«Судьбы ужасным приговором Твоя любовь для ней была, И незаслуженным позором На жизнь ее она легла.
И что ж от долгого мученья Как пепл, сберечь ей удалось? Боль, злую боль ожесточенья, Боль без отрады и без слез…»
[Ф.И. Тютчев // О, как убийственно мы любим… 1851]
Что произойдёт, если ты выберешь смерть? Минхо думал об этом слишком часто. Настолько, что иногда пытался совершить это взаправду. Заснуть и не проснуться. Почувствовать облегчение после стольких лет бесконечной тревожности, беспокойства, страдания. Когда-нибудь он бы всё равно не выдержал. Когда-нибудь всё равно решился бы до самой черты. Чтобы всё поскорее закончилось. «Минхо! Минхо, пожалуйста, очнись!.. Минхо!..» Умирать иногда страшно. Например, от чужих рук, этого боится каждый. Если умирать по собственному желанию, то это только на первых порах больно осознавать. Когда Хо засыпал, он почувствовал себя счастливым. Потому что сердце перестало саднить, глаза больше не резало тем лезвием острых слёз, дыхание выравнилось и, кажется, совсем остановилось, но… «ЛИ МИНХО!» Слышать своё имя в лабиринтах разума… Знакомый голос, прорывающийся сквозь смертельную темноту, рука, пытающаяся схватить его. Кто-то пытался вытащить с того света вопреки всему, о чём так мечтал парень. Хотел ли Хо этого, если выбрал смерть? В реальности всё будет повторяться бесконечно. В затуманенном сознании всё спокойно. Так, как Ли и представлял. Хотел ли Хо, чтобы страдания так и не заканчивались? Конечно не хотел. Но, кажется, у него не было права выбора. На самом деле, ни у кого не остаётся права выбора, когда дело касается смерти. — Минхо! Минхо, ты слышишь меня?! Менеджер Лим, он не дышит!.. — кричал размытый голос, который уловил Минхо. Знакомый. Разломленный, охрипший от ора и граничащий с истерикой. Хо оглянулся — там, сквозь тёмную пустоту, пробивался слабый огонёк. Шанс решить, куда он пойдёт. Шанс? Но у Минхо шанса не было. Поэтому его так насильно тянет назад? — Нужно искусственное дыхание, он наглотался воды! — кричит второй голос. — Я вызову скорую, делайте! Минхо медленно направляется на звук. С каждым разом, как только он делал шаг, внутри бурлила вода и, кажется, рвалась наружу. Губы немного покалывали от касаний извне. Что-то тёплое, как будто спасительный поцелуй… У Хо сработал рвотный рефлекс. Тошнило очень сильно, как будто бы процессы в организме восстанавливаются. Он снова был способен что-то почувствовать? Снова может ощутить, что он жив?.. Минхо не имел права отказаться от жизни? Шаг. Вода льётся из носа, стекая по подбородку и падая в никуда. Второй. Подкатывает к языку и обжигает вкусом рвоты и горьких таблеток. Третий. — МИНХО! Хо вдруг резко вздрагивает и выплёвывает всю жидкость, что томилась в лёгких и желудке. Горький привкус таблеток осел на шершавом языке, перед глазами всё закрывалось полу-прозрачными слезами. Минхо затравленно задышал, буквально хватаясь за воздух, будто бы ещё немного, и он исчезнет навсегда. Хо помнил, как пытался задохнуться намеренно, но сейчас кислород был важнее всего на свете. Голова отяжелела, и он не мог её держать самостоятельно. Минхо учащённо потел, чувствовал, как пульсируют конечности, как сильно болят лёгкие от количества воды, попавшей в них, как тело бросает то в жар, то в холод. Он пришёл в сознание совсем ненадолго, чтобы снова потерять его. — Минхо! Минхо, ты слышишь нас? Минхо, не отключайся!.. До ушей всё ещё доносились чьи-то голоса. Он так и не распознал, кто попытался его спасти и лишить возможности спокойно умереть, но перед глазами пронеслась вся жизнь, оставив лишь тёплые воспоминания, чтобы Хо было легче это перенести. Именно пока Минхо спал, во сне снова подобно старой киноплёнке показывалась история его несчастной, но такой насыщенной любви, из-за которой он хотел покончить с собой.***
Так что бы было, если бы
я совершил другой выбор?
Часы тикают в такт биения сердца, и это слышится как топот игрушечного заводного солдатика, который вот-вот должен был зайти за край стола и упасть. Свет в комнате приглушён — за окном уже давно сумерки, открывается вид на ночной городской пейзаж с маленькими огоньками в высотках и забитую автомобилями дорогу. На небольшом комодике у кровати расположился единственный горящий желтовато-оранжевым светильник, который то и дело мигал, создавая странно необычную вечернюю атмосферу. А вместе с ним и крошечная моль-однодневка, вьющаяся под бежевым абажуром и бьющаяся о его стенки, будто бы желающая выбиться из этого плена. Минхо чувствовал, как его щёки горели от смущения. Он не знал, куда ему спрятать любопытный, распалённый взгляд. Янтарные затемнённые глаза бегали от застрявшей в лампе букашки до самых мелких катышек на покрывале, скользили по белым обоям и цеплялись за каждую деталь. Остановились на большом календаре, подвешенном на гвоздике, — дата там была старая. Чанбин, видимо, не менял её ещё с начала двухтысячи пятнадцатого. А ведь прошло уже… Две-три недели? Неужели время так быстро летит? Хо ощупал на груди кулон. Он ярко отсвечивал от лампы и отражал его подбородок. Удивительно, как иногда складывается жизнь. Находиться в чужом доме в преддверии выходного, сидеть в одиночестве… думать о том, что случилось. Друзья же… не целуются, правда? Минхо вздрогнул — по телу прошла волна мурашек. Вкус губ Чанбина всё ещё чувствовался, отдавал чем-то сладким. Похоже, гигиенической помадой. Сердце колотилось при одной мысли, как нежно и страстно это было. Как Чанбин обнимал, как улыбался и как трепетно целовал, будто бы Хо для него — самое дорогое сокровище. Он бы не ответил, если бы Минхо ему не нравился. Это значит… — Эй, ты не заснул? Тёплый шёпот разорвал тишину и заставил Минхо встрепенуться и повернуться вперёд. Дверь медленно отворилась — Чанбин зашёл в комнату с двумя комплектами одежды. Его волосы были растрёпаны в разные стороны, а щёки оставались такими же красными, как и у Хо. Бин казался при свете жёлтой лампы и без макияжа домашним и уязвимым. Таким нежным, что сердце щемило. Минхо отрицательно помотал головой и посмотрел себе в ноги, которые сложил в позе лотоса. Со стороны старшего послышался мягкий смешок. — Я принёс тебе одежду, — улыбнулся Чанбин и прошёл к кровати, садясь рядом. — Она, правда, может быть немного большой, но… — Всё нормально, хён. Они решили одеться, не поворачиваясь к друг другу лицами. Наверно, если бы Минхо увидел Чанбина ещё более уязвимым, чем он есть прямо сейчас, то точно бы не выдержал. Хо слышал, как за окном стучит дождь. Слабый, но всё же ощутимый свежестью. Для января эта погода была несвойственна. — Ты уйдёшь завтра утром? — тихо спросил Чанбин немного погодя, натягивая на себя свободную футболку. Минхо что-то невнятно промычал. — Не знаю… Если ты выгонишь в шею, то уйду. Выбора не будет, я и так явился без приглашения, а у тебя наверняка сложный день был. Чанбин усмехнулся и осторожно повернул голову, пока Минхо не видел. Он казался маленьким и таким несчастным, несмотря на то, как иногда грубо мог обращаться. Сейчас его забота выглядит такой странной и одновременно желанной. Бину хотелось утешить Хо, стать ближе, чем они были до этого. Особенно в момент, когда Хо сам решил сделать шаг навстречу. — Думаешь, я смогу тебя выгнать? — прошептал Чанбин. — Я рад, что ты здесь сейчас. Видеть то, как у Хо покраснели уши, было очень мило. Этот мальчик невыносим. — Эй, мы… мы договорились, что смотреть не будем, почему я чувствую, что ты прожигаешь мой затылок? — тут же ушёл от темы Минхо. Чанбин даже не шелохнулся, подползая на середину кровати. Он слышал учащённое дыхание Минхо. Мог бы слушать его вечность, будто это самая лучшая музыкальная композиция. Как только тот надел домашние штаны и завязал шнурок, сердце дрогнуло и упало в пятки — на талии сомкнулись чужие тёплые руки, а на плечо лёг пахнущий гелем после бритья подбородок. Минхо готов был взорваться. Хён его обнял со спины, и это было крайне неожиданно. Особенно в томном молчании во время стука дождя. — Знаешь, что на тебя невозможно не смотреть? Чёрт. Сердце так гулко стучало, что, наверно, постепенно стало сливаться с ливневым шумом по внешнему подоконнику. Что вообще в такой ситуации делать? Разве что кратко улыбнуться… Потому что когда слышишь такие вещи от хёна, в душе томится маленький огонёк надежды, что всё наладится. — Неужели ты всегда такой убогий романтик? — вдруг вырвалось от Минхо, и он повернул голову, неожиданно встретившись с чужим носом. Чанбин не упустил возможности — чмокнул в щёку. — Не нравятся мои подкаты? — обиженно закатил глаза он. — Могу ничего не говорить. — Да, лучше молчи. Знаешь, какая тишина иногда красивая? Особенно со звуком дождя, — Минхо старался отвечать уверенно, но зардевшиеся щёки не заметить было невозможно. — Ну, может быть, если она звучит вместе с твоим дыханием. Минхо сымитировал рвотный рефлекс и засмеялся. Чанбин не мог сделать того же, не упустив момент сорваться на лёгкую щекотку. Он чувствовал себя странно счастливым, когда говорил с ним в такой манере, когда шутил и играл. Они будто бы стали настолько близки прямо сейчас, что любая странная вещь казалась обыденной. И Минхо — такой красивый, с тёмными растрёпанными волосами, звонко хохочущий от детской щекотки, доставлял только яркие и светлые эмоции. Чанбин подумал, что он настолько ему нравится, что хочется, чтобы это продолжалось вечно. — Эй, ты, если сейчас… Ха-ха-ха, прекрати! — смеялся младший, заваливаясь на кровать, а вместе с ним и Чанбин. Минхо пытался выбраться из чужой хватки, крутился, но в итоге оказался запертым в клетях сильных рук и нависающего тела. — Если ты пообещаешь мне сходить на свиданку! — смело заявил Чанбин, за что получил в плечо резко освобождённой ладонью. — Ещё чего! — возразил Хо. — Свиданку захотел, не жирно?! Чанбин вдруг остановился и застыл в положении, в котором умудрялся щекотать Минхо. Тот, несколько раз двинув челюстями от боли после смеха, вскоре поменялся в лице и невинно моргнул. Бин сейчас над ним нависал, и вся эта атмосфера… Она слишком смущающая, если посмотреть на неё под каким-то особым углом. Когда Чанбин так смотрит, сердце так и кричит о симпатии. — А я вполне серьёзно, — сказал вдруг он и кратко улыбнулся. — Откажешь? — О таких вещах… в такой момент не спрашивают, — сглотнул Хо и смущённо отвёл взгляд. Чанбин буквально заставил его вернуться на место, осторожно огладив полыхающую щёку одними кончиками пальцев. — А в какой я должен спросить, чтобы ты согласился? Минхо поджал губы и долго-долго вглядывался в черты лица, в его выражение, экспрессию… Будто бы пытаясь понять, что старший не шутит. Что его не обманут. — Ты серьёзно? — Разве когда я ответил на твой поцелуй, я был несерьёзен? Хо промолчал, чувствуя, как волнение в крови возрастает. — Ты мне не поверил? Может, я смогу доказать? Или показать, что ты выбрал меня не зря? — продолжил Чанбин. В его глазах можно было рассмотреть самые искренние намерения. — Я ведь пообещал. Всегда буду на твоей стороне, так ты говорил? Зная о том, как ты переживал все эти дни… как я только могу сейчас тебе отказать? — Так это жалость? — неожиданно сорвалось с губ Минхо. Чанбин легко посмеялся, перебирая его волосы. — Нет. Это любовь, Хо, — ответил он без колебаний, и Ли застыл на вздохе перед попыткой что-то сказать. Глаза растерянно забегали по чужому лицу, а тело ответило на ласки — щёки сами потянулись к рукам, чтобы те мягко обняли и огладили. — Ты мне нравишься. Минхо почувствовал, как в глазах застыли слёзы. От счастья. Просто, наверно, ещё никто ни разу не признавался ему в чувствах. А здесь человек, который первый подал руку помощи, не бросил… который откликнулся, когда Хо было плохо. Что же это такое? Неужели чувство, которое так и резвилось на сердце, было любовью? Самой доверительной, искренней, надёжной… Такой нежной, что хочется заплакать. — А я тебе? — напрямую спросил Чанбин с небольшой ухмылкой и вдруг застыл. Только с виду казалось, что он непробиваемый и уверенный, но на деле так же боится отказа, как и любой другой человек при признании в чувствах. — Я тебе… — Да. Мир будто бы разделился на две части. Раскололся на белую и чёрную полосу, одну из которых Минхо успешно миновал, оказавшись в окружении тёплой заботы. Сломленную тростинку обогрели и полили в свежей почве. — Да, ты мне тоже. Тоже… нравишься, хён. Эта атмосфера, когда Чанбин нависает над Минхо, и они наконец открываются друг другу. Эта смесь радости, волнения и неожиданности, этот лёгкий смех, который отдаётся в ушах сладким мёдом… Невозможно описать. Особенно момент, когда Хо оказывается настолько близко, что может коснуться чужого кончика носа своим, приподнимаясь и усаживаясь на кровать. Чтобы быть ближе, чтобы обнять и уткнуться носом в плечо. И Чанбин отвечает тем же, согревая телом. — Я очень рад, — прошептал Чанбин, поглаживая по спине. — Правда. Минхо что-то сладко промычал, улыбаясь в складки на футболке. Ещё какое-то время они сидели молча, прижимаясь к друг другу и вслушиваясь в звуки дождя. — Ты так и не выпил горячего чая… Хочешь? — первым прервал тишину Чанбин. — М-м-м… нет, я слишком устал. Хон Джисан-пидиним много гадостей наговорил… Не хочу даже вспоминать о том, как расстроился. — Сильно? — сочувствующе, почти неслышно пробормотал Бин. — Да, — кивнул Хо. — У меня появилось чувство, будто бы мне надо поскорее чем-то снять стресс. Тревога, сердце болит… не знаю, как точно описать. В общем… неважно. Сейчас мне спокойно. — Это потому что я с тобой? Минхо усмехнулся и оторвался от объятий, толкнув в грудь. — Эй, не бери на себя так много, не соответствуешь! — сложил он руки на груди. — Меня тошнит от приторности, чтоб ты знал! — Да? А я просто обожаю говорить милые вещи, — заулыбался Чанбин и ощупал чужие плечи, которые Минхо попытался освободить из хватки. И снова не вышло. — Например то, что ты всегда сможешь на меня положиться. Я хочу, чтобы ты верил мне. Довериться… Должен ли был Минхо тогда довериться Чанбину? «Ты нарушил обещание. Ты обещал, хён, обещал, что всегда будешь на моей стороне… помнишь?.. Но ты бросил меня… Почему, хён, почему ты это сделал?..» Что было бы, если бы Хо совершил другой выбор? — Я верю, — кивнул он тогда. Наверно, он бы никогда не поменял своего решения. Чанбин тепло улыбается, оглаживая нежную щёку и проводя большим пальцем от губ до скулы. Тогда он даже не представлял, что ему придётся пройти и что принять. В тот момент хотелось приблизиться к лицу, ощущая обжигающее дыхание на устах, прислониться лбами и медленно завлечь в поцелуй. Такой неспешный, чувственный, будто в этом были они — несмышлёные, не представляющие о том, что за ответственность лежит на их плечах. Минхо любил. Он очень сильно его любил, поэтому жался сильнее, ощущая, как кулон соприкасается с чужой грудью, как руки сами тянутся к затылку и заставляют углубить поцелуй, сделав его немного развязным, но всё же чувственным. Чанбин медленно ласкал щёку, осторожно касаясь шеи, плеч, будто бы Минхо — фарфоровая кукла из музея. Хрупкий и уязвимый. Тот, кого Чанбин полюбил почти что впервые в жизни. — Это настолько сладко, что меня правда стошнит, — оторвавшись первым, усмехнулся Минхо и вызвал этим ответный смешок. — Твой бальзам для губ отвратительный. — Но ты не отрывался. — Чанбин оставил ещё один краткий поцелуй на губах. — Даже углубил. — Ещё один. — Значит ты врёшь. — Ничего я не вру, — цыкнул он, теперь уже целуя самостоятельно. — Мне просто… придётся привыкнуть. Стараться не пришлось. Минхо вкус этого бальзама полюбил на долгие месяцы.***
«Жизнь отреченья, жизнь страданья! В ее душевной глубине Ей оставались вспоминанья… Но изменили и оне».
— Ты в последнее время ходишь такой вдохновлённый… Уже несколько месяцев, Чанбин, что-то готовишь? Бину приходится оторваться от бумаги и удивлённо обратить немного расфокусированный взор на сидящих рядом коллег. Джисон наклоняет голову, легко и ехидно улыбаясь, Чан же терпеливо ждёт ответа. Приходится оторваться от работы на некоторое время и издать отрывистый смешок. За маленьким окном под потолком студии Чанбин услышал щебетание весенних птичек — конец апреля выдался очень тёплым и насыщенным. — Да, Бинни-хён, ты сам не свой! — подхватил макнэ и снял наушники с плеч. — Рассказывай, что у тебя там за идейки, давай-давай! — Эй, чего это вы резко такие любопытные? — ухмыльнулся Чанбин и прикрыл тетрадь с двумя исписанными страничками. Он вытянул её перед парнями и демонстративно повертел перед глазами. — Вот, вот, пожалуйста! Купил тетрадку в канцтоварах. Буду там идеи теперь писать! Стихи, лирику… Потому что вдохновение деть некуда! Чан поднял брови и осмотрел Чанбина с ног до головы. Последние дни он и правда был энергичным, счастливым, будто в нём бурлила неистовая жизнь. И не только дни — недели и даже месяцы. С какого момента это произошло? Парень и до этого любил дурачиться, веселиться, писать музыку, а сейчас стал более погружён во всё это, соединяя в единую массу. Как будто бы взрыв обрёл человеческий облик и смотрел сейчас на Чана своими выпученными, искрящимися глазами. — Пишешь что-то? — спросил старший. — Просто то, что в голову придёт. Заодно работаю над дебютом Минхо, — имя он произнёс ласково, по-особенному тепло, — знаете, идея может прийти спонтанно, а использовать можно всё, что угодно. — Вы с Минхо стали очень сплочёнными, — заметил Джисон, закивав головой. — Когда он первый раз пришёл к нам, мне казалось, что вы оба совсем не можете общий язык найти, а теперь сами без нас работаете! Удивительно, как быстро вы сблизились, даже слишком! Чанбин усмехнулся, снова открывая тетрадку, и берётся за ручку. — Так и есть. Он вселяет в меня вдохновение. Если бы кто-нибудь знал, какое вдохновение на самом деле было между ними все эти месяцы. Если бы Чан, который долго, с напряжением, внешне невидимым, смотрел на него и пытался что-то понять, додумался до возможного источника проблем, то всего этого бы не произошло. — Вы прямо-таки очень близки, — согласился Крис, отвернувшись к Джисону в монитор, но всё же остался наблюдать за Чанбином краем взгляда. Слово «очень» он выделил особенно сильно. — Да, — снова невозмутимо откликнулся Бин, краснея в щеках от мыслей о том, что они делают вне чужих глаз. — Мы стали очень хорошими друзьями. Даже гуляем на досуге, это помогает с работой. Помогает сблизиться, привязаться и полюбить ещё сильнее. — Тц, а со мной уже курочки как во времена трейни сходить поесть не хочешь… — поджал губы Джисон, оперевшись щекой на кулак. — Мой единственный собеседник — это психолог по субботам. — Надеюсь, что ты не прогуливаешь его сеансы, — записывая что-то, пробормотал Чанбин. Джисон фыркнул и погрузился в собственный мир, помрачнев. — Значит, с дебютом у вас всё хорошо? — отвлечённо спросил Чан, будто бы сомневался в чём-то. — Да, супер. Мы отлично постарались. Скоро покажем пидиниму полный вариант альбома и будем надеяться на то, что он даст добро. Крис похвалил, но не мог отделаться от мыслей, что на самом деле имеет в виду Бин, когда говорит, что Минхо «вселяет в него вдохновение». Помнится, как он увидел в рождество их вместе, идущих за руку в направлении выхода… По сути, тактильность Чанбину была свойственна, да и в принципе в ней невозможно было увидеть что-то неправильное… Если бы не тот Минхо, с которым Чан общался ещё до того, как тот познакомился с Бином и Джисоном. — Ты уверен в том, что сможешь выдержать это? Кажется, твоё эмоциональное состояние… — Чан оглядел парня, осевшего на пол танцевального зала после шоукейса, и тяжело вздохнул. — Оставляет правда желать лучшего. Ты отлично постарался, но… — Это не Ваше дело, сонбэ, — вытер испарину со лба Минхо, стеклянным взглядом огибая Чана снизу вверх. — Учитывая то, как твои родители отказывались давать тебе на это добро и согласились после долгих уговоров… Тебе стоит сходить к специалисту, Минхо. У тебя признаки тревожности на лицо. Это может плохо сказаться на твоей карьере и работе, я говорю это как человек бывалый. — Я же сказал, — отрезал нервно Хо и поднялся на ноги. — Я не собираюсь ни к каким специалистам. Я слишком долго к этому шёл, сонбэ. Прошу, оставьте меня в покое. Я жертвовал всем… точно не для того, чтобы отказываться потом. Чан попытался похлопать его по плечу, но тот одернул его в сторону и стал практически неузнаваемым. Сломленный. Он всегда был таким. Не тактильным, одиноким и никому не доверяющим. Ли Минхо… … который теперь держит за руку Со Чанбина и соглашается со званием «хорошие друзья»? Были ли они настолько «хорошими друзьями», как говорил Чанбин, или… Знала об этом только новая продюсерская тетрадка с написанными строчками на первой же странице: «Хочу я стать к тебе всё ближе И с полуслова понимать. Хоть сотни песен мы запишем, Ты разреши лишь вспоминать… … твои глаза кошачьи, руки … Ведь чисты помыслы мои — Лишь я весь твой, оставь те муки, Причины счастья подари». … Если бы Минхо мог избавиться ото всех проблем, которые преследовали его. Потому что любовь не способна до конца от них освободить, как бы больно не было это признавать. Хоть в последнее время было подобие счастья. Хоть Хо и остался любимым кем-то. Хо смотрит на себя в зеркале тёмного туалета тренировочного здания, осторожно подносит телефон к уху и громко сглатывает. На конце трубки слышатся медленные гудки, режущие слух и заставляющие думать, что это фильм ужасов. Хотя, не сказать, что ужасов — скорее, психологический триллер, где Минхо под конец пойдёт ко дну. Кто же знал, что в прямом смысле… Первый раз никто не отвечает. Хо не стал отчаиваться — всё же, бывает всякое. Часто люди просто не слышат звонок, ставят телефон на беззвучный, или он у них просто разряжен… Минхо находил очень важным сейчас позвонить, потому что даже взаимные чувства с любимым человеком не заполнят пустоту внутри из-за токсичных родственников. Второй раз тоже никто не взял. Удивительно, но парень всё равно не теряет надежды. Всё это время он упорно трудился, чтобы в нём увидели будущую звезду, надежду… Минхо хотел, чтобы родители им гордились. Он снова рассматривает себя в зеркале, отмечая про себя изменившиеся детали: мешки под глазами всё так же оставались на месте из-за упорных тренировок, однако же даже в темноте было видно, как цвет кожи приобрёл здоровый оттенок — Чанбин заботился о Хо всё это время. Минхо это безоговорочно ценил, но… Даже так нельзя было решить все проблемы. Минхо вдруг услышал, как гудки исчезли, а на заднем фоне что-то зашуршало — на звонок ответили. — Мама, — чуть ли не задыхаясь проговорил Хо, тут же схватив пальцами кулон на груди и начав его нервно теребить. — Ты… ты не отвечала так долго, я думал, что ты… — Звонишь насчёт денег? Сердце ёкнуло. Ли застыл на полуслове, глупо хлопая глазами своему отражению и ощущая, как в носу защипало. — Если насчёт денег, то скину. Сколько? — Металлический тон голоса резал по грудной клетке, пытаясь раздробить кости рёбер. Минхо сжал в руке кулон сильнее, опуская голову и пытаясь подобрать слова. — Н-нет, я просто… Хотел сказать, что я очень преуспел, что скоро назначат дату дебюта… Я подумал, что было бы хорошо, если бы вы с папой знали, что я не бездельничаю, что… — Это всё? — безэмоционально перебила все собранные воедино мысли мать. — Зачем нам это знать? Минхо еле сдерживает слёзы, периодически ощупывая себя. Он не знал, куда деть руки, прерывисто дышал, искусывая нижнюю губу, молчал какое-то время, мечтая услышать, что это всё — глупая шутка. — Если ты не добился ещё ничего значительного, то зачем звонишь? Я не вижу результата, — продолжила она, ломая Минхо напополам. — Когда докажешь, что я не зря растрачиваюсь на твои амбиции, тогда и будешь хвалиться. Отключаюсь. Короткие гудки разрушили щемящую тишину. Больно было очень. На миг Минхо действительно забыл про то, какие у него оставались отношения с родителями и как они могут влиять на его состояние. Если Хо не дебютирует, то они никогда не будут воспринимать его всерьёз, так? Значит, с ним правда что-то не так? Когда первая слеза скатилась по щеке, и Минхо жалобно заскулил, чувствуя, как странно чешутся руки. Хочется сделать что-то, чтобы боль прекратилась. Чтобы всё закончилось. Хо включает воду и подставляет ладони под холодную струю. Ледяной поток помогает справиться с мыслями, отвлекая на физический дискомфорт. Он старательно трёт их, используя мыло и смывая его, затем проделывает ещё раз. Трение усиливается, в ушах стоит гул. Дыхание сбивается — Минхо не понимает, что происходит вокруг, всё его внимание сосредоточилось на боли в руках. Чем больше он их намыливал, тем больнее было. Значит, тем более забывались самые неприятные моменты и воспоминания. Комната будто давила своими стенами Хо как раковина улитки, сжимала, и разум отказывался подчиняться. Перед глазами всё поплыло — Минхо словно оказался в другой вселенной, и мир вокруг полностью исчез. Если бы не пришедшее уведомление, которое вызволило его из плена собственной головы. Минхо вдруг резко одёргивает руки и шипит от нарастающей режущей боли. Брови заламываются, глаза начинает щипать — на пальцах содралась кожа, и раны слегка кровоточили. Почему он не заметил этого? Почему вообще совершил это, не задумываясь?.. Хо выключает воду, тяжело выдыхая и пытаясь остановить кровь бумажными полотенцами. Стоит купить пластыри для такого случая. Ещё никогда Минхо не занимался подобными вещами. Кажется, это называют селфхарм? Звучит не очень хорошо. Минхо разбудило пришедшее сообщение в мессенджере. Подумать только, кто мог писать ему сейчас, кроме одного единственного человека? Чанбин никогда не дремлет, достаёт Хо даже во время работы. Удивительный. За это парень его и любит. «Эй!!! Как ты себя чувствуешь?» «Я скучаю… Давай поедим кимпаб после работы ㅋㅋㅋ» «Если ты мне не ответишь, то ты воняешь, понятно?» «Ладно, прости, только не булли меня ㅠㅠㅠ» «Но я всё равно скучаю, напиши!!!» Скучает… Бин по нему скучает. У Минхо всегда есть рядом человек, который искренне его любит. Который обещал никогда не бросать. Ему же можно довериться, прийти с проблемой. Чанбин выслушает, обнимет и скажет, что всё наладиться. И таких простых слов для Минхо будет достаточно. Хо смотрит на свои руки снова — таким заниматься опасно. Нужно себя контролировать. Вместо этого всегда есть возможности прийти к Бинни и попросить помощи. «Звучит заманчиво». «И ты сам воняешь, ясно?» «Липучка». Минхо кратко улыбается и вытирает слёзы с щёк. Самая любимая липучка, которую он готов терпеть всю жизнь.***
Стук колёс автобуса о кочки на дорогах не давал сосредоточиться на межгородских пейзажах Сеула и Йонъина. Минхо долго вглядывался в окно и раздумывал, насколько же быстро летит время и как меняется его жизнь. Вскоре миновала весна. Долгие месяцы погружения в работу, ни дня на передышку. Если бы рядом с Минхо всё это время не было Чанбина, он бы точно не знал, как справиться с этим. Но когда в конце дня тебя в холле ожидает столь любимый человек, когда машет рукой и предлагает пойти перекусить, а потом проводить прямо до двери общежития, когда на выходных приглашает к себе в квартиру, чтобы провести вместе время, а потом это заканчивается чем-то более интересным, чем просто просмотр фильма или чаепитие… Это заставляет успокоиться и двигаться в своём темпе. Чанбин — это не просто человек, к которому Хо так сильно привязался. Это дом, его укромное, комфортное место, в котором можно обогреться. Мужчина, который изменил его жизнь, поменял представление о многих вещах. Поэтому Хо так дорожил каждым днём, проведённым вместе. Правда те царапины, периодически скрывающиеся за пластырями или митенками, прятать с каждым днём оказывалось всё труднее. Даже несмотря на то, что Минхо говорил, что доверился… Как правильно рассказать о том, что тебя тревожит и калечит? — Мы на месте, поднимай свою задницу! — слышится весёлый голос под ухом, и Хо смаргивает наваждение. Чанбин берёт парня под руку, улыбается и тащит к выходу, выходя на остановку. Автобусный парк пропах влажностью и бензином. Минхо поморщился и недоверительно осмотрелся — повсюду были люди, а Бин оставался без защитной маски. То есть ладно пока Хо фоткают издалека, выходящим из здания «JYP», и устраивают вокруг сплетни про участника группы или соло-артиста, но Чанбин же персонаж вполне узнаваемый. Кажется, самого мужчину это мало волновало. Он тут же схватил Хо за запястье, не давая вставить и слова, а затем потащил по направлению к выходу. Как только оба оказались за пределами автопарка, и Минхо хоть вздохнуть спокойно смог, лицо его надулось и стало похоже на кукольное больше, чем обычно. — Эй, можешь приуменьшить свою наглость и объяснить, что… Летом в Корее всегда было жарко. Минхо почувствовал духоту открытыми участками кожи в полной мере, но когда вдруг Бин, оглянувшись по сторонам, немного выпрямился в спине, приподнял козырёк чёрной кепки и обнял ладонью щёку, чтобы поцеловать, зной обдал тело ещё сильнее, перекрывая кислород. Хо честно любил, когда Чанбин берёт инициативу в свои руки, но только не на улице, когда в крови бурлит адреналин. Их в любой момент могли застукать. Хо неохотно отрывается и хмурится только сильнее, заставляя Чанбина засмеяться. — Смешно тебе, да? — рявкнул тот, покраснев. — Что бы ты делал, если бы тебя запалили, а? — Прости-прости, — хихикнул Бин, погладив по плечу. — Не мог удержаться. Я всю поездку на тебя смотрел, у меня почти что ломка началась. — Ты такой приторный, аж тошнит. Лучше заткнись, — закатил глаза Хо. — Ты мне нормально тогда можешь объяснить, зачем мы поехали в Йонъин вместо того, чтобы спать до трёх дня в законный выходной? Хочешь, чтобы я тебя тоже так будил, когда устаёшь, а? — Ну-ну, спокойно, Хо. Я же говорил раз сто, что парк развлечений! Лучшее место для того, чтобы провести выходной, и я серьёзно! Они побрели по вымощенной серой плиткой дороге. Перед ними и где-то сзади образовалось несколько скоплений людей, и Минхо решил осмотреться. Зелёные пушистые кроны деревьев смотрели в разные стороны и раскидывали свои мохнатые лапы кто-куда, небо покрылось простынёй перистых облаков, отчасти закрывая палящее солнце, каменный забор, закрывающий какую-то частную территорию, огибал путь и будто специально пытался спутать наивных туристов. Благо, по улице везде были развешаны знаки и предупреждения. Очень полезно. Минхо и Чанбин часто выбирались куда-то. Будь то время после работы или перерыв на обед, они находили время, чтобы побыть вдвоём без лишних глаз. Чанбин бы соврал, если бы сказал, что не рисковал. Рисковал, и очень много раз. Показаться на глаза Чану в самый неподходящий момент и при этом придумать отговорку или оправдание, было не под силу даже Джисону, который иногда было увиливал от сеансов у психолога, но Бин, кажется, научился управлять этим огнём. В конце концов, встречаться тайно почти что полгода нужно было уметь. Минхо вытер испарину со лба и обратился к фотоаппарату на шее. Вмиг пара удачных снимков оказались в объективе и теперь хранились в карте памяти. Чанбин внимательно наблюдал за каждым действием парня. — Почему мы не могли сходить в парк в Сеуле? — фыркает Хо, не выключая камеры. — Обязательно было ехать сюда? — Ну почему ты такой старпёр? — смеётся Бин, поправляя на себе лёгкую серую футболку. Минхо ещё с утра долго-долго вглядывался в надпись на ней: «Love and learn from mistakes» Люби и учись на ошибках? Какая мотивационная строчка. — Почему это я старпёр? — надул щёки Хо. — Тебе восемнадцать, а ведёшь ты себя как будто все восемьдесят. Потому что здесь есть колесо обозрения конечно же! Тебе так сложно пройтись два километра пешком ради крутого времяпровождения? Прикинь, как круто будет! — Два километра?! — Глаза Минхо стали похожи на две тарелки, и он остановился. — Почему ты раньше не сказал, сколько идти надо? Я бы дома остался… Чанбин фыркнул и растрепал волосы парня в разные стороны. — Я же не совсем дурак, — посмеялся он. — Знал, что не пойдёшь, если скажу. Ещё удивился, что ты ехать сюда согласился. Удивительно, сколько ты можешь ради меня. Несколько людей прошли мимо них, задевая плечами, и одна девушка с большим объективом камеры тихо извинилась. Минхо, не обратив никакого внимания, закатил глаза. — Хочешь, купим попить? — продолжил идти Чанбин, разворачиваясь к Хо лицом. — Чего-нибудь холодненького. А то жарко так! Только не бурчи, такой день хороший, иначе испортишь всё. Минхо не смог сдержать лёгкой улыбки. Почему-то в Чанбине, таком обычном и весёлом, он не мог не находить что-то родное и любимое. Даже если он тащит Хо в неизвестном направлении, даже если ничего не объясняет и устраивает безумные авантюры, парень доверяет ему целиком и полностью. И когда всё так успело измениться? Когда такой несчастный, побитый жизнью юноша превратился в этого по-своему счастливого Ли Минхо? Хо снова берёт камеру в руки и делает снимки, только теперь улыбающегося мужчины, скрывающего лицо под козырьком кепки. Но даже в её тени его улыбка светит ярче палящего летнего солнца. — Только если за твои деньги! — засмеялся Хо и побежал вперёд. — И подожди меня, иначе я реально потеряюсь в этих указателях! — Тогда догоняй! Минхо вливает в себя газировку до последней капли, но даже это не утоляет жажду. Он не успевает следить, что Чанбин в это время делает, но, кажется, тот был занят фотографированием всего, что видит, на камеру Хо. Бин — совершенно неуправляемое, гиперактивное существо, если смотреть на него со стороны. Обычно в жару всем хочется остаться дома под кондиционером и лежать весь день, но только не таким, как он. С места, где они остановились, можно было увидеть просто огромные, высокие американские горки, карусели, разноцветные пёстрые клумбы цветов и то, ради чего Чанбин так стремился сюда, — колесо обозрения. Главная достопримечательность. Минхо искренне надеялся, что Чанбин не потащит его на безумства по типу горок, потому что в такую жару дополнительно потеть из-за страха уж точно не хотелось. Всему есть предел. Он уже натерпелся за прошедший час, пока шёл сюда в жару пешком и по дороге получил себе на щёку нарисованное маркером сердечко. Нужно напомнить потом Чанбину не покупать всякий мусор и не носить его с собой, потому что для него он имеет именно такое предназначение. — Я наделал кучу крутых кадров! — счастливо воскликнул старший, пока делал снимки. — Потом можно все распечатать! — Давай только за свои деньги, — Минхо высунул язык и выдавил всё до последней капельки. Больше газировки не было. — Ты такой меркантильный, — закатил глаза Чанбин и сфотографировал Минхо, пока тот был занят утолением жажды. — И попить я тебе покупаю, и фотки распечатываю… Как не стыдно? — Ну да, совершенно не стыдно. Чанбин не ответил. Лишь пробурчал себе что-то под нос, а затем снова засиял, фотографируя местность. Подкалывать его было одно удовольствие. Чего только стоят его реакции! Они точно бесценны. Хо кратко улыбнулся. Чанбин был слишком дорогим, отдать его кому-то другому — точно несусветная глупость. Он вздохнул и обернулся на каменный мусорный бак, но, позабыв про свои проблемы с руками, сжал пустую жестяную баночку в кулаке и тотчас же об этом пожалел. Вмиг послышалось тихое шипение, и пришлось заставить себя замолчать. Чанбин обернулся. — Что-то не так? Минхо сглотнул и повертел банкой перед его глазами. — Газировка закончилась. Жарко просто, — нервно пробормотал он и выкинул её в мусорное ведро рядом со скамьёй рядом. — Потерпи немного, я же не могу уйти отсюда с пустым фотиком! Пусть он и твой… Это всё равно неважно! Я потом эти фотки по всему общежитию развешу. И тебя заставлю вешать тоже, ты не отделаешься! Повернувшись, Чанбин продолжил снимать как настоящий турист, а Минхо постарался привести дыхание в норму. Ладони под перчатками-митенками болели, и это игнорировать было очень трудно. На самом деле, Хо не помнил, когда для него болезненное мытьё рук стало рутиной, — в каждой стрессовой ситуации он находил в этом утешение и знал, что это неправильно. Но как победить зависимость? Как заставить себя закончить причинять себе боль, просто потому что не можешь справиться с ментальными проблемами? Хо ещё раз посмотрел на Чанбина. Улыбается и делает фотографии. Наверно, он очень счастливый человек. Как он справлялся всё это время, если родители тоже его не приняли? Как он умудряется не срываться, оставаться таким же благоразумным и весёлым? И ведь не думает об этом постоянно… Минхо бы от Чанбина устойчивости и уверенности в себе… Он бы тогда точно горы сворачивал. И не совершал что-то вроде того селфхарма. Стоило ли рассказать ему обо всём? Сможет ли он дать должный совет? — Хён, ты… — хотел было что-то вымолвить Минхо, когда Чанбин вовремя схватил его за запястье и повёл в сторону пушистых, зелёных деревьев. — Мне не нравится, что ты так тихо сидишь там, — улыбнулся парень и притянул к себе, приобняв за плечо. Щёки Хо зарделись, и он учащённо заморгал. — Давай вместе фотку сделаем! Её точно распечатаем и в рамочку у тебя поставим. Чтобы ты всегда меня вспоминал, понятно? — Эй, а почему только у меня? — надул щёки Минхо, заломив брови. — Ну, понимаешь… — почесал затылок Чанбин. — Боюсь, что Чан-хён о чём-то заподозрит. Хо заметно помрачнел. Да, в этом тоже была проблема. Они ведь встречаются тайно, любят друг друга за камерами и спинами стаффа, менеджеров и начальства… Чанбин постоянно увиливает от мемберов его трио, чтобы встретиться с Минхо, и нарушают они много. Если их поймают когда-нибудь, то точно неизвестно, что произойдёт. — Ли Хо! — потряс младшего за плечо Чанбин, улыбнувшись. — Чего раскис? Ну и что, что всё так? Мне важно, чтобы у тебя была эта фотография, понятно? Хочу, чтобы наши отношения тебя преследовали всю оставшуюся жизнь. Чтобы ты никогда не чувствовал себя одиноким! Минхо хлопнул пушистыми ресницами и прижался к нему ближе. Тогда он не знал, насколько разрушительными и пророческими окажутся эти слова. Только вот с одиночеством получится в точности наоборот. — Давай, делай уже. У тебя руки трясутся меньше. Чанбин осторожно поправил кепку на голове, растрепал волосы Минхо в разные стороны и закинул руку на плечо покрепче. Послышались характерные щелчки съёмки. Хо чувствовал себя в безопасности. Снимки, которые делал Бин, останутся навсегда в его сердце. Уже тогда он знал об этом, уже тогда понимал, насколько сильно будет привязан к этому мужчине. Так, что разлучит их только… — Скажи сы-ы-ыр! — показал зубы Чанбин, и Хо закатил глаза. — Фильмов американских насмотрелся? — Эта фраза международная! — цыкнул недовольно Бин и отпустил плечо парня. — А фотки наверно крутые. Я реально пойду и распечатаю. И рамку куплю. Буду всё время любоваться, как только зайду к тебе в общагу! На тебя особенно, какой же ты красавчик у меня, чудо. Сердце пропустило удар, и уши Хо тут же вспыхнули огнём. Уж точно не из-за летней жары. — Что, нравится, когда я тебя так называю? — ехидно подметил Чанбин. — Меня сейчас стошнит, — нервно посмеялся Минхо и толкнул его в грудь. — Пойдём ещё чего-нибудь холодненького купим. Я капец как пить хочу. — Эй, я реально скоро разорюсь! — Тебе ещё меня на аттракционах катать! Ну, на всех, кроме американских горок, — Хо победно улыбнулся и направился вдоль клумб по плиточной дороге. — А я возьму и куплю только на американские горки! Что тогда делать будешь? Минхо развернулся, и солнце ослепило его блестящие, янтарные глаза. Он прикрыл его лучи ладонью, чуть зажмурившись, и стал похож на самого очаровательного котёнка. — Тогда оставлю тебя кататься одного. И никогда тебе не поверю больше, потому что ты обещал мне колесо обозрения. Чанбин тепло улыбнулся и подошёл к парню вплотную, рассматривая аккуратные черты лица. С каждым разом он влюбляется всё больше. Удивительно, какими же настоящими бывают чувства к человеку, который, по сути, буквально был всего лишь незнакомцем из студии и со сцены шоукейса. — На закате в кабинке на колесе самые прекрасные виды, — сказал старший и легко погладил Минхо по плечу. Тот на миг растерял былую уверенность и наглость, разрешив себе улыбнуться в ответ так же тепло. — Обещаю тебе лучший из них. Где они только не были — расписные карусели, на которых Чанбин даже при своём росте казался огромным по сравнению с детьми, сафари-приключения и американские горки, на которые Минхо так сильно не хотел. Но против Бина идти было сложно и практически невозможно. Конечно, после этого он чуть не вытошнил всю еду, ранее съеденную в ближайшем кафе, но в итоге все остались довольными и счастливыми. Время близилось к вечеру. Летом всегда темнело поздно, поэтому только к восьми вечера, почти что к закрытию парка, безжалостное солнце медленно опускалось на линию горизонта, оставляя от своих прежних очертаний лишь огромный, красный шар. Именно в этот момент безумно уставший Минхо шёл бок-о-бок со своим парнем по направлению к колесу обозрения. Даже сквозь помутнённое, немного сонное сознание Хо оценил, насколько же крупным оно было вблизи. На глаз можно прикинуть, что в высоту оно достигало аж шесть двухэтажных домов. Широкое, величественное, будто бы являлось богиней всего этого парка развлечений. — Устал? — спрашивает Чанбин у чуть вялого Минхо, пока подходит к пустой кабинке. — Есть такое, — пожал плечами он. — Но у меня будет время поспать. Чанбин мягко улыбается. Сколько бы не наблюдал он за младшим, сколько бы не любовался — в голове совершенно не укладывалось, каким удивительным он был. Таким странным, немного ворчливым и назойливым местами, но горячо любимым. Тем, о ком Чанбин обещал заботиться несмотря ни на что. Он подаёт Хо руку, вставая на порог кабинки, и кивает ему, призывая залезать вместе. Минхо сначала было теряется — его ладонь в митенках, которые еле скрывают то, какие внутренние противоречия в нём остались… Она всё ещё была уязвима. Только через несколько волнительных секунд Хо опускает растерянный взгляд куда-то в асфальт и входит в кабинку без посторонней помощи. Что-то в нём до сих пор колебалось и не давало ответить на этот жест. Чанбин на миг не понимает, что происходит. На самом деле, он не думал, что Минхо был настолько уставшим, чтобы не заметить чужую руку. Может, Бин не рассчитал количество аттракционов, которые можно было посещать Хо с его выдержкой? Как только они усаживаются на места напротив друг друга, кабинка нетерпеливо трогается и медленно поднимается наверх. Теперь наступает тихое спокойствие, прерываемое лишь многозначительными взглядами Чанбина в сторону парня. Он о чём-то ещё минуту думал, наблюдая за смотрящим в окно Минхо. — Слушай, зря я тебя на горки повёл, — коротко усмехается Бин в один момент. — Мне кажется, ты к этому чувствительно отнёсся. Минхо, не поворачивая головы, что-то невнятно промычал. — А я говорил, что не надо было, — коротко отчеканил Минхо, пытаясь ощупать фотоаппарат, чтобы сделать фото, но вместо этого наткнулся на кулон. Прикосновение отдалось мелким покалыванием на кончиках свободных пальцев. — Я… Ну, это точно не моё. — А я всегда их в детстве любил, — улыбнулся Чанбин и, протерев стекло рукавом, посмотрел на пейзаж за окном. Они медленно поднимались всё выше и выше с каждой секундой. — Всегда шёл на риски. Веселье же, как я могу упустить момент, который, возможно, никогда больше не повторится? Минхо сфокусировал взгляд на своём отражении на прозрачной глади. Момент, который, возможно, никогда не повторится… — Ты всегда такой, — хмыкнул Хо, не отрывая глаз от самого себя и от черт уставшего лица. — Какой? — Чанбин оторвался от ландшафтов вдали. — Не думающий о будущем, — ответил Хо, опуская голову. — Ты уже об этом, кажется, говорил. В день, когда мы с тобой познакомились. Что ты не бываешь счастлив, если не живёшь моментом. Но… как это работает? Как ты можешь быть счастлив в моменте, если вокруг тебя столько дерьма, которое может вмиг его разрушить? Чанбин на секунду задумался. Он почувствовал, как его уши покраснели. — И я также говорил, что счастье может быть мимолётным. — И в чём тогда его смысл? — Минхо осторожно взглянул на мужчину. — В чём смысл мимолётного счастья, если оно рассеется? Счастье в моменте, а проблемы вокруг кажутся вечными. Мы с тобой встречаемся прямо здесь и сейчас, но в то же время рискуем всем, что у нас есть, страдаем от непонимания родителей, от чужих осуждающих взглядов. Не расставляем приоритеты, хён. — Для тебя приоритет — это страдания, Хо? Минхо хотел о чём-то заикнуться, но вмиг замолчал. — Что для тебя будет важнее… Проблемы с родителями или наше с тобой счастье? Осуждающие взгляды или наши отношения? Разъярённый Чан и угрожающий пидиним или мы? С губ слетела надломленная усмешка, и Хо снова посмотрел в окно. Оранжево-красные, почти что совсем тусклые лучи упали на его немного дрожащие веки. — Так сравнивать нельзя, — вздохнул он. — Ты просто игнорируешь, будто ничего плохого вокруг нет. Но любовь не решает все проблемы. — Но любовь помогает их сгладить и подарить хотя бы маленькую надежду на то, что всё наладится. Минхо вдруг вздрогнул. Он, кажется, вспомнил, как первый раз думал об этом, а потом отказался от этого в пользу самоповреждений. Янтарные глаза снова обратились на мужчину — Чанбин улыбался. Так щемяще нежно, что у Хо чуть сердце не остановилось. Младшему может быть плохо, может всегда не доставать внимания родных людей, но есть хотя бы один человек, который готов ему её дарить. Вопреки всему, вопреки всем запретам и своим внутренним коллизиям. Так ведь? — Я знаю, как ты насчёт этого волнуешься, — продолжил Бин. Его черты лица тоже обдало красными лучами заходящего солнца. — Я уже говорил, как тебя понимаю из-за своей ситуации с родителями. Но время идёт, люди меняются. Нужно дать им время и медленно плыть по течению, находя тех, кому ты правда важен и нужен. В дни трейни для меня это были Чан и Джисон. А для тебя центральным человеком хочу быть я, Хо. Минхо почувствовал, как в носу защипало, и посмотрел в окно. Полукруг светила обнял своими горячими ладонями весь парк развлечений, создавая рефлексы самых разных цветов. Руки рефлекторно расслабились, оставляя Хо в особенно чувствительном состоянии. Как же это было красиво. Для Хо Чанбина эти лучи обнимали больше всех. — Я хотел бы, чтобы наши отношения строились на доверии. Говори мне обо всём, что тебя терзает. На то я и нужен, Хо. Чтобы ты не боялся открываться людям, показывать, какой ты есть на самом деле. Верил мне. Я готов быть твоей опорой. Помогать тебе в твоей мечте, ведь ты должен исполнить её. Я буду рядом, во что бы то ни стало. Если бы Минхо только знал, насколько трагично это обернётся, то он бы никогда не поверил. Наверно, он всё-таки сделал бы другой выбор в пользу себя. Или же мазохистски решил забить на всё, отдаваясь этим чувствам заново. — Тогда я хочу рассказать тебе, хён, — вымолвил он внезапно. Язык наконец развязался, и душа открылась. Пока это так, нужно было воспользоваться. Чанбин поднял брови, но не ответил, наблюдая, как Минхо медленно стягивает с себя митенки, оставляя ладони голыми. Только тогда он увидел мелкие царапинки и небольшой шрам возле среднего пальца — это было то, что так сильно Хо пытался скрыть. Он потерял дар речи. — Я делаю это два месяца, — проронил младший, сжимая губы. — Мысли о родителях не давали мне сосредоточиться на чём-то другом, боль разжижала меня изнутри, и я пытался заглушить её физической. Я… мыл руки и растирал их до крови, совершенно не осознавая этого. Скрывал как только мог, но… Это было очень сложно. Минхо наконец поднял блестящий взгляд на Чанбина и улыбнулся. — Но я хочу тебе доверить это. Теперь я хочу, чтобы ты знал, что там, у меня внутри. Ты нужен мне, хён. Правда. И я так сильно привязался к тебе. Хочу, чтобы ты видел все мои шрамы. Может быть, ты — хотя бы одна составляющая моей панацеи. Было очень больно, но я… Минхо не успевает договорить, когда Чанбин поднимается со своего места, снимая с себя кепку, обнимает ладонями щёки и порывисто, но медленно целует. Горячо, сочувствующе. Так, как и Минхо говорил. Как панацея, лекарство ото всех проблем вокруг. И губы его сладкие, и лучи солнца согревают лица. — Прости, — первым делом говорит Чанбин, отрываясь от поцелуя и надломлено рассматривая руки парня. Он нежно их поглаживает, мягко дотрагивается до каждой царапинки, будто бы ранили лично его. — Прости, что не доглядел. Прости, что не был тогда рядом, Хо. Прости, что не замечал… Минхо молчал, чувствуя, как слёзы медленно накапливаются в глазах и как сердце чутко тает там, где-то в груди. — Как же ты так… — продолжал бормотать Чанбин, поднося пальцы к губам и медленно выцеловывая костяшки. — Как же больно тебе было, что ты повредил себя, Хо? Мой хороший, почему ты ничего не говорил?.. Всхлип сам слетел с горячих губ. — Я боялся. Я не знаю, чего я боялся. Кабинка неслышно качнулась, пересекая самую высокую отметку, и направилась вниз. — Я люблю тебя, Хо. Слова… Сказанные почти шёпотом, но заглушающие любой шум извне. — Ты знаешь… — Чанбин на секунду прервался, поднося чужие ладони к своим щекам. — Насколько сильно я тебя люблю? Минхо надрывно всхлипнул ещё раз и, не выдержав, крепко его обнял. Кабинка снова качнулась из-за потери равновесия. Но никого это не интересовало. Чанбин гладил его по спине, нашёптывая заветные три слова снова и снова, но от этого они ничуть не обесценивались. Хо верил. Он каждому предложению, каждой фразе верил. Настолько сильно, что готов был открыть Чанбину самые потаённые уголки своего внутреннего мира. — Я тоже, хён… — отвечал младший, цепляясь за Бина как за спасательный круг. — Я тоже люблю тебя, хён… Так тихо, но так искренне. В то время эти слова Минхо казались самыми правильными. Назад к автовокзалу они уже шли, когда на улице практически стемнело. Ближайший автобус был только в полдесятого вечера, а значит дома они окажутся поздно. Не выспятся, но зато останутся с хорошими воспоминаниями о том, насколько же сильно они стали близки и какой прекрасный день провели вместе. Особенно, когда держишь чужую руку в своей, когда никого вокруг нет — лишь тёплая тишина и изредка появляющиеся на лицах улыбки. Чанбин оглаживал ладонь пальцем, стараясь не задевать царапины, обогревает её даже при такой хорошей летней ночной погоде. О Минхо нужно было заботиться, даже если это такие малые вещи. Но в то же время они очень значительны, особенно для младшего в столь смутное время. — Чувствую, домой придётся пробираться на цыпочках, — прервал молчание Чанбин, сощурившись из-за мигающего фонаря в стороне. Минхо в ответ что-то промычал и продолжил смотреть себе в ноги. — Как думаешь, нам сильно влетит? — продолжил мужчина. — М-м-м… о чём ты вообще? Хо походил на сонного кота, которого только что разбудили и закружили в воздухе. Чанбин невольно улыбался — этот парень слишком милый. Настолько, что аж затискать хочется, но это он сделает как-нибудь потом. — Я про то… — протянул Бин, посмотрев наверх: звёздное небо искрилось и окутывало пригород спокойствием. — Про то, что мне придётся проскользнуть мимо Чана. Если он узнает, куда я на весь день пропал, мне точно не поздоровится. Минхо приоткрыл глаз, рассматривая то, как подёргиваются мышцы лица Чанбина. Он, кажется, отшучивается, но явно взволнован. Удивительно иногда видеть его таким. — А ты разве не говорил менеджеру и Чану, что уезжаешь за город? — вдруг остановился Хо и нахмурил брови. — То есть… никто не знает, что ты сейчас здесь? Чанбин неловко почесал репу и нервно усмехнулся. — Ну, я с самого утра выключил телефон… Чтоб не мешал веселью. Поэтому, ну, конечно, может они меня и обыскались, но зато я отлично провёл время с тобой! Свободная рука Минхо встретилась со лбом, и он обессиленно выдохнул. Иногда Бин казался совершенно невыносимым. Таким легкомысленным, но любвеобильным и заботливым. Он готов был даже звонки компании игнорировать, лишь бы быть счастливым и беззаботным. Вот откуда Со Чанбин такой? Странный, но любимый. Родной сердцу. — Тогда сейчас ты чего стоишь? — толкнул его в плечо Хо. — Пиши ему, куда пропал. Они наверняка волнуются. Нельзя так людей подводить же. — Да-да, подводить… — пробормотал Чанбин и залез в сумку за смартфоном. Пока он ждал включения, продолжал болтать: — Ну подумаешь там… Всякое бывает. Может, я спал весь день в квартире. Или занят был, не до смс-ок было, тем более звонков. — Я лично сказал менеджеру нашему, что уехал отдохнуть, — закусил внутреннюю сторону щеки младший. — Ты же медийная личность, как ты можешь быть таким расхлябанным? — Я просто умею веселиться. Новая модель самсунга поприветствовала владельца. Чанбин на секунду отвернулся — в темноте яркость телефона была слишком режущей глаза, поэтому с непривычки было трудно что-то сообразить. Вскоре, когда появилась сеть, полетели первые уведомления — сообщения, лайки в инстаграме, комментарии в твиттере… А ведь Бин отсутствовал всего лишь день. Будто бы наступил конец света, ей богу. Минхо хмыкнул. Он и не ожидал другого. — Ни дня без меня не могут, — вздохнул Чанбин и разблокировал экран. Уведомления соцсетей проверять бесполезно, а вот KakaoTalk стоило бы. Кажется, менеджер устроил ему там ад на земле. — Вот что им так от меня нужно в мой единственный выходной? Хо повернулся в сторону дороги и осмотрелся. Ночной пригород казался загадочным, окутанным тайнами и спокойствием. Мигающий фонарь, треск сверчков в траве, еле колышущиеся листья деревьев… Красивое место. Минхо сам тянется к фотоаппарату, чтобы запечатлеть каждый из этих моментов. Снимки, наверно, получатся атмосферными. Особенно эта ворчливая болтовня Чанбина, прерываемая лишь звуком объектива. — …жесть, столько наспамили, я даже разобраться не могу… Минхо хочет снять ещё, тянется пальцем к кнопке, а потом… Это затвор прозвучал ещё до того, как Хо нажал на неё?.. Он вмиг останавливается и замирает, опуская камеру и бегая глазами по окрестности. Всё так же пусто, всё такая же болтовня Чанбина, только вот тот щелчок был настоящим. Или, может, у Хо галлюцинации? Может, он не заметил, как нажал на кнопку?.. — Что за… — нахмурился Минхо и обернулся. — Слушай, хён, ты не… Он не смог договорить. Увидел эмоции на лице Чанбина — удивление при просмотре переписки, то, как глаза полезли на лоб, и вылезли морщинки на лице. То, как приоткрылись его губы, и он неожиданно скривил их в лёгкой, нервной ухмылке… Что-то произошло. Может, его успели из трио выкинуть за разгульный образ жизни? — Хён? — подошёл Хо к нему поближе и похлопал по плечу. — Эй, ты… — Минхо, — вдруг внезапно промолвил Чанбин и вытянул ему телефон. — Смотри, я… Я же не брежу? Ты тоже видишь это? — Что, про что ты?.. — Минхо, пидиним сегодня одобрил твой дебют и зовёт завтра для утверждения даты и регистрации! — проговорил на одном дыхании Чанбин и буквально тыкнул носом Хо в яркий экран. — Посмотри, смотри же, Хо, ты прошёл! Внутри что-то взорвалось. Минхо потерял дар речи и буквально вырвал из чужой руки смартфон, чтобы вчитаться в сообщения. Менеджер писал, Чан тоже. Дата дебюта будет назначена уже завтра. Хо должен готовиться к промоушену, создать себе образ, снимать клип… Так? Он почувствовал, как к горлу подошёл ком. Только вот уже не от напряжения и тревоги — от волнения и нарастающего счастья. Минхо помнил, что сказала его мама. Помнил, что обещал себе, как выполнит эту задачу, дойдёт до цели. Эта новость изменит его жизнь. Возможно, Хо даже помирится с родителями, станет счастливым… Станет счастливым. — Х-хён… — смог наконец из себя выдавить Минхо и широко улыбнулся, заломив брови. Скоро всё наладится. Наладится. Мысль об этом… О том, что всё наконец будет хорошо. Наконец наступит белая полоса, и он проведёт все эти дни с Чанбином-хёном. Поддержка, любовь, забота, наконец-то понимание близких. Сердце готово было разорваться. — Я так рад, Хо! — воскликнул Чанбин и схватил его за плечи, встряхнув. — Мой хороший, я так рад! Минхо ощутил, что готов расплакаться от счастья в его руках. — Хён! — счастливо засмеялся он и вцепился в старшего крепкими объятиями. — Я так счастлив! Я счастлив, счастлив, так счастлив… Наконец, наконец… Он бормотал что-то ему в плечо, чувствовал поглаживающие спину пальцы. Слышал, как Чанбин смеётся вместе с ним. Видел, как он хватает его щёки, ощущал, как поцелуи расцветают на каждом миллиметре его покрасневшего лица. Он отдавался каждому — так было нужно. Сердце до сих пор не верило, что в жизни всё может наладиться, но, видимо, так оно и было. Минхо, кажется, забыл, что не всё бывает так просто, как кажется на первый взгляд. Ему стоило бы обратить внимание на щелчки затвора ещё минутами ранее. Они сыграли с ним злую, беспощадную шутку.***
Недели подготовок прошли на «ура». Дату дебюта одобрили заранее — двенадцатое сентября. Для Хо это число казалось счастливым. Теперь для него обрело краски всё: и работа над дебютом, и тренировки хореографии до поздней ночи, и обсуждение концепта клипа. Шрамы заросли, а царапины исчезли — Минхо больше не калечил себя. Писал каждый день маме, несмотря на отсутствие ответов, делился каждым моментом. Это должно было стать для него спасением. Должно было. Возможно, где-то он допустил ошибку. Она стоила ему слишком многого. Всё решает загадочный конверт и электронное письмо, отправленное на адрес «JYP». Чанбин в тот день упорно расписывал тетрадку стихами. За последнее время он записал их очень много. Каждая строчка буквально кричала о количестве любви внутри, о счастье за человека, который ему нравился. Столько лирики, которая в итоге оказалась в мусорном ведре вырванными страницами. Бин не помнил точно, как всё произошло. Он хотел встретиться со своим парнем в холле после работы. Хотел поесть с ним нэнмёна и проводить до комнаты. Хотел всё как обычно, с мыслями о «навсегда». Тёплую июньскую тишину, которую Чанбин наполнял тихим мычанием песни себе под нос, разрушила с силой распахнувшаяся и хлопнувшая по стене дверь. Бин ничего не знал. Он даже не представлял, что когда-нибудь увидит такое выражение лица своего лидера. — Со Чанбин! Чан буквально прокричал это. Раздражённо и разъярённо. Так, что Чанбин округлил глаза и в немом шоке открыл рот, застывши на так и не сказанном слоге. Бин правда не знал. Лидер быстро подходит к столу, не давая парню и слова вставить, попытаться оправдаться. На блестяще отполированную гладь деревянной мебели размахом падает тот самый белый, открытый конверт. Фотографии сами из него вылетают. Некоторые по инерции приземляются на пол, будто осиновые листья, некоторые остаются на столе. Сердце падает в пятки, не давая Бину дышать. Дрожащие пальцы дотрагиваются до глянцевых снимков — он видит своё лицо в темноте, освещаемое лишь тем самым мигающим фонарём. И улыбку Минхо, его привычный кошачий прищур. — Ты с ума сошёл?! — Чан хватает младшего за плечи и встряхивает. Чанбин ничего не соображает, продолжая испуганно бегать суженными зрачками по морщинкам на лице Чана. Они буквально кричали о его злости. — Ответь мне, слышишь?! Руки вдруг стали ватными. Чанбин правда не знал. Но он увидел, что на этих фотографиях. — Хён… — смог только вякнуть Бин, но его тут же перебили. — Ты сумасшедший! — сжал зубы старший, снова встряхивая парня. — Ты знаешь, что ты наделал?! Знаешь, что теперь будет?! Чанбин молчал. Мужественно пытался защитить своё достоинство и право любить. Даже сквозь страх, сквозь крики лидера. Он не знал, чем это обернётся. Чан не мог себе места найти. Он чувствовал, что в этом была его вина. Не доглядел, не уследил. Не заметил, что то самое вдохновение Чанбина появилось не на пустом месте. Минхо, который никогда не был ни с кем настолько близок, держал своего сонбэ за руку. Обнимал. По нескольким фотографиям видно, что принимал поцелуи. Это не могло означать чего-то другого. Всё было как на ладони. — Откуда… — прошептал Чанбин, взяв в руки фотографию. — Откуда они… — Это ты меня спрашиваешь? — процедил сквозь зубы Чан, хватая конверт и встряхивая его над головой. — Фанаты наши. Но, видимо, уже не фанаты, раз требуют гигантские суммы за молчание о тебе и Минхо. Чанбин покрылся красными пятнами от стыда. Он медленно встал со стула на дрожащих ногах, надломлено усмехнувшись. Конечно. Возможно, они не слышали. Бин должен был догадаться, что когда-нибудь на улице их узнают и застанут вместе. Когда-нибудь карты раскроются, и этот момент наступил именно сейчас. — Хён, я… — Как ты мог? Сердце стучит как бешеное. Чанбину больно и обидно. Настолько, что он готов провалиться под землю. — Как ты мог, я тебя спрашиваю? — повторил Чан, теперь размягчаясь и заламывая брови домиком. Морщинки разгладились, и в добрых глазах хёна осталось лишь отчаяние и разочарование. — Как ты мог так подставить всех нас?.. Меня, Джисона, пидинима… Минхо… Как ты мог поставить под удар наше будущее как трио и продюсеров? Это была твоя мечта, Чанбин! Это была наша мечта… Бин не смотрел ему в глаза. Он думал, что если посмотрит, то умрёт. — А Минхо?.. — Чанбин вздрогнул и хлопнул ресницами. — Минхо тебе не жаль? Что-то внутри кольнуло. Чан ведь не знает, что тому пришлось пережить. Как можно говорить об этом так? Как можно, если Минхо нуждался в нём как ни в ком другом? — Ты ничего не знаешь, — вдруг вымолвил Чанбин и нашёл в себе силы посмотреть в чужие покрасневшие глаза. — Ты не знаешь, как сильно я ему был нужен! Как я мог бросить его, как?! Чан усмехнулся, и младший потупился. Вся напыщенная уверенность тут же исчезла. — Ты только навредил ему, дурак, — сказал он. — Ты знаешь, что его ждёт за то, что он нарушил контракт? Знаешь, что сделает пидиним, когда вызовет вас к себе? Весь его дебют накрылся медным тазом, Бин, и в этом только твоя вина. Искренняя улыбка всплыла перед его глазами. Минхо был так счастлив, когда узнал, что дебютирует. Так счастлив оттого, что мечта исполнится. Улыбался как никогда широко, искренне верил в то, что всё будет хорошо. Стремился к этому, пожертвовал даже любовью родителей. А что Чанбин? Своими чувствами и отношениями всё загубил. Втоптал в грязь и раздавил. Сжёг, оставив пепел рассеивающихся надежд. Из-за него Хо останется ни с чем. Поездки в парк развлечений, посиделки дома, чаепитие, обеды, на которые они ходили вместе… Строчки в тетради. Было ли это так важно? Стоило ли это всего того, что они имеют сейчас? Стоило ли это разрушенной мечты Минхо? Того, что он так долго строил?.. — Так не может продолжаться, — отошёл на шаг назад Чан, оглядев разбитого мужчину с ног до головы. — Ты должен отказаться. Вы обязаны расстаться, Чанбин. Иначе вы утянете за собой всех. Ты не можешь быть эгоистом, будучи айдолом. Не можешь нарушать контракт, заставлять его нарушать других, губить карьеры своими чувствами. Забудь про них. Нам запрещено кого-то любить, Чанбин. Бину было с самого начала нельзя. Он прекрасно об этом знал, но всё равно пошёл на рискованный шаг. Легкомысленно и безрассудно — Бин повёл себя как идиот, как предатель. Но Чанбин ведь обещал, что всегда будет на стороне Хо. … и это называется «быть на твоей стороне»? Минхо бежит по коридору сломя голову. Уже сейчас он чувствует, как сильно щиплет в носу, как грудь сдавливает от тревоги и напряжения. Как сердце прыгает из пяток в глотку и обратно. Хо уже знает, что произошло, какая правда всплыла наружу. Он до последнего верил в то, что это всё — иллюзия и сон, после которого он должен проснуться, лёжа на кровати со своей любовью. «Ты прав. У тебя есть все шансы быть звездой, Ли Минхо. Когда я увидел тебя на шоукейсе, ты был действительно хорош. Даже поселил во мне вдохновение. Хотел сказать, что я верю в тебя». Минхо вламывается в кабинет пидинима в помутнённом сознании. Оглядывает всех обезумевшими глазами, пытается осознать, что происходит. Он видит двух менеджеров, стоящего поодаль Чана, виновато опустившего голову. И Чанбина — абсолютно такого же. Разбитого, вымотанного тяготами жизни. Он даже не поворачивается в его сторону. Даже невооружённым глазом Минхо увидел, как напряжено его тело, как сжаты руки в кулаки. Их поймали с поличным. «Минхо очень долго пытался заставить себя ненавидеть Чанбина за то, что он сделал, пытался забыть или просто продолжать быть образцовым айдолом. Но только взгляды встречались в коридорах, сердце Минхо снова совершало кульбит и разбивалось. Было больно всегда. За все эти шесть лет он так и не смог забыть». Хо даже не успел осознать, когда поравнялся со своим сонбэ и вздрогнул от летящей папки с какими-то документами на стол. Никогда ещё Минхо не видел Пак Джинёна настолько разъярённым. По сравнению с ним теперь сидящий рядом Хон Джисан кажется цветочком. Он никогда ещё не думал, как будет чувствовать себя в этот момент. Дрожащие зрачки ползут в сторону Чанбина — Хо всё ещё верит, что тот его защитит. Но кто защитит самого Бина? — Как только вы додумались заниматься таким на улице, да ещё и на волоске от потери контрактов?! — взорвался начальник и направил кривой палец в сторону Чанбина. — Чанбин, ты разве не знал, в какой «весовой категории» вы оба находитесь? Не знал, что последует за нарушением этих чёртовых бумажек, которые вы собственноручно подписывали?! — Думаю, что они делали это намеренно, — вякнул где-то сзади Хон Джисан. — Знали, и всё равно продолжали встречаться. Чанбин опустил голову ещё ниже. Минхо попытался дотронуться до его плеча, но… Либо его глаза подводят, либо Бин специально увернулся от прикосновения?.. — Пидиним, в этом есть доля моей вины… — постарался сгладить углы Чан, но получил осуждающий взгляд в свою сторону. — С тобой будет отдельный разговор, — процедил начальник сквозь зубы, — Насчёт твоих способностей как лидера. Ты меня крайне разочаровал. Чанбин сморгнул накопившиеся слёзы. Вспоминая о том, как он мог предотвратить всё это… Этого правда могло бы не быть. Они бы не оказались в такой ситуации, если бы Чанбин не ответил Минхо взаимностью. Если бы отказал ещё тогда, то… Как бы сейчас складывались события? Хо чувствовал себя потерянным. Он не знал, что ему делать, не знал, защитит ли его кто-нибудь. Надеялся лишь на огонёк рядом с собой — всё ещё тускло сияющий. «У меня больше не было никого… кроме тебя». — А вы… — снова посмотрел пидиним на двух парней. — Вы показали себя в крайне дурном свете. Нарушили столько правил, рискнули честью и репутацией компании… А ведь я, Минхо, позволил тебе оправдать свои старания дебютом. Что-то внутри провалилось, и Минхо понял, к чему всё ведут. Чанбин сжался только сильнее. — Чанбина нужно ограничить в продвижении и полномочиях продюсера, — наконец озвучил Хон Джисан, встав со своего кресла. Чан отвернулся к окну, пытаясь унять чувство вины. Чанбин — то же самое. — А Ли Минхо… Хо ждал, что его защитят. — Ты отстранён от дебюта на неопределённое время. Дадим дебютировать Сюзи, которая давно уже метила на твоё место, если бы не щедрость Пак Джинёна-нима. Может, за это время ты образумишься. Глаза блестели от бриллиантов слёз в уголках нижних век. Хо с отчаянием повернулся к Чанбину, в надежде выжидая хоть какого-то слова. Может, это будет что-то вроде «я буду бороться за наши отношения» или «я не согласен с этим». Что угодно. Минхо до последнего ждал, что его защитят. — Я… хён… — Простите меня, пидиним. Такого больше не повторится. Но огонёк рядом с Хо погас. Минхо задержал дыхание. Что-то произошло. Может, это проявилось чувство полного разрушения. Парень верил в то, что тот будет следовать обещанию, которое дал тогда, январским субботним вечером. Что всегда будет на его стороне. Но… — Простите ещё раз, — сказал Чанбин и поклонился глубоко в пол. Голос его дрожал. — Я совершил огромную ошибку. Больше я не дам Вам усомниться во мне, и… попытаюсь вернуть Ваше доверие. Простите меня. Я ужасный пример для трейни. Он выбрал карьеру, а не любовь. Минхо тянет мужчину за локоть, заходя за ближайший угол. Чувства бурлят в нём бесконечными потоками, хочется биться о стену головой, забыть всё, что произошло. Сердце слишком быстро стучало, к горлу подкатил распирающий ком. Хо не хотел в это верить. Этого не могло произойти так внезапно, ведь он всё это время был уверен в том, что говорил ему Чанбин. Бин не мог ему врать. Он верил каждому его слову, фразе или шутке. Минхо находил в нём самого сильного авторитета. Того, на кого можно было положиться, несмотря ни на что. — Хён, что… Что это было? — наконец спросил Минхо, развернув мужчину к себе и попытавшись посмотреть в его глаза. Раньше он видел в них любовь и искренние намерения, а теперь лишь скорбь и чувство вины. — Это какая-то шутка?.. Коллективный розыгрыш, так ведь?.. Прекращай придуриваться, что происходит?! Чанбин не мог ответить, как есть. Он хотел бы защитить, хотел бы бороться, правда. Он бы отдал за Минхо всё, что угодно, но в чём тогда смысл? Чем Чанбин сможет ему помочь, если Хо в итоге потерял всё? Как он восстановится, если Бин будет продолжать в открытую встречаться с ним? Опять вспомнились слова Чана. Чанбину было запрещено любить кого-то. В особенности трейни. Он бы плюнул на своё продвижение, прожил бы и без него. Но когда из-за этого страдает любимый человек… — Хён, хватит молчать, — твёрдо сказал Хо и потряс его за плечо. — Прошу, не молчи, объясни, что происходит? Что ты такое говорил вообще, это… — Это было ошибкой с самого начала, — промолвился наконец Чанбин и поднял на него мокрые глаза. Они казались стеклянными, настолько, что Минхо мог разглядеть в них своё отражение. До него не дошло сразу. — Что… что ты несёшь, ха-ха? — нервно усмехнулся Минхо, пытаясь подойти ближе, но Чанбин сделал шаг назад. Теперь он увидел всё своими глазами. — Х-хён… — Это было ошибкой, — повторил Чанбин немного увереннее. — Так больше продолжаться не может, понимаешь?.. Мы потеряли с тобой всё, Минхо. Ты слышал пидинима? Слышал всё, что они говорили? Мы нарушили контракт. Я совершил глупость, Минхо. Ты и я… Нет. Хо замер и потерял дар речи. В глазах стоял шок, непонимание, горечь от каждого слова, которое говорил Чанбин. Они впивались в его сердце ледяным колом, пронзали всё тело, не давали трезво соображать. Минхо не мог проследить ни одного мотива поступка. Не мог поверить. — Мы должны расстаться, — выдохнул Бин, сжимая зубы. Его только что бросили?.. «Я не… Я не бросал, Хо. Я пытался защитить тебя…» — Ты понимаешь, что ты говоришь?.. — спросил Минхо, почувствовав, как сломался напополам. — Ты не можешь этого сделать, хён, как ты… — Я же сказал, — твёрдо прервал его Чанбин, сжимая кулаки. — Мы должны расстаться. Между нами не может быть ничего общего, кроме сотрудничества, понимаешь? Ничего. Ни-че-го. Перед глазами поплыло. Минхо качнулся в сторону. Он не мог больше сдерживать слёз, потому что терпеть это невыносимо. Ему хочется снова услышать хотя бы что-то хорошее. Хотя бы что-то из того, что когда-то говорил ему Чанбин. Что любит, что всегда будет верить в него, что на него можно положиться. Что… — Но ты обещал… — произнёс дрожащим голосом Минхо, и теперь пополам разломило Чанбина. — Ты поклялся! Поклялся, слышишь?! Как ты можешь меня бросить! «Ты нарушил обещание. Ты обещал, хён, обещал, что всегда будешь на моей стороне… помнишь?.. Но ты бросил меня… Почему, хён, почему ты это сделал?..» Бин почувствовал себя самым последним отморозком на планете. Невозможно. Как он мог только обещать то, что никогда не сможет выполнить? Как мог говорить настолько сильные слова, если не оценивал, какими они могут быть в итоге дорогими кому-то? Почему не учёл этого с самого начала? Но Чанбин не имел права любить. — Значит больше это обещание не имеет силы. Так мог поступить только отморозок. Бин винил себя за содеянное слишком сильно. Всё это с самого начала было провалом. Но Чанбин, видимо, настолько уверенно надеялся выйти сухим из воды, что не подумал о последствиях. Слышать тихий плач Минхо было самой невыносимой пыткой. Но Чанбин заслужил эти страдания больше, чем кто-либо другой. Он оступается. Делает ещё один шаг назад. Зачем ещё один, и ещё. Потерянное время, которое было дано им… Время, которое Чанбин прожил зря. Ему хотелось выплеснуть всё. Но мысли спутались. Рифмы в голове больше не проявлялись, как это было обычно. С этими отношениями он потерял что-то ещё. Кажется, что-то важное… «Он думал о том, что для них обоих важнее карьера, он не спрашивал об этом, считая, что всё делает правильно. Только вот последствия стали необратимыми — сломленный Минхо, настрадавшийся Феликс… Они оба столкнулись с самоуверенным Бином, который никогда не думал о чужих настоящих чувствах». Минхо не знал, куда себя деть. Он готов был, разрываясь, кричать, проклинать всех вокруг. Сейчас он не просто потерял всё. Хо потерял единственного человека во всём мире, который понимал его, который готов был помогать ему, который видел в нём что-то, что не видел никто. И это было больнее всего. — Нет… Не уходи, умоляю, хён! Хён, прошу!.. — Минхо, спотыкаясь, спешит за Чанбином, пытается расфокусированным взглядом не потерять чужую макушку. Она всё ещё такая родная. Он не может и её вот так забыть. — Хён! Хён… С-сонбэ! Сонбэ, прошу Вас, умоляю, не бросайте меня! Вы обещали, что будете на моей стороне… Вы обещали!.. И Чанбин будто бы рассеивается. Минхо рыдает взахлёб, обессиленно валится на пол, сжимаясь до состояния музейной статуи. Он судорожно хватается за воздух, пытается сосредоточиться на чём-то, но в голове всё расплывается. Страх окутывает всё тело плотной завесой дыма, Хо не мог с этим совладать. Паника вызывала приступы гипервентиляции. Он слышал, что она часто бывала у Джисона. Теперь он убедился на себе, насколько это страшно. Минхо дрожащей рукой пытается вытащить из кармана телефон, сделать хоть что-то, но пальцы не слушаются. Он припадает лбом к полу, роняет гаджет так, что он отлетает в сторону. В этом коридоре никого нет. И никто не придёт так же обогреть в своих руках, как это сделал когда-то Чанбин. Никогда Хо ещё не испытывал подобного. Это адская агония всего тела. Это невыносимая боль. У Минхо теперь больше никого не осталось. Он ещё позвонит родителям, и они не возьмут трубку. Это и так было предсказуемо. Чанбин ушёл тоже. Разочаровался? Из-за Хо он потерял свой шанс на продвижение?.. Минхо был во всём виноват? Настолько, что даже родные люди от него отвернулись? Лучше бы тогда он совершил другой выбор. Лучше бы не целовал, не влюблялся. Никогда не доверял чужим людям. И он больше не будет. Никогда в своей жизни никому не поверит, ничего про себя не расскажет. Только через труп. Сердце закололо, и Минхо схватился за толстовку. Под ладонью в заросших царапинах почувствовалось что-то холодное — кулон прямо возле его души. Он отчаянно нашёптывал Хо, что тот всё равно бы сделал выбор в пользу Со Чанбина.«О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей…»