедиться, что это действительно так, что она действительно дружит со мной затем, чтобы за кого-то отомстить. Я не хотела подставлять под подозрение и обижать хорошую подругу.       — Ты мне это уже говорила. Не мешай. Я хочу рассказать это всё эпично, чтобы они прям прониклись и не убили нас прямо сразу.       Я всё убеждалась и убеждалась, никак не решалась настучать отчиму и тайной службе… И тут погибла мама. А отчим сошёл с ума.       Только Вера была со мной, когда это произошло. Только Вера меня утешала, только Вера меня поддерживала. И только Вера пообещала убить этого гада, чтоб сам не мучился и нас не мучил, и упокоить маму.       Тогда я взяла её в Рогатый Замок — настояла на том, что вернусь домой только с ней.       — Ну ладно.       — Но Хеля быстро обо всём догадалась. И… взяла меня с собой в Рогатый Замок специально, чтобы я могла достичь этой цели. И — я даже пыталась. Раз так пять пыталась. А потом поняла, что он настолько поехал крышей на своём горе, что смерть его, наоборот, только осчастливит. И решила, что пусть он мучается дальше.       А мне она сказала, что пока слишком слаба и не может.       Но… это ведь всё уже в прошлом.       Не знаюб, зачем, я добавила:       — Хельга тоже хотела моего отчима убить. Только потом решила, что не будет. Но я всё равно меняюсь с ней телами, потому что ей это нужно, а мне несложно сдавать за неё её хвосты.       — Звучит это всё, конечно, очень интересно, — заявил Юлий Сердвеевич. — Но я в жизни в это не поверю.       — Больно надо, — сказала Вера. — Без драки разойдёмся, да и всё на этом.       — Не факт, — осторожно сообщил Теан Миркович.       Все стояли молча, не очень понимая, что делать дальше.       Ко мне подошёл Ксатей Кереньевич и сунул в руки ещё два свитка.       — Вы хотели знать, — сказал он.       В город Неуместь приехал царь. Важное событие для важных людей! Город перекапывали две недели, из—за ремонта всего, что под руку попалось, было сложно даже просто выходить на улицу, было сложно даже без ужаса выглядывать в окно, к заполнению тюрем до нужного уровня подключили даже городскую стражу, а ещё утроили вознаграждение за бдительность. Естественно, все разумные отрядники разбежались из города за месяц, все неразумные — выбирались потайными ходами и прочими огородами уже ближе к делу, так как очень быстро стража начала досматривать всех выезжающих.       Хеля сразу же написала анонимный донос на хозяйку квартиры (та как раз уже начала что-то подозревать), попросила у пришедших арестовывать её службистов разрешения пожить до конца лета. Никто не был против. Потом ещё нахально пришли с обыском по чьему-то ещё доносу. Хеля не менее нахально показала паспорт и с максимально растерянным видом сообщила, что её, наверное, оклеветали. В этой глуши не посмели перечить падчерице «того самого Хорогова, который» и пошли арестовывать того, кто оклеветал. Она даже не поинтересовалась, кого именно.       У неё была цель.       К царскому приёму на всякий случай готовилась в ночь перед оным. Всё нужное приобрела, конечно же, до этого, причём довольно давно, как только узнала о готовящемся, но ничего не делала — предвидела обыски. Перед очень важной ночью специально сбивала себе режим, чтобы точно ни в чём не ошибиться.       В Школе на факультативной алхимии учили синтезировать магическую взрывчатку, а сама она вычитала всё нужное для пробива чужих заклинаний силой эмоций и жизни, с трудом и чужим именем добившись пропуска в закрытые отделы стольгородской центральной библиотеки. Хеля поставила синтез, окружила нитью с ускоряющим излучением и села наблюдать. Хотела повторить план действий, но кинула взгляд на приготовленное платье и поняла, что что-то важное она забыла. А именно — что на балы царские ходят в дорогих вещах, а не в чём попало. Ну, чем попало она, конечно, своё платье назвать не могла — оно было самым удобным в сложившейся ситуации, а ещё недавно такие платья, прямые, без намёка на талию и без оборок, как раз вошли в моду, к великому счастью Хельгии. Но по этому платью было, пожалуй, излишне заметно, что по цене оно, мягко сказать, ни царского бала, ни падчерицы Неяндра Хорогова не достойно. Может быть, это было бы ещё ничего, Хороговы—Белозёрные всегда были известны безразличием к таким условностям, но в этой глуши вполне могли об этом и не знать. Хеля совершенно не хотела прокалываться на такой мелочи. Она не хотела, чтобы её смерть была напрасной. Пришлось ускорить синтез ещё немного и сесть хотя бы вышивать подол. Хеля это делать умела хорошо, быстро, она этим и не только этим зарабатывала, а в детстве помогала маме в мастерской, но сейчас всё равно боялась, что не успеет или допустит ошибку. Долго ругала себя, что не сообразила купить ничего поизысканней, тем более что съёмная квартира так удачно стала бесплатной, но ничего уже сделать не могла и только старательно вышивала. К утру, разглядывая золотистого дракона с алыми глазами, золотисто-красных бабочек и облака, поняла, что это всё, во-первых, теперь выглядит хоть и скромно, но уже прилично, и, во-вторых, даже хорошо, потому что так у неё не было времени на сомнения и глупые желания. Ничего, очень даже красиво. А при дворе ведь, говорят, вышивка всегда была в моде. И вообще, за счёт огромных расстояний между пуговицами это платье было самым удобным для исполнения её плана, не стоило бы от такого отказываться. На всякий случай, чтобы сделать вид побогаче, Хеля надела браслет и колье, золотые, с рубинами. Добрая Хелена в июне выдала не только денег, но и новые подаренные отчимом украшения. Сразу, правда, призналась, что терпеть не может всё то, что выдала, так что для чистоты образа их лучше не использовать, но ведь могут же быть ситуации, когда неплохо бы иметь богатый вид… Украшения ей очень шли. Хельгия подозревала, что нелюбовь к ним основывалась только на том, что их подарил отчим, но их отношения же уже выровнялись, разве нет? Впрочем, не её это дело.       Извини, Хеля.       Впрочем, она же всегда сможет сказать что-то вроде «отрядники украли мои документы, а эти глупые стражники не смогли отличить меня от Хельгии — почему я должна страдать из—за чьего-то там непрофессионализма?!», и её отчим ведь её любит, несмотря ни на что, и всё ещё имеет влияние, говорят, дружен даже с самим тайным советником.       Прости, Хелена, но страна важнее.       На бал её, конечно же, никто не приглашал. Но и не пустить не посмели. Местная городская стража, охранявшая подходы к губернаторскому дворцу на улице, сдалась на фамилии «Хорогов». Стража во дворце, вернее, кажется, тайная служба, так долго не продержалась — им хватило и «Белозёрная». Спросили, правда, не знает ли госпожа, почему её не пригласили, но кто-то сзади шикнул что-то типа «ну это же Белозёрная», и её пропустили так. Хеля решила надменно не отвечать.       В зале она танцевала что умела, стояла в углу и ждала белого танца. В основном стояла в углу — магические проверки ожидаемо не пискнули, но она всё равно безумно волновалась и поэтому боялась сбиться с шага. Бомба на поясе под платьем неприятно холодила живот, и Хеля старалась думать о том, что надо было что-нибудь под этот пояс надеть, а не о том, что подрывать себя, не согласовав это ни с кем из товарищей — плохая идея. Думала, что надо было всё-таки специально не выспаться, чтобы ничего не соображать и поэтому чисто физически не мочь думать, и старательно воскрешала в душе пустое отчаянье последних месяцев. Почему-то сейчас, когда до завершения всего осталось недолго, оно потихоньку исчезало. Это пугало. Она боялась, что не сможет.       Какая-то женщина, выделяющаяся среди прочих очень красивым (Хеля профессионально оценила количество работы и примерную стоимость и мысленно присвистнула), но «старого» фасона платьем и обувью без каблуков, тоже почти не танцевала и часто в сторону Хели поглядывала. Девушка боялась и не хотела смотреть в ответ. Хотела, чтобы всё это как можно скорее кончилось. Потом к ней подошёл некто с уже знакомым взглядом. Хеля сообщила, что не танцует. Некто ничуть не смутился и ответил, что она арестована. Девушка сначала растерялась, но потом спросила, знает ли об этом её отчим. Теперь уже растерялся некто, извинился и убежал к кому-то уточнять. Но теперь уже стало понятно, что громкими фамилиями ей не откупиться: если дело дошло до агентов, приехавших лично с царём, то слова о могуществе и связях какого-то старого сумасшедшего в отставке — пустой звук. Только слова. И они это прекрасно знают.       Но тут, когда Хеля уже не только изменила решение, но даже успела устать ждать, пока царь подтанцует-подойдёт поближе, объявили белый вальс. Какой-то там из очень фигурных, схему Хеля помнила плохо, а то и, возможно, совсем не помнила, но… ей же только подойти, верно? Она пошла.       И царь пошёл. В какой-то тёмный коридор. И вся охрана за ним пошла. То ли вдруг решил что-то важное кому-то приказать, то ли ему просто надоело тупо ходить под музыку, то ли по нужде захотел. Неважно. Ведь делать всё равно было нечего, и Хеля пошла за ним. Женщина в красивом платье и без каблуков — за ними. Хеля, не оглядываясь, пошла быстрее, но старательно вслушивалась в шаги сзади, и вскоре поняла, что женщина слегка хромает. Сама же она старалась идти как можно тише. Потом был поворот, а за ним дверь, перед которой царь ненадолго задумался и потом открыл. Хеля за это время успела подойти совсем близко, а женщина была ещё за поворотом, хотя, судя по звуку, уже почти бежала и хромала куда ощутимее. А царь открыл дверь. Вошёл. И Хеля — за ним. А там обнаружилась куча народу: губернатор, мэр, то-то она их на балу не заметила, какие-то приближённые, охрана — видимо, это было что-то важное. Во время бала? Зачем? Но все посмотрели на неё. И царь вдруг понял, что что-то не так, и тоже хотел было обернуться. Хеля, не думая, пустила огненную волну по комнате, уничтожая всех, кто не озаботился магическими щитами и оглушая и путая остальных, и быстро, стараясь не думать вообще ни о чём, нажала на маленький рычажок под платьем.       Прости, Хелена Белозёрная, прости…       Но ничего не произошло. Волна была рассеянна чьей-то магией, женщина в коридоре, кажется, споткнулась и упала, к ней уже неслась охрана, царь спрятался за кого-то…       Хеля даже не успела понять, что произошло, но по привычке закрылась щитом, пустила ещё одну волну и несколько молниевых пульсаров. Судя по крикам, кто-то пострадал, но в огне этого не было видно.       Потом только поняла, что бомба не взорвалась.       …вообще-то, надо было жить. Надо жить — за родину надо жить, ведь если каждый будет умирать… Если каждый будет умирать за свободу, то на свободу не выйдет никто. Если каждый будет умирать за родину, то её не останется, умрут все люди в ней. Если каждый будет умирать на пути к цели, то до цели не дойдёт никто. Это говорили различные лидеры. Это говорили в Отрядах Будущего перед каждой операцией, передавали друг другу, как очень важное, немногим доступное знание, это шептали в боях, как молитву. Хеля сначала соглашалась, верила и шептала тоже, но потом, после стольких долгих месяцев отчаянья, перестала, согласилась с царём и его армией. Но почему-то именно эти слова пришли ей в голову сейчас, когда умереть за свободу она не смогла.       Хеля всё ещё не могла согласиться.       Но пришлось лезть под платье, сдирать с себя пояс, раздирая кожу магией и не ощущая, пояса или свою, и швырять его в центр комнаты, поджигая уже плетением. И теперь уже взрыв случился, такой, что даже Хелю вынесло за дверь, а царь, кажется, вылетел в окно. Женщина в коридоре как раз бежала к Хеле, но снова упала, хотя в этот раз исхитрилась запустить в неё чем-то неприятным, от чего девушка отмахнулась щитом, очень удивившись, сколько силы это отняло. Что-то явно было очень заковыристым. Женщина лёжа начала выплетать что-то ещё, сложное и незнакомое… но почему-то остановилась. И Хеля тоже ничего с ней сделать не пыталась.       Неожиданно даже для самой себя, зарыдала.       И даже не знала, почему и зачем. Она пришла умирать, она не умерла, она прямо сейчас могла умереть именно так, как ещё недавно сама того очень не хотела — бессмысленно. Но ей было всё равно. Она этого… хотела? Или она ничего не хотела? Она не знала, чего хотела?       Она ничего не знала. Она просто рыдала.       Она не почувствовала, как потеряла контроль над защитой от телепатии. Она не увидела, как женщина развеяла своё плетение. Она не услышала, как женщина встала и вздохнула, посмотрев на порванное платье. Она не приняла жуткого, неожиданно понимающего взгляда.       — Ты уже умерла, — сказала ей женщина. — Но тебе придётся с этим существовать. И знаешь… я тебе даже мешать не желаю.       Хеля удивлённо подняла глаза, но женщина с нею уже не разговаривала. Она пошла в выжженную комнату, подхватила кого-то на плетение и перенесла, оставив после себя предательскую чёрную дымку. Хеля ни о чём не думала. Она продолжала плакать. Вокруг суетилась охрана, слуги. Искали виновных, но её словно бы никто не замечал. Сначала Хеля просто сидела, ни на что не обращая внимания. Потом начала соображать. Потом пришла в ужас, потом была в шоке. И только потом, когда чья-то нога прошла сквозь её руку, поняла, что на ней была выплетена очень сильная, наверное, даже архимагистерская невидимость, неощущаемость и бестелесность.       Цензурных слов на этот текст у меня не было, так что я просто передала свиток Вере и начала читать второй.       Город умирал медленно — несколько месяцев. Он маленький, и его несложно убить весь сразу, но это надо делать аккуратно, бережно и рассудительно. Тайной службы теперь было даже больше, чем местной стражи, а в последнее время всё чаще казалось, что больше даже, чем местных жителей. И они не делали выбора, они просто хватали всех и обыскивали всё.       Её не искали — считали погибшей. Искали сообщников. Их не было. Город конечно же, закрыли сразу, заперли все входы-выходи, закрыли от телепортации, заплели по периметру щитами как стеной, действительно весь, Хеля никогда раньше не видела заклинаний такого масштаба, а вокруг ещё и сигнальный контур поставили, чтобы неуловимые сообщники не могли перелететь. Не выпускали из города, да и пускали внутрь тоже с долгими проверками, даже самих службистов — а вдруг неуловимые сообщники успели кого-то завербовать?       Сообщники, правда, были вполне уловимы. Неуместь — город небольшой, и тюрем в нём было немного, и все эти тюрьмы уже трещали по швам, а людей всё арестовывали и арестовывали. Потом начали увозить тех, чья вина была подтверждена.       Хеля не знала, какая у них была вина. Все, у кого она была на самом деле, покинули город ещё до того, как царь покинул столицу. Покинули все города, которые он должен был посетить. Хеля точно знала, что к его приезду она в городе осталась совсем одна. Даже без стольгородцев.       Что ж. Царь не любит, когда его убивают.       Кем была Хеля, не знал никто, но тихо ненавидели её все. Она тоже ненавидела себя тихо. Даже когда возникало желание прийти и честно во всём признаться, она понимала, что этим сделает только хуже — в отсутствие сообщников не поверят, но зато она подставит Хелю, единственного, пусть о том и не знающего, настоящего сообщника. Сдаст, вернее — она её уже подставила. Но если вдруг им удастся проходить в телах друг друга до победы Отрядов Будущего… В победу теперь верилось почему-то совсем слабо. Наверное, потому, что Хеля всё ещё слишком верила в себя.       Не смогла.       Стыдно почему-то было не за это. То есть, за это, но… не совсем. Стыдно было перед всеми, кого из-за неё схватили без вины. Перед своими, у которых теперь станет в разы больше проблем с тайной службой, и которых она даже не предупредила. Перед Хелей Белозёрной, которая в её планах сначала должна была умереть вместе с ней, а теперь вот оказалась неудавшейся цареубийцей, да ещё и мёртвой. Странно — до этого не было никаких мук совести: ну, умрёт Хеля — и умрёт, и что с того, очередная жертва во благо. А теперь вот стало за это стыдно.       Хеля Белозёрная ведь совсем не хотела во всё это лезть. А теперь вот оказалась замазана по самые уши, да ещё и не знает пока об этом, ведь наверняка эти события скрыли, да ещё и совсем одна — у неё-то нет Отрядов Будущего, у неё есть только Вера, которая, хоть и вроде как не чужая, но найти им обеим помощь не сможет. А ещё у Хели Белозёрной есть отчим. Он, конечно, сумасшедший и не выходит из своего замка, но выйти может. И выйдет. Как только узнает, что некая Хелена Белозёрная пыталась убить царя. То есть, ему наверняка уже сказали об это. Или не сказали, а пришли и арестовали? Или… пришли и не смогли арестовать? Про Неяндра Хорогова ходили такие легенды, что страшно становилось заранее, а тем, кто придёт его арестовывать, заранее хотелось посочувствовать. Вряд ли выживут. Хеля никогда его не видела, но представляла не иначе, чем всемогущим конкурентом самой смерти, управляющим армией неуничтожимых и владеющих магией мертвецов. Или чем-то вроде того. Нет, конечно Хеля понимала, что всё это сказки, а Вера и Хеля Белозёрная вообще говорили, что он безобиден, действительно не выходит не только из замка, но и даже из лаборатории, а мертвец у него один — мама Хели Белозёрной. От этого становилось только жутче и противнее, и в его безобидность совсем не верилось. Верилось только в то, что армию мертвецов он где-то прячет. Хеля Белозёрная соглашалась, что так может быть, а Вера смеялась и говорила, что это бред. Ну так и не Вера здесь падчерица самого Хорогова. Он ведь просто не мог не иметь таких тайн. Не зря же во время гражданской войны его называли Кровавым, и не зря же говорят, будто раньше он был тайным советником, а потом просто слетел с катушек настолько, что даже царь его начал бояться.       Только какая разница? Какая разница, кто он, что с ним и что он может, если своей проблемной падчерице он ничем не поможет?       Тут уже никто не поможет. Никому. То, что натворила она, уже никто не сможет исправить. Разве что вот прямо сейчас, ну, допустим, за неделю, случится переворот, кто-то другой убьёт царя, и вот тогда только может случиться что-то хорошее. Наверное.       Последнее покушение на царя было шесть лет назад. И Хеля как-то совсем забыла, что повесили две тысячи триста сорок семь человек и ещё около семи тысяч посадили. Вообще-то — население маленького города. А ведь она совсем не думала о том, что может случиться, если у неё не получится. Она думала только о себе. Мол, она в любом случае умрёт. А кто ещё умрёт, кроме Хели Белозёрной, она не думала. Какая же она была мерзкая эгоистка.       Даже сейчас она единственная была в безопасности. Мирея Марская, фаворитка царя, оказавшаяся даже более пугающим существом, чем Хорогов из рассказов, наложила на неё что-то странное, незнакомое, неснимаемое и не менее страшное. Хеля была невидима, она свободно проходила через предметы и людей, хотя спокойно касалась почти всего, чего сама хотела коснуться. Она будто бы стала призраком. Временами она даже думала, что это её всё только кажется, а на самом деле она просто умерла и стала призраком, но это, к сожалению, не могло быть правдой — ей всё ещё нужно было есть и пить, она могла плакать и чувствовать боль, и от неё разбегались крысы. Они её видели, в отличие от людей. Или чуяли. Какая разница.       Наверное, это Марская её так наказала. Она ведь говорила… Она ведь говорила. Говорила, что Хеля уже умерла, но ей придётся с этим жить. Она это имела в виду? Или?       Хеля ходила по городу призраком. Она могла ночевать где угодно, брать что угодно, проникать куда угодно. Разве что из города выйти не могла — ещё одно подтверждение того, что она жива. Да и если бы могла… Она не хотела.       Она вообще уже ничего не хотела, но, почти как настоящее привидение, ничего не могла.       Вера прочитала и второй свиток.       — Ей с твоим отчимом будет хорошо. Оба настолько поехавшие, что сойдутся, — прокомментировала она. И зло швырнула оба свитка в Юлия. — Вы, конечно, думайте и делайте, что хотите, — сказала она, — но Хеля вам всем, террористам хреновым, сделала большое одолжение. И вам следует это хотя бы уважать. Вам ясно?       Я чувствовала себя здесь совсем ненужной. Вера не должна была меня так защищать. И ещё, ну почему я сама не способна сказать им всем ни слова?       От кинутых Верой свитков Юлий Сердвеевич просто отмахнулся.       — Девушки, вы знаете слишком много, — и на пальцах его замерцало плетение. Я еле успела выставить щит и прикрыть нас с Верой.       — Ты всё ещё хочешь в Отряды Будущего? — жёстко спросила я у Веры. Да, я сразу поняла, что не должна была этого говорить, особенно после того, как она меня сейчас защищала. Слишком жёстко. Но… Ну, я должна была это спросить, а за тон потом извинюсь. Она же не сильно обиделась?       — Нет, — ответила она, клыкасто улыбаясь. — Теперь я подумываю о Новом Престоле. Может, хоть там на союзников не кидаются.       — Хороговы нам не союзники, — заявил он, кидаясь новым плетением, более мощным. Я увернулась, Вера — тем более.       Конечно, схватку с таким серьёзным боевиком, мятежником из Отрядов Будущего, мне было не выиграть. Я даже атаковать не пыталась. Ушла в глухую оборону, и всё равно чувствовала, что скоро не смогу его сдерживать. Хорошо хоть Веру дополнительно защищать не приходилось — она носилась вокруг рыже-зелёной тенью, и Теану Мирковичу самому приходилось закрываться щитами от физических воздействий. Вот уж… два целителя сошлись. И два боевика — Юлий Сердвеевич вполне успешно прижимал меня к стенке.       — Всё, хватит!       — Остановитесь, или я его убью!!       Это прозвучало практически одновременно. И практически одновременно с этим между мной и Теаном возник Тиоссанири-эль. Причём встал он ко мне спиной, как будто совершенно не боялся, что я могу его убить вот прямо сейчас.       И тут я увидела Веру. Она держала Теана Мирковича за шею — от мест, где её когти впивались в кожу, текли тоненькие красные струйки — и держала у его горла меч.       — Саня, ты с дуба рухнул?! — рыкнул Юлий.       — Нет, — спокойно ответил княжич. — Я просто хотел сообщить, что я не вижу причин так оскорблять и уж тем более уничтожать Хелену и Вериславу. А также я обращаю твоё внимание на то, что девушки имеют заложника, потеря которого недопустима.       Юлий обернулся.       — Теан, какого хрена?!       Тот всего лишь развёл руками.       Ну да, а чего он ещё хотел? Обычных человек без особых боевых навыков — и против оборотницы. Очень воинственной оборотницы, я бы сказала.       — Саня, почему ты его не защитил?       — Потому что Верислава без причины не убьёт. А ты — можешь. Вернее, ты можешь дать ей достойную причину, — невозмутимо сообщил он.       — С чего вы решили? — возмутилась Вера. — Хоть пальцем тронете Хелю — так я не задумаюсь!       — Потому что я всё-таки жил с вами несколько дней, — ответил он, и в голосе его слышалась лёгкая улыбка. — Юль, прекращай. И извинись. А то можешь и меня заодно из Отрядов выгнать, у меня старший брат уж больно тиранистый.       Юлий Сердвеевич теперь выглядел не только зло, но и удивлённо.       — В смысле? Это другое!       — Нет, это то же самое. Кто лучше как человек — Ассиохари или Неяндр Хорогов? А ведь Хелена ему даже не кровная родня.       — То есть, ты хочешь, чтоб я оставил всё как есть? Может, мне ещё и в Отряды Будущего их принять? Рассказать им что-нибудь интересное, чтобы они потом тайную службу нашли, чем порадовать?       — Интересного можешь ничего не рассказывать. Но просто так кидаться на союзников я тебе не позволю.       — Не позволишь? А ты, случаем, не забыл, кто у нас Отряды Будущего возглавляет?       — А ты, случаем, не забыл, зачем мы тебе, возглавляющему такому, в Совете Будущего нужны?       Ой .       — Так вы что, самый главный в Отрядах Будущего? — спросила Вера.       — Саня, это знать им тоже было необязательно.       — Ничего, — язвительно сказала Вера. — Мы ему не поверили.       — Юлий, Сань, — подал голос Теан Миркович. — Может, вы меня уже спасёте? Больно, знаете ли.       Вера чуть ослабила хватку и сообщила:       — Я требую магическую клятву о непричинении вреда ни Хеле, ни мне. Ото всех. Формулировка стандартная.       — Я-то тут причём? — страдальчески спросил Ксатей Кереньевич. — Я с этой компанией почти что и не знаком.       — Вы тут ни при чём, от вас я ничего и не требую.       Юлий Сердвеевич задумчиво посмотрел на Веру. Та в ответ посмотрела со злой решимостью в глазах.       — Юль, тебя можно и голосованием сместить, — жёстко сообщил Тиоссанири-эль.       Когда клятвы были принесены, Вера Теана Мирковича честно отпустила. Юлий смотрел на всех очень зло.       Тиоссанири подошёл к нему и молча сунул ему в руки свитки. Те самые, про Хельгу.       — На, почитай. Пока ты тут на союзников кидаешься, кто-то что-то полезное пытается делать.       Мы с Верой отошли в сторонку.       — Прости, — сказала я.       — За что?       — Тебе пришлось меня защищать. А я…       — А ты при необходимости сделала бы то же самое. Я же тебя знаю.       Я не нашла, что на это ответить.       — Успокойся, — мягко сказала она. — Пойдём с этим гадом поругаемся. Глава Отрядов Будущего — вот же! Как это у него до сих пор все Отряды не разбежались.       Я тихо спросила:       — А нам оно надо?       Вера вздохнула.       — А мы теперь всё равно с ними в одной лодке. Я не знаю, что теперь предпримет Неяндр Веяславович… он сумасшедший, он редкая сволочь, но он тебя любит, понимаешь? — как-то отчаянно сказала она. — Но… вряд ли он уже сможет что-то сделать. А мы… мы теперь против царя, мы мятежницы. Нам придётся быть с ними. Мы теперь с ними правда в одной лодке.       — Мы утонули. Нас из неё выкинули, — напомнила я.       — Ну нет, мы ещё живы. А как выкинули… так и обратно закинут. Я их заставлю, не волнуйся. Пошли, почитаем всякую дурь.       Пришлось кивнуть и пойти.       Это так странно, на самом деле. И глупо. Я ведь на самом деле такая избалованная. Я как-то привыкла, что всё случается так, как хочу я. Отчим не в счёт, я уже почти смирилась с ним, с тем, что он делает, отложила это всё подальше вглубь сознания. Я так привыкла, что ко мне все хорошо относятся, или хотя бы делают вид, что хорошо относятся… Я так привыкла. Наивная.       Юлий Сердвеевич смотрел на меня злобно. Тиоссанири — с сочувствием. Теан Миркович вообще на меня не смотрел, он что-то зло выговаривал Юлию. Но тихо, я не могла ничего расслышать.       — Вы всё ещё согласны с нами сотрудничать? — как-то осторожно спросил княжич.       — А вы? — со странным весельем ответила Вера.       — Мы извиняемся за поведение нашего товарища. Хотя его можно понять. Однако мы будем очень рады всякой посильной помощи. Со своей стороны хочу добавить, что понимаю вас и очень сочувствую.       — Это взаимно, — ответила я.       — Благодарим за понимание и доверие, — добавила Вера.       Он кивнул, и мы пошли продолжать читать — что нам ещё оставалось делать?