Лицо врага: Окно второе

      Яня и Серхо стояли с правой стороны от зеркала. Мы — с левой. Коробочка уже была готова, на этот раз — фиолетовая, из магии Юлия. Сам же Марторогов скакал вокруг неё, навешивая всякие разные защиты. Тиоссанири комментировал, Теан стоял у обрыва и смотрел, не летит ли сюда к нам какая-нибудь охрана, заметившая отсутствие Яни и Серхо. Мы с Верой просто стояли. Юлий на нас смотрел недовольно, и как-либо лезть ему под руки нам не хотелось. Тиоссанири и Теан вели себя нормально, как и Ксатей, но всей деятельностью руководил Юлий, так что мы были не у дел.       Ну, главное, чтобы они без нас не улетели. А то другую коробочку я-то создам, но притяжение замка без чужой помощи не отключу.       Возможно, Юлий и хотел нас тут бросить, но Тиоссанири был бдителен.       — Заходите, — позвал он. — Сначала Хеля и Вера, а потом Серхо с Яней, и бегом.       В коробочке мы оказались в считанные мгновения, и так же быстро мы взлетели. Коробочка была тёмная, фиолетовая, не резала глаза своим свечением и сразу имела окна — лететь в ней было куда приятнее, чем в моей поначалу. Особенно радовали окна.       И как раз в окно мы увидели, как у зеркала появился этот самый отец-председатель — одетый, но с распущеными волосами, которые как будто расплескались по ветру, когда он прямо так, в одиночку, погнался за нами — и как у него только получалось контролировать левитацию так ловко. Наверное, у него был большой опыт. В левитации, в смысле, а не в погонях за беглецами.       В погонях за беглецами у него опыта явно не было — от трёх боевых плетений Юлия он увернулся, но он четвёртого — нет.       Я, честно говоря, испугалась.       — Вер… а он выживет при падении с такой высоты?       Вера пожала плечами.       — Выживет, я думаю. Вопрос только в том, смогут ли их целители его в порядок привести, может, калекой останется.       — Сам виноват, — пожал плечами Юлий.       На этом разговор закончился. Серхо в лучших традициях Осколков свалился в видение, а Яня заботливо переложила его голову себе на колени.       — <</b>b>Он единственный, кто ко мне нормально относился, — пояснила она, увидев удивлённый взгляд Веры.       — Расскажи, что там было, — мягко попросил Теан. — Эту вашу божественную теорию мы знаем, а вот что там было?       Яня пожала плечами.       — Меня туда привели, поселили в милой комнатке, довольно маленькой, и долго объясняли мне про местную жизнь в Обществе, про обязанности каждого, обещали там город показать, но потом, на следующий день, а пока сказали отдыхать. Когда отец Вессиальмарити-ань закончил объяснять, я спросила у него, когда я могу встретиться и поговорить с вами. Ну… и на окнах сразу появились решётки, а на двери замок. Мне оставили мой блокнот и перо, а также эту их священную книжку основную. Я её не читала, из протеста скорее. Еду мне носил Серхо, и он же относил в библиотеку мои видения. Ну… Серхо добрый, и он расспрашивал меня о мире за рекой. И… вот.       Она замолкла.       — Этот альв ошибся с выбором твоего тюремщика, — сделал вывод Тиоссанири-эль. — Не будь Серхо, мы бы ничего не смогли поделать.       — Мы смогли бы взломать эту их магическую защиту, наверное, — сказал Теан. — Но мы не знаем, сложно ли это было бы и с каким количеством народу нам пришлось бы после этого биться.       — Всех Осколков обучают магии, — сказала Яня. — Чтобы хоть видения свои могли записать.       — То есть, то, что в процессе видения вы его записываете, это навык, а не ваш дар? — уточнила Вера.       — Конечно. — Яня пожала плечами.       Видение у Серхо закончилось, и Вера бесцеремонно отобрала у него текст.       У него нет доказательств. У него нет доказательств, кроме письма каких-то мятежников. У него нет доказательств, и он не может потребовать брата назад.       Это почти смешно — письмо с официальным выражением соболезнования — письмо о смерти принца Тиоссанири-эля — пришло через восемь ударов сердца после письма от мятежников. Ровно через восемь ударов сердца — он считал, пытаясь успокоиться.       На карте — план вторжения в Богось.       Ещё вчера это даже мысленно звучало бы смешно. Просить разрешения на проход войск у пяти государств! Северный океан опасен, и прокладывать путь во льдах очень плохая идея для привыкшего к Бледному морю и тихому Рябому океану флота. Это бред Это просто бред. И с Богосью почти нет отношений — что торговых, что дипломатических. Нет приемлемого повода напасть. Это бред.       Это бред — но… но… но как?       — Если ты начнёшь войну с Богосью — народ восстанет.       Ювенианти. Он и не заметил, как она вошла. И всё прочитала через его плечо. Ювенианти — как Тиоссанири смеётся, Веня. Дурацкое сокращение в богосском стиле. Или как они сами там говорят — в божеском. Веня, Ася и Саня. Семья. Если этот самый Саня выживет — может хоть на публике его так называть.       Если он не только выживет, но и вернётся, конечно. Он ведь идиот. Он может и там остаться. Мстить, или, там, продолжать великое дело революции. Он ведь идиот.       — Народ и не такое вытерпит, — отмахивается он.       — Мы потеряем там все войска, и первый же мятеж, даже небольшой, станет нашим крахом.       Да, это сложно не понимать.       Но — что делать?       — У нас там много разведки, — зачем-то говорит он.       Это не решение. Это его начало, но как дальше — не слишком понятно.       — Но что тебе мешает просто послать небольшой отряд его спасать? Раз у нас там много разведки. Пусть купят отряд наёмников, и всё. В помощь этим… странным людям, которые тебе написали? Откуда ты знаешь, может, они его даже уже спасли?       — Откуда ты знаешь, может, их даже посадили с ними в соседние камеры? Но ладно. Пусть будет — сначала — отряд.       — Да, — высказалась Вера, — у Неяндра Веяславовича хотя бы отряда наёмников не будет.       — Откуда ты знаешь? — возразил Ксатей. — На войне он без отряда мертвецов нигде не появлялся. А этим даже платить не надо.       — В Тысячерогой волости запрещено хоронить людей без оружия, — тихо сказала я, вспоминая, как в детстве я поражалась тому, что горожане этому не возмущаются. Что люди позволяют так обращаться с телами своих умерших родственников. Они все знают, что князь-некромант может в любой момент поднять их родственников из могил и бросить в бой — и они считают, что это нормально. В детстве — это меня шокировало. Потом я поняла, что в веками управлявшейся некромантами Тысячерогой волости просто такое странное отношение к смерти и мертвецам. Наверное, даже отчима не следовало бы винить.       Но я винила.       Тиоссанири-эль тем временем дочитывал видения и становился всё злее и злее.       — Кто написал ему, что я не умер?       — Мы, — лучезарно улыбнулся Юлий.       — Зачем?       — Чтоб ты спросил.       — Мы не знали, что с нами будет и сможем ли мы хоть как-то хоть куда-то выбраться и вас вытащить, — объяснила Вера. — Вот и послали вестника.       — Как вам такое вообще в голову пришло?       — Яня видела про вашего брата. Вот мы и подумали.       — Что она там видела?       — Да, мне тоже интересно, — встрял Теан.       Яня нашла своё видение, и оно пошло по рукам. Я тоже на всякий случай перечитала.       Это выглядит и чувствуется так, как будто ты лишаешься одной из несущих стен своего дома. Опорного столба. Ножки стола, если ты — стол, или подпорки, если ты — подвязанный куст. И вроде дом стоит, и стол стоит, и ты стоишь, и куст растёт... но чего-то нет. И ты иногда (часто?) хочешь опереться, повернуться в ту сторону, улыбнуться в ту сторону, задать вопрос, получить ответ, просто узнать, как дела, иметь возможность туда посмотреть, просто возможность. А нельзя.       И ты начинаешь медленно, почти незаметно со стороны туда валиться. Ты хватаешься за другие стены, остальные ножки, целые подвязки и ровные столбы, и стоишь спокойно, и радуешься жизни. Но иногда ветер снова сносит в ту, опавшую, отвернувшуюся сторону, снова хочется туда посмотреть, улыбнуться, что-то спросить, и так далее, и ты снова хватаешься за остальные стены, чтобы не падать туда, не думать о пустоте и не знать, как там дела.       Ты не упадёшь, нет, не упадёшь никогда. Это же такая мелочь — всего лишь одна сторона из многих имеющихся на самом деле и тем более из теоретической бесконечности. Но ты ещё долго будешь туда оборачиваться, падать и хвататься за остальные. Такая пустота долго зарастает... и, наверное, немножко остаётся навсегда.       И ты вроде бы сделал всё правильно… Ты вроде бы сделал всё как надо, нашёл лучший выход из бесконечности худших — Тиоссанири ведь сам это сказал, прощаясь, и всё равно. И всё равно ушёл. Всё равно не хочет видеть, не хочет слышать, знать не хочет, каждые несколько недель неожиданно берётся за поиск соглядатаев, и даже, находя и отсылая обратно мгновенным прямым телепортом, не передаёт, не пишет, не говорит ни слова. Не хочет. Ясно даёт понять, что не собирается терпеть эфемерное присутствие брата в виде тайной охраны, саму тайную охрану и даже то, что Ассиохари вообще о нём беспокоится, как будто родной брат не имеет права вообще думать о нём. Как будто своим беспокойством, даже просто мыслями, оскверняет его, грубо нарушает его границы. Ассиохари в какой-то момент осознал, что он, казалось бы, знающий брата дольше, что он знает себя сам, этих неозвученных границ иногда не понимает. Не понимает, где они проходят, не видит, не чувствует. Как спорные территории, которые оба соседа считают своими, и при этом вроде бы не настаивают, но оба искренне удивлены тем, зачем же сопернику какое-то маленькое неказистое болотце, и совсем не думая о том, зачем оно вообще сдалось им самим.       С сестрой хоть общается. И то хорошо.       Та ушла в себя почти сразу. Это внутренне. А внешне — в лабораторию. С головой. Там, говорят, и ночевала даже. Она так и не смогла принять происходящего, постаралась отойти от него в сторону настолько далеко, насколько могла. Но оставила брату возможность потихоньку себя приближать. Но хотя бы ещё разговаривала, пусть и почти никогда не начинала разговоры первой. Позволяла к себе прикасаться, не уезжала из столицы надолго и уж тем более — навсегда, не отказывалась от денег, а позже и сама начала их просить, не смотрела холодно, отвечала всегда честно, давала свои красивые, пусть и иногда далёкие от реальности советы, если просил, потом и сама начала говорить, если какими-то его действиями недовольна, не отказывалась от помощи, не запрещала приходить.       Не стала отказываться от просьбы хоть как-то, хоть мысленно приблизить Тиоссанири обратно. Пересказывала его письма, хоть и очень аккуратно, посылала ему деньги, уговорила представлять эльфов в Совете Ковена — мне, мол, сильно некогда, да и терпеть я не могу кем-то там управлять и организационные вещи вообще, Тиоссанири, милый, пожалуйста… то ли он поверил, хотя тоже прекрасно знал, что Ювенианти терпеть может, а что нет, то ли решил, что у неё могут быть и другие причины его просить, но согласился. Теперь ему приходилось иногда писать брату письма, а ещё, очень редко, присутствовать на княжеских советах. Излагать там свои мысли с бесконечно холодным, отстранённым лицом, очень строгим и официальным взглядом в никуда, вечной сосредоточенностью и пустым спокойствием. Ассиохари не решался к нему лишний раз подойти.       Тиоссанири признавал, что он прав. Но принять эту правоту не мог. Возможно, он всё ещё думал о других вариантах. Возможно, перестал и начал жить своей жизнью, стараясь об этом вообще не вспоминать. Возможно, он заглаживал свои выдуманные грехи, вмешиваясь в людские разборки на той стороне, которая казалась ему правой, а возможно, ему это просто нравилось. А может, и всё вместе.       Мама молчала. Она так ни разу и не дала понять, что на самом деле обо всём этом думал. Как истинная княгиня, как настоящая высокородная эльфийка, как пожилая, мудрая и уже поэтому образцово величественная, преисполненная достоинства женщина, внешне и если того желала — идеал всех правил этикета, она идеально контролировала и взгляд, и улыбку, и голос, и поворот головы, и руки, и осанку, и что угодно, что могло бы сказать читающему её настоящие мысли, и делала это теперь и перед детьми тоже, хотя они всегда были теми, с кем она была искреннее всех.       И уже по одному только этому было понятно, что не согласна она ни с кем. Только с тем, что по-другому никак. И что ей конечно же, очень плохо.       Ты не упадёшь, не упадёшь никогда. Но ты при этом постоянно падаешь. Но ты при этом постоянно находишь вещи, связывающие тебя с тем, кого ты так странно потерял. И ты смотришь на это и понимаешь, что тебе нереально плохо, что тебе отвратительно плохо, потому что ты не можешь уже ни поговорить с ним, ни улыбнуться ему, ничего, ты не можешь даже сказать ему, что не так, или как ты хотел бы попытаться всё наладить, как ты ждёшь, как ты надеешься, как ты изо дня в день заново возвращаешься к размышлениям о том, что ты мог бы сделать лучше, что ты мог бы сделать менее «не так». Ты падаешь, ты пытаешься удержаться, ты отчаянно цепляешься за настоящее, за свои дела, за тех, кто у тебя остался, какие бы они ни были, за то, что тебе всё ещё по-настоящему надо делать всё то, что ты сделал не так, и ты не можешь никуда от этого деться, и поэтому ты, наверное, ни в чём не виноват.       Но ты падаешь. И от этого тоже не можешь никуда деться. Потому что взлететь не сумеешь, и летать надо, учиться до прыжка. И потому, что никогда не упадёшь.       Но — падаешь.       Тиоссанири хмурился и смотрел недовольно.       — И вы на основании этого решили, что брат пошлёт кого-то меня спасать?       — Ну так послал же.       — Мы этого ещё не знаем. Может, он просто подумал об этом и пошёл дальше… укреплять свою власть.       — Узнаем, — отрезала Вера.       — Я не буду мириться с братом, даже если он кого-то куда-то пошлёт.       — Этого с тебя никто не требует, — хмуро ответил Теан. — Если ты не заметил, Ассиохари-аль вообще никогда ничего с тебя не требовал. Его любовь безусловна. И, соответственно, его помощь — тоже.       Тиоссанири попросту отвернулся. Посмотрел на листы с видением так, как будто хотел их порвать, но ловкая Вера предусмотрительно вырвала их из его пальцев.       — Что-то мне это напоминает, — ехидно сказала она.       Я предпочла сделать вид, что я этого не слышала. Тиоссанири не понял и удивился, но объяснять ему никто ничего не стал.       С гор до замка лететь было не слишком долго, и вскоре мы уже почувствовали снижение. Из окон было видно, как из замка высыпали службистыв нас встречать.       Тёплый приём.       — Мне нравится этот вид транспорта, — внезапно сказал Ксатей.       — Какой? — удивилась я.       — Коробочка, — невозмутимо пояснил он. — Только назвать надо бы как-то поприличнее. А так — один пилот-маг, пассажиров сколько угодно, в зависимости от размера. И защиту можно любую поставить.       — Коробочка — это для тех, кто видит магические плетения. А для тех, кто магией не владеет, это будет целое ничего, как будто они летят по воздуху без каких-либо приспособлений. Мало кому понравится, — возразила Вера.       — Ну, можно пол положить, — не растерялся Ксатей.       — Вообще-то, надо просто восстановить систему телепортов и не мучиться, — вмешалась я.       — А что, не восстановили? — Ксатей смотрел совершенно круглыми глазами.       — Денег нет, — хмуро сообщил Теан. — После войны не было. И потом не было. И сейчас нет. И, с нашим-то царём и его придворными, и не будет.       — Да… надо восстановить, — как-то растерянно сказал Ксатей.       — Может, вы о насущном будете думать, министерство транспорта? — недовольно оборвал нас Юлий.       Яня свалилась в видение, заслужив ещё один его мрачный взгляд.       — Бардак, — сообщил он кому-то. Наверное, службистам.       Они не устыдились. Мы тоже.       Коробочка встала на каменное плато, и службисты, наученные горьким опытом, сразу же наставили вокруг щитов.       — Мы же вроде невидимые и никого не убивали, чтобы себя обнаружить? — удивилась Вера.       — На этот раз они лучше подготовились, — хмуро ответил Юлий. — Явно вплели в своё притяжение какую-нибудь сигналку или типа того. Или просто сплели что-то на обнаружение живых людей.       — И как у нас с шансами? — нервно поинтересовался Ксатей.       — Закончат вешать защиту — тогда и узнаем.       — Замечательный план, — саркастично фыркнула Вера.       Юлий ничего не ответил, даже не удостоил её взглядом, тайную службистку и неправильную оборотницу.       Службисты действовали как и в прошлый раз — предпочли ждать, пока мы сами не вылезем. То есть, навешали тонну защиты, выставили охрану, и да — тогда уже стали ждать. Только теперь уже охранные плетения были выставлены не амулетами, а лично людьми — мы даже видели, какими.       В общем, кажется, в этот раз нам было не вылезти.       Все остальные это тоже понимали. Хотя, кажется, не спешили озвучивать своё понимание.       — Будем ждать альвов, — приняла единоличное решение Вера.       — Может быть, — решил Теан.       — Они не придут, — мрачно сообщил Тиоссанири.       — Сами справимся, — недовольно возразил Юлий.       Яня свалилась в видение, Серхо заботливо её придержал, даже не смотря в нашу сторону и, кажется, не слушая обсуждения.       Да уж, сколько идиотов, столько и мнений.       — Не придут — будем ждать Неяндра Веяславовича, — беззаботно сообщила Вера Тиоссанири.       Тут уже настал мой черёд высказаться:       — Как ты себе это представляешь? Ему закрыли здесь все проходы, когда он из тайной службы ушёл. Да и подумай логически — если он уйдёт меня спасать, труп моей мамы останется беззащитен. А если умрёт — то никто её не воскресит.       — Я не думаю, что Кровавый Хорогов будет спасать свою падчерицу, если она изменила его идеям. — Ксатей вспоминал моего отчима двадцать лет назад.       — Мы ни за что не будем союзниками Хорогова! — заявил Тиоссанири.       Юлий так вообще задохнулся от возмущения.       Серхо, не отпуская Яню, тоже провалился в видение.       В общем, Веру осудили все, кто только мог.       Помолчали, недовольно смотря друг на друга.       Очнулась Яня. Придержала Серхо, выдала текст своего видения.       Львида идёт — и смотрит вокруг как будто бы новым взглядом.       Ей должно быть на всё плевать — но она не может не смотреть. И не понимать.       Замок у тихого озера, с другой стороны — лес. Сады, обширные, много яблок, груш, слив, сейчас цветут гладиолусы. Расположение замка странное, неуместное совершенно. Вот за холмами — город Неуместь, он прямо так и называется. А неуместен не он, а замок. И замок будто бы совсем беззащитен.       Совсем как его хозяйка.       Львида идёт — этот замок всегда открыт для неё — и все двери перед ней раскрываются сами.       Но на это ей точно плевать.       Она идёт быстро, каблуки с выдвижными лезвиями звонко стучат по полу, выстукивают жестокий ритм. Она его почти не слышит. Ей плевать. Она хотела бы только идти медленнее — она хотела бы как можно дольше оттягивать этот момент.       Но она не имеет права.       Беляна — ей Беля, родная, любимая, хрупкая, нежная — сидит у себя, вышивает гладью. У неё рисунок — пейзаж рассвета. Не заката, Львида точно знает — это вид из окна её комнаты в этом замке. Да, у Львиды есть комната. Да, окна выходят на восток.       Да, Беля вышивает ей этот вид, чтобы она повесила его себе на стену в Сиреневых Чертогах.       Беля — как цветок.       Как цветок, который она сейчас сломает.       Белю не коснулась попытка убийства короля. Белю не коснулись казни в Неумести. Беля никому не нужна, кроме Львиды — но Львида тщательно скрывает эту часть своего сердца.       Но это всё равно не спасло.       Беля поднимает голову, смотрит удивлённо. Да, Львида не предупреждала. Да, Львида смотрит так, что ждать её слов становится страшно.       Но Львида молчит. Лишь опускается на колени у её ног.       Беляна молчит тоже. Просто смотрит.       А потом пяльцы падают из её рук.       — Львида... что?       Голос слабый и тихий. Львиде кажется, что она уже всё поняла.       Но она не может этого не сказать.       — Я не послала тайную охрану твоему сыну. — Львида не смотрит ей в глаза. — Думала, взрослый... Это не оправдание. Мне нет прощения, Беля.       Охрану, тайную в первую очередь от Дарьяна и Беляны. Но — ей нет прощения.       Беляна молчит. Львида находит в себе силы поднять глаза — и видит её лицо. Белое, как мел.       Беля сильная, Беля справится — она в этом не сомневается.       Но — ей всё равно нет прощения.       — Он...       — Похоронен в селе Кошелёчек в Бездорожной волости. Я не решилась трогать его могилу без твоего разрешения. Узнала утром. Мы пока не нашли, кто. Я... мне нет прощения.       Львида смотрит на руки Беляны, сжатые на коленях. На костяшку указательного пальца падает капля. Хочется прикоснуться и стереть её губами, но — ей нет прощения.       А ведь надо это сказать ещё и его сёстрам.       — Жалко их так, — вздохнула Вера. — Всех.       Я тоже вздохнула.       — Мы не могли знать.       — Но вас она видела в Рогатом Замке, а его не видела, — жёстко напомнил Юлий. — Я имею в виду Марскую.       Спасибо ему большое.       — Вряд ли ваша Львида отпустила бы его в Рогатый Замок, — саркастично сообщила ему Вера.       Юлий тоже вздохнул и сказал.       — А на самом деле, так ей и надо.       Я вообще от такого ошалела.       — Ты совсе уже?       — Львиде — может быть, так и надо. А вот госпоже Немейской, её Дарьяну и её дочерям — точно нет, — рассудительно сказала Вера. — Думай, что говоришь.       Юлий собрался было что-то сказать такое в ответ, но на него с теми же выражениями лиц посмотрели и все остальные, так что он осёкся и отвернулся.       Серхо тоже очнулся и протянул — почему-то мне — текст своего видения.       — И где мы? — спросила Хеля.       И даже уже не отругала себя за резкость тона — Неяндр Веяславович не обращал никакого внимания на любые её взбрыки, нечаянные грубости или слишком неприятные вопросы.       Забывал, что она не Хелена, что ли?       Они стояли в лесу, у отвесного берега неширокой речки. Почти под ногами роились земляные осы, то залезая, то вылезая из своих дырок, из почти полностью покрытой ряской речки высовывалась чёрная коряга, по дереву ползла придавленная, почти полностью развалившаяся мёртвая гусеница. Хеля смотрела на неё спокойно — некромантию она любила, и подобные её проявления встречала спокойно.       — Нам придётся немного подождать, — тихо сказал Неяндр Веяславович, смотря на реку, — я немного не рассчитал время.       Они только что, сразу после завтрака, телепортировались сюда из замка. И Неяндр Веяславович был с мечом и в старой потёртой службистской форме — чёрной, с кучей карманов и генеральскими погонами. Правда, китель ему был чуть великоват — Хеля поняла, что за эти годы он похудел. Наверное, ему было так плохо.       Саму Хелю он тоже переодел — в охотничий костюм, какие носили наиболее раскрепощённые аристократки. Наиболее раскрепощённые — потому что со штанами. Немаги позволяли себе куда меньше свободы, чем маги и волшебницы, а волшебницы таких костюмов не носили. Оставалось только гадать, кому принадлежала эта одежда — Хелена была волшебницей, а вещи Надеи Теяновны он бы никому не отдал. В охотничьем костюме тоже была куча карманов, и в них он распихал ей кучу же всего — сосущие амулеты, взрывные магические гранаты, щитовые амулеты, амулеты пламени, амулеты заморозки, обычные мелкие сулицы, какие-то зелья из аптечки в зачарованных небьющихся баночках… Выдал меч. Хороший, службистский.       Она сразу поняла, конечно, что собираются они в бой. Но, всё-таки, она ожидала оказаться в какой-нибудь тюрьме, у входа в какую-нибудь тюрьму, а не в лесу у речки, где ни души, и только по гусенице можно было понять, что где-то не очень далеко творились какие-то некромантские ритуалы.       Хотя, впрочем, если приглядеться — осы тоже были мёртвые.       Но — больше ничего.       Они постояли молча. Хеля рассматривала ос. Выяснила, что мёртвые из них не все, но живым осам всё равно, мёртвые их соседки или живые.       В первые дни с Неянедром Веяславовичем у неё иногда пробивался соблазн сбежать, да и всё — телепортироваться в Беловейск куда-нибудь, прийти с повинной к соратникам… Но Неяндр Веяславович был совершенно не похож на Кровавого Хорогова, которого она привыкла себе представлять, и так хотел спасти дочь… Да и, чтобы являться с повинной, надо было, чтобы это имело смысл — а смысл, в смысле, начальство, сейчас сидело, наверное, в том же месте, что и Хеля Белозёрная, и начальство тоже требовалось спасти.       И — подумать только — сейчас она безропотно собирается в какой-то бой с Неяндром Веяславовичем Хороговым, и он её даже не спрашивал, согласна ли она идти с ним, или нет. Хотя, конечно, она сама уже согласилась помочь ему вернуть Хелю Белозёрную… Но всё равно — подумать только.       Они так и стояли — Неяндр Веяславович думал о чём-то своём — пока не послышался лёгкий плеск. Ряска заколыхалась и расступилась, и показался корабль, узкий, но длинный — как раз для этой небольшой речки. И на корабле толпой — яблоку было негде упасть — стояли мертвецы. Мёртвые мужчины, женщины и даже дети. И все — вооружённые до зубов.       Впрочем, не все были мёртвые — правили кораблём живые. Живые — в чёрной службистской форме, тоже вооружённые до зубов.       За кораблём шёл второй. Такой же.       Хеля вытянула голову — кораблей было восемь.       — Откуда оружие на всю эту армию? — нервно поинтересовалась она.       — В Тысячерогой волости запрещено хоронить людей без оружия.       — Для… этого?       — Да.       Службисты на кораблях отдавали честь Неяндру Веяславовичу, а он — им. Хеля чувствовала себя неловко от того, что она не вправе сделать то же самое.       И тут вдруг она поняла.       Это — начало гражданской войны.       Это не Беловейск, не Стольгород, не восточные волости в любой момент готовы были начать войну, за свержение царя ли, за независимость ли — вся их боевая готовность в подмётки не годилась боевой готовности Тысячерогой волости. Все эти годы вся, вся тайная служба Тысячерогой волости подчинялась не столице, нет. Все эти годы под боком у царя и тайного советника жили, работали и питались из царской казны мятежники, которым нужен был только повод.       Осознавать это было… страшно.       Корабли с мертвецами и службистами причалили к берегу. Все. К противоположному.       Хеля посмотрела на Неяндра Веяславовича непонимающе.       — Это — Душица, — наконец решил он объяснить. — Координаты телепортации от меня закрыли, так что пойдём… пешком.       — То есть… это — Подрожные леса? — уточнила Хеля.       Но с удивлением обнаружила, что — не боится. Раньше испугалась бы. А теперь… страха не было. Совсем.       Может, потому, что она уже умерла?       Она привыкла думать об этом ровно так, как сказала хромая женщина в старомодном платье.       Вот это я, конечно, была в шоке.       — Учитесь, — фыркнула Вера, прочитав. — Вы тут ерепенитесь-ерепенитесь, а гражданскую войну сейчас без вас начнут. Причём совершенно неожиданные люди.       — Думаю, для Марской и Хейгорёвой ожидаемые, — возразила я.       — Не слишком, если они не послали в Тысячерогую волость маленькую армию.       — Тьфу, — искренне расстроился Юлий. Или рассердился. Или ещё что-то.       — Кажется, заключать с ними договора и объединяться нам всё-таки придётся, — заметил Теан подозрительно спокойно.       — Ты сейчас серьёзно?! — возмутился Тиоссанири.       — Абсолютно, — сообщил Теан. — Надо только придумать, как это подать, потому что нашу резкую дружбу с Кровавым Хороговым не поймут.       — Юлий, скажи ему!       Юлий смотрел как-то задумчиво.       — А что, — медленно сказал он, — мы действительно можем стать союзниками.       Ничего себе перемены курса партии!       — Что?!       — То есть, вы хотите мне сообщить, — так же медленно сказала Вера, — что вы выиграете войну его силами, а потом казните его, как преступника.       — Ну, если распространить такой слух, то будет неплохо, — заявил Теан. — А потом сделать вид, что не смогли его схватить — и пусть живёт себе.       — Вы и не сможете! — рассердилась Вера. — Но можете попробовать, да, я на это посмотрю.       — Да, можете попробовать, — кивнула я. — Идея мне нравится.       — Какая из? — уточнила Вера.       — Все.       — Вы с ума сошли, — решительно сказал Тиоссанири.       — Не отрицаю, — вмешался Ксатей. — Но по той простой причине, что нам надо отсюда выбираться, а вы сидите и делите шкуру неубитого Хорогова и неубитого царя за компанию. Может, вы делом займётесь?       — Кстати, да, — заметила Вера. — Нам, вне зависимости от всех желающих нам помочь или что-то ещё с нами сделать, надо самим отсюда выбраться отключить притяжение. Идеи, как это сделать, у вас, как я понимаю, не появились? Не беспокойтесь, у меня тоже нет.       — Давайте думать, — предложила я. — Не верю, что в этот раз нас спасут какие-то чудеса?       — Какие чудеса? — сразу заинтересовался Тиоссанири.       — Ну, когда мы шли вас спасать, их щиты вокруг нашей коробочки были выставлены амулетами, и в какой-то момент вдруг все разом исчезли, — поянил Юлий. — Не иначе как чудом.       — А я тогда бежала к двери, обрнулась и увидела, что за нами у коробочки стояла какая-то женщина, одетая в белое. Хотя она там никак не могла появиться, мы бы увидели, как она бежит, или почувствовали бы телепортацию.       — Это, наверное, тот призрак, — решил Тиоссанири.       — Наверное, — согласилась я.       — Мы никакой женщины не видели, когда вы убегали, — добавила Вера.       — Ну да. Наверное, призрак. Однако, давайте думать, что нам сейчас делать.       Мы замолчали и уставились на щиты.       Серхо снова упал в видение.       Хорошо им. Падаешь — и падаешь, за свою дееспособность и адекватность не отвечаешь.       — Значит, так, — решил, наконец, Юлий, — ничего нормального у меня не придумывается, а потому я беру с собой Саню, закидываю сосущими амулетами все эти щиты, и мы бежим в замок, а вы остаётесь защищать коробочку и задерживать охрану, чтобы нас не догнали. Сань, помоги мне продумать план подробнее. Вот выходим мы, все такие невидимые, снимаем первый щит, они сразу набегают…       — Не получится, — как-то меланхолично сообщила Яня, погладив лежащего Серхо по голове.       — Почему?       Она кивнула на окно.       Там от замка по направлению к коробочке, вокруг которой в струнку вытянулись охранники, шла Мирея Марская в тёмно-красном платье с золотистой — посверкивающей в свете факелов — вышивкой с орнаментом из цветов и плодов. Встающее из-за гор солнце делало край её лица розовым, а правую сторону платья — почти белым. Она шла — на этот раз — касаясь ногами камня, и прихрамывала.       Ну да, она же хромая.       — Ждём, — вынес вердикт Юлий.       Марская подошла… и начала выставлять вокруг нашей коробочки ещё и свои щиты.       Мы обречённо на это смотрели.       — Разрешите обратиться, — сказал ей один из наших охранников.       — Разрешаю, — безразлично ответила она.       — Мы ожидаем от наших пленников чего-то нового?       — Они пока не пленники, — поморщилась Марская, и Тиоссанири фыркнул. — Однако нам стало известно, что альвы не поверили нашему сообщению, а также имеют в нашем строю свои источники, и поэтому попытаются вызволить своего принца.       — Вот, я же говорил! — вставил Теан.       Тиоссанири скривился так, как будто выпил какое-то очень кислое зелье.       Но промолчал.       — Интересно, сколько они народу казнили по подозрению в работе на альвийскую развчедку? — усмехнулась Вера.       Её вопрос остался без ответа.       Марская поставила свои щиты в три слоя, и явно хотела начать делать что-то ещё, но со стороны замка к ней подбежал какой-то службист.       — Госпожа советница! — воскликнул он, ни от кого уже не скрываясь. — На нас собираются напасть! К нам летит отряд!       — И? — Марская к нему даже не обернулась. — Если мне не изменяет память, то мы уже ожидаем нападения.       — Они летят с гор! — взволнованно сообщил службист. — Это не альвы! Мы не знаем, кто это!       Марская назмурилась.       — Осколки, — медленно сказала она.       — Откуда она о нас знает? — удивился Серхо.       — Она шла через горы, — ответила ему Вера. — Из Венея в Богось. Через вас ведь несложно пройти? Если ты никого не похищаешь?       — Несложно, — согласился он.       Марская в это время думала.       И до чего-то додумалась — выражение её лица не изменилось, но я как будто почувствовала её намерение что-то сделать.       А потом Марская взмахнула рукой — и в руку ей, в изящную красную перчатку, прилетел какой-то длинный камень. И она прошла через свои же щиты, и через прочие щиты прочих службистов — они должны были либо не пустить её, либо уничтожиться, но лишь на миг исчезли, а потом снова засияли. Нам бы так уметь. Она постояла, задумчиво оглядывая нашу коробочку вблизи.       Вера рыкнула, быстрее всех осознав, что это шанс, и коробочка тряхнулась, на полной скорости понёсшись на Марскую…       И остановилась, будто бы наткнувшись на невидимую стену.       Марская всегшо лишь выставила вперёд ладонь, даже не защищаясь, а как будто бы запрещая коробочке двигаться.       — Давайте без глупостей, — спокойно и холодно сказала она. — Я пришла поговорить.       — Её всегда уважали за нестандартные решения, — скривился Ксатей.       Юлий подумал — и снял Доверие.       — Мы слушаем, — так же холодно сообщил он.       — Что вы сделали Осколкам? — спросила Марская.       — Забрали у них пару Осколков, — ухмыльнулся Юлий. — А вы, госпожа советница, бывали, значит, в Городе Снов.       — Бывала, — не стала она отрицать. — Значит, у вас в этом вашем… транспортном средстве имеются минимум двое живых Осколков, — задумчиво сказала она. Подождала ответа от Юлия. Не дождалась. — Полагаю, заключать с вами какие-либо сделки бессмысленно?       — Правильно полагаете, — как-то очень довольно отозвался Юлий.       — Я вас поняла, — холодно ответила Марская.       И вышла за щиты.       — И к чему это было? — непонимающе спросил Теан.       — Госпожа Марская! — к ней уже бежал другой службист. — Из леса вышел ещё один отряд!       — Кто на этот раз? — как-то устало и скучающе поинтересовалась Марская.       — Стольгородцы! С Розальской во главе! Лично! Мы отправили им навстречу отряд, но их много!       — Отправьте второй, — скучающе сообщила Марская и направилась к замку.       — Полагаю, это было к тому, что мы ей нужны, и в большинстве своём — живыми, и она будет защищать нас от Осколков, — заметила Вера Теану в ответ.       — Ну а Львидка-то тут зачем? — устало спросил мироздание Юлий.       — Холосотского вашего вытаскивать? — предположила я, вспоминая, как мы его бросили.       Яня свалилась в видение.       Замечательно.       — Юль, — обратился к нему Тиоссанири, — тебе надо вытащить его раньше. И сказать потом всем, что ты отступил, когда в первый раз не смог его спасти, но теперь вернулся и, вот, спас. Это возможность реабилитироваться в Новом Престоле. То есть, конечно, Розальская ещё ничего не знает… Но когда она узнает обо всём постфактум, акцент будет делаться уже не на том, что ты отступил, а на том, что ты его спас.       Юлий вздохнул.       — Если сможем выбраться, то постараюсь, — сказал он. — Но надо сначала, чтобы Марская свалила.       Марская валила — уходила, прихрамывая, обратно к замку, сопровождаемая обоими докладчиками.       — Пусть только отойдёт подальше, тогда и начнём, — согласился с ним Тиоссанири.       Но тут остановилась. К ней подбежал третий службист и тоже начал что-то докладывать. Судя по всему, он был очень взволнован. Взволнованнее, чем предыдущие докладчики.       — Как вы думаете, это там Неяндр Веяславович прибыл? — спросила Вера. — Судя по роже парня, так точно он.       Ей не ответили.       Я вообще отвернулась.       Яня пришла в себя и выдало нам своё новое видение.       Лес поначалу был просто лесом — удобным таким лесом без подлеска, с влажным пружинящим мхом. Только птиц не было. Но не было и орд нечисти, которыми все и всегда пугали, рассказывая про эти места. Хотя, возможно, они и были — просто с небольшой армией людей и нежити связываться не захотели.       Хеля их понимала. Она бы тоже не захотела.       Потом хороший зелёный лес сменился мёртвыми чёрными стволами, на которых не то что листика — мхов и лишайников живых не было.       Нечисть, однако, не появилась.       Они шли хорошо. Быстрым шагом, но спокойно. Нежить так вообще почти маршировала. Каждый мёртвый отряд возглавлялся своим службистом, а Хеля и Неяндр Веяславович шли впереди всех.       — Почему все говорят, что сюда хрен сунешься и живым не выйдешь? — спросила в какой-то момент Хеля. — Мы вот уже часа три как сунулись, а на нас до сих пор никто не напал. Надо просто взять с собой побольше народу, можно вон, как мы, мёртвого, и это к нам, наоборот, никто не сунется.       Неяндр Веяславович всё время был напряжён и предельно внимателен, всё высматривал что-то в лесной глуши. Как будто пресловутая нечисть могла нанести ему хоть какой-то вред.       — Не рассуждай так раньше времени, — строго сказал он. — Здесь водится Древнее Зло.       Хеля фыркнула.       — Звучит как бабкина сказка, — честно сообщила она. — Не думала, что вы в такое верите.       Неяндр Веяславович не ответил.       Они так и шли молча — а потом до Хели дошло, что Кровавый Неяндр Хорогов по определению не может верить в бабкины сказки. Просто не может.       И что просто так он бы чушь нести не стал.       Испугалась.       — Оно… правда здесь водится? — осторожно уточнила она. — Вы его… видели?       Неяндр Веяславович вздохнул.       — А я-то надеялся, что ты так и будешь воспринимать это как бред и не испугаешься.       — Значит, водится, — утвердила Хеля. — Страшное?       — Очень.       Неяндр Веяславович говорил сухо, будто бы нехотя. Хеля запоздало поняла, что он жалеет о том, что сказал ей про Древнее Зло, и не хочет её пугать. Не хочет её пугать раньше времени.       Значит, страшное. Неяндр Веяславович его сам лично видел, и считает его опасным. И считает, что Хеля против него бесполезна — иначе предупредил бы и объяснил, как бить. Но не считает, что оно непобедимо. Впрочем. Неудивительно, раз после прошлой встречи с Древним Злом он остался жив.       А кто не остался?       Когда они строили эту самую тюрьму и институт, оно же, наверное, мешало?       — И сколько службистов оно сожрало? — нарочито незаинтересованно спросила Хеля.       — Триста восемьдесят шесть.       Хеля аж споткнулась.       — Сколько?       — Триста восемьдесят шесть.       Помолчали. Хеля переваривала информацию.       — А что потом было? Как его победили?       — Никак.       — Что?       — Никак.       — И что, оно до сих пор ходит и жрёт службистов?       — Нет. — Неяндр Веяславович вздохнул тяжелее. — Потом оно встретилось лицом к лицу с тайной советницей. Я так и не понял, что она сделала, а она так и не сказала мне. Но, когда Древнее Зло попыталось съесть её, ничего не произошло — а потом оно будто бы шарахнулось. Исчезло и больше не появлялось у нашего замка. Хотя, надо сказать, замок тут был до того, как мы пришли, и, возможно, это был его замок.       Хеля приняла это к сведению, но заинтересовало её другое.       — Я думала, раньше тайным советником были вы.       — Нет. Это всегда была Мирея Марская.       Вот так вот. Отряды Будущего так долго искали, кто же есть этот тайный советник — а достаточно было просто спросить.       Про некую Мирею Марскую Хеля раньше слышала только то, что она была царской фавориткой и иностранкой. Больше ничего не слышала. Но — раз советница, значит, надо будет сказать начальству.       Однако. Древнее Зло.       — Вы думаете, что сможете так же, как она?       — Я думаю — я видел — что мертвецов оно не жрало.       Что ж. Это обнадёживало.       Они так и шли, и ничего не происходило — а потом вдруг ни с того ни с сего Хелю пронзил леденящий душу страх.       Неяндр Веяславович нахмурился и ускорился.       — Оно близко, — сухо пояснил он.       — Хеля с ужасом стала всматриваться в лесную глушь — и увидела вдруг, как у одного из деревьев появилась маленькая женская фигурка в белом.       — Это оно? — опасливо уточнила она.       Неяндр Веяславович посмотрел, куда она указала — и остановился, как вкопанный. Хищно и с какой-то дикой грацией подался вперёд.       — Нет… — как-то неверяще ответил он.       Хелю пробирала настоящая тёмная жуть, и она тихо поторопила:       — Пойдём?       Женская фигурка помахала рукой, будто бы приветствуя их.       А затем развернулась и пошла куда-то вправо.       А Неяндр Веяславович бегом побежал за ней.       И вся армия — побежала.       Хеля на бегу только подумала, что эта фигурка ей смутно знакома.       — Опять белые женские фигуры, — задумчиво сказала Вера.       — Интересно, — ответил Теан.       — Вызывайте подкрепление! — прокричала из замкового окна Хейгорёва.