***
Стекающие капли шумного дождя по стеклу автомобиля закрывали весь вид перед собой. Однако сама машина не ехала, просто стояла на заднем дворе общежития, где никто не мог увидеть двух сидящих внутри парней. Чан нетерпеливо дергает за специальный переключатель, и быстрые дворники тут же старательно забегали по мокрому окну; мужчина же вертится из стороны в сторону и высматривает что-то. Или кого-то. Взволнованный взгляд остановился на стоящем где-то в углу черном припаркованном мотоцикле со знакомыми номерными знаками, и чувственно, облегченно выдыхает. Транспорт Чанбина на месте, значит он уже в здании, и их никто не потревожит. Корпусом Бан тут же поворачивается к занятому чем-то Ли Минхо. Глазами старший быстро пробежал по нему с ног до головы: мягко уложенные блондинистые волосы назад, немного мокрые на концах, но всё же не испорченные, заломленные брови внутрь, играющие так, что на гладком, бледном лице появляются пара морщинок, карие, глубокие глаза, однако почти совсем опустевшие, ничего не выражающие. В машине было совсем тихо. Никто не сказал ни слова с самого начала столь незапланированной встречи. Певец опирался локтем на небольшой отступ от окна, сквозь которое сначала пытался хоть что-то разглядеть и потом пальцем что-то нарисовать или написать, но затем сдался в тщетных нервных попытках и просто начал теребить пальцами цепочку с маленьким, продолговатым, прозрачным кулончиком. Его припухлые губы то и дело подрагивали, и он машинально их облизывал, останавливаясь особенно на выскочившей пару дней назад простуде и огибая ее кончиком языка. Он знал, что нельзя, но не мог. Следствие раздражительности и слабонервности. Минхо просто приходилось жить с этим. — Почему ты позвал меня? — наконец разрывает гробовую тишину артист, не отрываясь от причудливого занятия в ладони. На ней тут же блеснули два дорогих кольца от преломления света из-за фонарей, и Чан рефлекторно зажмурил один глаз. — Не каждый день ты меня просишь встретиться втайне, да ещё и на парковке в твоей тачке. Передать взятку хочешь? — Вечно ты мелочишься, — вздохнул продюсер и присел поудобнее, оперевшись на спинку кресла. — Будто ты ни разу не разговаривал со мной вот так с глазу на глаз. В ответ послышался лишь вздох. Ли ничего не ответил. Всё его внимание было сосредоточено на безделушке, и Чана это действительно выматывало. — Когда ты ходил в последний раз к психотерапевту насчёт своего ОКР? — неожиданно и в то же время заботливо продолжил диалог с парнем Бан, наблюдая за движениями того. Минхо закусил губу и поджал свои глазки-пуговки так, что они превратились в два идеально ровных полумесяца. — Давно ведь. По тебе видно. — Мне это не нужно, — отрезал Ли. — Главное, чтобы Answer не заподозрили. Чан осторожно остановил шершавую руку Минхо, которая так навязчиво перебирала кулон, заставив того вздрогнуть, а затем развернул ее к себе внутренней стороной. Видимо, кольца действительно скрывали все те мозоли и очевидное шелушение от постоянного мытья рук в стрессовых ситуациях. Иногда они были заклеены сливающимися с кожей пластырями, иногда просто были в кровоподтеках, а иногда на них вскакивали большие волдыри, которые приходилось долго и нудно обрабатывать. Сегодня это были просто заросшие ранки. У Ли в последние годы это было в порядке вещей. Он айдол уже четыре года, правда, за это время можно было привыкнуть к постоянной нервотрепке и давлению. Возможно, это действительно было не то, к чему он так долго стремился, пока был трейни, но пути назад уже не было. Контракт должен был закончиться как минимум через три года, а вопрос про продление… Всё ещё стоял у него в голове, скажем так. Минхо виновато озирнулся на старшего, но сразу же помрачнел и выдернул ладонь, вернув ее на законное место у стекла. Чан уже привык к его холодному характеру вместе со знакомыми людьми, которые знали о нём больше, чем он сам о себе, не обижался. Понимал. Как можно было не понимать? — Минхо, перестань это игнорировать, я прошу тебя как хён, — пытался хоть как-то одарить парня родительской заботой Крис, но бестолку. Ли снова ничего не ответил. — А если это заметят? А если поползут слухи, и эти мерзкие журналюги разнюхают про то, что было четыре года назад? — Прекрати, хён, правда, — будто бы изнывая, протянул Линоу, сжав руку с кулоном в руках до боли. — Я сам решу, что мне делать. Я не болен, ясно? Просто… Не говори об этом. Не упоминай про… Просто не упоминай. — Прости. Не буду, — хмыкнул Чан и опять не получил какого-либо ответа. Будто Минхо продолжать диалог вообще не хотел и не имел в этом никакого смысла. — Я… Не хотел бы, чтобы об этом разговоре узнал кто-то, помимо меня и Джисона. Тот уже в курсе. Минхо слушал в пол-уха, пытаясь снова прийти в себя после неожиданного всплеска эмоций и очередных навязчивых мыслей. Глаза его застыли на одной точке, а пальцы всё ещё ковыряли несчастную, замученную цепочку. Для него уже продолжительное время всё так вертится-крутится. Уже совсем доконавшие желания постоянно мыть руки до изнеможения, трогать что-то и ковырять, чесать затылок, наводить в квартире безупречную чистоту, пока внутренний демон не успокоится — и это только малая часть его недуга, который он в себе не принимал. И не хотел принимать. И не хотел вспоминать, из-за чего он возник. — Я… Сказал Чанбину, что встречусь с Пак Накджуном-нимом. Он не знает, что мы здесь, — сразу же добавил Крис и наконец привлёк внимание Ли. Тот немного осунулся и остановился терзать кулон. — Я хотел попросить тебя об услуге. И, думаю, об этом надо было попросить давно. — О чём ты вообще? — нетерпеливо заёрзал Линоу, стараясь сохранять хладнокровность. Шум дождя усилился, и, похоже, где-то вдали обрушился оглушительный, пугающий гром. — Ты же знаешь Ли Феликса, так? — издалека начал Чан, рассматривая капельки на стекле, отливающие калейдоскопом разных смешанных цветов. — Знаю. — Тот славный парень, с которым вы раньше часто пересекались парой слов, — кивнул Бан, продолжая. — Он выиграл шоукейс сегодня вместе с ITZY. Его допустят к дебюту. — Я рад за него, — монотонно, совершенно без эмоций пробормотал Минхо. — И знаю, что на него уже положил глаз Чанбин. Ты к этому ведешь, да? — Да, — ничего не стесняясь, заключил Кристофер, а затем повернулся к певцу. — Не знаю, что об этом думать, но если интуиция меня не подводит, то… Возможно, это вскоре будет не совсем профессиональный интерес. — Что ты хочешь от меня? — неожиданно раздраженно вспыхнул Минхо, а затем снова сбавил тон. Всё же, рядом с ним сидел старший. — Я думал, что давно перестал иметь дело с Чанбином и всем его паршивым окружением. Хочешь снова затянуть меня в эти истории? — Я не хочу, чтобы ты взаимодействовал с Чанбином, Минхо, — кое-как попытался успокоить Ли Кристофер, дотронувшись до плеча. Ли глубоко вздохнул, но интерес не потерял. — Нужно будет взаимодействовать лишь с Феликсом. Не прошу часто, просто… Когда у тебя будет свободное время. — И чего ты этим захотел добиться? — Хочу предотвратить идентичную трагедию. Ли дышал тяжело. Снова, снова придётся ввязываться в это бесконечное шоу, пока точно не захочется сдохнуть. Минхо правда всё это время пытался забыть об этом, но в большинстве случаев вспоминал ту сцену в туалете забегаловки года два тому назад, когда точно наставлял Со не делать тех же ошибок снова. Перед глазами встал растерянный, взволнованный подросток Феликс, который только-только прошёл прослушивание и горел мечтой. Сейчас он так вырос. Возмужал. У него были все шансы стать новым успешным артистом, но тот факт, что вокруг него, как бабочка над цветком, постоянно крутился Чанбин (не обязательно контактировал с ним напрямую, например, просто рассматривал со стороны и вздыхал) делал ситуацию всё более и более плачевной. Что его ждало потом? Что Феликсу будет оставаться, если он потонет в Чанбине, как и Минхо когда-то давно?.. — Я не хочу видеть этого мальчика таким же страдающим, как ты, Минхо, — сглотнул накопившуюся слюну Чан. — Если мы не возьмём всё под свой контроль, то правда неизвестно, во что перерастёт интерес Чанбина и наивность Феликса. Я бы хотел… Доверять Бину, правда. Но ты же сам понимаешь, Минхо. — Почему именно я? — дрожащим голосом произнёс несвойственно для себя Лино, с треском ударив по бедру кулаком с зажатым кулоном. — Почему именно я, а не кто-то другой? — Потому что никто об этом не знает, кроме тебя, меня и Джисона. — Почему не ты? — Потому что я должен следить за Чанбином, — следом ответил размеренно Чан. — Тогда почему не Джисона? — не унимался Ли, подставляя всех, кого можно. — Потому что ты сам знаешь, что и у него бывают заскоки, — вздохнул Крис и отвёл взгляд. — Он уже давно ведет себя так, будто вообще не в курсе тех событий. Не хочешь жалеть Джисона, который и так за всю свою жизнь натерпелся, пожалей Феликса. Он то ни в чём вообще не виноват, Минхо. Как и ты… Не был тогда виноват. Повисло долгое молчание. Сквозь непрекращающийся гром рука Ли дрожала прямо у него на коленях и, не выдержав, он кинул какое-то невнятное слово в сторону, а затем сразу же открыл дверь автомобиля и побежал к своему сквозь непрерывный ливень. Крис быстро спохватился, доставая из бардачка зонтик с характерным сопровождением вылетающих с губ бранных слов, а затем тут же выходит из машины следом. Минхо достаточно намок сейчас, чтобы потом, как только приедет домой, устроить истерику насчёт грязи, но Чан с этим ничего не мог поделать. — Минхо! — крикнул в спину тому старший, но более ничего не произнёс. — Обсудим это… Позже, — в ответ ломано проговорил Ли, морщась от прилипавшей к телу одежды. — Пожалуйста, сейчас… Оставь меня в покое, хён. — Я не про это, — судорожно выдохнул Бан. — Тебе нужно было просто попросить у меня зонтик. Молчание. Шум сильного, непрекращающегося ливня. Лицо Минхо искривляется в той гримасе, которая прямо так и показывала, что Ли готов взрыдать прямо здесь и сейчас, но он мужественно сдерживает себя, сглатывая нарастающий ком истерики, и, так ничего и не ответив, усаживается в свою машину. Чан видит через помутненное стекло, как Ли, возможно, плачет, оправдываясь тем, что это всего лишь стекающая вода от дождя, а затем быстро выруливает с парковки и уезжает. Чан хотел утешить его хоть как-то, но вместо этого пришлось просто с тяжестью на сердце потереть переносицу двумя пальцами и обратить внимание на вибрирующий в кармане смартфон. Ему самому приходилось тяжело, как старшему в 3RACHA и хёну Минхо и остальных трейни, которых он готовил к дебюту. Приходилось многих понимать и о многих заботиться, а на самого себя времени совершенно не оставалось. Проблем с Чанбином так вообще не огребёшься. Много хлопот, а решений нет вообще. Чан взволнованно возвращает свое внимание на гаджет в руках, который достал из куртки. Почему-то уведомления пришли только сейчас. Видимо, смартфон давно нужно было сменить, сам уже начал глючить и отключаться, когда ему только вздумается. Крис моментально открывает нужные ему переписки в KakaoTalk и проверяет несколько следующих за собой сообщений. «Ты уже в общежитии?» «Как прошла встреча с Минхо?» «Ты же не сказал об этом Чанбину, правда?» «Я поеду домой сейчас, правда у меня даже нет зонтика, ха-ха-ха». Джисон. Точно. Он же оставался сегодня на ночь глядя работать в студии. Видимо, закончил раньше. Машинально старший производит пару махинаций и набирает Хану на мобильник, ожидая продолжительных гудков и веселый, задорный голос на конце трубки, из-за которого можно было и посмеяться, и просто поднять себе настроение. Но, похоже, это не случится: вместо ожидаемого звукового сопровождения в уши врезался неприятный, визгливый голос автоответчика с уже заученной наизусть речью: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». — Наверно, телефон разрядился, — сам себе ответил Крис, пожав плечами. … По дороге до комнаты он чётко для себя решил, что получит наконец от Минхо нормальный ответ, только завтра. Возможно, тот был слишком потрясён и точно не соображал, что от него хочет Кристофер. Но для Чана стояло в приоритете благополучие дебюта трейни, победивших на шоукейсе. И, учитывая все прошлые промахи, помочь им не составило бы особого труда. Главное, чтобы не произошло того, чего все так сильно боялись. С этими мыслями Крис даже пропускает из виду горящий свет за закрытой дверью в небольшом зале для тренировок в общежитии, где уже давно сидели Чанбин и Феликс, общаясь тихо и по-душам, просто проходя мимо, заворачивает через пару нужных ему углов, и уже оказывается, если это можно было назвать так, «дома». Он сегодня правда чертовски устал. Хотелось поскорее прилечь на кровать, перед этим вдоволь наболтавшись с Джисоном и Чанбином о наболевшем в последнее время, а потом провалиться в сон. Завтра ведь новый день, очередное следование по расписанию и отчёты обо всём, что только было можно придумать, менеджеру. Рутина съедала всех айдолов в этой индустрии, но поделать правда ничего было нельзя. Такова уж была их судьба, когда они подписывали свои контракты с чётко прописанными в них пунктами. Чан как обычно долго рыскает в карманах в поисках ключей, неприятно морщась от стукающегося о его бедро мокрого зонтика, который висел у него на запястье, вставляет его в скважину, делая пару нужных поворотов, а затем, ничего не подозревая, проходит в коридор. А дальше всё, как в тумане. Крису сразу показалось странным то, как темно и сыро там было. Будто бы никого и нет. Но ведь это было как минимум удивительно, ведь от обоих Чан чётко слышал, что они собираются идти в общежитие. Но тут лишь шум дождя за окном, скрип противных половиц, которые давно уже нужно было бы заменить, и перекликающееся с ними чье-то тяжелое, напряженное дыхание. Как будто кто-то прямо сейчас хватался отчаянно за жизнь. Кто-то внутри сейчас задыхался. — Что за… — сразу же замер на пороге Чан, почувствовав, как внутри него что-то напряженно упало, и, закрыв за собой дверь и включив в коридоре хотя бы какой-то источник света, сразу ринулся на шум. Он, похоже, сейчас действительно сносил всё на своём пути, но сейчас его это мало интересовало. Лишь заметив маленький огонёк, горящий в одной из комнат, Крис заострил своё внимание на сжавшейся фигурке у стены. — Джисон! Его друг, коллега и просто уже считай родной человек сидел на полу в своей комнате и, хватаясь за горло, тяжело дышал. Всё его прежде веселое, счастливое лицо побледнело и в то же время синело у лба, глаза закатились куда-то вверх, и лишь какая-то хрипотца оставалась той же самой, присущей ему в какие-то моменты. Чан схватился за голову: такого давно не было. У Джисона уже давно, года так четыре или пять не наблюдалось приступов гипервентиляции, и Бан правда забыл про те времена на какое-то время. Стало страшно. За Хана было страшно. Его вид сейчас действительно оставлял желать лучшего, и Крис понятия не имел, почему это произошло снова. — Джисон, господи… Сейчас, подожди, подожди немного, — сразу же вбежал и ощупал того Чан, осматривая на наличие каких-то других симптомов, а затем ринулся к знакомой прикроватной тумбочке, где лежали уже давно заготовленные бумажные пакеты для таких случаев. Как же давно они не использовали их. Как же давно это было. Чан правда до последнего надеялся, что Джисон просто подавился или ещё что-то, но нет. Всё говорило само про себя. Старший быстро поднес пакет к лицу Хана, и тот в него отчаянно задышал, восстанавливая уровень кислорода и углекислого газа. Затем Чан осторожно вытер его мокрые щёки ладонями и по-родительски обнял за плечи, пытаясь сдержать собственные слёзы от страха за уже породнившегося человека. Он не стал ничего спрашивать. Не стал узнавать причины случившегося. Просто тихо, ничего не произнося, оказывал ему должную поддержку, как это и делают друзья. Хан всегда был таким. Всегда был ранимым и мягкотелым, и Крис знал, что тот пережил на свою душу. Знал, что ему всё это время за весёлой улыбкой было тяжело, и прикладывал все усилия, чтобы было хотя бы немного легче. Чану самому было тошно. Он пытался поддерживать всех вокруг: у Чанбина были проблемы, у трейни были проблемы, у Минхо ещё больше, а потом и несчастный Хан с вагоном травм. Но все они были ему дороги и всем нужно было помочь. Со всем нужно было уметь справляться лишь Крису, чтобы поддержать внутреннюю гармонию. Чтобы не было проблем с начальством. Джисона нужно было защищать. Минхо нужно было защищать. Феликса нужно было защищать. Всех нужно было защищать Бан Чану, но кто бы защитил его самого?***
Маленькое, продолговатое окошко в зале для тренировок под потолком было единственным выходом наружу, помимо прозрачной двери, и прямо сейчас можно было четко услышать приятный, атмосферный звук ночного стука капель дождя о него. Ливень немного приутих с момента, когда Чанбин пришёл сюда, и такая обстановка стала ощутимо чувствительнее и спокойнее. На длинных скамейках у хорошо прочищенных зеркал расположилось его почти что насквозь мокрое пальто и кожаная сумка, рядом, на полу, пребывала спортивная сумка Феликса. Тихо. Ни единого звука, кроме тикающих часов, отстававших на пару минут: двадцать два часа двадцать две минуты. Напротив этих самых часов, опираясь на зеркала, сидели два парня на полу. Чанбин, лениво моргая, попытался разглядеть постоянно находящуюся в движении стрелочку. На его плечах расположилось махровое полотенце Феликса, полностью напитавшееся запахом озона и Чанбина. Волосы продюсера смешно смотрели в разные стороны небольшими спутавшимися прядями, но расчесывать сейчас было нечем. Тогда придется идти в комнату, а если туда уже пришёл Чан, то обратно он не отпустит. А уходить не хотелось. Здесь же вот — плечом к плечу сидит Ли Ёнбок, комфортный, нежный цветок с волшебными, невинными глазками. — Сонбэ, сейчас двадцать два двадцать два, — разорвал тишину мелодичный голос Феликса, когда тот увидел, что старший смотрит на часы. — Счастливое время. Вы загадываете желание? Чанбин потупил взгляд в пол и согнул колени, легко обхватив их ладонями, таким образом теперь смотря куда-то себе в бёдра. Вопрос показался ему весьма неожиданным и, ничего не придумав лучше, Бин уставился на маленькое окошко и вздохнул. — Обычно нет. — Брови мужчины немного приподнялись. — Я не верю в это. А ты загадываешь? — Ну конечно, — уверенно ответил парнишка, будто бы такая позиция Чанбина для него казалась безумно странной. Возможно, так и было, но Феликсу наоборот нравились в нём эти реалистичные черты. — Даже если это не больше, чем просто суеверие, я всегда прошу исполнить мои желания. Они не такие уж и наглые… — Какие, например? — заинтересованно поддерживал диалог Со, наконец повернувшись к Феликсу и поймав его задумчивый взгляд на зеркало. — Обычно, если рассказываешь кому-то желания, которые ты загадал, они никогда не сбываются, — тоскливо протянул Ли, рассматривая свое лицо напротив. Глади зеркал стояли далеко от сидящих парней, так что можно было с легкостью увидеть разницу между большим пространством и маленькими, такими незначительными людьми. — Но мои и так, и так никогда не сбывались. Было время, когда я специально вылавливал две одинаковые циферки и загадывал желания раз за разом. Возможно, я исчерпал запасы. Повисло недолгое молчание. Чанбин ничего не говорил, просто терпеливо ждал Феликса, тем временем так чутко, влюбленно его рассматривал, позабыв о том, что Ликс может в любое время увидеть его взор на себя через зеркала. А вдруг он поймёт его неправильно? А вдруг подумает, что продюсер точно какой-то сумасшедший? Или не дай бог извращенец? Нет, никогда бы, никогда в своей жизни Бин не думал в таком плане о Феликсе. Только эстетические соображения, профессиональный интерес. Чистая влюбленность без пошлости. Восхищение. Романтические чувства. Те, от которых сердце замирало. Вот как сейчас. Оно тоже замерло. При этих мыслях у Чанбина всегда всё замирало. Феликс видел. Видел, что сонбэнним смотрит на него сейчас с непредельным интересом, но не сказал об этом. Потому что он тоже так на него смотрел. С восторгом и яркими, необъяснимыми эмоциями внутри. И Ли действительно верил в то, что Чанбин всё это время тоже им был восторжен. — Когда мы только стали трейни с Хёнджином и Джису, я пожелал, чтобы мы никогда не расставались с ними, — надломлено прошептал наконец Феликс, всё продолжая глядеть в зеркала и заметив, что Чанбин теперь тоже смотрит сам на себя в отражении. — Мне хотелось и дальше заниматься с ними. Нам было весело, и я был счастлив. Сейчас Хёнджин уже участник группы, а Джису будет готовиться к дебюту с другими девочками. Один я выбрал идти дальше сольно, и это… Это правда тяжело. Я постоянно чувствовал одиночество. Даже сегодня, я попросил их прийти и отпраздновать наш с Джису допуск к дебюту, но Джи отмечает его с подругами, а Хёнджин занят допоздна тренировками с мемберами… — А ты не нашёл себе новых знакомых среди трейни? — задал встречный вопрос Чанбин, краем взгляда разглядывая Феликса в зеркале. — Есть мой сосед по комнате, Ян Чонин, но мы с ним не стали настолько близки, — пожал плечами Ли и вздохнул. — Я всё равно всегда скучаю по шуткам Хёнджина и смеху Джису. Теперь я вижу их совсем нечасто… Ещё и семья далеко. — Как я говорил, ты правда должен был быть готовым к этому, — разочарованно протянул Чанбин. — Но у тебя уже нет пути назад. Теперь только напролом вперед. Я думаю, Хёнджин-щи и Джису-щи тоже скучают по тем временам, как и ты. И им тоже сложно принять тот факт, что теперь все вы работаете порознь. Нужно уметь находить время, когда вы сможете встретиться и поговорить о наболевшем. Феликс кивнул, принимая тот факт, что Чанбин действительно был прав. Насчёт всего Бин всегда прав, какого бы совета Ликс не просил и какой вопрос бы не задавал. Снова повисло молчание, но, кажется, оба полюбили этот момент между разговорами. Его заполнял только приятный стук дождя по стеклу, от которого по коже бежали табуны мурашек, и Ли снова при этих гнетущих мыслях потупился. Пауза давала собраться с мыслями. — Ещё я часто загадывал, чтобы мои веснушки исчезли, — неожиданно бросил Феликс, будто бы в этом не было ничего удивительного. Чанбин тут же вздрогнул и повернулся к парню теперь уже корпусом, точно не выдержав такого заявления. — Что ты такое говоришь? — прохрипел он и тут же прочистил горло. Стало неожиданно стыдно и неловко, и щёки его тут же вспыхнули. — В смысле… Я всегда думал, что это твоя особенная изюминка. — Мне казалось, что они уродливые, поэтому при каждом удобном моменте замазывал, — повернулся к Чанбину в ответ Феликс и поймал его немного взбудораженный взгляд. — Кто тебе такое сказал? — Ну… Некоторые трейни на занятиях часто рассматривали их и потом говорили, что бледная, чистая кожа выглядит намного лучше… Советовали тональники и пудры, ну я и… — пробормотал себе под нос Феликс, как тут Чанбин схватил его за плечи и развернул обратно. — Посмотри на себя. Ну же, посмотри, — заботливо потряс стажёра продюсер и сам утонул с головой в его отражении. — Посмотри, какая у тебя красивая внешность, Ёнбок-а. И как тебе идут эти веснушки. — Вы думаете, что я красивый? — с недоверием робко спросил Феликс, продолжая смотреть на себя. — Да, я… — тут же, не задумываясь, отрезал Чанбин, а затем проглотил все слова, которые сейчас собирался сказать. Испуганный взгляд тут же пополз куда-то в пол, а затем снова вернулся обратно, застыв на смущенном Феликсе. Что он только что собирался ляпнуть? Это что сейчас так уверенно произнёс, как будто бы это была полная обыденность? — В плане, я… Я имею в виду… — Я никогда не считал себя особенным в плане внешности, — застенчиво сжал губы в тонкую ниточку Ликс, положив себе на щёку ладошку и повертев лицом в разные стороны. Чанбин снова замер, потихоньку осознавая, в каком положении они сейчас сидят. Так близко. Руки продюсера на его плечах. Он говорит, что Феликс красивый. Что происходит? Может, пора было остановиться? — Знаешь, если бы я выбирал цветок, чтобы описать тебя, я бы выбрал Кандидум, — стал теперь закапывать себя с головой до последнего Со, ощущая, как в жилках стынет кровь от столь внезапно сказанных предложений. Поймёт ли Феликс правильно? Ну, будь что будет, когда он зашёл в этот зал, пути назад уже не было. — Это белая лилия с яркими жёлтыми тычинками. В Европе этот цветок называют лилией Мадонны. Однажды я уезжал с 3RACHA в Америку на концерт, и пока гулял в свободное время, увидел, как бабушка выращивала их в своем саду. Я расспросил её про всё, что связано с ними, и, когда познакомился с тобой, мне показалось, что ты очень подходишь под их описание. Ты такой же… Нежный и очаровательный. Феликс застыл, смотря на самого себя и слушая то, что ему говорит сонбэнним, и мысленно уже забыл, как его зовут. Он бегал глазками-пуговками по своим каштановым волосам, спадающим на плечи немного растрепавшимся маллетом, формам лица, останавливался несколько раз на взгляде, и теперь особенно заостряя внимание на своих веснушках. Они, кажется, больше не казались такими уродливыми. Когда сонбэ говорил, что они красивые, больше в себе ничего менять не хотелось. Ликс не знал, о чём сейчас думал, но заметил, как щёки сами собой вспыхнули от таких комплиментов. Сердце так трепетало, когда Чанбин хвалил его. Когда Чанбин говорил, что гордится им. Когда Чанбин говорил, что он красивый. Когда Чанбин просто говорит. Просто смотрит сейчас на него сквозь гладь зеркала. Трогает его за плечи. Когда Чанбин просто существует. «Феликс, приди в себя», — сам себя пытался вразумить поглощённый стажёр, но получалось крайне плохо. Всё, что приходило сейчас на ум — витающие в голове воспоминания. Например, то, когда они с сонбэ встречали первый снег около ресторанчика на улице. Когда они сделали первую совместную фотографию. А затем какие-то строчки. — Сонбэ, — завороженно пролепетал Ликс, а затем вдруг переместил ладонь на руку Чанбина на его плече. Тот неожиданно вздрогнул и потерял дар речи. — Я, кажется, придумал строчки для песни, которую мы могли бы написать с Вами. Быстро, подобно ветру в эту дождливую, промозглую ночь, Феликс вскакивает с насиженного на полу места и бежит в сторону спортивной сумки. Он рыскает там всего четверть минуты, прежде чем найти небольшой блокнотик и почти что закончившуюся ручку. Чанбин всё это время потрясенно наблюдал с замиранием сердца за пришедшим вдруг вдохновением, и не мог оторваться. Трудно было оторваться от такого ошеломляюще приятного ощущения счастливого стажёра, который только что придумал свои первые строчки для песни. Феликс тут же усаживается с грохотом обратно, а затем, ощущая, как дыхание учащается, черкает что-то на жёлтой, дешёвой бумаге. Со не смел отвлекать. Сам знал, каково это — писать стихи. — Вот, посмотрите, — на выдохе отдал получившееся Чанбину на проверку Феликс и тут же замер. В свою очередь, продюсер не мог отказать ему. «Я так люблю, когда приходит снег, Порхая льдинками и тая на щеках. Искал в тебе я тёплый свой ночлег, Глядя в твои глаза где-то впотьмах». В голове у продюсера тут же, как и у Ликса, всплыла та сцена с первым снегом, и его окутали ранее неизвестные ему чувства ностальгии. Он понял, что безумно дорожит всем тем временем, проведенным с Феликсом настолько близко. Дорожит каждым моментом, даже который происходит прямо сейчас. И Со хотел бы подобраться немного ближе. Так, чтобы Феликс впустил его в свой маленький мир. Наблюдать первый снег вместе каждый год. Обнимать его так, будто это совершенно обыденная вещь. Целовать, как целовал во сне. Танцевать с ним, как танцевал во сне. И сейчас не хотелось думать, что это неправильно. — У тебя хорошо получилось, — улыбнулся мягко Чанбин, даже не замечая, как прыгали сейчас звездочки и сердечки в шоколадных глазках рядом. — Ты писал когда-то? — Иногда, — смущенно почесал затылок Ликс, пытаясь сдержать свои возгласы от распирающего счастья. Почему-то именно после осуществления своей небольшой задумки на листе бумаги стало ещё теплее. — Но в основном я тренировался в танцах, пока мог. — Это хорошо звучит и, думаю, неплохо легло бы на музыку, — кивнул Чанбин, позабыв про всё, что когда-то себе обещал. — Но я бы исправил последние строчки примерно… И Чанбин тут же внизу написал свой вариант, пока Феликс восторженно наблюдал. «Я так люблю, когда приходит снег, Порхая льдинками так медленно и сладко. Ты был в тот день там рядом, стал как оберег, И я тонул в твоих глазах, теряя хватку». — Сонбэ, это… Это звучит намного лучше, — расцвёл тут же Ликс, как только прочитал написанное, и Чанбин тут же готов был утонуть в его улыбке. — И эта последняя строчка… «Теряя хватку» звучит так в тему, будто бы Вы сами пережили подобное. — Я… Набрался опыта, скажем так. Чанбину хотелось ответить, что всё так и было. Хотелось показать, что это и есть его настоящие чувства. То, что он сейчас написал — возможно, его вот такое признание, но Бин написал бы ещё тысячу таких четверостиший, посвященные своей несчастной любви. Но, в первую очередь, посвященные Феликсу. Чанбин бы написал ему оду, если бы мог. За окном шумел непрекращающийся дождь, а продюсер представлял, что это был снег, выпавший лично для него с Феликсом.