сонбэ, я танцую для тебя

      «Я написал её после того, как принял для себя очень важное решение для своей цели, но в итоге не смог забыть то, почему вообще к ней шёл. Возможно, она даст хотя бы немного понять, что Вы хотите узнать. Или понять, что я… не настолько страшный, чтобы меня остерегаться, какая бы причина в этом не была».       Не помнит, как здесь оказался — студия звукозаписи.       Хёнджин видит его перед собой — Джисон в наушниках сидит за компьютерным столом и что-то увлечённо творит на миди-клавиатуре. Лицо его то напрягается, то расслабляется; он то и дело кусает сухие губы и облизывает их. Интерес Хана и его целеустремлённость — одна из причин, почему Хван так сильно восхищался «3RACHA», и их макнэ — особенно.       Что-то в этом определенно было. В его маленькой родинке на щеке, в сведённых к переносице тонких бровях, в беличьем прищуре и в напряжённых кистях рук, на которых выступали вены. Когда ты чей-то фанбой, любить какого-то члена группы и находить в нём своего биаса — абсолютно нормальное явление. Но Хёнджин знал его лично. Знал некоторые повадки, его смешные шутки и странную закрытость от некоторых людей. Точнее сказать, ото всех, кроме Чанбина и Чана. Будто бы Джисон никому другому доверять не хотел. Потерял веру в людей.       Хван заметил это ровно тогда, когда Хан слёзно просил отпереть дверь гримёрки в день «Comeback Stage». Обычные люди злятся из-за таких, по сути, обычных вещей (и Джисон правда злился), но в этот момент Хёнджин увидел это в его глазах.       Страх. Самый настоящий страх.       Даже сейчас, когда Джисон увлечённо работает за компьютером, — если Хёнджин даст о себе знать, то взгляд его тотчас изменится до неузнаваемости.       Хан как будто бы услышал его мысли. Он вдруг снял с себя наушники, поправив при этом причёску, и повернулся к двери — как раз туда, где стоял Хёнджин. Парень буквально мог наблюдать всё, что говорил до этого: Джисон теряет прежнее упоение, бегая глазами по расслабленному лицу, машинально ёрзает на стуле и приоткрывает губы в немом слоге.       Хёнджин смирился бы, если бы не считал его одним из важных людей в своей жизни.       — Сонбэ, Вы позвали меня, чтобы…       Он вдруг заикается и вздрагивает: Хан отъезжает на стуле ближе к стене. Ужас в его глазах только растёт вместе с накапливающимися на нижних веках бриллиантами слёз. Хёнджин хочет что-то сказать, сводя брови, но будто немеет. Язык совершенно не слушается, только руки сами-собой тянутся вперёд в попытках что-то исправить.       — Не подходи, — эхом проносится по студии. Джисон дрожит и сжимается.       — Сонбэ, В-вы чего?       — Не двигайся! — надломлено повторил он. — Пожалуйста, не надо…       Хёнджин как по команде застыл. Видеть такого сонбэ было удивительно. Он был похож не на того весёлого мужчину с характером, который стебёт хёнов на досуге и всем улыбается — это был дрожащий, испуганный ребёнок. Он так долго умудрялся скрывать его. Большие, затуманенные глаза будто специально пытались оттолкнуть, но почему-то в то же время они казались странными и… неестественными?       Когда Хван пригляделся, всё так же стоя на месте, он наконец заметил единственную деталь, которая расставила точки над «и».       Эти большие глаза смотрели не на Хёнджина.       — Сонбэ?       Зрачки дрогнули, и по щеке скатилась немая слеза. Когда Джисон наконец внимал Хвану, парень будто бегущей строкой прочитал на его лице:       «Помоги мне, он всё ещё здесь».       Страх пробежал по затылку Хёнджина колкими мурашками и отдался металлическим вкусом на корне языка. Комнатушка студии сжалась до кромешной темноты, в которой парень мог видеть только взмолившегося о помощи Джисона. Именно в этот момент он медленно повернул голову влево и разглядел кого-то ещё.       Его так боялся Джисон.              Хёнджин вздрагивает и просыпается в холодном поту, пытаясь осознать сон и прийти в себя. Глаза судорожно бегают по белому потрескавшемуся потолку. Что это вообще только что было?.. Почему ему вообще снятся такие вещи?       Парень рефлекторно сглотнул накопившуюся слюну, и она отдалась болью в горле. Действительно, с ней забыть мороженое в холодный новый год вряд ли получится. Слава богу, что жара по всему телу не чувствуется. На том спасибо.       Веки ощущаются чугунными. Мозг совершенно не хочет работать, команды вставать не даёт. Сам организм приказывает Хёнджину лежать и думать обо всём, что он только что увидел благодаря долгим раздумиям перед сном. Возможно, неспроста парень увидел подобного рода видение — он слишком долго размышлял о том, каковы могут быть причины странного поведения Джисона. Но Хван точно не ожидал кошмары, ведь перед глазами всё ещё оставался испуганный образ Хана.       Нижняя губа дрогнула. Неосознанно Хёнджин почувствовал, как на сердце что-то давит — ему больно, когда Джисону плохо.       Осознание этого было действительно… не слишком приятным.       Для него всегда было пыткой наблюдать за тем, как кто-то страдает, хоть это может быть незаметно за самоуверенностью и драматичностью. Хвану хочется вернуться в сон и расправиться с обидчиком, защитить. Если его помощь требовалась, то не оказать её было практически преступлением против совести.       Возможно, это всё просто полусонные мысли после пробуждения, но Хёнджин почувствовал что-то такое впервые после того, как не смог защитить от школьного буллинга свою половинку в прошлом. Сердце ломалось за всех близких ему людей, но за Джисона защемилось особенно. Что-то было в его поведении — какая-то подоплёка, о которой он не знал. Джисона захотелось уберечь ото всех плохих воспоминаний.       Было ли это разумно, учитывая, в каких слоях находятся оба?       Чёрт его знает. Хёнджин ощупывает своё припухшее лицо и берёт смартфон в руки, потирая правый глаз. Со дня, когда Хван в последний раз видел Джисона, прошла от силы неделя, но он не стал откладывать размышления в долгий ящик. Интересно, о чём всё это время думал сам Хан? Можно, конечно, поинтересоваться напрямую, но…       — Сколько-сколько уже времени?!       Вот теперь все внутренние противоречия действительно стоило отложить.       Чёрт знает, почему его не разбудили. Наверно, мемберы просто так отреагировали на жалобы о самочувствии прошлым вечером. Но не то, чтобы Хёнджин так сильно хотел оставаться дома сегодня. А как же работа над проектом? Как же расписание? Как же обещания о том, что Хёнджин больше никого не подведёт?       Одно лишь сообщение Джуёна со словами «выздоравливай» ставило всё на свои места. Это всё этот мелкий виноват!       — Чёрта с два я буду теперь всё озвучивать, — шикал себе под нос Хёнджин, спешно натягивая штаны и параллельно направляясь в ванную, чтобы хоть как-то поправить причёску и беспорядок на лице.       Уже через несколько минут Хван на голодный желудок бежал сквозь коридоры общежития, параллельно написав пару сообщений лидеру о готовности заниматься и спрашивая Феликса о прошедших выходных. За годы упорной работы Хёнджина действительно теперь можно было описать как человека, совершенно отличного от прошлой версии себя. Тот сонный, громкий Хван Хёнджин практически не стыковался с этим немного распоясанным, но всё же взрослым, понимающим собственное положение и ответственность участником группы. Разве что, озабоченность чужим горем мешала ему сосредоточиться на собственном росте, но и это было оправдано — Хёнджин пока не понимал, что за этим может стоять на самом деле.       Может, он никогда это и не узнает, если Джисон не согласится стать с ним чуть ближе, чем просто знакомыми коллегами. Почему-то Хван мечтал, чтобы это произошло. Привязанность к кумиру иногда может взрасти до чего-то более благородного и прекрасного, если ты узнаешь его намного ближе. Если проникаешься его судьбой и прошлым.       Он идёт, практически не останавливаясь, однако решает срезать через чужой корпус — общежитие разделялось совершенно неудобно, и по-хорошему их группе пора было бы съехать в отдельное, но агентство этим заниматься не спешило. Может быть только когда они станут популярнее…       В любом случае, это всё равно оказалось плохой идеей. Хёнджин успел пройти по чужим коридорам всего несколько секунд, прежде чем заострил внимание на открытой двери в зал тренировок. В каждом корпусе он был своим, поэтому кто-то, да всегда успевал занять его с утра пораньше. Хван, может быть, и подумал бы, что это всего лишь обычные трейни дополнительно оттачивают хореографию, если бы не знакомый голос и размеренное дыхание, которое он запомнил наизусть.       Хёнджин выглядывает ненавязчиво, из угла: да, он не ошибся. Хан Джисон собственной персоной, и парень видит его в совершенно новом обличии. Утреннего, немного всколоченного и без макияжа. В этой майке-безрукавке и полудомашних штанах он казался совершенно иным — маленьким, но в то же время с натренированными мышцами рук, выпирающими на косточках нитями вен, вздымающейся грудью и перекатывающимся кадыком — разгорячённый утренними занятиями и внимающий музыке.       Чёрт возьми, Хёнджин мог поклясться, что на миг потерял представление о том, куда шёл. Он сначала наблюдал за каждым движением парня расширенными зрачками, и только после, осознавая несвойственные для себя реакции, прислонился к стене и схватился за грудь — сердце стучит. То есть, по сути, понятно, почему стучит — Джисон всё это время был биасом, и Хван реагировал на каждое его действие раньше практически так же.       Ключевое слово — практически.       Ещё никогда его щёки не краснели настолько сильно. Ещё никогда он не пытался остановить себя насильно — смотреть на Джисона стало вдруг непривычно. Он будто бы представал более романтизированным в тысячу раз.       Пора бы прекращать и уходить отсюда, пока его не поймали за наглым подглядыванием. После этого сна это казалось особенно неправильным.       — У тебя отлично получается, Хан-а.       Хёнджин вздрогнул и так и не сдвинулся с места. Этот голос он узнал тоже — Бан Чан был с Джисоном всё это время. Хван прислонился к стене крепче, заткнув себе рот ладонью.       — Мне кажется, в этом месте всё равно я не дотягиваю, — хмыкнул Джисон, и со стороны старшего послышался смех. Хёнджин обвёл глазами потолок — для него Хан всегда отлично справлялся.       — Нет, это ты так думаешь, — похлопал Крис его по плечу. — Всё правда в норме.       — Я думал, что потолстел после Нового года, ха-ха, — прыснул Хан. — Как ты думаешь, на сколько по шкале пидинимов Чанбин оценит то, что мы придумали?       Хёнджин снова услышал смех Чана.       — На десять голов пидинима из десяти.       — Эй, на одиннадцать!       Хван и сам не смог сдержать ухмылку. Джисон казался сегодня очень энергичным, прямо таким, каким Хёнджин видел его раньше на экране смартфона. Оказывается, такие звёзды как «3RACHA» тоже умеют шутить над своим начальством.       Или это просто Хану намного комфортнее находиться с Чаном, нежели с кем-то другим?       — Как кстати Чанбин? — голос Джисона отдалился от двери. Видимо, он отошёл вглубь зала.       — В плане?       — Ну, в плане… его самочувствие. Он казался каким-то потерянным последнее время.       — А ты сам не пробовал его спрашивать?       Послышалось какое-то копошение. Джисон ещё долго молчал.       — …нет, не пробовал, — наконец ответил он.       — Я пытался поговорить с ним, но он только и делает, что отмахивается и продолжает что-то черкать в тетрадке. Насколько я понял, Бинни даже рождество один отмечал. Думаю, родители ему до сих пор не отвечают.       — А как же Феликс?       Хёнджин прислушался внимательнее, как только услышал имя лучшего друга. По сути, внимать чужим разговорам он не любил и презирал, просто почему-то именно этот решил узнать до самого конца.       Чан выдержал небольшую паузу, и Хван даже попытался воссоздать его выражение лица в этот момент. Почему он сомневается в обычных вещах? Что-то было в этом такое тёмное?       — …а что Феликс?       — Я думал, что они с Бинни-хёном очень близки, разве нет? — неуверенно пробормотал Джисон. — Тем более, что они даже на миллиметр друг от друга не отходили. У Феликса родители в Австралии, вот я и подумал, что они составят друг другу компанию…       На самом деле, об этом и Хёнджин думал. Разве всё было не так, учитывая то, что Ликс сам постоянно твердил, как бы хотел отпраздновать рождество со старшим?       — Я не в курсе, что произошло между ними, — вздохнул Чан. — Главное, чтобы ничего криминального, как с Минхо. Я с ним кстати тоже говорил на эту тему.       — А он что?       — Ну как «что»… Как обычно. В истериках.       Хёнджин почувствовал, что он тут правда лишний. Узнавать такое ещё и о Ли Минхо было правда не очень этично с его стороны. Получается, он теперь в курсе ещё и того, что его любимый поп-артист как-то связан с Чанбином и из-за этого… Нет, лучше перестать думать.       И заодно как-нибудь расспросить Феликса о наболевшем подробнее. Одного сообщения в мессенджере не хватит.       — Да уж, Минхо… Мне на самом деле его жаль, — хмыкнул Джисон. — В последнее время всё слишком сложно, не думаешь?       — Эй, это и тебя касается тоже.       Хёнджин уже собирался по-тихому уйти, пока не услышал последнюю реплику, сказанную Чаном.       — Хён, со мной всё в норме, — нервно посмеялся Хан.       — Как с Хёнджином? Вы уже начали работать?       Вот чёрт, они начали говорить про него. Хван прислушался ещё внимательнее, стараясь ничего не упустить и ответить на вопросы, возникшие в голове. Но Хан как-то слишком долго сохранял тишину.       — С Хёнджином… более-менее, — наконец сдавленно проговорил Джисон.       — Как-то ты неубедительно говоришь, — цыкнул Чан. — Может, что-то не так?       — Нет, просто… он хороший, талантливый, и я давно мечтал поработать с ним, но то, как он пытается со мной сблизиться, это…       — Сблизиться? Это в каком ещё плане «сблизиться»? — Чан сказал это таким тоном, что не одному Хёнджину стало страшно.       Он поёрзал на одном месте и покраснел. У него не было никаких «лишних» мыслей, ни в коем случае! Ну, разве что, может быть немного, и то Хёнджин их не демонстрировал так явно! За пределы головы это не выходило.       — Нет, думаю, что ничего такого, — тут же остановил старшего Хан. — Просто… ладно, это правда не так важно. Мне просто всё ещё трудно сближаться с людьми.       — Я понимаю, что ты чувствуешь, Джисон-а. Это нормально, если ты боишься. Может быть, тебе сходить пару раз к психологу ещё? Это бы тебе не повредило, я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо.       Психолог? Насколько же проблемы сонбэ гложут его самого, раз ему требуется помощь специалиста?       — Я знаю, может и стоит… — вздохнул Хан. — Я просто… просто знаю, что могу своим поведением показать себя не с лучшей стороны. Да и не хочу, чтобы он что-то про меня… не так понял.       — Прислушайся к моим словам, ладно? — ответил Чан. — Если что, ты всегда знаешь, где лежат пакеты, и можешь позвать меня…       — Хён, — остановил его Джисон. Хёнджин поёжился и нахмурился. — Всё нормально. У меня не было этого уже почти два месяца. Я хорошо держусь.       — Я просто предупреждаю.       — Я понял.       Настолько личную информацию Хван был знать просто не в праве, но в итоге всё равно подслушал. Как же это понимать? Какие пакеты использует Джисон и для чего они ему? Неужели действительно что-то, что заставляет стоять на месте и закрыться ото всех, существует? Насколько же сильно это давит на Хана?       И мог ли Хёнджин как-то помочь? Мог ли стать панацеей для него?       Сердце снова защемило. Вспомнился кошмар, который сегодня ему приснился. Был ли сон вещим, или Хван себя попусту накручивает? Может, он не зря пытался прорваться сквозь непробиваемую стену Джисона? Насколько же глубока кроличья нора?       — Ладно, — вдруг сказал Чан, глубоко вздохнув. — Надо идти в центр, там уже Чанбин нас ждёт.       — Ай-й-й, он снова свою задницу там с утра отсиживает! — возмутился Джисон, и вдруг голос его стал громче, чем был до этого.       Вот чёрт, пора валить.       И Хёнджин сделал бы это под шумок, если бы не шмыгнул слишком громко из-за своей чёртовой простуды на весь этаж. Всё замерло, лишь сердце парня стучало настолько громко, насколько это было возможно.       — …м-м-м? Там так поздно с утра кто-то ходит? — насторожился Чан и подошёл к двери.       — Я думал, что в это время все уже уходят на тренировки, — согласился Джисон.       По спине прошёл холодок. Только этого не хватало — оказаться застуканным за подслушиванием старших коллег. Это самый настоящий позор.       Старшие подошли к дверному проёму и быстро окинули глазами коридор, но Хёнджина уже и след простыл. Такие юркие как он быстро умеют найти самую тоненькую лазейку, чтобы спрятаться и не попасться. Обошлось.       Парень выдохнул, теперь уже потирая вспотевшие руки в коридоре, идущем на лестницу. То, что он услышал сегодня, до сих пор не давало ему покоя. Многое насчёт того, какие тайны хранит агентство, трейни и артисты «3RACHA», действительно не могло не пройти мимо других слухами и вот такими случайными разговорами с утра.       Что стояло за улыбающимся Ли Минхо на экранах смартфонов? Есть ли совершенно другая сторона Чанбина, и что творится между ним и Феликсом такого, что Чан говорит об этом с такой настороженностью?       Как пробить эту пуленепробиваемую стену Джисона и попытаться помочь?       Вопросов осталось только больше. Сон всё равно отдавался в голове краткими эпизодами испуганного Хана в слезах. За него почему-то сердце теперь болело в два раза сильнее.       Ладно, об этом можно подумать позже. Хёнджин, вообще-то, спешил на тренировку вместе с мемберами и пытался показать себя с лучшей стороны. Нельзя портить о себе впечатление, когда Гониль сделал к нему шаг навстречу и разрешил сделать сольник.       Пальцы щёлкают по иконке мессенджера: лидер оставил сообщение прочитанным, а вот Феликс ответил то, что заставило Хёнджина распахнуть глаза в удивлении, недоумении и в совершенно оторванном представлении о том, как его друг провёл каникулы на самом деле.       «Мы с Джису теперь встречаемся».

***

      Феликс безразлично пишет ответное сообщение Хёнджину и отправляет, не размышляя долго. Если бы он подумал о таком исходе событий два года назад, то, наверное, посчитал бы себя идиотом. Но нет — сейчас это казалось вполне реальным. Особенно поцелуй, отпечатавшийся на его губах в канун рождества. Он всё так же ощущается горьковатым вкусом капучино и морозной свежестью зимы, но он точно не был таким, каким Ликс помнил поцелуй с сонбэ.       Отличие, наверно, в том, что Феликс нагло пытается обмануть самого себя и настроить на совершенно другого человека.       Парень практически всегда принимает решение поцеловать девушку спонтанно. Так было и у Ликса — недолюбленность, жажда прикосновений и близости поспособствовали такому необдуманному решению, но и оно было настоящим. Феликс поцеловал Джису, не заставляя себя насильно. Он действительно хотел этого в моменте, и тут совершенно не играет роли то, любит ли по-настоящему или нет.       А любит ли вообще?       Феликс отпивает из пластикового стаканчика айс-американо и выключает телефон. Взгляд затуманен мыслями обо всём, что накопилось. Подумать только — буквально недавно он ещё солдатиком ходил за Чанбином и грезил и большем, а сейчас встречается с девушкой.       Но, может быть, стоило довериться судьбе? Было ли это к лучшему?       Парень встаёт с насиженного места за столом и поправляет толстовку. Теперь на нём нет тех цветастых ярких вещей, той искры и идейности. Блеклый, практически ничем не отличающийся от других — наверно, разве что, только цветом волос, который он сменил из-за комплимента сонбэ. Но если он решил жить дальше, значит так было нужно.       Феликс ползёт взглядом по начищенному полу и обрисовывает им женскую фигуру на входе в кафетерий. Девушка улыбается и машет рукой. Феликс слабо улыбается в ответ. Так и правда было нужно.       Конечно Ликс её любит — как подругу и прекрасного, доброго человека. Но хватит ли этого?       — Я думал, ты уже на тренировке, — подошёл к Джису Феликс и наклонил голову. — Пришла пообедать заранее?       — Я у тебя хотела спросить, почему ты не на общих занятиях, — ехидно ответила девушка. — Сидишь и кофе пьёшь. А как же твой дебют, солдат?       — За себя волнуйся, — закатил глаза Феликс. — Так ты есть пришла?       — Я же сказала. Я тебя увидела и захотела спросить.       Феликс выдержал небольшую паузу и нежно погладил Джису по плечу. Кофейные глаза казались уставшими, но они смотрели на девушку ласково. Ли всё ещё был помешан на своей благодарности — он чувствовал себя рядом с ней спокойнее, намного спокойнее.       — Я мог бы тебя угостить, — будто по методичке сказал Феликс, и Чхве усмехнулась.       — Да уж, строишь из себя романтика? Эй, Ли Феликс, а ты не промах. Так уж и быть, если ты купишь мне американо со льдом на халяву, я не буду против.       — Эй, так вот кто я для тебя на самом деле!       — Не ори ты так громко, — легко ударила Феликса Джису по плечу. — Здесь много лишних глаз. Не в курсе, что может случиться, если нас застукают?       Ликс оглядел потолок и наткнулся на камеру. Конечно, в здании всё тщательно отслеживается. Хотя и излишнюю тактильность между друзьями можно было списать на близость, то движения, присущие только парам, могли усугубить их положение. Неизвестно, какие штрафы могут повлечь за собой их отношения. Пока они делают это в тайне ото всех — ничего не угрожает, ведь так?       — Так что, мне купить тебе кофе? — оторвался от мыслей Феликс и ушёл от темы.       — Вообще я пошутила, но, если ты правда готов на это, то валяй!       Ликс осторожно прошёлся будто невзначай по её завязанным в хвост волосам, и Джису покраснела — про её чувства парню было теперь ещё как известно. Знал бы он, сколько теперь ответственности на нём лежит из-за этого.       — Хорошо, пойдём.       Феликс сдержал слово — американо со льдом купил. Отчасти ему действительно нравилось видеть, какая Джису была под влиянием чувств. Вроде бы такая самоуверенная и весёлая, но когда Ликс совершает те вещи, о которых догадываются лишь они, тут же становится смущённой, невинной и мягкой, словно облачко. Феликсу было всё ещё сложно принять тот факт, что Чхве за что-то его полюбила.       Было ли в нём что-то, за что правда можно было любить?       — Эй, о чём ты там думаешь? — задаёт Феликсу наводящий вопрос девушка, смотря в задумчивое лицо, пока попивает кофе. Ликс поднимает на неё блуждающий взгляд.       — Ты правда так хочешь, чтобы я сказал?       — А что? Тебе есть, что от меня скрывать?       Уж ничего точнее не придумаешь. Ещё как есть. Но Феликс скорее умрёт, чем скажет.       — Нет, ничего нет, — как можно натуральнее ответил он. — Просто мысли. Их в последнее время очень много.       — Я заметила… — протянула Джису. — Ещё когда мы гуляли тогда. Ты выглядел совсем раздавлено. Но сейчас… Разве сейчас всё не разрешилось?       В глазах Феликса встал неочевидный вопрос, и он хрустнул пальцем, приоткрыв губы. Он так и не понял, что Чхве имеет в виду.       — Ты про…       — Я про то, что ты говорил про человека, в которого ты влюблён, — кивнула Джису, и у Ликса будто бы сердце в пятки упало. — Сейчас ты вместе с ним, разве у тебя есть какие-то… проблемы с этим? Тебя всё ещё что-то тревожит?       Парню стало некомфортно. Смотря в её мечтательные глаза, Феликс видел в них настоящие, неподдельные чувства. Джису говорила о них прямо, волновалась за Ликса и пыталась сделать всё, чтобы тому было легче адаптироваться к новой рутине. Но что Ли мог предложить взамен? Как он мог ответить на чувства, в которые с трудом мог поверить?       Джису ведь думает, что Ликс говорил именно про неё, а не про мужчину, который разбил ему сердце. Как Феликс мог себя заставить полюбить во второй раз так же сильно?       Парень чувствовал, что хочет сделать это во что бы то ни стало.       — Не думаю, что это проблема… — пробормотал Ликс, осторожно, пока никто не смотрит, коснувшись её руки. — Скорее это моё подсознательное. Я постоянно думаю о том, за что ты полюбила меня и почему я это заслуживаю.       В лицо Джису тут же бросилась краска. Такого вопроса, да ещё и прямого, она не ожидала и не знала, как ответить. Во-первых, дело было в безумно смущающей обстановке — здесь, в кафетерии, среди множества людей, говорить о своей любви было трудно и особенно смущающе. И смотреть на Феликса, проницательно внимающего каждому слову, — абсолютно так же.       Ресницы быстро запорхали. Джису действительно не могла найти подходящих слов. В первые дни отношений всегда так, именно потом ты должен как можно больше раскрепоститься, да? Стоило ли довериться сердцу или всё же убежать от разговоров до лучшего момента?       — Э-э-э, я… — Джису опустила голову и поползла взглядом по кафетерию, цепляясь за каждого человека, в котором могла узнать знакомого. Как назло в это время мало кто из трейни приходит пообедать.       Разве что…       — О! О-о-о, Чан-сонбэ!       Девушка вдруг встала и вытянула руку, размахивая как можно очевиднее. Феликс вздрогнул и повернул голову — и правда. На громкий выкрик девушки обернулись Чан и Джисон, всё ещё одетые по погоде на улице. Видимо, они только что прибыли в агентство. Ликс оглядел их бегло, а потом несколько подавлено посмотрел на Чхве.       У Феликса было много проблем, но одна из них — слишком чувствительная реакция на слова людей. Насколько же сильно он был зависим от того, что ему ответят? Сердце ужасно щемит, когда Джису уходит от вопроса.       Она бежит из кафетерия прямо к продюсерам, и Феликсу ничего не остаётся, кроме как последовать за ней.       — Джису-щи, — сразу улыбнулся Чан, и Джисон вместе с ним. — Доброе утро, вы уже работаете?       — Да, вот, набираемся сил!       — Феликс-щи, — теперь обратился Крис и к парню. Тот выпрямился по струнке и старался не смотреть лишний раз в глаза. Они оба помнили, как в последний раз попрощались. — Я тоже очень рад тебя видеть. Как твоё самочувствие?       Ликс выдержал паузу. Чан уловил в этом страх — возможно, парню было всё ещё стыдно говорить об этом, так ещё и в присутствии других. У Криса тоже была одна проблема — он за всех волновался и за всеми бегал, пытаясь установить тот самый «мир во всём мире» и порядок. Только когда что-то выходило из-под контроля как сейчас, в нём что-то ломалось. Возможно, та самая уверенность в себе и в своих силах.       Джису вопросительно оглядела сжавшегося Феликса и сонбэннимов. И всё же её не могло покинуть чувство, что она что-то всегда пропускала мимо глаз и ушей.       — Всё в норме, сонбэ. Спасибо, что спросили, — улыбнулся вдруг он и как можно решительнее поднял подбородок.       Если Феликс решил, что надо жить дальше, то так тому и быть. Во всяком случае, с Джису ему и правда хорошо, парень чувствует к ней привязанность и благодарность, да и мыслей навязчивых избегает. Значит, можно действительно сказать, что всё нормально?       Конечно, если только он избегает своей явной проблемы.       — Я рад, — кивнул коротко Чан и снова обратился к Джису. — А у вас сегодня, девочки, по планам ничего со мной нет, да? Насколько я проверял, мы работаем с Йеджи завтра.       — Да, у меня сегодня индивидуальные тренировки.       Чхве сделала небольшую паузу.       — Мы с Феликсом как в старые-добрые идём!       И схватила парня под локоть. Ликс удивлённо на неё посмотрел, пытаясь вспомнить, когда на это соглашался, но в итоге возражать не стал. Возможно, это будет отличным шансом вернуться в те времена и почувствовать себя таким же беззаботным и счастливым. Отличная идея, если хочешь ощутить себя новым человеком!       — А вы последнее время очень близки, — заметил Джисон и слабо улыбнулся. — Я как будто во времени переместился в конец две тысячи восемнадцатого… Надо бы и мне прежнюю форму принимать и подстричься как тогда!       — У тебя всё и так хорошо с причёской, — потрепал его Чан по голове. — Нам бы работать в прежнем режиме сначала. Ребята, тренируйтесь усердно, а у нас ещё дела есть.       Джису так и продолжала держать Феликса под локоть. Мысли о том, что это было как никогда правильно, грели душу. Ликс медленно, но верно пересекал ту черту в виде осколка «после». Не должно быть этого глупого разделения — он живёт так, как и жил до этого. Не собирался существовать.       Но была ли его уверенность настолько сильной, как Феликс себе внушал?

***

      Работа с утреца пораньше вместо чашки кофе — лучший заряд бодрости для Чанбина. Мычание себе под нос навязчивой мелодии, щёлкание мышки и перетаскивание музыкальных дорожек, небольшие мешки под глазами и полная погружённость. Самое правильное начало дня, и главное, что события прошедших дней почти что не вспоминаются.       Чанбин даже чувствует себя в какой-то мере более живым — маленький механизм, где он был одной из самых главных шестерёнок, запускался медленно, но верно. Мужчина провёл новогоднюю трансляцию, записал пару новых треков и даже сел за редактирование того самого, написанного два года назад. Не бояться найти себя снова в этих строчках и принять — очень смелое решение. Но и оно приводит к лучшему, если ты хотя бы мнимо готов поменять что-то в своей жизни после потрясения.       Только за дебют Феликса Чанбин так и не осмелился сесть снова. Наверно, на это нужно больше времени, чем он думал. Даже снежный шар с ивой, подаренный продавцом Ёнхуном, не готов был помочь с этим. Лучше отложить это… на пару дней.       Чанбин качается на стуле и потирает сонные впалые глаза — он не спал сегодня, поэтому решил прийти с утра пораньше. Какое-то странное предчувствие мучило мужчину всю ночь — и сна ни в одном глазу. К этому стоило привыкнуть, тревожность для Чанбина как второе имя. Но почему-то именно в этот раз она пронзила сильнее чем обычно.       Почти двенадцать дня. Помнится, в это время Чанбин и Феликс шли на обед вместе и размышляли над концептом. Интересно, как он кушает сейчас? Какое у него настроение? Хорошо ли он провёл праздники? Не грустил ли слишком сильно?       Столько много вопросов и так мало ответов.       — Нужно всё-таки выпить кофе, — констатировал Чанбин, когда громко зевнул и уже перестал слышать мелодию в наушниках.       Он выходит из студии, потягиваясь, плетётся по коридору, то и дело зевая, и только потом замечает у кафетерия знакомые фигуры. Точно, самое время, чтобы коллеги пришли на работу. Чанбин совершенно забывает следить за временем. Ну, может быть, оно и к лучшему. Мысли иногда могут уходить в другую степь и затягивать тебя с собой.       «3RACHA» как раз должна была заниматься выпуском нового альбома. Самое время обсудить это с ними и начать готовиться к…       Это Джису там? Вместе с Феликсом?       Чанбин застывает на месте, потирая глаза. Не может быть такого, что у него галлюцинации из-за недосыпа. Он чётко может различить Чхве Джису, разговаривающую с Чаном и Джисоном, а рядом отливающую золотом макушку. Знакомое лицо, которое ему доводилось видеть больше всех, и он лелеял каждый момент. Это был Ли Феликс — живой и настоящий.       Мужчина задерживает дыхание и внимательно наблюдает за тем, что он делает. Сначала немного смущённый и подавленный, немного сжавшийся, а потом вдруг расцветающий на глазах — Хэнбокки снова оправдывает своё имя. Счастливый. Он выглядит живым. По крайней мере, не похоже, что парень озабочен произошедшим. Возможно, всё не так плохо?       Чанбин должен быть рад за него.       Тогда почему, когда стажёрка Джису берёт его под локоть, Чанбину не хочется радоваться?       Странное чувство. Нет, Чанбин не имел права возражать против того, с кем Феликс должен быть тактильным и с кем должен общаться, особенно сейчас. Но это просто неконтролируемо — возможно, только внутри Бин сильно тревожится из-за того, что они настолько близки. Он ведь уже видел их вместе.       Возможно ли, что Феликс и Джису…       Нет. Лучше об этом не думать. Главное, что Ликс не зацикливается на прошлом. У Чанбина и так много забот, не хватало ещё и начать ревновать. Пора двигаться дальше.       Бин возвращается в студию, напрочь забывая про кофе. Он постоянно облизывает губы и достаёт из рюкзака стеклянный шар, который получил в подарок. Встряхивает: снежные искорки рассеиваются вокруг белой ивы и мягко ложатся на дне. Это успокаивает.       Продавец спросил Чанбина тогда, хочет ли он вернуть то, что потерял, если это возможно.       Дело не в том, что он не хочет. Бин просто не имеет права просить второй шанс после того, как сделал Феликсу больно. Видя его сейчас, мужчина действительно думает, что без него Ликсу будет намного спокойнее. Со временем им придётся только продолжать работать вместе, но и это оба должны пережить. Чувства когда-нибудь утихнут, это главное.       — Хё-ё-ён, я думал, что мы хотя бы пообедать сходим! — раздался звонкий голос Джисона, когда дверь в студию открылась, и Бин осторожно убрал шар обратно.       — Сходим все вместе потом на ужин, я предлагал тебе бутерброды захватить, — похлопал его по плечу Чан, теперь оборачиваясь на Чанбина.       Бин украдкой взглянул на него, прежде чем отложить рюкзак в дальний угол.       — Ты всё это время работал? — вскинул брови Крис.       — Ну да, — ответил Чанбин и снова повернулся к монитору, будто бы и не видел коллег в коридоре. — Или вы думаете, что сами альбом писать будете?       Чан и Джисон удивлённо переглянулись. Поверив словам старшего, Хан был уверен, что Чанбин находится в весьма подавленном состоянии. Сам же Со даже с синими мешками под глазами, неровно замазанными тоналкой, выглядел вполне себе работоспособным.       — Ты в порядке? — вдруг неожиданно спросил Чан, и Бину пришлось оторваться от компьютера.       Крис и его поведение всегда вызывали в Чанбине противоречивые чувства. Но даже сейчас ему не нужно было врать — все мысли он правда старается выкинуть, оставив сухое безразличие и чувство ответственности.       — А должен быть нет? — наконец повернулся к нему полностью Бин и накинул на лицо лёгкую улыбку. — Хён, ты похоже забыл, что я всегда был достаточно трудолюбивым.       И похоже Крис поверил.       В остальном всё прошло отлично: Чанбин надолго погрузился в работу, показывая коллегам пару инструменталов, которые он сделал с утра. Оказалось, что он может быть весьма продуктивным даже после ночи без сна и тех переживаний, что постепенно накапливались у него в душе. И это действительно помогло ему забыться.       Бин даже ощутил эти изменения: те же шутки, та же тёплая атмосфера и вдохновение. Будто бы он снова там, в будни трейни пишет микстейпы с Чаном и прослушивает Джисона, поправляя его флоу. И сам Крис, который украдкой глядит на Чанбина — он ведь видит, что тот и улыбается вроде как искренне, и в глазах его те же искры.       Будто бы ничего не произошло? Разве не из-за Бина он застал Феликса в таком подавленном состоянии?       Это сбивало с толку. Чан был всегда обязан быть уверенным в своих предположениях, так неужели где-то он ошибся? Значит, всё дело не в Бине…       Может, Джису была как-то замешана? Именно с ней Феликс такой счастливый, как и раньше. В любом случае, всё это не имеет значения, если гармония снова восстановлена. Правда ведь?       — Чани-хён, так в итоге какие инструменталы мы берём? — откинулся на спинку стула Хан и вынудил Криса выйти из раздумий.       — Ну-у-у… — протянул он. — Думаю, первый и третий как раз в нашем стиле. Их точно возьмём, особенно, если мы уже подобрали к нему пару рифм. Бин, а мы все посмотрели, больше нет? Может, лирика?       — Лирика? — поднял взгляд из-под козырька кепки Чанбин. — Это же не особо наша специализация.       — Ну не выпускать же нам всё время одно и то же, — пожал плечами старший. — Я думал, ты набрался опыта в этом, пока с Феликсом работал.       Чанбин молча кивнул и придвинулся поближе к компьютеру, немного отодвигая Джисона назад. Он ещё долго думал, показывать это или нет, потому что ему казалось, что именно этот инструментал был самым личным среди остальных, хоть к нему текст не писался. На самом деле он есть.       На страницах той тетради.       — Вот этот есть, послушай.       По студии разлилось мягкое звучание аккордов клавишных в смешении с хлопками и другими ударными. Сам по себе он показывался как спокойный бит для такого же несерьёзного текста, но если посмотреть на него со стороны Чанбина, то именно здесь можно показать всю суть переживаний.       Только если Бин решил не зацикливаться на этом, то лучше отдать его для какого-нибудь очередного трека «3RACHA», который напишет кто-то другой.       — Очень даже ничего, — похлопал мужчину по плечу Чан, двигая головой в такт. — Джисон, сделай его на четырнадцать минут, попробуем накинуть слова.       — Так точно.       И нужно, чтобы именно коллеги придумали текст. Лучше забыть о существовании тех строчек из тетради, пока они не поглотили Бина полностью.       Проблема только в том, что перестать слышать в этом инструментале отголоски самого себя он не может. Это как мазохизм — ты пытаешься вести себя нормально, как будто ничего не произошло, даёшь людям на использование то, в чём был весь ты, и потом слушаешь, как на льющиеся мелодии накидывают чужеродные слова. Они здесь совсем не к месту.       Вдохновлённый музыкант в душе Чанбина самый первый влюбился в Феликса, поэтому даже ему было так неприятно.       Бин тяжело вздохнул и оглядел бормочущих коллег, печатающих что-то в телефоне. Может, именно из-за них у Чанбина создаётся впечатление, что он не имеет права притронутся к своему же биту? Как будто именно другие люди заставляют мужчину усомниться в том, что плохие мысли — это нормально. Что иногда музыканту требуется написать что-то грустное, чтобы его услышали, как он когда-то написал песню про уличный фонарь. Что же хорошего в том, что Чанбин перестал им доверять?       Перестал доверять всему миру?       Потому что боится признать, что не может так легко отпустить.       Но тот вдохновлённый музыкант внутри не боялся.       — За то, что люблю, прости меня… За то, что нравишься, прости, прости, если любить тебя — ошибка.       Поэтому его тихий прорвавшийся голос мелодично нарушает тишину с бормотанием коллег. Чанбин вздрагивает, когда чувствует на себе их взгляды — немного удивлённые, но, кажется, такие же вдохновлённые. Продюсер машинально облизывает губы и смаргивает наваждение. Сердце снова колотится. Он всё равно спел их.       — Мне кажется, это очень подходит, хён! — слабо улыбается Джисон и выключает телефон. — Правда, Чан? То, что этому треку нужно!       — …да, я думаю, ты прав, — кивнул Крис, не отрывая взгляда от немного всколоченного Чанбина. Он будто удивился больше их самих. — Думаю, мы можем доразвить с помощью Бинни завтра до конца. Ты отлично поработал, молодец.       От похвалы Чана почему-то ноль эмоций. Чанбин кусает внутреннюю сторону щеки и натягивает на лицо что-то похожее на радость и удовлетворение.       — Уже так поздно… Может уже пойдём поужинать? — закатил глаза Хан. — Серьезно, скоро мой урчащий желудок будет читать рэп самостоятельно.       — Да, я тоже так думаю, тогда… — согласился Чан, но его прервал Чанбин.       — Я пойду… умоюсь.       Парни вопросительно уставились на него.       — Вы собирайтесь, собирайтесь, мне надо прийти в себя. Не волнуйтесь, я просто сегодня не выспался.       Чанбин накидывает рюкзак на плечо и выходит из студии, не закрывая дверь до конца. Вот это номер. Сколько же ещё ему предстоит натягивать маску, будто бы всё хорошо, чтобы коллеги поверили? Было ли хоть что-то из его энергии с утра правда настоящим?       Спокойно, это всего лишь чувства, они пока что не исчезли и в ближайшее время не исчезнут точно. К этому нужно привыкнуть. Никто не обещал, что эти неправильные эмоции рассеются, как только Бин разорвёт эти дружеские отношения. Надо потерпеть немного, возможно, пострадать, и потом всё пройдёт. Сейчас хорошенько умыться. В этом же ничего сложного…       Звуки из зала ритмики на первом этаже? Там кто-то ещё есть?       Когда-нибудь любопытство Чанбина точно погубит. Он бы правда не обратил на это внимание, если бы не приоткрытая дверь и мягкая мелодия. Пробуждает воспоминания. Разве там не может быть Феликс сейчас?       Так нельзя. Он обещал забыть.       Но хочется.       Ему же просто туда по пути, туалет в той стороне. Разве будет плохо, если он как сонбэ заглянет и посмотрит, кто так поздно оттачивает хореографию?       Чанбин подходит совсем тихо, рукой немного увеличивая проём между косяком и дверью, и заглядывает. Совсем ненавязчиво, будто бы его здесь и нет. Эта мелодия трека, который написал Бин, белобрысая макушка и тысячи созвездий веснушек на щеках… Он узнает их из тысячи. Момент, который он видел так много раз, но готов и дальше смотреть его, ведь бесконечность — не предел.       Представлять, будто этот танцующий Феликс танцует именно для…       Через гладь зеркал Чанбин видит кого-то ещё. Каштановые завязанные в хвост волосы, широко посаженные большие глаза, счастливая и влюблённая улыбка, озаряющая пухлые щёки… Это девушка, это стажёрка Чхве Джису. Она смотрит на танец Феликса.       Он… танцует для неё?       Мысли спутались. Это странное чувство, будто бы разъедающее сердце… Чанбин не имел права ревновать, но это всё равно так неприятно. Но они же всего лишь друзья, Феликс сам говорил. Он Ликсу верит, и верил всегда.       Музыка вдруг прекращается, и Джису хлопает ему, подходя ближе. Ликс вытирает лоб полотенцем и улыбается в ответ. Кажется, он выглядит правда счастливым.       — Ты отлично справляешься, — мягко говорит она и заботливо отряхивает плечи. Феликс надевает поверх белой футболки толстовку. — И трек у тебя вышел очень ничего. Вы с Чанбином-сонбэ отлично над ним постарались.       — Ну… можно и так сказать.       Его голос. Чанбин так давно его не слышал вживую.       — Ты как будто в себе не уверен. Серьёзно, хватит тебе, ты правда очень хорош. Знай себе цену, солдат!       — Мне всё время кажется, что я не дотягиваю, прости. Кажется, я не могу это контролировать. — Феликс неловко посмеялся. — Да, кажется, я правда слишком закомплексован. Мне с этим нужно что-то делать, иначе я погрязну в этом… Не хочу тебя потом обременять.       Бин хотел бы утешить его снова. Хотел бы сказать, что он красивый и талантливый. Но на его месте теперь Джису, которую он… не хочет обременять?       — Эй, Ликс, — выдержав паузу, сказала она.       И вдруг тепло обняла, прижавшись к груди. Чанбин вдруг отпрянул от двери на несколько сантиметров и сглотнул.       — Ты спрашивал меня сегодня, почему я тебя полюбила, — продолжила Джису. — И я отвечу. Нет причины. Ты просто прекрасный человек, хоть и со своими шрамами и загонами. Они есть у всех. Просто… Не стесняйся просить помощи в том, чтобы принять себя, для этого отношения и нужны. Неважно, что тебе сказал какой-то пидиним и другие. Двигайся в своём темпе и не обращай внимание на мнение других. Ты не должен думать, что тебя должны любить за что-то или что ты вообще этой любви не достоин. Достоин, Ликс, ты её правда достоин.       Феликс шмыгнул носом и уткнулся носом ей в волосы, слегка поглаживая. Он не знал, мог ли сказать ей, что любит тоже, поэтому молчал. Но благодарность снова переполняла его — он не ошибся, когда выбрал её. Поэтому и сейчас подарил невесомый поцелуй в макушку.       Чанбин оступается и не знает, за что схватиться. Он до последнего думал, что это всего лишь догадки.       Бин обещал себе, что отпустит. И Феликс, похоже, начал отпускать тоже. Возможно, уже отпустил, потому что нашёл кого-то другого, как об этом и думал Чанбин — того, кто будет заботиться о нём намного больше, чем старший.       Только от этого не легче.       Чанбин прислоняется к стене, не в силах больше смотреть. Глаза то и дело жмурятся, губы поджимаются, ноги трясутся немного. Вот она — ревность. Бину, вопреки всех запретам, хочется быть на её месте. Хочется, чтобы они были обычными людьми, а не айдолами с обязанностями и контрактами. Тогда бы Чанбин не был вынужден так грубо ему отказать. Тогда бы половины переживаний не было.       Если бы давление со всех сторон так не сжало, он бы гладил Феликса по голове и говорил те же слова.       Чанбину просто хочется подойти немного ближе снова, окликнуть и попросить впустить к себе в сердце. И если парень оттолкнёт его сам, то Бин правда остановится на том же месте, где стоял до этого. По крайней мере он будет знать, что между ними хоть что-то было. Тот поцелуй во время снегопада…       Даже если постарается забыть Ликса, Чанбин всё равно не выкинет этот момент из головы.       Снова хочется плакать, но не получается. Чёрта с два он когда-нибудь вообще оклемается. Душа всё равно болит, потому что Чанбин сделал то, за что себя никогда не простит. Должно пройти много времени, прежде чем он отпустит Феликса навсегда.       — Хён, ты уже закончил?       Бин вдруг вздрагивает и локтём задевает дверь. Она тут же хлопает по другой части стены, и испуганным Феликсу и Джису представляются три мужчины: Чан и Джисон, которые, вообще-то, собирались идти ужинать и пошли за Чанбином, и покрасневший Чанбин с глазами розоватого оттенка. В темноте его ещё не было видно, а при освещении — всё как на ладони.       — О, Джису и Феликс, вы тоже здесь? Мы тут мимо просто проходили, — сказал Джисон и помахал рукой.       Их взгляды встретились впервые за столько времени.       Озадаченный, совершенно недоумевающий Феликса и разбитый, стеклянный Чанбина. Они так похожи друг на друга. Ликс пугается, потому что видеть этого человека после такого долгого застоя — самое странное и непонятное чувство. Ты вроде бы приходишь в себя, вроде бы даже нащупываешь остатки сил, чтобы идти дальше, и вдруг видишь того, с кого всё это началось, и всё. Снова внутренности переворачивает, дышать трудно, и дыхание спирает. Чанбин ненавидит его — мысль, которая всё это время не давала покоя. А сейчас… он что, видел их с Джису вместе?       Бин же стыдливо попытался найти хоть какой-нибудь объект, чтобы заострить на нём внимание. Он застал Феликса не в самый лучший момент и не стал отказываться посмотреть. Должно быть очень неловко. Так и есть. Сердце всё ещё не может найти себе места — Ликс живой, прямо перед ним. И выражение лица у него почти такое же, как в тот злополучный день.       Зато Джису так и держит его за локоть.       — Да, я думаю, что мы припозднились, — улыбнулась она и посмотрела на своего парня. Тот казался очень зажатым. Может, из-за того, что испугался, как внезапно вошли старшие коллеги и прервали столь интимную идиллию?       — Мы просто вместе собирались пойти поужинать, может быть пойдёте с нами?       Чан оглядел всех и тяжело вздохнул. Кажется, всё-таки что-то он упустил. Чанбин и Феликс не переставали неловко себя вести, несмотря на то, как близки были Ликс с Джису. Что-то здесь точно было не так, и Крис считал своим долгом выяснить это. Даже если он переходит границы.       Раньше он бы запротестовал против идеи Джисона, но сейчас решил её поддержать.       — Да, пойдёмте с нами. Давно мы вместе не собирались.       Лишь один Чанбин промолчал. Он ещё долго наблюдал за парой, ведь теперь изменения не заметить было очень трудно: их невесомые касания, взгляды Джису и чёткое понимание, что скрываться было обязательно.       Как Бин мог отказываться от ужина, если уже решил показывать, будто всё хорошо? Правда, он совершенно не понимает, как теперь должен смотреть на Феликса.

***

      Всё, как в старые-добрые времена: шум людей вокруг, посиделки все вместе за столом, огромная чаша в середине с традиционной острой курочкой в панировке и, по сути, счастливые лица. Но только некоторые из них были счастливы только наполовину или вообще по-настоящему.       — Хоть у нас и диеты, господа, пока менеджер не видит, нужно налетать на курочку! — потёр руки Джисон и сразу же принялся за еду. Чан только улыбнулся и похлопал его по плечу, кивая всем в знак признательности.       Феликс не любил острую еду от слова совсем, но сегодня готов был потерпеть. Как ни странно, он не ожидал, что в Корее настолько тепло приветствуется то, что ты умеешь есть острое. Да и половина блюд тут такие, так что почему бы и нет? Джису сидит рядом с ним и подливает холодный лимонад — она знала о повадках парня, поэтому заботливо помогала. Наверное поэтому Ликсу намного легче не обращать на Чанбина внимание.       А он как будто бы сам не свой — то и дело подливает себе соджу и посматривает на этих двоих. В полупьяном мозгу ревности ещё больше, чем в трезвом. Сознание адекватно уже работать не хочет. Да и заставить себя Бин не может.       — У меня знаете какая смешная история с курочкой однажды приключилась кстати! — продолжает создавать весёлую атмосферу Джисон и подталкивает локтем Чанбина. — Короче, я пошёл с Бинни-хёном в паб. Мы набрали там курочки с пивом, напились и совсем не понимали, где находимся! Нас менеджер за руки тащил в свою машину, пока кто-нибудь не заснял не дай бог. Так что вы думаете? По словам менеджера мы ему всю машину облевали, прикиньте!       — Да, я за них потом краснел и оплачивал автомойку из своего кармана, — цыкнул Чан.       — Давайте только без этих рассказов про блевотину, ладно? — всплеснула руками Джису. Феликс ее поддержал. — А то блевотина окажется в моей тарелке, и я думаю, что всем тут будет не очень вкусно.       Все посмеялись.       — Да-а-а, наши трейни-времена были действительно безбашенными… — завалился на стул Джисон и снова встряхнул достаточно пьяненького Чанбина. — Но истории Бинни-хёна намного жёстче. То, как он бегал от менеджера из клубов, прячась в какой-то подворотне, — вообще атас! Расскажи им, хён!       Феликс вздрогнул и посмотрел на старшего. Тот мимолётно оглядел всех и похлопал себя по красным щекам. Ликс помнил, как Бин рассказывал это ему в тот день сам. И эту подворотню он тоже помнил… Прекрасные воспоминания, если не принимать во внимание, что этот Бинни-хён на самом деле ненавидит его за это.       — Что рассказать? — нахмурился Чанбин, выпив ещё одну рюмку. Чан насторожился.       — Ну про то, как ты из клуба бегал от менеджера, я же сказал, — поджал губы Хан.       — А-а-а, это… — Чанбин потёр глаза, чувствуя, как смесь алкоголя с полным недосыпом — не самая лучшая идея. Мозги совершенно не работают. — Так я же рассказывал.       Феликс поёжился, и Джису вопросительно на него взглянула.       — Кажется, ты пьян, ха-ха! — растрепал его волосы Джисон. — Ты не рассказывал вообще-то!       — Не-е-ет, рассказывал, — качнулся Чанбин и вдруг показал пальцем на Феликса. — Вот ему рассказывал.       Ликс залился краской и испуганно посмотрел в его лицо — вот такого пьяного Чанбина он ещё ни разу не видел. Но в какой-то степени он был всё таким же. Парень знал его, хоть и не угадал с псевдо-заботой. Всё же, это был сонбэ, и неважно, что он ненавидит его.       — Феликсу рассказывал? — удивлённо поднял брови Джисон. — Правда?       — Ну, наверно рассказывал, — слабо кивнул Чан. — Они же с Феликсом были достаточно близки всё это время, чему тут удивляться?       — Эх, хотела бы и я быть настолько близка с Вами, Чан-сонбэ, чтобы Вы мне тоже такие истории рассказывали! — вступила в диалог Джису и посмеялась.       — Рано тебе ещё столько знать, сколько я.       Джисон громко рассмеялся и снова встряхнул Чанбина. Тот, кажется, половину диалогов прослушал. Всё, что его сейчас интересовало, — Феликс напротив и та история, которую он ему рассказал. Возможно, всё накопившееся внутри было подсознательно вытеснено, когда рассудок переставал здраво откликаться в голове. Именно в этот момент Чанбину так и хочется говорить, что вздумается.       — Я ему и показывал… — пробормотал он, не спуская взгляда с белобрысой макушки.       Феликс поджал губы. Когда Чанбин обращается к нему в третьем лице при всех, возникает ощущение, что его ненависть действительно была сильной. Настолько сильной, что Бин буквально пытается её показать при всех. На деле-то он всего лишь пьян, да ещё и под влиянием потрясения. Ли молча продолжал есть, пытаясь отвлечься, но похоже это плохо помогало.       Это только на деле кажется, что так легко двигаться дальше с новыми отношениями. Когда Чанбин снова в поле зрения, когда даже будучи пьяным говорит и пытается что-то доказать, это становится для Феликса неподъемной ношей. Будто всё, о чём он так долго размышлял, выбросилось в мусорный бак самостоятельно.       — Ты туда Феликса водил? — удивлённо переспросил Джисон.       — Вау, Ликс, вы даже домой вместе ходили? — улыбнулась Джису. Ликс промолчал.       — Ну не только домой… В кино-о-о, по парку-у-у, в кафе-е-е, и туда тоже… — продолжал бормотать Чанбин. Феликс напрягся ещё сильнее — он прекрасно помнил, что было тогда и не хотел, чтобы об этом хоть кто-то узнал, когда жизнь его только начала налаживаться. — Правда, больше не пойдём.       Вот тут все и замолчали. Чан насторожился сильнее всех, оглядывая Бина, — он правда много выпил.       Ликс сжал губы и опустил взгляд куда-то в колени. Нет, не нужно говорить об этом так.       — …почему? — вдруг прервала тишину Джису. Феликс только сильнее поник головой.       — Это очевидно, — шикнул Чанбин, выпивая ещё одну рюмку. — Он же тебя выбрал.       Вот это номер.       Феликс наконец поднял глаза и почувствовал, как их режет от накопившихся слёз. Он тут же их сморгнул, однако боль не прошла. Она была где-то глубже. Даже глубже, чем Ликс представлял. Чанбин видел их, и это факт. Неужели он считает Феликса таким непостоянным теперь? Осуждает? Его ненависть только усилилась?..       Джису нахмурилась — её сломить было очень трудно.       — Почему это зависит от меня, сонбэ?       — Он предпочёл тебя, Джису, — ответил то же самое Чанбин, теперь уже смотря на Ликса. Тот свёл брови к переносице — в его глазах можно было увидеть пылающий огонь несправедливости.       — Чанбин, ты пьяный, может быть немного… — Джисон попытался его придержать, но Бин не стал слушать.       Теперь он чувствовал себя на месте Минхо два года назад — таким же непонятым, сломленным и жаждущим забыться в этом хаосе.       — Я не хочу-у-у показывать пальцем, учитывая наше положение, — продолжил Чанбин, совершенно не контролируя себя. — Но мне кажется, что в его же интересах никуда теперь не идти со мной. И в моих его не тянуть. Посмотри, какой он — молодо-ой, тала-антливый… Со столькими амбициями. Ещё много на своём жизненном пути найдёт. Вот — уже нашёл. А для меня в его мире места нет… Так же, как и для него в моём, вообще нисколько!.. Он просто выбрал изначально не ту дорогу, а сейчас пытается выплыть тем, что…       — Прекратите говорить такие вещи при всех, — вдруг твёрдо ответила Джису, придерживая Феликса за плечи. Чанбин снова посмотрел в его глаза.       Сломленные. Даже сквозь затуманенный пьяный разум Чанбин разглядел в нём эту разбитость. Ему всё ещё больно.       — Я, конечно, понимаю, что Вы сейчас пьян, но совершенно бестактно унижать трейни за столом перед коллегами и говорить такие вещи из ваших личных разногласий. Извинитесь перед Феликсом, пожалуйста.       Молчание. Чан собирается встать, чтобы уладить конфликт, но Чанбин останавливает его жестом руки.       — Извиниться?       Феликса ломает первый раз. Чанбин горько усмехается, пытаясь переварить это слово.       — За что? За то, что пытаюсь уберечь?       Феликса ломает второй раз. Уберечь? О чём вообще идёт речь? Как ненависть может кого-то уберечь?       — Прекрати, Чанбин, хватит, — сжал зубы Чан, так и не останавливаясь. — Прибереги это для личных разговоров. Ты сейчас пьян, успокойся.       — Что «успокойся»? Скажи это себе, это вообще всё из-за того, что ты всех давишь своей опекой! — взорвался вдруг Чанбин. — Если бы ты тогда не стал останавливать меня, всего бы вообще не…!       — Со Чанбин! — гневно вскричал в ответ Чан, и Бин с громким звуком отодвинувшегося стула отклеился от него, снова взглянув на Феликса.       Теперь в последний раз. Он всё ещё такой же разбитый. Жаждущий хотя бы какого-то объяснения. Жалко, что Чанбин никогда его не сможет дать.       Он молча уходит, и только Джисон бежит за ним, чтобы как-то остановить. Почему именно посиделки таким составом всегда заканчиваются какой-то трагедией? Это похоже на какое-то проклятие, ей-богу.       Мужчины выходят на оживлённую улицу: Чанбин, слегка покачиваясь от количества выпитого алкоголя, и Джисон, пытаясь за ним поспеть. Даже таким Бин умудряется быть быстрым, несмотря на рост. Мороз сразу обдаёт голые части тела, а ведь Хан даже шапку в такую погоду натянуть забыл. Поэтому сейчас заводит Чанбина в ближайшую подворотню подальше от ветра и от лишних людей.       — Хён, я за тобой совсем не поспеваю, — тяжело вздохнул он и удержал на ногах. — Что ты учудил снова? Ты же говорил, что всё в порядке, а? Снова что ли о Минхо вспоминал?       Чанбин промолчал и уткнулся в его плечо. Да уж, натворил он делов, и правда. Всё из-за этих чувств — до сих пор побороть их очень сложно.       — Пойдём, извинишься и разойдёмся как нормальные люди, — похлопал его по спине Хан, но Чанбин тут же отрицательно завертел головой.       — Не хочу…       — Что не хочешь? Извиняться?       — Не хочу снова их видеть…       Джисон замер и отвёл взгляд. Похоже, он примерно понимал, в чём дело. Однако, видимо, придётся поговорить об этом поподробнее, когда Чанбин придёт в себя. Сейчас он правда явно не настроен ни чтобы извиняться, ни чтобы просто попрощаться. Не дай бог чтобы ещё и заснул, как потом тащить?       — Уф-ф-ф, от тебя перегаром так несёт… — протянул Хан и удержал мужчину прямо. — Ну как же ты так? Что у тебя там в голове творится, а? Совсем уже нам не доверяешь? Хотя, я понимаю, почему…       — Я… Я просто…       — Не стоит объясняться. Хотя бы мне. Я просто тебя понимаю.       Чанбин судорожно выдохнул, совершенно не чувствуя мозга. Хотелось спать, очень сильно. Он много сил истратил для того, чтобы как-то заставить себя быть нормальным и отвлечься. Хотя бы с Джисоном было не так страшно и тревожно — парень даже сейчас улыбается. Бин снова этому удивляется, даже в пьяной голове, — никогда он не видел настолько сильных людей.       — Я позвоню менеджеру, он нас заберёт. Постой ещё немного, не отключайся раньше времени.       Как можно отключиться, если перед глазами всё ещё стоит этот сломленный взгляд Феликса? Безумие. То, как именно ситуация приняла обороты, просто безумно.       Сможет ли Джису сделать его по-настоящему счастливым?       Продолжит ли Чанбин жить как раньше?