Лицо врага: Окно второе

      Явно вопреки его желанию, новость была воспринята без особых эмоций.       — И ты до сих пор нам не сказал, — почти спокойно прокомментировал Юлий Сердвеевич.       — Я... забыл. Со всем этим...       — Идиот.       — Ну так я сразу сказал, что я идиот. Ты прослушал?       — Так, — сказал Теан Миркович. — Мы, помнится, знали, что Мирея Марская создавала что-то подобное для царя. Но то, что это уже создано? И, ты уверен, что это оно? И откуда ты это узнал? Может, это ловушка?       — Волот бессмертен? — уточнила Вера.       — Я подслушал разговор Волота и Миреи Марской. И не только разговор.       — При каких обстоятельствах? — строго спросил Юлий. — И когда?       — За два дня до того, как мы бежали из Золотицы. Это на самом деле довольно дурацкая история. Я влез куда не надо, случайно. И подслушал их разговор. Она говорила, мол, мы создали рабочий вариант. Предлагала провести ритуал — и Волот сказал, мол, прямо сейчас. И я умудрился пробраться за ними в ритуальный зал. Смысла ритуала я не понял, повторить не смогу, но ритуал был на основе этого артефакта. А потом я его спёр.       — Понятно.       — Что ничего не понятно?       — Ну, примерно.       Какие-то у нас с Верой всё однообразные комментарии.       — А откуда ты узнал, что это череп феникса? — спросил Юлий Сердвеевич. — Ну, в смысле, ты проверил, это понятно, а сначала откуда узнал?       — Марская Волоту сказала.       — Понятно. Ритуал всё же опиши, как понял, что понял, что увидел. Интересно же.       Он поморщился.       — Можно не сейчас… и в письменной форме? А то мне нужно это всё ещё раз обдумать, чтобы это описать, — сказал он.       — Ну да, — кивнул Марторогов. — Тут всё равно кроме нас с тобой никто ничего не поймёт.       — Вы некромант? — удивилась Вера. — Мы думали, боевик.       Юлий Сердвеевич глянул на неё искоса, скривился, но всё же соизволил ответить:       — Некромантией интересуюсь как любитель.       — В общем, артефакт у них был, но обессмертился только Волот, — подытожил Теан Миркович. — Мы его украли и потеряли, и сделать такой же им будет непросто уже хотя бы потому, что придётся снова искать и добывать череп феникса, а это явно сложно и долго. Поэтому сделают нескоро… если вообще сделают. Хоть что-то положительное в ситуации.       — Они обессмертили не только Волота, — хмуро сказал Юлий Сердвеевич. — Они на ком-то его испытывали. И вряд ли на заключённых, не нужны им бессмертные заключённыве, и вряд ли Марская сама им не воспользовалась до того, как дать его Волоту. Мы уже поняли, что она на него плевать хотела. И вопрос только в том, кого ещё она таким образом осчастливила.       — Ну, из главных — Марская и Волот, — исправился Теан Миркович. — Если Косова в чём-то подозревали, то бессмертия ему не дали точно, Хейгорёву Марская терпеть не может… возможно, Хвостьев, но не факт, она на него тоже плевать хотела, он ей нужен только как помощник, инструмент почти. Про отношения с главами внутреннего контроля мы ничего не знаем.       — Разведка? — предположил Тиоссанири-эль.       — Ей плевать.       — В общем, как минимум два наших основных врага бессмертные.       — На самом деле, я бы сказал, что не факт, — медленно сообщил Тиоссанири-эль. — Насколько я успел понять Мирею Марскую, на собственную жизнь она тоже плевать хотела.       — Нет, — неожиданно сказал Ксатей Кереньевич. — Она бессмертная.       — В смысле? — Все обернулись к нему.       Ксатей Кереньевич вообще был тих и молчалив, и странно было, что он вдруг решил высказаться. Обычно он просто сидел и что-то читал, ну, или о чём-то думал, и лишь иногда будто бы просыпался. Но, просыпаясь, он вставлял очень веские комментарии, и это всегда было неожиданно. Вот как сейчас.       Сейчас в качестве ответа на вопрос он протянул Юлию Сердвеевичу какой-то огрызок бумаги сочередным видением.       — Я, правда, ничего не понял из произошедшего, но тут божеским языком написано, что она экспериментировала на себе. Так что вот, она точно бессмертная.       Видение принялись читать, и оно по цепочке дошло и до меня.       Мирея Марская привыкла экспериментировать на себе. Нет, она никогда никого не жалела, да и проблем с поисками подопытных у неё никогда не было — по первому её слову ей готовы были привести любого заключённого. Но зачем — если эксперимент однозначно не опасен и уж тем более если эксперимент может — в случае успеха — сделать подопытного бессмертным? Зачем ей бессмертные заключённые? Нет, для некоторых других проектов это было бы неплохо, но всё-таки это тогда надо специально подбирать кого-нибудь такого, кто со своим бессмертием не сможет, не захочет, побоится навредить. Это надо делать осознанно, а не так, случайно.       (Да даже если эксперимент и опасен — ей плевать.)       Одним словом, в рамках проекта создания бессмертия Мирея Марская часто экспериментировала на себе.       И вот — очередной эксперимент. Созданный артефакт. Череп феникса с жутковатыми провалами глазниц. Проработанный ритуал. Участники — она, Аксандр Хвостьев.       (Он так похож на Айнаре — внешне. Он так похож на Лаое — своей идиотской, дурацкой и бессмысленной обожающей влюблённостью в неё. Он так похож… )       (Не стоит об этом думать.)       Она начинает ритуал.       И она видит.       Женщина. Красная одежда, венейское ханьфу. Венейская причёска. Мужская. Совсем не венейское лицо.       Муань Миэюй.       В руках — что-то золотистое.       Мирея знает, что это.       Болото. Трясина. В нём — скелет с рогами. Грязный, совсем уже не белый после долгих лет в болоте.       Скелет обрастает плотью.       Он берёт за руку Муань Миэюй. Она не материальна, ей плевать на болото. Но ей не плевать на его руку.       Он захлёбывается.       Превращается.       Золотые драконьи крылья прорезают густую зелень.       Видение пропадает. Мирея открывает глаза и понимает, что лежит на полу. Рядом на полу лежит Айнаре — нет, нет, не Айнаре, Аксандр Хвостьев.       (До чего же он похож на Айнаре, нет, не надо, не надо их сравнивать.)       Он лежит и странно смотрит в потолок.       Мирея встаёт. Взлетает на ладонь от пола — проклятое видение, разумеется, сбило ей тщательно наведённую левитацию. Поправляет, очищает платье.       Смотрит на Айнаре — Аксандра — который тоже встаёт.       Равнодушно замечает:       — Интересный результат.       Айнаре смотрит странно. Может быть, он увидел что-то другое. А может, и нет. Ей плевать.       Я, разумеется, тоже ничего не поняла.       — Ну, видение про то, как произошло это воскрешение императора Лаое с точки зрения его самого, мы видели, — сообщила им задумчиво, глядя, как Вера читает и хмурится.       — Да? — удивился Ксатей Кереньевич.       — Яня видела, когда мы ещё с ней в лесу были. Но просто как он связан с Миреей Марской…       — Это и есть момент, когда она стала бессмертной, — задумчиво сказал Тиоссанири-эль. — Вряд ли у них было больше одного черепа феникса.       Вера отложила видение в сторону и начала копаться в кучке тех, что мы отложили как ненужные, неинтересные и бесполезные.       — Её бессмертие и Саян Лаое как-то связаны? — Теан Миркович смотрел очень удивлённо. — Я понимаю, что я очень далёк от некромантии, артефакторики и всего им подобного, но… он же погиб сорок лет назад! И она тоже — сорок лет прожила в Богоси и в сторону Венея даже не смотрела!       — Но в момент, когда она стала бессмертной, воскрес и Саян Лаое… — Юлий Сердвеевич тоже тщетно пытался что-то понять.       — Я знаю, почему, — сообщила Вера, наконец найдя то, что хотела. — Я сначала думала, что это нам не нужно, что у неё всё равно ничего не получилось и что это просто показатель того, какая она на самом деле больная на всю голову… — Она не договорила, протянула свиток. Мне, разумеется, первой.       Муань Миэюй не любит Саян Лаое. Однозначно — нет. Да, он ей немного дорог. Немного. Сколько-то. Так, даже не друг, просто товарищ. Забавное недоразумение, почему-то — зачем-то — влюблённое в неё. Это почти смешно — то, как он в неё влюблён.       Муань Миэюй ставит на нём эксперимент. Просто — эксперимент, всё во благо науки. Ну и что, что как-то странно действовать во благо науке на войне, когда у тебя нет ничего, а у твоих противников есть всё, и когда надо воевать, а не ставить эксперименты. Ну и что, что она связывает его душу со своей. Ну и что, что от её души должен — по идее эксперимента — оторваться кусок тогда, когда он умрёт. Ну и что, что некроэнергия, отданная этим куском души, должна будет создать ему новое тело. Ну и что, что созданная ею связь должна будет притянуть его душу в это новое тело.       Ну и что, что Саян Лаое ничего о её эксперименте не знает.       Он так мил, так наивен, когда отдаёт ей свою кровь. Когда носит все амулеты, которые она ему даёт. Он так глуп. А может быть, так влюблён. А может быть, просто доверчив.       Неважно.       Она видит даже не тело — размазанную по мостовой жидкую кашу и слизь, среди которой лежит странно белый на этом фоне скелет, который легко отличить от сотен скелетов вокруг по золотистым рогам на черепе. Она не чувствует в себе никаких изменений. Она не видит никаких изменений в скелете.       Очевидно — её эксперимент полностью провалился.       Это был всего лишь эксперимент. Это был всего лишь эксперимент, и он провалился. Она не смогла внести никакого вклада в науку. Она не смогла внести никакого вклада в науку, но ничего, она внесёт его когда-нибудь потом, она же выжила, она же сбежала.       Она идёт по лесам Шаома, она знает, что придёт в Богось, она знает, что она будет жить, что она, возможно, будет экспериментировать ещё. Она отгоняет предательские мысли о том, на ком.       И да, ей жалко Лаое. Ей жалко всех, кто там погиб. Ей очень горько от того, что они погибли.       Но почему-то хуже всего от того, что погиб Лаое.       И не воскрес.       От того, что провалился её эксперимент.       И неужели только от этого — ей так горько?       Мы прочитали — и не знали, что сказать, настолько мы были в шоке.       Первым отмер Тиоссанири-эль.       — Она совсем больная, — выразил он своё ценное мнение.       Юлий Сердвеевич был немного практичнее.       — Получается, у неё нет куска души, — заметил он. — Вопрос только в том, когда он отвалился — сейчас при воскрешении императора Лаое, или же тогда, когда он погиб?       — Сейчас — это несколько месяцев назад, — заметил Теан Миркович. — А может даже и год, я плохо помню. Саня говорил, что он там уже успел создать обширное подполье.       — Да, — кивнул Тиоссанири-эль. — Насчёт куска не знаю, но воскресила его именно остаточная энергия от появления у Миреи Марской бессмертия. Или, возможно, часть нужной ей энергии ушла на воскрешение, и она не совсем бессмертная…       А мне подумалось, что если бы Марская поделилась своими наработками с отчимом…       — А откуда мы знаем, что она бессмертная? — уточнила я, отгоняя такие мысли. — В смысле, как они проверяли её бессмертие? Если она сказала царю, что этот артефакт бессмертия рабочий, то, значит, они проверяли же, да? Но если бы они после каждого такого эксперимента пытались, например, отрубить ей голову, то её бы уже давно не стало…       — Может, после этого эксперимента на ней даже никакого пореза оставить не получалось? — понял меня Тиоссанири-эль.       — А может, просто делали что-то, после чего ещё можно откачать, — отрезал Теан Миркович. — Это неважно.       Мы с Верой переглянулись, и я поняла, что она тоже подумала об этой странности. Вряд ли глава тайной службы позволяла доводить себя до состояния, из которого надо откачивать. И вряд ли она доверяет кому-то настолько, чтобы точно знать, что её откачают. Она же так безразлично ко всем относится…       Ну, или она действительно так же безразлично относится к себе…       Разве что к своему Айнаре она как-то странно относится. Вроде бы она его ненавидит, но… Ну, его тут в любом случае нет.       — Это всё неважно. Когда от неё кусок души-то откололся? — вернулся к очередным не очень нужным нам вопросам Тиоссанири-эль.       — Думаю, когда этот Лаое погиб, — предположила Вера. — До этого-то она вполне нормальная была, героиня даже. А вот потом началось непонятно что…       — А потом началось безразличие, — поправил её Теан Миркович.       Я вдруг поняла:       — Она же ко всему безразличная. К людям, к своей жизни, к тому, что и как делать…       — Ну, интерес к душе и бессмертию у неё есть, — заметил Юлий Сердвеевич.       — К науке, — поправил его Тиоссанири-эль. — Я думаю, это что-то остаточное. Может, ей тоже хотелось узнать, откололсчя ли у неё кусок души. Вряд ли она это прям почувствовала.       — Или просто интерес и важность жизни, людей, добра и зла и всего прочего исчез, а это в её душе осталось. Кто его знает, что там осталось вообще, — сказала Вера.       — Да, так далеко в исследованиях этого рода материй и магии ещё никто никогда не заходил, — согласился Альв.       Я невольно улыбнулась, а потом всё же не смогла сдержать смешка. Все странно на меня посмотрели, и пришлось объяснять причину веселья:       — Да у нас тут прямо сплошные специалисты редчайшего профиля — что Марская, что отчим мой. Нигде в мире таких больше нет!       — Да, Богось прям великая научная держава, — усмехнулся Юлий Сердвеевич, впервые не скривившись на то, что я вообще рот открыла.       — Вы меня извините, — уточнил Ксатей Кереньевич, — я двадцать три года провёл в тюрьме и мало что знаю про современную Богось. У нас всё так плохо с наукой и образованием?       — Очень плохо, — скупо сказал Юлий Сердвеевич.       — Реальной наукой никто не занимается, — подтвердил Теан Миркович. — Только вот разве что Мирея Марская со своей душой и бессмертием. Хвостьев там, прочие её прихвостни. Про образование не знаю, не интересовался этой темой, но Саня говорит, что плохое.       — Плохое, — подтвердил Тиоссанири-эль. — Но оно не из-за Волота, оно у вас как было плохое, так и осталось. У вас, вон, эта ваша школа одна-единственная пытается изображать из себя одновременно и школу, и университет, и в результате не учит примерно ничему.       — А, — кивнул Арнальский. — Да, у нас министерство образования обсуждало с Ковеном возможность создать университеты, Школу сократить и сделать просто школой, дающей общее магическое и немагическое образование… но кто-то, не будем показывать пальцем, начал зачем-то войну. И что делает новое министерство образования, я понятия не имею. И я так же понятия не имею, чем оно лучше старого.       Это было неожиданно. Я впервые увидела, чтобы Ксатей Кереньевич выразил бывшим врагам своё отношение к гражданской войне, революции и тому, что они были его врагами. Я думала, ему давно уже всё равно…       — Сейчас министерство образования и Школа максимально закрыты от Ковена, — заметил Теан Миркович.       — Ничего, — бодро заявил Юлий Сердвеевич. — Новое министерство образования всё сделает как надо!       — Вы сначала победите, — сказала я.       — Новое было, новое будет… — как-то горько сказал Ксатей Кереньевич.       — Неяндр Веяславович тоже говорил, что нас ничему не учат. И даже старался нас чему-то научить, пока Хеля ещё не могла противостоять его желанию видеть нас в Рогатом замке. Может, вы теперь его министром образования захотите сделать? — насмешливо спросила Вера.       Я не очень поняла, к чему это вообще было. Наверное, к разговору о том, что отчима никто не возьмёт в союзники.       Но, кстати, в чём-то Вера была права. Отчим учился за границей, в Дереции.       Веру проигнорировали.       — Так, — заявил Марторогов, — нам надо видения читать.       — И думать, как достать Яню и убраться отсюда, — заметила я. Видения читать было, конечно, довольно интересно, но мне было очень стыдно за то, что я вообще не думаю о подруге, которую надо вытаскивать из лап этих сектантов. Я очень тревожилась за неё, и это мешало.       Юлий Сердвеевич снова вспомнил, что я падчерица того самого Хорогова, и посмотрел на меня хмуро и недовольно.       — И Серхо, — бодро добавила Вера. — Мы же ему обещали.       Теан Миркович и Тиоссанири-эль оба разом посмотрели на Юлия. Он нахмурился сильнее.       — Разобраться с тайнами Марской сейчас важнее, — сказал он.       — Ну и разбирайтесь тогда, — пожала плечами Вера. — А мы будем думать. Только интересные видения нам показывайте.       — Хорошо, — кивнул Тиоссанири-эль, игнорируя злой взгляд Марторогова.       И мы пошли думать.       То есть, искать Серхо, чтобы выяснить у него, что, где и как.       Он обнаружился быстро — за очередным стеллажом с видениями. Держал в руках кипу свитков, бумажек, тетрадей и прочего исписанного хлама и раскладывал их на пустую полку. Я присмотрелась и поняла, что это те видения, которые мы просмотрели и сочли ненужными.       — Ты за нами прибираешься?       — Ну, вам же не до этого, — улыбнулся он. — А мне несложно.       Я отчего-то тоже улыбнулась.       Мы с Верой забрали у него часть видений и стали помогать раскладывать. А я ведь даже не заметила, как он подходил и забирал их. Вера, впрочем, наверняка заметила, она внимательная и чуткая. А вот мне надо бы быть бдительнее.       — Ну за что. — Он продолжал светло улыбаться.       — Так, — прервала наши словесные танцы Вера. — Давайте к делу. У вашего Города Яви есть какая-то карта? Он большой вообще?       — Если там их около десяти тысяч, он большой, — напомнила я. — Нам нужно место, где сейчас находится Яня. Как до него добраться, какая там охрана, как незаметно выйти.       Серхо поморщился.       — Вы до неё не доберётесь. Обычным людям не пройти в Город Яви, там защита.       — Магическая?       — Магическая.       Мне стало интересно, какая у них школа магии и чему там учат, если вся информация из нашего мира для них закрыта, и только жалкие огрызки её попадают сюда вместе с Осколками и их сопровождающими, а сопровождающие с Осколками не общаются и учат только своих, таких же обычных людей. Но сейчас это не должно было меня волновать, и оставалось только усмехнуться тому, что где-то образование хуже, чем в Богоси.       — То есть, ты выведешь Яню из Города Яви, — поняла Вера. — Помощь, артефакты-амулеты? У нас немного, но что-то можем найти.       — Не надо, спасибо.       — Какая там охрана?       — Нет охраны. Она заперта всё время, но я знаю, как раздобыть ключ.       — Хорошо. Куда выведешь? К границе с Городом Снов, наверное, не стоит, нам же надо спускаться с гор, и бежать надо сразу вниз…       — К границе магической защиты. Вы видели ту скалу с разбитым зеркалом?       — Да, у неё мы и встретили этого вашего… отца-председателя.       — Ну вот, там и есть граница. Как только её пересекает Осколок, отец-председатель сразу же об этом узнаёт, так что нам придётся сразу исчезнуть оттуда как можно быстрее. Вы знаете, как?       Мы с Верой переглянулись.       — Создаёшь такую же коробочку, как та, на которой мы сюда летели — и вперёд.       — Вокруг замка тайной службы поле излучения, которое притягивает к себе всё, что движется вокруг, — напомнила я. — Разве что тех, которые отмечены, как свои, наверное, не притягивает.       — Но вы же отключили её в прошлый раз, — пожала плечами Вера.       — Изнутри.       — Ну ничего, проберётесь внутрь ещё раз и отключите. У вас же в прошлый раз получилось.       — Это к нашим великим боевикам и некромантам, — я кивнула в сторону, где за стеллажами сидела тёплая компания из Отрядов Будущего.       — Ну пошли к ним, спросим. Заодно и уточним, когда им надоест играться во всевидящее око, и они начнут заниматься делом.       Мы с Серхо переглянулись и покивали. Доразложили видения и пошли к обсуждающим что-то мужчинам.       — У нас вообще тайная служба, или главные герои отвратительного романа? — раздражённо интересовался Юлий Сердвеевич.       — У нас тайная служба, в которой нет организованности и единства, — говорил ему Теан Миркович. — Раньше они были куда более сильной организацией, а сейчас просто изжили себя. Все из руководства, кроме, пожалуй, как раз Косова, немолоды, устали от службы, склонны к злоупотреблению служебным положением и потаканию своему нездоровому эгоизму. Они постепенно забывают, что именно хорошая работа тайной службы и стражи держит их на плаву и обеспечивает их благо, они слишком привыкли к хорошей жизни. Косов же молод, энергичен и ответственнен — но я и так плохо понимаю, как ему до сих пор удаётся пробиваться через это засилье толстозадых стариков и старух, как он до сих пор держится на плаву, и ему явно не пробиться дальше. Он преемник Хорогова, да, и Хорогов, скорее всего, и обеспечил ему его нынешнее место. Но Хорогова нет, Хорогов сидит в своём замке и не собирается ничего больше делать — и крылышки Косову подрезать несложно… ну, они эти крылышки уже шесть лет пытаются отпилить, они крепкие, но Косов всё же в какой-то момент не сможет держаться дальше. А все, кроме Косова — они устали, они потихоньку сходят с ума, им плевать на страну, им плевать на свою тайную службу, они устали от ответственности и интересуются только своими личными переживаниями и проблемами. И нам, как вы понимаете, это только на руку… хотя Косова чисто по-человечески жалко.       — О чём это вы? — поинтересовалась Вера.       — О разборках Хейгорёвой и Косова, — пояснил Тиоссанири-эль. — Мы и раньше знали, что они самые главные после тайного советника… тайной советницы, и постоянно грызутся за власть. Но мы понятия не имели, что у некоторых моментов из грызни… могут быть такие мотивы.       И он протянул на видение.       Волот… ещё и по мальчикам! Тоже! Вот же козлина… Лишь бы развлекаться, лишь бы жрать, спать, трахаться и всеми командовать, лишь бы… И даже, сволочь такая, защищать готов свою новую игрушечку! Жалко, видите ли! Видите ли, Косов милый! Красивый! И это это-то чучело несуразное — и красивый?! Милый?!       А её, свою давнюю, свою вернейшую… Он защищал бы? Говорил бы, что она милая, красивая, что её жалко, что она полезная, что без неё сложно будет… ну хоть что-нибудь бы, мать его за ногу, говорил бы? Или бросил бы гнить в тюрьме, потому что она, видите ли, не милая, не красивая, не новая игрушечка?! И это она-то некрасивая?!! Хотя… Нет, не стоит горячиться, этого он всё же не говорил. Но — всё же — Аления Хейгорёва, создательница тайной службы, генерал, первая красавица двора, и — кто ему? Кто она ему?! Неужели она недостойна его любви? Неужели она ему не нравится? Неужели Косов может нравиться ему больше?       Да какая разница?! Да он, сука такая, по всем, и по девочкам, и по мальчикам, и чучелам, и по страшилищам, и по сомнительным патлатым идиотам, и по потенциальным сучьим предателям, и по ледяным тощим брёвнам, и по безмозглым куцым дурам, и по… вот же ж гадский кобелина!!       Главное — не по…       Кастрировать! Обоих!!       А рыжей дряни — жопу оторвать ещё и! И морду! Наглую рыжую морду!! И патлы, и все его тощие… рёбра!       А потом взвыть на луну от бессилия…       — Боги, серьёзно, она ревнует царя? — поразилась Вера. — К Косову?       — А что на самом деле сказал царь, неизвестно? — уточнила я.       — Неизвестно, — подтвердил Теан Миркович. — Но Хейгорёва не слишком адекватная дама, так что вряд ли он прям признавался Косову в своей пылающей страсти.       — Мы, вероятно, не осведомлены обо всех тонкостях придворной жизни, — фыркнул Тиоссанири-эль. — И не уверены, что действительно хотим это знать. Но да, она ревнует. Очень мило. А вы чего пришли? Вы же хотели думать про вашу Яню?       — Мы уже придумали, — сообщила Вера. — План прост. Тёмной ночью Серхо выводит Яню к той скале с битым зеркалом. Там кончается магическая защита Города Яви. Как только эту защиту пересекает Осколок, об этом становится известно тому седому альву с надменной рожей. Так что Яня и Серхо терпеливо ждут, пока вы — все — и Хеля — не создадите такую же коробочку, как та, на которой мы сюда летели. Потом все забираются в коробочку, и мы быстро-быстро смываемся, пока за нами не явились бить нам морды и возвращать Яню с Серхо. Потом мы падаем на замок, потому что притягивающее плетение наверняка уже восстановили, и останавливаемся там. Вы с Хелей, ну или кто там считает себя самым крутым экспертом по замкам Древнего Зла, отжатым тайной службой, идёте и вырубаете притяжение изнутри. Потом мы улетаем. Всё, жизнь прекрасна, что хотим, то и делаем.       — И вы так уверены, что мы сможем это сделать? Я про притягивающее плетение, — спросил Юлий Сердвеевич. Он не кривился и не возражал — видимо, пусть мы и всячески нехорошие приспешницы Неяндра Хорогова, но план был признан хорошим.       — А у нас нет выбора, — просто ответила Вера. — Обратный путь в любом случае в зоне действия притяжения.       — Согласен, — вступил в разговор Беловейский. — Предлагаю осуществить это дня через три.       — Не получится, — тихо вставил Ксатей Кереньевич.       — Почему это?       — Потому что при любом промедлении нелояльность Серхо могут обнаружить. Узнать, что он с нами общается. Но всё про Марскую и Хорогова мы выяснили, нам больше не нужно, так что можем сегодня сбежать, нам ничто не мешает.       Марторогов нахмурился.       — Юль, — позвал его Теан Миркович, — давай ты не будешь преследовать личные интересы и сосредоточишься на общем деле. Львида от тебя никуда не денется, а если и денется, то тебе Яня и Серхо всё про неё увидят.       — Львидия Розальская? — уточнила Вера, пока я пыталась вспомнить, где я слышала про какую-то Львиду.       — Зачем нам эта девчонка? — зло спросил Юлий Сердвеевич. — Без неё нас и так отпустят!       И без Серхо — который стоял рядом и всё слышал.       — Ну, — мягко начал Теан Миркович, — не буду вещать тебе про базовые ценности и всякое там добро и зло, и просто скажу то, что ты легко поймёшь: ты таким образом потеряешь бесценный источник информации. Даже два, с нами же Серхо отправляется. А информация эта может быть и про Марскую, и про её генералов, и даже про твою замечательную Львиду.       Юлий задумался.       — Ладно, — сказал он. — Сегодня бежим. Серхо, ты готов привести Яню сегодня ночью?       — Да, — отважно сообщил Серхо, хотя уверен явно не был.       — Отлично. Встречаемся тогда у скалы с зеркалом. А мы сейчас пойдём спать, потому что перед такой деятельной ночью надо выспаться.       Серхо кивнул...       И упал.       Ему снова виделось видение. На чистую сторону ближайшего свитка ложились ровные, понятные буквы.       Мы подождали, пока он всё увидит и придёт в себя, и только потом я взяла свиток.       Аксандр Хвостьев был странным человеком. Он совершенно искренне обожал Мирею Марскую. Он готов был следовать за ней всегда. Но когда Неяндру понадобился кто-то из тайной службы, то он совершенно спокойно написал Аксандру Хвостьеву.       И Аксандр Хвостьев совершенно спокойно явился в замок врага государства. Без отряда за спиной. И Мирея Марская явно об этом не знала.       Неяндр Хорогов многого не требовал — всего лишь информацию о некоторой Хельгии Болотной. И сведенья о местонахождении.       Аксандр Хвостьев был, казалось, даже разочарован краткостью и незначительностью просьбы.       Но выполнил.       И, придя с бумагами, сказал:       — Я её даже видел. С неё спала невидимость, когда они с компанией альвийского княжича из института вытаскивали.       Неяндр Хорогов не стал спрашивать, как эту девушку туда занесло.       Передала Вере, не зная, что об этом вообще думать.       — Что ж, — сказала она, прочитав. — Отличные новости в завершении трудового дня. Может, на границе Подрожных лесов нас даже встретят и проводят в безопасное место! В смысле, в Рогатый замок!       Поспорить с этим не получалось