***
Феликс нервно стучал пальцами по уже очищенному от еды столу и оглядывался по сторонам в поисках знакомых, немного продолговатых черт лица и обворожительно добрых глаз своего сонбэ. Кажется, он слишком сильно разволновался, ведь видеть то, каким мрачным и ошалевшим выходит его кумир Ли Минхо с немного заплывшими янтарными глазами, полными горечи, в одиночестве без продюсера было очень подозрительно. Между ними явно что-то произошло, и это было видно за километр. Эта недосказанность убивала Феликса изнутри, заставляла любопытно что-то гуглить в интернете, но не было буквально… Ничего. Вообще ничего. Ли Минхо не был замечен в крупных скандалах. Не был пойман с чем-то запрещенным и, вроде бы, вообще был с наичистейшей репутацией. Феликс знал многое из его биографии: что до того, как он стал трейни, пару лет был бэкграундным танцором, как он стажировался полтора года и должен был дебютировать, но агентство посчитало его «некомпетентным» и чуть ли не отменило начало его карьеры, как ему приходилось переживать это всё и стараться в два раза усиленнее. Ли вдохновлялся им и считал по-настоящему воплощением идеала. Так… Почему же он так вёл себя сегодня? Почему до сих пор осталось неприятное впечатление, как будто бы у них взаимная ненависть? За что?.. Феликс смог вылезти из своих нервных рассуждений только когда увидел немного обеспокоенного Джисона, что шёл обратно к коллегам. Кажется, что-то явно было не так, и Бан Чан сразу понял это, заломив брови и прикусив губу. Лидеру было действительно страшно за уже породнившихся ему людей за это долгое время, а особенно за Чанбина. Ликс же сразу расправил плечи и уже готов был задать миллион вопросов насчет состояния старшего коллеги. — Сказал, что свинина несвежая попалась. Выйдет через пару минут, — вздохнул Хан и покачал головой. — Мне кажется, тут дело в чём-то другом. Чан сжал руки в замке перед собой и попытался прийти в себя. Он то всё понимал, но здесь сидел взволнованный Феликс, которого ни в коем случае нельзя было посвящать в курс дела больше, чем поверхностно. Иначе проблем потом не оберешься. — Думаю, тут главную роль алкоголь сыграл, — указал Чан на паре пустых бутылок из-под соджу. — Может, перепил. Он переутомлялся в последнее время. Феликсу это было всё неубедительно. Ощутив, как что-то от него явно пытаются скрыть «ради его же блага», парень оглядел старших ещё один раз. Те были взбудоражены и всклокочены, бросая какие-то многозначительные взгляды друг на друга. Здесь явно был замешан Минхо, но только как… Если Ликс не мог узнать об этом напрямую, нужно было хотя бы быть в курсе того, как эти двое были связаны. — Кажется, Минхо-сонбэ тоже был немного не в себе, когда выходил из уборной, — тихо пробормотал Ли, обратив на себя должную часть внимания. — Может, они повздорили? Разногласия бывают у всех… Бан Чан хотел было что-то ответить, но его прервал назойливый рингтон на телефоне Джисона. Тот пулей вытащил его из кармана джинсов и уставился в экран. Он лишь кинул незначительно куда-то в сторону, что это звонил Ли Минхо, а затем скрылся за углами забегаловки в поисках более тихого места. Феликсу слишком тяжело стало даже моргать. Знаменитость, хоть и настроена была агрессивно, волновалась за хёна. Это же именно он попросил о том, чтобы позже его оповестили о состоянии Чанбина. Не Хёнджин, не Джису. Минхо. Тот, кто весь вечер выводил его из себя слишком явно. — Похоже, он до сих пор беспокоится о Чанбине-сонбэ, — как-то слабо и грустно улыбнулся Феликс, а затем сразу опустил взгляд в пол. И сам Ликс безумно волновался. — Почему же он не должен беспокоиться… — сказал в ответ наконец Чан, собирая невидимые пылинки мизинцем со стола. — Чанбин же работал с ним с самого первого дня стажировки. Феликс удивленно озирнулся на Бана и приоткрыл пухлые губы. — Правда? — Ты не знал? — с таким же изумлением установил зрительный контакт с трейни лидер. — Я думал, ты о Минхо знаешь всё, фанат ведь. Чанбин спродюсировал его дебютный сольник. Они долгое время работали вместе… Тогда всё было иначе. Я давно не видел его таким же вдохновленным и окрыленным, как в то время. — Это Минхо-сонбэ на него так влиял? — с невинным любопытством спрашивает Кристофера Феликс. Узнавать новые вещи про своего сонбэ было просто удивительно. — Да, — коротко отрезал Бан, помрачнев. — Он видел в нём огромнейший потенциал как в певце. Мне кажется, он его даже… Боготворил. Повисло молчание. Ликс как-то для самого себя неестественно поморщился. Если между ними была такая глубокая связь, то почему сейчас всё было так сложно и непонятно для обоих? Почему Минхо как будто мстил ему при всех, а Со так долго торчит в этом чертовом туалете под видом того, что съел что-то несвежее? Будто какая-то недосказанность меж друг другом, долгая обида. Причины, которые никогда не раскроются полностью. — Когда Чанбин видел Минхо, то сразу же находил для себя новые рифмы и строки, — продолжал Чан, постепенно раскрывая половину из карт, но далеко не все. — Ты же слушал песни из первого альбома Минхо… Там был весь Чанбин. Такой, какой он на самом деле есть. Ликс слушает внимательно, пытаясь удержаться за суть. — И сейчас то же самое… Произошло с тобой ведь, Феликс-щи. Непонимание. Отрицание. Волнение. Сердце почему-то ускорило свой темп, когда перед глазами снова предстал тот Со Чанбин из зала, который помогал ему с хореографией. Сосредоточенный и строгий, когда проговаривает вслух каждое свое следующее движение. Мягко улыбающийся и нежный, когда говорит с ним близко-близко. Взбудораженный и восхищенный, когда смотрит на его танец. Феликс густо краснеет и не двигается. Хлопает ртом будто рыба, прячет изумленный взгляд где-то на столе, потирает потные ладошки. Может, он не так понял? Или ему послышалось? Нервный смешок срывается с персиковых губ, и Чан взволнованно пытается разложить по полочкам те события, что происходили ранее. Если история повторяется, значит того хотела сама судьба. Видимо, Чанбину суждено было страдать и заставлять страдать других. Но так он хотя бы как-то работал, хотя бы как-то мог выпускать на рынок настоящих талантов с прекрасной музыкой. Главное просто не допустить лишних оплошностей, не допустить той же глупой ошибки, как два года назад. Хотя бы косвенно предупредить Феликса. Иначе нельзя. — Ха-ха, о чём Вы, сонбэ? — спрашивает Чана Ли, наконец поднимая ироничный и совершенно не выкупающий всего этого взгляд. Бан замечает бугорки мурашек на его оголённой шее. Кажется, его фраза потрясла бедного парнишку. — Это был он, — сглотнул лидер. — Чанбин… Это он посодействовал тому, чтобы ты прошёл. Пазл сложился. Загадка была разгадана. Феликс судорожно вздрагивает, не контролируя своего тела. Что же это… Получается, тот изумленный взгляд продюсера во время его выступления и танца в зале общежития был из-за того, что Чанбин… Действительно считал Феликса будущей звездой? — Он ещё с твоего первого перфоманса на прослушивании был поражён тобой, Феликс-щи, — выдохнул Чан, ощущая на себе этот совершенно шокированный взгляд Ликса. Он отвечал на его вопросы так, как будто умел читать мысли. — Я думаю, ты заметил… Чанбин превозносит тебя. Ты заставляешь его снова писать лирику, музыку. Я правда не видел в нем того энтузиазма после дебюта Минхо, пока не появился ты. — Но как же… Нет, этого не может быть, — еще гуще покраснел Феликс, ощущая, как бабочки в его животе порхают и танцуют вальсы. — Значит это всё… То, что говорил мне хореограф Пак… — Чанбин выбрал тебя, — грустно улыбнулся Чан. — Он хочет, чтобы ты дебютировал. Он возлагает на тебя действительно большие надежды, Феликс. Чанбин растёр себе колени, когда умолял судью и директора взять тебя, уверял, что ты станешь чуть ли не Звездой Халлю, если ему довериться. Феликс молчал, почти что задыхаясь от избыточных эмоций. Выбрали именно его. Со Чанбин, его сонбэнним и прекрасный продюсер, написавший Минхо дебютный альбом, который Ликс так сильно обожал, выбрал его. Он хочет, чтобы Феликс дебютировал. Хочет, чтобы он прорвался. Он (Господи, Боже мой!) восхищается им! Ли переполняется всем этим, чуть ли не плачет. На него возложили надежды. На него надеются. Его поддерживают, желают удачи и держат за него кулачки. Феликс чувствовал себя совершенно незаслуженно выделенным, но эгоистичное желание оправдать все те ожидания было намного выше. Намного. Настолько, что Ли готов был прямо сейчас бежать и заниматься до изнеможения, но затмить всех остальных трейни. Он ехал в Корею только ради этого, и сейчас понял это окончательно. — Я не говорю о том, что ты обязан теперь стараться ради этого, но… — Нет, я обязан! — наконец надрывно всхлипнул Феликс и протёр намокший нос. Слишком. Это было слишком, правда. — Если ради меня сонбэнним стоял на коленях, значит я должен соответствовать этому. У меня нет иного выбора, Чан-сонбэ. — Но, Феликс… Здесь есть обратная сторона монеты, — перебил его Бан по-родительски взволнованно. — Будь осторожнее. Ты можешь неожиданно для самого себя напороться на гвозди, думая, что это цветы, и пожалеешь об этом. Не доводи всё до крайностей. Будь разумнее. Холодный ум важнее чувств. Притупленное сознание Ликса толком не могло связать опасения Кристофера с тем, что он рассказал минутой ранее. Ему казалось, что всё это какой-то странный сюрреализм, и поэтому Феликс уже было спешил возразить Чану об этом и объяснить, что волноваться, вообще-то, не о чем, но одернулся, когда увидел, что Бан больше с ним не разговаривал. Ли сразу же переводит взгляд на ту точку, что так тщательно высматривал лидер, и замер. Из уборной медленно плёлся безумно уставший Чанбин с такими же заплывшими глазами, что были у Минхо, красными щеками, растрепанными каштановыми волосами и расстёгнутой рубашкой на пару пуговиц, видимо, от жары из-за алкоголя. Теперь смотреть на сонбэ стало немного смущающе из-за полученной информации, но волнение за него пересилило все его бушующие эмоции и создало резкий контраст между ними. Ликс быстро встает из-за стола и пытается этим привлечь внимание сонбэ, но тот даже не смотрит. Раньше такого не было. Раньше Чанбин охотно подолгу мог наблюдать за россыпью веснушек Феликса, за его блестящими чайно-шоколадными глазами и нежной улыбкой, а затем уже улыбнуться самостоятельно. Нет, Со даже не посмотрел на него. Будто Ликса для него сейчас не существовало. Что-то в груди болезненно защемило. Феликс больше не видел того восхищенного доброго сонбэннима. Это был другой человек. Его подменили. — Сонбэнним! — наконец вскрикнул Феликс, закусив губу. Чанбин остановился, но не посмел оглянуться. Больно было смотреть. Со знал, что если посмотрит, то не сможет справиться с собой сейчас. Скорее всего заплачет. Но при Феликсе нельзя. — Чанбин, ты в норме? — встал из-за стола и заботливый лидер. Но продюсер и на него не посмотрел. Бан Чан понял сразу, ему не нужны были отговорки парня о тухлом мясе. — И-извините, что задержал, — сухо и безэмоционально произнёс им в ответ Чанбин, смотря в пол. — Кажется, мне нужно отлежаться как следует. Джисон позвонил мне, мы вместе с ним поедем на такси в общежитие. Закажите себе тоже, если не захотите идти пешком. — С-сонбэ, Вы точно в порядке?.. — медленно начал подходить Феликс, но как только Чанбин отвернулся от него, похоже, специально, сердце Ликса почти что разбилось. Его сонбэ сейчас не хочет разговаривать с ним. И это до невозможности больно. — Я в норме, — отрезал Чанбин и прошёл быстрее к выходу. — Я пойду… У Чана лежит моя кредитка, расплатитесь за ужин… Джисон ждёт. И продюсер исчез, будто бы его здесь не было. Феликс ещё минуту смотрел на дверь, через которую вышел продюсер, ощущая, как пол под ним проваливался, и сам парень падал в никуда. Персиковые губы рефлекторно сжались, и Ли напряг покрасневшие щёки так, чтобы подавить нарастающую тоску и невыносимое чувство одиночества. Никогда прежде Ликс не был настолько подавлен из-за того, что мужчина не хотел говорить с ним. Потому что он так привык. За это короткое время Феликс привык ловить взгляд мимо идущего Чанбина по зданию для тренировок трейни и айдолов, обмениваться теплыми улыбками, вспоминать тот день, когда старший помог ему выучить хореографию и поддерживал в трудное время для стажёра. А сейчас он не хотел с ним говорить. Не то, что говорить, просто смотреть. Бан Чан с попыткой поддержать осторожно похлопал парня по плечу и боязливо отвёл взгляд. Больше всего он боялся сейчас, что особая связь между Чанбином и Феликсом перерастет во что-то большее, но оставлять бедного трейни сейчас вот так было бы худшим решением. Было видно, как он расстроен. Он даже не догадывается о том, что на самом деле скрывалось за тем невыносимо измученным лицом продюсера. Но и сам Чан о многом не был осведомлен. Просто предполагал, что, кажется, тому было ещё хуже, чем он думал. Ликс же не понимает. Ему хочется знать, что произошло. Ему хочется знать, что случилось с Минхо, что случилось с Чанбином, с тем самым светлым и добрым сонбэ в его глазах. Но он знает, что в их глазах только посторонний. Не настолько близкий, чтобы делиться тайнами. И от этого ещё сложнее. Ведь Феликс больше не считал Чанбина случайным прохожим.***
«Сегодня в Сеуле погода ожидается морозной. Пасмурно, облачно, без осадков. Температура воздуха — «минус три» градуса по Цельсию». Феликс запомнил прогноз сегодня наизусть. Этот день обещал быть таким же, как всегда, правда немного морознее чем обычно. Ликс так же закутался в свой любимый вязаный мамин шарф, впопыхах натянул потрёпанные кроссовки и ушёл раньше, чем проснулся Хёнджин. Просто в последнее время он много думал обо всём, что навалилось. В особенности часто вспоминал талантливого продюсера, которого так долго искал среди толпы другого стаффа в здании тренировок, пытался разглядеть ту тёплую улыбку и добрые карие глаза. Он так долго прокручивал сладостные воспоминания о совместном занятии с ним тогда, что запомнил их томные диалоги наизусть и повторял в голове днями напролёт. То, что за ними на самом деле скрывалось, пугало парня и одновременно завораживало. Это ведь… Это ведь было всё взаправду. Со Чанбин хотел, чтобы Феликс продолжал следовать мечте, был восхищён им и так изумленно смотрел. Ликс вспоминал этот взгляд, когда ему было трудно, и мог работать усерднее. Чанбин действовал на него самым сильнейшим энергетическим напитком, мотиватором, наркотиком. Правда, ранее Феликс и не помнил, когда был так способен заниматься и не уставать. Но это воспоминание было единственным. Больше они не создали. Он не видел продюсера так долго и волновался, что что-то явно не так. Что, кажется, Минхо-сонбэ сказал ему что-то не то. Что-то, что заставляет теперь Чанбина постоянно находиться в одиночестве за написанием лирики и не встречаться с Феликсом взглядами. Но Ли этого хотел. Ли хотел создать ещё парочку воспоминаний, чтобы уж наверняка. Чтобы помнить этот взгляд в разных ракурсах и ощущать это. Ощущать это чувство гордости сонбэннима за него. Тогда у Феликса всё получается. Тогда он чувствует, что чего-то по-настоящему стоит. Когда старший показывает ему большой палец, направленный вверх, и говорит, что он большой молодец. Потому что тот его выбрал. Выделил из других и сказал, мол, этот парень станет чёртовой звездой в этой индустрии. Феликс чувствовал и осознавал, что должен соответствовать. Теперь уже наверняка. Но Чанбина парень с того дня не видел. Когда он не обернулся на его бархатистый голос, Феликс понял. Со был таким понурым, мрачным и совершенно на себя не похожим, что Ли готов был сейчас же разыскать Минхо в свободное время и спросить об этом наконец, но так и не смог. Это его не касалось. Ли мог только раздумывать и слепо верить в то, что всё будет хорошо. Всё ведь… Будет хорошо? Весь этот день Ликс старался об этом не думать. Сначала занимался один с утра пораньше, затем пытался как обычно общаться с Джису и Хёнджином, а потом, после уроков актёрского мастерства, остался подольше в здании тренировок, чтобы попрактиковаться, отпустив Хвана и Чхве в общежитие в одиночку. «Здесь зал был больше», — оправдывался про себя Ли, потягиваясь у зеркала, но всё равно понимал, что находится здесь только из-за блеклого ожидания кого-то знакомого. Хотя бы Бан Чана или Джисона, кого-нибудь из них, чтобы так невзначай поинтересоваться состоянием сонбэ. Но… Никого. Только лишь Феликс наедине с очередным надоедливым треком для танца. Чанбин был прав, Феликс и правда порхает как грациозная бабочка над бескрайнем полем, строго держит осанку и взмахивает плавно своими руками, будто в них нет ни одного уголка костей. Прикрывает глаза так, что пушистые реснички щекочут налитые спелым земляничным цветом припухлые щёки, дышит прерывисто, постоянно громко для самого себя сглатывая накопившуюся вязкую слюну, складывает ладони на груди и раскрывает ее вперед, выгибаясь в спине как крылатая кошка, нарисованная ребенком, и приподнимает бедро. Ли Феликс был знатоком настоящего искусства. Да к чёрту всё, он был самим воплощением искусства. Музыка затихает. Феликс машинально пальцами стирает со лба капли испарины, аккуратно приглаживает растрёпанные каштановые волосы, но они всё так же не слушаются и торчат в разные стороны, поэтому Ли оставляет всё как есть. Всё равно потом наденет шапку и скроет это гнездо на голове. Смотрит на свое веснушчатое покрасневшее лицо и сам себе улыбается. Кто-то, похоже, действительно считал его мордашку привлекательной и красивой. Возможно, в ней правда что-то было, как говорили другие. Ли упорядоченно складывает свои вещи в рюкзак и собирается уже было идти в холл, но тут же отвлекается на вибрацию телефона в кармане. Он с пренебрежением к самому себе достает его и рассматривает имя звонящего через запутанные вокруг смартфона белые наушники, и всё же решает хоть как-то стянуть их. Наконец, когда проводки повисли и добрались почти что до пола, Феликс смог спохватиться и взять трубку, так и не обратив внимание на буквы на экране, которые принадлежали тому, кто сейчас нарушил его рутину. — Феликс-щи! Добрый вечер, извини за беспокойство, — зазвучал знакомый ему голос на конце трубки. Он надеялся, что встретится с ним сегодня случайно, когда будет идти с тренировки, но, кажется, и звонок — тоже неплохо. — Чан-сонбэ, — взволнованно ответил ему Феликс, схватившись за гаджет двумя руками. — Зачем… Зачем Вы мне позвонили? — Я сначала позвонил Хёнджину-щи, и он сказал, что ты единственный остался в здании. Ох, правда прости, если я тебя прервал, — раздалось где-то там сквозь шуршание, и Феликс сразу же стал отнекиваться. — Ладно. Слушай, помнишь, когда мы ночью встретились в коридоре? Тогда мы должны были идти на встречу ради одного проекта. Мы подписали кое-какие бумаги там. Сейчас мне нужно показать их гендиректору, но я оставил их в нашей студии. Я достаточно далеко уже отсюда, так что вернуться не смогу. Мне важен лишь сам факт наличия этих бумаг сейчас, можешь прийти в студийку и перефотографировать мне страницы, пожалуйста? — Оу, конечно, сонбэ! — закивал сам для себя парень. — Спасибо огромное, я буду у тебя в долгу! — раздалось в ответ. — Студия, если ты не в курсе, на первом этаже. Прямо по коридору со стороны входа, налево и до самого конца. И ещё раз спасибо! Здесь уже никак Феликс не мог вставить пару словечек о своем волнении. Сонбэнним нуждался сейчас в его помощи, так что Ли, не раздумывая, закинул рюкзак на плечо и пошёл по направлению, которое указал ему Чан. Напоминание о столкновении в коридоре снова заставило все эти теплые воспоминания вернуться в голову к Ликсу. Правда, если бы он мог их хранить у себя в голове вечность, то он бы обязательно сделал для них отдельный стеклянный алтарь. Однако, сейчас было совершенно невовремя об этом думать. Ликс идёт спокойно, вынимая провод наушников из разъема и попутно включает камеру, чтобы не тратить время зря. Мысленно он был уже в общежитии и лежал на кровати, пытаясь хоть как-то отдохнуть и отвлечься по-настоящему, и хотелось быстрее воплотить это в жизнь, поэтому, доходя до помещения, где трио писала музыку и продюсировало молодых трейни, Феликс, не раздумывая, отворяет дверь. А дальше… Всё. Всё было как в тумане. Ликс забыл, кто он и как его зовут, забыл, зачем пришёл сюда и что хотел скорее оказаться дома. Когда по коридору раздавались тихие звуки какой-то неясной для парня мелодии, он на самом деле подумал, что кто-то из трейни тоже поздно решил позаниматься. Ну, а мало ли? Ликс до сих пор еще не был в курсе отдаленных уголков здания. Однако, он ошибся. Но, кажется, он не жалел о том, что пришёл сюда. Парень тихо стоял в проходе и смотрел в комнату для записи, где находился и пел неизвестную Феликсу композицию продюсер, которого он так долго искал. Вот же он, собственной персоной — Со Чанбин в голубой рубашке с вышитыми узорами на ней, придерживающий наушники фирмы «Sony» двумя руками и прикрывший свои добрые карие глаза для большего погружения в трек. Ликс стоял будто вкопанный и внимал в страстные, кричащие о помощи строчки, что наверняка мужчина написал сам, и всё живое из него медленно улетучивалось. Ли загорелся внутри, когда услышал это, по коже стремительно пробежал табун мурашек, и он даже не мог обозначить свое присутствие. Лишь смотрел. И слушал. «Дождливая вода накапливается на изношенной крыше, Слишком хорошо зная меня, разрезает все мои трещины снова. Я нуждаюсь в ком-то, пока бинты все еще не спали. Спросите меня кто-нибудь снова, в порядке ли я…» «В порядке ли я».***
Феликс задумчиво размешивал палочками длинную гречневую лапшу в супе и изредка поглядывал на такого же замкнутого в себе Чанбина. Тот молча зачерпывал ложкой свой миёккук из водорослей и осторожно дул на него. Приятный запах рассеивался по маленькому ресторанчику поблизости общежития. Феликсу нравилась эта атмосфера. Оставалось всего пару дней до рождества, и им должны были дать законный выходной, который Ли бы всё равно потратил на усиленные тренировки. Его родители жили в Австралии, так что праздновать ему было правда не с кем. Ну так и зачем праздновать с кем-то, если можно обзвонить всех родственников, а потом снова погрузиться в работу? Чанбин, наверно, тоже будет праздновать рождество с родителями. Как и Хёнджин, как и Джису, и остальные трейни со стаффом компании… Повезёт, если Хван согласится отпраздновать вместе. Лапша наворачивала круги в тарелочке под воздействием столовых приборов и гипнотизировала Феликса. Он хотел бы отвлечься, но совместных тем с сонбэ толком не находилось. Постоянно вспоминались те слова Чана и вскрывшаяся правда про его помощь. Это заставило Ликса совсем невесомо, но приподнять уголки губ. Мечтать не вредно, Феликс. — Твоя лапша так порвётся, если ты продолжишь так крутить палочками, — наконец вступил в диалог молчаливый Чанбин, чем и разбудил от грёз Ликса. Тот смущенно опустил голову, а затем и столовые приборы обратно на тканевую салфетку. — Я просто задумался… — ухмыльнулся Феликс и ощутил, как его щёчки странно полыхать. Это в ресторанчике было так жарко? — О том, что уже второй год буду праздновать рождество без семьи. Чанбин задумался. Хоть что-то между ними было общее. — Ты же родился в Австралии, да? — Да. Я отмечал рождество с Хёнджином и его семьей, но мне кажется, что они не особо рады меня видеть. Так что, наверно, буду просто заниматься в общежитии. Мне много чего надо подтянуть. — Я не помню, как в последний раз отмечал рождество, — как-то невзначай кинул в сторону Чанбин, рассматривая темно-зеленые водоросли в тарелке на предмет их срока годности. — После того, как я стал продюсером, родители видеть меня не хотят. — Но… Как же так? Они совсем не хотят Вас видеть? — обеспокоенно поинтересовался Феликс, придвинувшись поближе. — Чтобы праздновать с ними рождество, я должен был закончить престижный университет, найти постоянное место работы в офисе, днями напролет сидеть за компьютером, делая отчёты… Ну, в общем-то, ты догадываешься, что я отказался. — Чанбин отправил ещё одну ложку в рот, видимо, убедившись что водоросли и правда были не тухлыми. — Я вижу их. Иногда. Но мы общаемся немногословно. Так что, я тоже работаю, но в квартире. — У Вас даже квартира есть? А почему Вы живете в общежитии? — Так удобнее. В квартире тоже можно работать, но в компании это доступнее, — пожал плечами Чанбин. — Там у меня… Вдохновения больше. Феликс заметно смутился. Просто вспомнил, как Чан-сонбэ говорил про изменчивое воодушевление Чанбина, когда дело касается музыки, и то, что он долго не мог его найти. Сразу же вспомнилось, как Феликс сделал фотографию Чанбина в студии. Тогда он отчётливо слышал надрыв в голосе, когда он проговаривал строчку за строчкой. Буквально проживал этот текст по-настоящему, ощущал его на себе. Неужели… Чанбин написал это после того, как встретил Ликса? Что же такое он переживал всё это время, что чувств хватило лишь на такой серьезный, невыносимо болезненный трек?.. — Я не слушал Ваших песен, на самом деле… — неловко потер ладошки Феликс, поджав губки. — За исключением той, которую я услышал сегодня в студии… Чанбин ничего не ответил. Сердце колотилось как бешеное при упоминании тех строчек, что он писал после первых потрясений от выступления Феликса, после разговоров с Чаном, после того, как научил парнишку новой хореографии и после своей панической атаки в уборной забегаловки. Наверно, его Бин никогда не сможет выпустить, потому что думать даже об этом было тяжело. Что могли сказать слушатели «3RACHA», когда вместо очередного андеграундного микстейпа получат такой депрессивный поток от всеми любимого SpearB? Наверно, скорее всего, пошлют чувства парня куда подальше и постараются не вспоминать этот позор. Кому нужны такие сопли? Самым последним Со хотел, чтобы этот трек услышал Феликс. Он ведь написал эти строки под воздействием этих опьяняющих чувств к нему после его порхающих движений на прослушивании. Как будто бы под тяжелыми наркотиками, подобно тому, что Ли сам был его наркотиком. Что он подумал про своего сонбэннима? Разочаровался ли в нём? Или же проникся? — Вы часто пишете такие глубокие песни? — с чистым любопытством поинтересовался Феликс, но в ответ получил лишь мрачный, разбитый взгляд. Похоже, нет. Это было счастливое исключение. Точнее, далеко не такое счастливое. — Извините, что спрашиваю… Я не настолько близок с Вами, чтобы интересоваться такими личными вещами… — Наверно, это больше связано с моим прошлым, — сухо произнёс Чанбин, потупив ничего не выражающий взгляд в одну точку и томно помешивая суп. — Этот текст, может быть, и банальный, но я давно не изливал душу вот так… — Связано с Вашим прошлым… И прошлым Ли Минхо-сонбэ? У Чанбина раздраженно дернулись мышцы лица. Кажется, ему явно не понравилось то, что Феликс начал об этом догадываться. Слышать невыносимо. Больно. Вспоминать — еще больнее. Чувствовать вину заново — невыносимо. Слишком много было связано с теми событиями. Слишком много тогда навалилось на них обоих. Минхо был молод и неопытен, Чанбин слишком много думал о себе и не заботился о самом главном — карьере, которую выбрал. Раздумывая насчет того, что можно было ответить стажёру на этот счет так, чтобы он и дальше был в неведении, Ликс сам закончил за него. — Я знаю, что я не имею права знать об этом, сонбэ, — грустно улыбнулся Феликс и специально заглянул тому в глаза, чтобы успокоить. Чанбин готов был смотреть в эти чайные полумесяцы всю жизнь. — Я просто видел, как Вам было от этого тяжело. И как было тяжело Минхо-сонбэ. Я могу лишь верить в то, что у вас всё будет хорошо. Ликс улыбался так, что на душе становилось тепло. Чанбин знал, что после этого огромный груз так и останется на его плечах, когда он придет обратно в общежитие и останется наедине со своими мыслями, но сейчас хотелось действительно… Действительно верить, что всё хорошо. Пока этот трейни здесь — всё хорошо. Его глаза согревали. Его веснушки завораживали. Чанбин влюблялся и ненавидел себя за это. Но не требовал ничего взамен. Просто любить и всё. Просто хоть немного верить в лучшее. — Я бы хотел продолжать общаться с Вами вот так, сонбэ, — продолжил Феликс, наконец опустив взгляд. — Не игнорируйте меня. Я всё равно буду находить доброту в Ваших глазах, что бы Вы мне не сказали. «Ищи меня везде. Ищи меня в каждом чужом взгляде. Только продолжай искать. Не теряй». — Да ты и сам поэт, ха-ха… — осторожно перевел тему Чанбин, ощущая, что сейчас разорвется от этих проклятых чувств, и заглянул в чужую тарелку. — Твой нэнмён разбухнет, если ты не начнёшь есть его прямо сейчас. Поговорим, когда поешь. Феликс спохватился и жадно начал есть коричневую лапшу с характерным хлюпающим звуком, совершенно этого не стесняясь. А Со тихо наблюдал. Потому что на этого Ликса было смотреть прелестнее всего. Он сидел перед ним, такой драгоценный и заботливый, что хотелось заплакать. Это ведь старший должен быть таким заботливым. И если бы Чанбину было разрешено, он бы подарил Ли весь мир. Подарил бы свои теплые чувства. Не стесняясь бы признал свою симпатию. «Как же жаль, что я не достоин твоей любви», — подумал про себя Чанбин, но все равно не мог закончить смотреть на Феликса. Потому что трудно любить, не касаясь. … Феликс натягивает шапку на ходу, потому что ноги у Чанбина длинные, и ходит он быстро. А от сонбэннима отставать не хотелось. Оказывается на улице первым Бин. Люди то и дело ходят туда сюда: кто-то — с работы, кто-то — на вечеринки с друзьями, кто-то — в караоке-бар. Чанбин сразу же натягивает на нос маску, чтобы не дай бог его кто-то здесь не узнал, а особенно вдвоем с трейни. Феликс выходит следом, всё поправляя вязаные шапочку и шарфик. Он был таким крохотным, с покрасневшим носиком и детским шоколадным взглядом, что Бину так и хотелось затискать его. Ох уж эти странные мечты, которые никогда не сбудутся… Грустно было даже и думать о таком. — Сонбэ, Вы очень быстро ходите, — констатировал факт Феликс, почесав затылок за шарфом. — Я думал, что Вы сейчас сбежите, если я не побегу. — Я бы в любом случае подождал тебя, — улыбнулся в ответ Чанбин, ощущая свое учащенное сердцебиение и стараясь дышать глубже. За маской всё равно не видно его покрасневшие щёки. Непонятно, от холода было это или от переполняющих его чувств… — Нам ведь в одну сторону идти. — На улице такой мороз… — уткнулся носом в кусок вязаной ткани Ликс и выдохнул. Облако пара сразу же рассеялось в воздухе. — Обычно в Сеуле теплее в декабре… Чанбин взглянул на небо. Сизые, увесистые тучи было, конечно не очень хорошо, но всё же видно, несмотря на темноту. Они плыли достаточно медленно, их подталкивал вперёд дуновение лёгкого ветерка, и продюсер завороженно наблюдал за их плавными, постоянно меняющимися узорами. Он почувствовал Феликса рядом с собой. Парень стоял вот тут, прямо в паре сантиметров, и наблюдал так же изумленно. Не было ничего красивее Ли Феликса, наблюдающего за плывущими тучами. Чанбин хотел было уже сдвинуться с места, но ему помешала маленькая, почти что незаметная порхающая снежинка, которая приземлилась прямо Феликсу на нос. Боже, никогда еще Со не был так счастлив. Феликс завороженно попытался высмотреть ее на кончике, но она тут же растаяла. А за ней летели ещё и ещё, много таких же маленьких льдинок, которые падали и таяли при соприкосновении с землёй или тёплой кожей человека. Ликс вертел глазами в разные стороны, рассматривал в воздухе каждую, пока наконец не улыбнулся так широко, что Чанбин готов был расплакаться. — Первый снег! Сонбэ, это снег! — Феликс смеялся так счастливо и заливисто, согревал старшего взглядом, и все эти снежинки таяли в между ними. Потому что чувства Чанбина нельзя было измерить в градусах. — Боже, как же красиво, сонбэнним! — Красиво, — завороженно проговорил Бин, смотря прямо на Ли, и стянул с лица маску. Да, Феликс был самым красивым. Ликс счастливо захлопал в ладоши, которые до этого держал в карманах утепленного пальто, а затем, кажется, кое-что придумал на скорую руку и достал свой телефон из кармана. Он быстро разблокировал его и включил камеру, которой сегодня в тайне от Чанбина фотографировал его, а затем сделал парочку снимков ночного Сеула во время первого снега. Никогда ещё Чанбин не видел столько счастья на его лице. Такого искреннего и невинного, такого… настоящего. Это взаправду. И ведь так хотелось, чтобы это выражение лица осталось запечатленном в голове навсегда. Его аккуратные веснушки, разбросанные по щёчкам, глубокие кофейные глаза, пухлые губы, расплывшиеся в широкой улыбке. Чанбин никогда бы не захотел, чтобы это закончилось. — Сонбэ, давайте сделаем сэлку вместе! — наконец повернулся к растаявшему старшему в такой мороз, и тот вздрогнул от неожиданности. — Да ну, Ёнбок-и… Я плохо получаюсь на сэлках, — активно отказывается Чанбин, однако Феликс не хотел ждать. Он внезапно притягивает продюсера к себе за его локоть так, что теперь между ними совсем не оставалось расстояния, и Со забывает, как дышать. Он чуть не сгорел от столь жаркой близости между ними, когда Феликс вытянул телефон перед собой, и Чанбин увидел свое безумно покрасневшее лицо. Наверняка, тот думал, что это всё от холода. Но продюсеру совсем не было холодно, когда рядом был этот талантливый, любимый трейни. Чанбин улыбается широко, потому что на экране смотрит на Феликса. Потому что Бин, чёрт возьми, так сильно влюбился, и так жалеет об этом, что сейчас не может контролировать тепло, которое он бы хотел отдать этому парню. Ведь он улыбается так счастливо. Ведь ему с сонбэ так хорошо и комфортно. Чанбин придерживает его за плечо, не может сдержать еще более тесного контакта. Больше ведь такого никогда не будет. Больше ведь он не сможет вот так случайно задеть его пушистые каштановые волосы, почувствовать его обжигающую кожу пальцами рук. Не сможет встать вот настолько близко и посмотреть в чужие, но такие родные глаза так, чтобы тот сам всё понял. — Я перешлю Вам фотографии, — наконец выбрался из косвенных объятий Ликс и начал просматривать сделанные им фотографии, а Чанбин стал остывать. Он бы хотел догореть сейчас окончательно, но так безумен тем, что никогда не сможет. Продюсер не имел права сделать что-то большее. И это убивало всё то, что он раньше приобрёл. Как бы хотелось постоять вот так ещё немного. Совсем чуточку. Почувствовать это до самого конца. — Какие хорошие! — Да, хорошие… — задумчиво проговорил Чанбин, ощущая, как сердце разрывается, и сделал пару шагов назад. — Пойдем… Холодно. Вот теперь действительно было холодно. Чанбин развернулся к Феликсу спиной и прошёл всего несколько шагов, прежде, чем остановился и понял, что Ли не двигается с места. Бин повернулся обратно и с непониманием рассматривал уже более расслабленное веснушчатое личико парнишки. Тот был неподвижен, как будто сам так же изучал его с ног до головы. Но Чанбин бы скорее поверил, что это снова его больное воображение, нежели Феликс и правда жил с такими же чувствами, как у Со. Он стоял так еще несколько секунд, прежде чем Чанбин захотел разрушить тишину, повисшую между ними на таком большом расстоянии. — Почему не идёшь? — кратко поинтересовался Чанбин и хотел было подойти ближе, но не смог. Потому что услышал то, что не ожидал услышать. — Сонбэ, я знаю, что это Вы помогли мне пройти прослушивание. Снег порхал над ними уже крупными хлопьями, и Чанбину казалось, что каждая из этих слепленных снежинок между собой разбивается о него огромными, тяжелыми метеоритами. Его зрачки заметно сузились, а лицо испуганно дёрнулось. Феликс проговорил это так серьезно, что по коже под толстым слоем одежды пробежали тысячи мурашек. Как же это… Как же это так?.. Почему? Почему теперь после этих слов Чанбин не смеет к нему подойти теперь так же близко, как подходил до этого? — Откуда ты узнал? — так же серьезно хотел спросить у Ликса Чанбин, но запутался в языке. — Это… Хореограф Пак тебе рассказал?.. — Это не важно, сонбэ, — тепло улыбнулся теперь Феликс, еле сдерживая скопившиеся слезы в уголках глаз. Чанбин впал в ступор. — Это правда… Неважно. Просто теперь я должен обещать Вам, что оправдаю все Ваши ожидания насчёт меня! «Тебя не зря взяли, Ёнбок-щи». «Я был бы… Был бы раз видеть тебя среди дебютирующих». — Вы выбрали меня, сонбэнним, спасибо! Я не знаю, чем заслужил Ваше внимание, но… Я хочу полностью соответствовать этому. Хочу быть лучшим… Ради Вас. Дайте мне два года, сонбэ! Я обещаю, что дебютирую и заслужу Вашу гордость. Чанбин смотрел на парня внимательно, не отрывая взгляда ни на секунду. Просто он понял. Понял, насколько же этот человек невинен, чудесен и безумно упорен в своей цели. Не было ему ни одной замены. Не было ещё одного такого же Ли Феликса. Его нужно было защищать. Ему нужно было помогать. Его нужно было направить поддержкой в нужное русло и добиться того, чтобы он исполнил свою мечту. Чанбин знает, что тот сможет. Выживет среди остальных, дойдет до конца. И это никем не могло быть опровергнуто. — Успеешь за два года? — Успею, сонбэ! Доверьтесь мне! И Чанбин доверился. И обещал помогать. Но никогда… Никогда не пересекать черту. Никогда не делать тех же ошибок, что сделал в прошлом. Феликс своё обещание обязательно сдержит. Но сможет ли Чанбин сдержать своё?