***
— Ты… что сказал?! Они собрались в общежитии группы поздно вечером, когда, наверно, никто толком не готов был услышать серьёзное заявление от Хёнджина. Он внешне был спокоен, словно воды моря во время штиля, а внутри кружился ураган волнения и сомнений. Глаза немного блестели на свету потолочной лампы, которая как на зло ослепляла его и не давала собраться с мыслями. Отвлекала лишь ладонь, мягко дотронувшаяся до плеча, — Джисон ободряюще улыбнулся, а потом обернулся к лидеру группы сам. Гониль весь пятнами от шока и гнева покрылся — эта новость поразила абсолютно всех. — Гониль, давай без таких эмоций, ладно? — спокойно сказал Джисон, понимающе кивая. — Мы здесь все взрослые люди, мы сможем в итоге прийти к пониманию. Главное, что ты об этом уже узнал. Половина пути пройдена. — А ведь говорил — не дай бог влюбишься… — пробубнил под нос Джуён, сидящий за кухонным столом и рассматривающий ногти. Хёнджин повернулся к нему. — Хрен ты когда-нибудь меня вообще послушаешь, хён… — Эй, когда ты такое говорил?! — поджал губы Хван, покраснев. — Когда мы на камбек-стейдже были, и ты рассматривал спину сонбэ, конечно! — всплеснул руками Джуён, и Чонсу, сидящий рядом, прыснул в кулак. Хёнджин ещё сильнее залился краской, отводя взгляд и стараясь не смотреть на Джисона. — Ты даже не задумался над моими словами, и какие мы друзья после этого? Гониль показательно громко вздохнул, и все в комнате умолкли. Повисла неловкая, напряжённая тишина — на самом деле, Хёнджин знал, что это будет действительно страшно и волнительно. Одобрения на первых порах можно было не ждать, чего уж там говорить о принятии. Он прекрасно осознавал тот факт, в какой ситуации находился, где и кем работал и с какими запретами мог столкнуться. Однако разочарованности Гониля это никак не отменяло. Лидер долго молчал, пытаясь с отчаянием подобрать нужные слова, но они вязли на языке, не поддавались воле. — Я не знаю, как, ты думал, я отреагирую на это… — обратился наконец к Хёнджину парень, обращая на него уничтожающий взгляд. — И я не знаю, какие ты цели преследуешь, раз за разом подставляя нас. Возможно, это форма мести или… Объясни, просто зачем? Когда лидер говорил, все молчали. Хотя, на самом деле, хотел высказаться и жизнелюбивый Чонсу, и мечтательный Хёнджун, и эксцентричный Джисок. Они всегда были на стороне Хёнджина, и парень это правда чувствовал, но в момент, когда в голове мысли спутываются, а ком встаёт поперёк горла, становится совсем не до этого. Гониль смотрел испытующе, будто бы пытался выудить из него всё плохое и хорошее. Лишь Джисон сохранял спокойствие — он шагнул вперёд и положил руку на плечо лидера, будто пытался помирить рассоренных друзей. — Не нужно таких резких слов, — рассудительно заключил старший, кивнув в сторону Хёнджина. — Разреши ему высказаться, Гониль. Это и для меня очень важно. — А Вы… Я понимаю, что Вы старше, сонбэ, но как Вы… — заикнулся лидер, но Джисон помотал головой. — Дело вовсе не в возрасте. Просто давайте не будем допускать того, чтобы кто-то остался недопонятым. Я понимаю тебя как лидера и человека, который оказался в определённой зоне ответственности, но я хочу, чтобы ты тоже понимал Хёнджина не только как участника группы, но и как человека. Гониль взглянул на Хёнджина — выпрямившегося по струнке, красного и взволнованного. В его глазах застыла тревога — он не хотел, чтобы в нём так просто разочаровывались. И Джисон провёл свою аналогию. Сейчас они все вместе предотвращали тот конфликт, который произошёл с Минхо и Чанбином шесть лет назад, возникший из-за недопонимания, страха и недостатка простых разговоров. А ведь, казалось бы, — пара слов, и все конфликты исчерпаны. Но в итоге, испугавшись этих простых слов, все были обречены на долгое страдание, длиной в целых шесть лет! — Я считаю, что Джисон-сонбэ прав, — заключил Чонсу, выглянув из-за стола. — Нам всем просто нужно поговорить. Хёнджин-хён ведь правда ни в чём не виноват. Ну, подумаешь там, в парня влюбился… — Дело же не в том, что он влюбился в парня… — прервал его Гониль, потерев переносицу. — Хоть в парня, хоть в девушку… Это всё равно ведёт к очевидным последствиям, я же не просто так ругаюсь. Хёнджин сглотнул. Ему хотелось, чтобы лидер понял его или хотя бы просто попробовал это сделать. И его хотелось убедить в серьёзности своих мотивов — это была не простая интрижка на месяц, не бездумное увлечение. Хёнджин показал на деле, что готов постоять за Джисона, и теперь его слова — не пустой звук. Теперь осталось в этом убедить несокрушимого Гониля. — Хён, — обратился Хёнджин к нему, подойдя немного ближе. — Может, поговорим об этом… наедине? Хван смотрел на него из-под спадающих на лицо тёмных прядей, пытался показать, что с ним всё в порядке, ведь перед Гонилем нужно было сохранять спокойствие. Тот долго-долго испуганно на него смотрел, после чего оглянулся на ребят за столом, одобряющих решение Хёнджина, а затем на Хана. Он легко кивнул и похлопал своего парня по плечу, одаривая благословляющей улыбкой. Другого выбора всё равно не было. Уже через несколько секунд дверь в спальню Хёнджина и Джуёна закрывается, и Ку тяжело вздыхает, привлекая внимание. Хван оборачивается, пытаясь устоять на ватных ногах. Уверенность постепенно двигалась по нисходящей, когда ободряющей ладони Джисона не было рядом. Но парень чувствовал, что это было как испытание, — здесь защитник он. Значит и отстаивать свою и чужую честь должен он. — Надеюсь, у тебя найдутся весомые аргументы, — заключил Гониль, скрещивая руки на груди. — Скажи, зачем, Хёнджин? Разве нельзя было обойтись без этого хотя бы в следующие два года? Ты же прекрасно знаешь, на каких условиях нас согласны продвигать… Риски исключены в любом случае, а ты один единственный из нас такой авантюрист. То своего друга проведёшь на концерт, то за сольник возьмёшься, то… — Лидер запнулся, отводя взгляд. — То это всё… Объясни, почему? Хёнджин стоял мужественно и стойко, хоть внутри сердца и таился неизведанный страх. Всё равно любовь его побеждает, ведь она намного сильнее. — Потому что люблю, — просто ответил Хван, и Ку грустно усмехнулся. — Думаешь, что любовь спасает мир? — спросил он, сверля парня взглядом. — Хёнджин, мы же не в сказке. Ничего не будет, как по волшебству, решено твоей любовью. — Нет, я так не думаю. И я знаю, что чудес не бывает, — ответил младший, грузно выдыхая и распределяя мысли в своей голове по полочкам. — Поэтому я сразу учёл все риски и пошёл к тебе. Не знал бы, так и остался бы скрываться самостоятельно, пока нас не спалят. Но я с самого начала понимал, на что иду, хён. Потому что я люблю Джисона-хёна и беру на себя ответственность за его эмоциональное состояние и за наши отношения. Гониль нахмурился. — Каким образом ты берёшь ответственность? — Я сделал кое-что для него. То, что помогло ему сломать барьер и стать эмоционально открытым. Я готов взять на себя вину, если когда-нибудь о нас узнают, разорвать контракт, уйти из группы — всё, что угодно. Я знаю о рисках, хён, правда, но… Но если я бы продолжал ждать, то я не знаю, что было бы с Джисоном-хёном. Я поклялся защищать его, помогать ему, любить его, и своё обещание нарушить не смогу. — Он драматично завертел головой. — Ни в жизни. Уж лучше меня будет ненавидеть весь мир, пусть от меня отвернутся все фанаты, но не Джисон. Как я могу жертвовать нашими чувствами? Из открытой на проветривание форточки подул лёгкий ветерок, и Хёнджин поёжился. Не только он был холодным — взгляд Гониля был почти таким же. Только где-то в самой глубине блестело созидание. Его лишь раскачать хорошенько, ускорить по-хорошему, и хён поймёт. Внутри уже понимал, но всё ещё волновался. — Я не знаю, что сейчас делать, — поджал губы старший, стараясь сохранять самообладание. — Я чувствую себя отвратительным лидером, когда не могу сплотить вас, когда всё выходит из-под контроля прямо сейчас… Это относится и к тебе. Ты снова хочешь решать всё в одиночестве, Хёнджин. — Я понимаю, — кивнул он, опуская голову и рассматривая ступни в мягких тапочках. — Я понимаю, но как я могу вмешивать других, если это лично моя инициатива? Если решил я, то и защищаться должен я. — В том то и дело, — положил руку ему на плечо Гониль, и это заставило Хёнджина поднять глаза. — Мы — команда, Хёнджин. У нас нет такого понятия как «я» и «моя инициатива». Есть только мы. А если ты что-то решил, то защищаться ты должен не один. Джин удивлённо поднял брови и приоткрыл губы в немом слоге. — О чём… О чём ты, хён? Гониль сглотнул — он не знал, насколько было правильным его решение. Его задачей в первую очередь всегда стояло сплочение участников. Один за всех и все за одного. Именно поэтому он делает слабый шаг вперёд и осторожно обнимает младшего за плечи, будто говорит, что этого единоличного решения не существует. Что он тоже рядом. Хёнджин застыл и так и не смог пошевельнуться. — Помнишь… я говорил, что мы должны быть сплочёнными, — выдохнул лидер, поглаживая парня по спине. — Так оно и есть. Я всё ещё сомневаюсь, конечно, по-другому и быть не может… Но я не могу бросить тебя на обочине, только потому что ты сделал такой выбор. Хёнджин поджал нижнюю губу и постарался подавить непрошеные слёзы — руки сами потянулись и обняли в ответ. Он никогда не чувствовал себя таким падким на эмоции. Но сейчас, когда хён говорит такие проникновенные слова, не может не шмыгнуть носом и затаить дыхание в ожидании букв, увязших на языке. — А ещё ты мне тогда говорил о том, что я должен сделать какой-то выбор, — пробормотал куда-то в плечо младший, ещё сильнее прильнув к чужому телу. — Тогда я подумал, что важнее — Хан Джисон и наша дружба, или же карьера и мечта? — Хёнджин тихо усмехнулся. — Так вот — я не могу выбрать. Это невозможно. Эти вещи не взаимозаменяемы. Мне нужен Джисон так же, как нужна музыка. И я нужен Джисону. Я правда очень сильно ему нужен, и я не могу покинуть его в такой момент. — Тебе просто нужно понять, — вымолвил Гониль, отмыкая и отряхивая плечи Джина, — что мы не враги. Ты не можешь просто взять и уйти. За тебя будем стоять все мы, ясно? Я сомневался в этом, очень сомневался, но я должен быть понимающим лидером. Если что-то случится, то мы не отвернёмся и постараемся сделать всё, чтобы всё осталось на своих местах. — Но мы должны всё ещё обсудить это с ними, — грустно сказал Хёнджин, указав на дверь. — Они, может, не согласятся рушить свою карьеру из-за меня. — Конечно, мы должны всё обсуждать вместе, — кивнул Гониль. — Ты правильно мыслишь. Я рад, что ты взрослеешь, Хёнджин. Только… Только, пожалуйста, тебе нужно быть очень осторожным. Джисон-сонбэ уже прошёл порог трёх лет по контракту, а мы ещё нет. Если переждёшь это время спокойно, то дальше будет легче. — Мы как-нибудь прорвёмся. Обещаю, что не подведу, хён. Через некоторое время они вышли из спальни Хёнджина со спокойными, даже удовлетворёнными лицами. Хван гордился собой — он смог доказать, что ему можно доверять. А ещё понял важную вещь про команду и коллектив. Теперь, когда за с тобой поравнялись и твои самые близкие люди, идти станет намного свободнее. Сейчас будто от сердца отлегло — странное чувство, будто в животе порхает тысяча бабочек, а ступни лёгкие словно пёрышки. Улыбка появилась на лице тут же, как только в поле зрения попал Джисон, сидящий за столом с мемберами и играющий с ними в «UNO». Он времени зря не терял и, похоже, постепенно приходил в норму. Наконец Хван видит его настоящим и весёлым — ни намёка на тоску больше нет. — О, хёны вернулись! — заметил Чонсу, когда поднял глаза, и все остальные заострили на двух парнях внимание. Джисон вопросительно взглянул в чужие глаза, будто бы спрашивая, как всё прошло. Простой кивок и мягкая улыбка заменили все слова — всё прекрасно. Счастью не было предела — половина пути пройдена. — Эй, надеюсь, вы закончили свои скучные переговоры! Надеюсь, всё закончилось мирным договором, — обернулся Джуён, гоготнув и получив от О Сынмина лёгкий подзатыльник. — Ну ладно-ладно… — Самым мирным из мирных! — гордо улыбнулся Хёнджин. — Идите с нами играть тогда! — подключился и Джисон, махнув рукой на стол. — Тут ещё есть места. Чем быстрее займёте их, тем удачнее попадутся карты. — Хан демонстративно подмигнул. А здесь осталось только гнаться за местом под солнцем. Как же хорошо, когда вокруг стоит добрая и тёплая атмосфера, и волноваться больше не о чем. Никогда ещё Хёнджин не был так счастлив, как в тот вечер.***
Феликс сегодня крайне всполошён и игрив. Кто бы к нему не подходил, кто бы не здоровался — он всем отвечал своей солнечной, яркой улыбкой. Совсем не похож на того Ли Феликса из последних месяцев. Новый, счастливый и готовый к любым авантюрам — какие бы преграды перед ним не стояли, он перешагнёт через них, перепрыгнет и переползёт. Как будто та самая полоса «после» закончилась, и теперь настало совершенно другое время — время свершений. В обед Ликс как обычно пошёл в кафетерий на первом этаже. Хотя спать совершенно не хотелось, он планировал купить как обычно айс-американо, любовь к которому привило время, и миску риса с поке. Хороший обед должен быть полным, но не слишком — иначе сил не останется на следующие тренировки. За панорамными окнами сквозь мотки облаков пробивались тёплые лучи солнца и освещали помещение. Все места почти заняты, кроме, разве что, самых тёмных уголков, куда обычно никто не садился. Как раз для Феликса. Чтобы пролистать ленту новостей, попивая кофе, повторить слова какой-нибудь песни или просто тихо помычать что-то под нос перед индивидуальными уроками вокала. Он подходит к стойке обслуживания, где посетителей ждала низенькая смуглая девушка с фартучке, и вежливо улыбается. — Здравствуйте, мне, пожалуйста, айс-американо и рис с шримп-поке. Сзади послышался странный шёпот, будто кто-то пытается скрытно о чём-то посплетничать. Феликс хотел было обернуться, но и секунды не прошло, как девушка поставила готовый поднос на стойку и смущённо улыбнулась, отводя взгляд. — Я просто знала, что Вы будете то же, что обычно, — пролепетала она, заставив парня два раза моргнуть и легко усмехнуться. — Вы ведь всё время сюда ходите… Феликс потупился, и на его лице вскочил непрошеный румянец. — О, да, я же здесь работаю, — в лёгком непонимании констатировал он. — Ну да, точно, — неловко выдала она и спрятала свой тёмно-карий взгляд у кассового аппарата. — С Вас шесть тысяч пятьсот вон. О, может, сегодня Вы поедите за счёт заведения? Я уверена, Вы так много работали, что заслужили это… — Что Вы, боже, я… — Не стоит, я сам всё оплачу, — послышался знакомый голос сзади, и Феликс обернулся, не в силах спрятать удивление и счастливую улыбку. — Безналичными, пожалуйста. О, и включите в заказ второй айс-американо со средней чашечкой риса с курицей. Не забудьте, как обычно, побольше соуса! Чанбин довольно улыбнулся — видеть то, как испуганное лицо девушки исказилось, а большие глаза уставились на краснеющего влюблённого Феликса, было тем ещё удовольствием. Конечно, послушав её неумелые подкаты, Бин было думал, что у него уши завянут. Он ловко орудует пластиковой карточкой, демонстративно кланяется перед Феликсом и отходит от стойки, всё ещё наблюдая искоса за реакцией продавщицы. — А я думал, почему сзади меня кто-то шепчется, — усмехнулся Ликс, наклоняя голову в сторону. — Оказывается, о тебе шептались, хён. Как ты тут оказался? Почему на смс-ки не отвечал, я всё утро слал! Чанбин любезно берёт поднос из чужих рук и равняется с ним, чтобы направиться к ближайшему свободному столику. На его щеках вспыхнул лёгкий румянец — реакция на Феликса с первого взгляда всегда такая. Особенно, когда вы не виделись какое-то время. А точнее, всю ночь. Соскучиться вообще-то успеешь — мама не горюй. — Извини. Работал, — пожал плечами мужчина, присаживаясь за столик в углу и кивая Феликсу, чтобы тот тоже сел. — Но я очень скучал! Как только увидел тебя в кафетерии, сразу пошёл. Правда увидеть то, как с тобой отвратительно флиртует официантка, я не ожидал. Феликс почесал затылок, придвигая к себе две тарелочки и металлические палочки. — Я бы не смог это предотвратить… — пробубнил он и начал есть, утыкаясь носом в тарелку. Этим вовремя воспользовался Чанбин — влюблённо улыбнулся и растрепал тёмные волосы на макушке. — Что ж, мне придётся привыкать, что мой парень очень красивый и всем нравится, — пожал плечами Чанбин, заставляя Феликса цыкнуть и снова заострить внимание на еде, конечно же краем глаза поглядывая на хёна. Сегодня он бодрый и весёлый. На самом деле, этот вид общения для них был в новинку. Приходилось действовать наобум, и, кажется, пока всё шло неплохо. Ликсу только сначала было некомфортно называть Чанбина хёном и обращаться к нему на «ты». Только немного погодя он вошёл во вкус — теперь Феликс чувствовал себя с ним в какой-то мере равным. А ещё так, словно они сблизились ещё больше. Хотя по ласковому «сонбэ» он скучать будет ещё долго. Оглянувшись назад, Феликс никогда бы не подумал, что полюбит человека, с которым познакомился из-за столкновения в коридоре агентства и рассыпанных листов бумаги. Судьба иногда совершенно непредсказуемая. — Что будешь делать после того, как поешь? — спросил вдруг Чанбин, отпивая холодный кофе. — Нам ещё с тобой надо согласовать запись остальных треков. Помнишь же, ещё балладу предстоит доделать. — Насчёт записи конечно. А насчёт того, что буду делать… — Феликс оторвался от еды, жестикулируя палочками. — Сегодня буду оттачивать хореографию снова. Только, наверно, теперь для общих занятий. В общем, тренировки. Как обычно. — О, правда? — поднял брови Бин и лукаво улыбнулся. — Не будешь против, если я с тобой побуду тогда? На сегодня работу я добил с утра, остались мелочи. — Он перешёл на шёпот. — Хочу с тобой побыть немного. Я правда соскучился. Феликс смутился и почувствовал, как Чанбин совсем ненавязчиво касается кончиков его пальцев, попивая кофе, как ни в чём не бывало. Улыбка не могла не расцвести на лице новыми красками. Любви сонбэ… то есть, хёна, много не бывало. Особенно после этого долгого застоя между ними. — Я тоже соскучился, — честно признался Феликс, накрыв руку Бина своей полностью и огладив её немного шершавую структуру. Тактильность ведь не была здесь чем-то странным, значит и это в порядке вещей. — Особенно по нашим совместным тренировкам. Мне этого не хватало. — Тогда пойдём вместе, — кивнул Чанбин, оглядываясь по сторонам в поисках странных, подозрительных взглядов. Не найдя ничего похожего, он погладил ладошку Феликса своей второй. В его глазах играли созвездия любви — такой хрупкой и невероятно искренней. Феликс мог почувствовать её за километр, если не больше. И в его глазах светился млечный путь, в котором эти созвездия были защищены. Эта идиллия продолжалась бы и дальше, если бы не резкий стук по столу. Они отпрянули друг от друга как от огня — над ними возвышалась та самая продавщица-официантка, презрительно осматривающая Ликса и Чанбина поочерёдно. Она пришла, чтобы просто забрать пустые тарелки, но казалось, будто бы нарушить их гармонию. В любом случае, такое общественное место с кучей камер в каждом углу вряд ли можно было бы использовать для любви к друг другу. — Ты наелся? Тогда пойдём? — спросил Чанбин и, увидев положительный кивок, встал из-за стола и успел уложить всю свою руку на плечи Феликса. По-собственнически, конечно, но Феликс не против. Ему это очень нравится. Он этим горит. Через несколько мгновений они уже закрывали за собой дверь в малый танцевальный зал, который всё ещё оставался свободным до прихода коллективов трейни. В воздухе пахло весенним теплом из-за проветривания помещения, и Феликс поёжился из-за лёгкого холодка, прошедшего по коже. Бин, завидев это, с улыбкой огладил их и сымитировал объятия, проведя ладонями по плечам и немного ниже. Ликс хотел бы сейчас его поцеловать — жаль, что здесь нельзя этого сделать. — Ничего, потом можем снова зайти вечером к нам в общежитие, — будто бы прочитал мысли Феликса старший, и тот поднял брови, немного повернув голову. — Я обещаю, что расцелую тебя с ног до головы. На затылке зашевелились волосы от предвкушения — на самом деле, когда Бин говорил так, в голове появлялись не такие уж и невинные мысли. Всё-таки, если вспомнить про то, как Феликс понял свои чувства в первый раз, то это можно было понять. Чанбин привлекал его всем. Нельзя сказать, конечно, что он был таким же заядлым фанатом, как Хёнджин, но засматриваться на какие-то фото точно мог. Ликс не знал, когда дойдёт время до интима, и насколько он привлекает самого Чанбина, но пытался плыть по течению, терпеливо ожидая хоть какого-нибудь более очевидного намёка. Пока улыбка Бина вызывала лишь ощущение, что он ещё более наивный, чем Феликс думал. Но это не было плохо, даже наоборот — вызывало тёплое чувство на сердце. — Надеюсь, что за это время улучшил навыки… — выдохнул Ликс, поджав губы. — Со стороны меня особо никто танцующим не видел уже давно, если не считать общие занятия… — Ты всё время танцуешь прекрасно, — ободряюще улыбнулся Чанбин и немного потрепал его тёмные волосы. — Напомнить, что я влюбился в тебя, когда увидел, как ты танцуешь на прослушивании? Ликс легонько толкнул старшего в плечо, а затем ему в голову пришла странная идея, которая всполошила бурлящие чувства в груди. Он схватил его за руку и потянул за собой. — Эй-эй, куда ты меня ведёшь? — засмеялся Бин, а затем оказался усаженным на придвинутый на середину зала стул. Он охнул, когда на плечи с энтузиазмом надавили. — Ты же заниматься не собираешься, хён? — риторически спросил Ликс. — Значит будешь смотреть, как я занимаюсь. Или всё же хочешь помочь? Чанбин оторопел, и щёки его покрылись лёгким румянцем. Феликс смотрел на него со звёздочками в глазах, жаждой и ярким предвкушением. Веснушки будто вспыхнули на его лице и засветились разными огоньками — Ликс был взбудоражен и впечатлён. — О, я… — выдохнул Чанбин, забегав по его стелющейся по телу футболке, горло которой свисало и немного открывало вид на веснушчатые ключицы. Это ещё более смущающе, чем смотреть парню в глаза. — Хочу станцевать тебе, хён, — выпалил Феликс и солнечно улыбнулся. — Можно? Сердце Бина замерло. Он сидел, кажется, так долго, смотрел в тёмные глаза парня завороженно и с замиранием души и не мог издать ни звука. Что-то сковало его изнутри и заставило внутренности заколоть от разливающейся по телу ностальгии — он видел несколько раз, как Феликс танцует, и, конечно, это никогда осознанно ему не предназначалось. Мужчина и мечтать об этом не смел с момента, как они окончательно рассорились, однако момент, когда Ликс танцевал для Джису, отпечатался на сердце болезненным пятном. Чанбин был тем ещё эгоистом, но не стеснялся этого нисколько. Ему не хотелось, чтобы Феликс танцевал для кого-либо другого. Ни для будущих фанатов, ни для Джису, ни для кого. Только для Со Чанбина. Он хотел, чтобы Феликс думал только о нём. Поэтому и замер. Потому что осознать, что Ликс хочет того же, для него было слишком трудно и немыслимо. — Для тебя, — подтвердил все его доводы Феликс. Он будто видел его насквозь. Бабочки в желудке встрепенулись. От тона Ликса хотелось задохнуться. — Можно, — тихо произнёс Чанбин и почувствовал, как щёки его зарделись ещё сильнее, пытаясь выдать с потрохами. — Я хочу этого. Феликс задержал дыхание и хихикнул, напоследок ненароком огладив чужую щеку. Чанбин знал, что Ликс читал его как открытую книгу и понял, что у того на уме. Как бы смущающе это не было, ему всё равно не хотелось отказываться. Пускай он знает каждый потайной уголок его тёмной души, ведь он этого достоин. Музыка заиграла немного приглушённо и робко, будто танцор не хотел, чтобы её услышал кто-либо, кроме Чанбина. Тот узнал мелодию — это трек, который он написал вместе с Феликсом. Который сплёл их голоса и души вместе. — Любовные баллады — не очень хороший вариант для хореографии… — произнёс Феликс перед вступлением. — Но я придумал её сам. Чанбин не успел и слова вставить. Как же хорошо звучала гармония их нежных голосов, как же сочеталась неспешная, плавная хореография со спокойной мелодией! Феликс двигался отточенно и только в некоторых моментах сбивался. Но Чанбин никогда не променял бы этот танец ни на что другое, каким бы он ни был — неловким или профессиональным, медленным или быстрым. Когда для него танцует Феликс, ничто другое не имеет значения. Он мягким движением заставляет руку вспорхнуть вверх, приподнимая подбородок, чуть опускает корпус и чувствует ритм, будто бы шагая вперёд. Танцующий Феликс был именно тем, кто разбудил в Чанбине спящего музыканта, кто наконец позволил ему вздохнуть полной грудью. Какой же был контраст, когда Чанбин перестал дышать, завороженно наблюдая за полётами фантазии в хореографии Ликса! Теперь бабочки в животе разлетелись по всему телу, щекоча сердце своими синими, лёгкими крылышками. Чанбин потерял счёт времени — он не хотел, чтобы это заканчивалось. Будто бы вся комната сузилась до них двоих: Бина, сидящего на стуле с отблеском сердечек в глазах, и Феликса, ярко двигающегося под волны песни. Он захотел обнять его. Никогда и никуда не отпускать. Попросить быть рядом до конца жизни, как бы это банально не звучало. Музыкант внутри Чанбина желал вырваться наружу. Он буквально тянул к лучику света свои ручонки, улыбался и со всей силой хватался за новые обрывки вдохновения. Феликс был его чертой и этим самым вдохновением целиком и полностью. — Ну… ну как, хён? — выдохнул Феликс, когда музыка закончила играть. — Тебе понравилось? Чанбин ещё несколько секунд сидел на месте, всматриваясь в черты лица младшего и оглаживая взглядом его веснушки и глаза, полные надежды. А потом вдруг вскочил со стула, весь потея — будто бы танцевал он, а не Феликс, — и, перейдя расстояние между ними в два шага, сгрёб в охапку. Ликс замер на короткий миг, забывая про камеры и про то, где они находятся. Объятия Чанбина были самые тёплые и нежные. — Я влюблён в твои танцы, — прошептал старший немного погодя, когда отошёл от транса. — Ты такой невероятный. Ты такой талантливый. Я влюблён в тебя. Я влюблён в твои танцы и в тебя. Феликс вцепился в него мёртвой хваткой, не в силах скрыть улыбку до ушей. Хёну нравится. Хён доволен. Значит, Феликс не зря так долго старался, не зря хвалил себя и поддерживал моральный дух. Значит, попытки полюбить себя прошли не даром. Полюбив себя, Ликс наконец смог заново, с самого начала полюбить Чанбина. Вдруг он почувствовал, как за ухом послышалось тихое хихиканье, а ноги вдруг оторвались от пола. Феликс успел лишь что-то пискнуть, прежде чем руки на его талии сжались и подняли немного вверх, чтобы хорошенько раскрутить. Оба сорвались на счастливый, влюблённый смех. — Хён, хён, поставь меня на землю! — кричал сквозь хохот от небольшой щекотки Феликс, вовремя обхватывая Чанбина за шею, чтобы тому было удобнее обнимать в воздухе и кружить. — Эй! — Ещё чего! — дерзко ответил тот, радуясь, что его походы в качалку были не зря. Он смотрел на его счастливое выражение лица, на поцелованные солнцем щёки и на яркую улыбку, и улыбался сам. Потому что этого человека Чанбин любил больше всех на свете, что бы кто не говорил. Он бы поцеловал его, если бы им было позволено встречаться открыто. Зато когда отросшие пряди Феликса спадают ему на лицо и скрывают его, тот находит нужный ракурс, чтобы это сделать. Совсем коротко, не так, как бы хотел. Но всё равно многозначительно, раз на младшего это так подействовало, — Ликс вспыхнул, и зрачки его расширились как под наркотиками. Их поцелуи всегда были как наркотики. — Я обещал расцеловать тебя, когда мы придём домой, — прошептал Чанбин, когда опустил парня на землю, не отпуская талии. — Дождись этого, пожалуйста, хорошо? Феликс завороженно кивнул. На губах всё ещё стоял яркий отпечаток их короткого поцелуя. Будто бы вкус карамели, тот самый. Если бы у них была возможность, то Ликс бы… — Ли Феликс?.. Сердце провалилось в пятки. Влюблённые вдруг одновременно подорвались на одном месте и отпрыгнули друг от друга на небольшое расстояние, оборачиваясь ко входу. Там, у приоткрытой двери, стоял как вкопанный Бан Кристофер Чан. И он, наверно, такой картины увидеть точно не ожидал. Чанбин словно окаменел, пытаясь спрятать взгляд где-то внизу. Чан точно всё видел, отрицать глупо. Разве что, старый Бин бы испугался и сдал назад. Новый же с решительностью, возникшей не по наитию, а в силу настоящей готовности нести за себя и за других ответственность, внезапно повернулся к нему торсом вперёд и огородил Феликса как от опасности. Словно Крис мог навредить. И это было высшее проявление его готовности защищать — даже Ликс почувствовал это, когда оказался за родной рукой. Доверие и безопасность. — Чанбин, вы… — сдвинул брови к переносице Чан, закрывая за собой дверь, но был прерван. — Хён, — словно не своим голосом выдавил из себя Чанбин, прожигая того взглядом. — Я знаю, что ты скажешь. Но лучше молчи. Ты не можешь что-то выбирать за меня, понятно? Феликс почувствовал себя лишним. Он увидел, как непонимание и страх вспыхнули на лице Криса, как тот и слова выдавить не мог. Это не было на него похоже. Ликс видел того в гневе — он и правда постоянно пытался Чанбина заткнуть, как, например, в день застолья в забегаловке несколько раз. Но сейчас Бин был сильнее и, кажется, намного решительнее. — Чанбин… — Молчи. Сердце замерло. Между ними не осталось ни грамма доверия, которое было шесть лет назад. Теперь их отношения похожи на раздолье и разрушение. Но Феликсу этого не хотелось, ведь Чан — часть его шрамов и травм, которые стоило поскорее залатать. Младший легко похлопал Чанбина по плечу, обратив на себя внимание. В глазах стояли сомнения и страх. — Вам нужно поговорить, — одними губами сказал Феликс, перемещая взгляд на сбитого с толку Чана. — Прошу, вам точно нужно поговорить, хён. Чанбин не хотел этого делать. Но, кажется, так продолжаться не могло. Примирение с Феликсом не решило тех проблем, которые наработал себе за это время Бин — начиная от Минхо и заканчивая гармонией и доверием в «3RACHA». Крис смотрел на него выжидающе, кивая в сторону двери. В тени его век не было прежнего осуждения — лишь жалость и раскаяние. И Бину пришлось в конце концов согласиться, что бы за этим не стояло.***
Старшие из продюсерского трио в скором времени оказались в полупустом сквере около тренировочного центра. Солнце близилось к горизонту, лёгкий ветерок колыхал и трепал мягкие волосы, делая их немного всколоченными. Единственная сакура, посаженная около скамейки, на которую уселись те, едва ли отпускала последние розовые лепестки со своих кривых ветвей. Чан и Чанбин шли сюда молча. Никто и слова не мог сказать друг другу сначала — Чанбину было слишком неловко и тревожно снова говорить с хёном, с которым последний раз нормальную беседу получилось провести чуть ли не месяц назад; Чану же, потому что чувствовал себя виноватым и потрясённым тем, что увидел. Хотя, наверно, такой исход событий был понятен, учитывая то, что сделал тогда Джисон. Крис ещё долго подбирал слова, смотря куда угодно, только не на Чанбина, а тот терпеливо ждал, хотя и ждать было уже невозможно. — Я… не ожидал, что вы в итоге сошлись… — сглотнул с самого начала Чан, прикусив нижнюю губу. — Если я правильно всё понял… Хотя я подозревал, что у вас есть чувства друг к другу. Чанбин разочарованно хмыкнул в сторону, когда вспомнил всё то, что происходило с ним последние месяцы. Об этом невозможно было говорить без слёз на глазах. — А я не ожидал, что ты такой проницательный, хён, — язвительно ответил Бин. В воздухе пронеслась волна неловкости и напряжения. Чан нервно моргал, пытаясь выровнять дыхание. Толком ничего не получалось. Он знал, что когда-нибудь разговор между ними произойдёт, но ни разу не обдумал его подробности. А в реальности это ещё сложнее — когда человек сидит рядом, и ты понимаешь, что подвёл его. Понимаешь, что у него есть право злиться. Но это всё равно очень больно. — Что теперь? — прервал молчание Чанбин с немного большей дрожью в голосе. Руки, сложенные в замке, то и дело тряслись из-за сильного давления пальцев. — Сделаешь то же, что тогда? Расскажешь об этом пидиниму? Чан глубоко вздохнул. — Я… Я хотел с тобой поговорить об этом, Бин. Чтобы больше никаких тайн между нами не осталось. — Он через силу повернул к нему голову, чувствуя, как ничего не видит из-за подавлённых слёз. Но Чанбин на него не смотрел. — Ты сам сделал так, что между нами было столько тайн, — сглотнул тот, и нижняя губа дрогнула. — Я помню, что мы тогда говорили на интервью шесть лет назад. А ты помнишь, хён? — Грустный смешок слетел с его губ, когда Бан не ответил. — Я сказал тогда: «Сколько бы трудностей мы не прошли, сломить нас очень трудно. У нас нет от друг друга секретов, и доверие между нами невероятно сильное». Я заучил твои слова наизусть тоже. Чан снова опустил взгляд в холодный асфальт и тихо всхлипнул, прокручивая интервью, которые они давали когда-либо. И с каждым новым говорить про доверие становилось всё сложнее, ведь они скатились к тому, что его больше не существовало. — Ты сказал тогда, — ещё более надломлено выдавил Чанбин. — «Что бы там ни было, мы всегда горой друг за друга. Один за всех и все за одного». «Иди домой, сюда тебя никто не пустит». «Я не дам тебе встретиться с Минхо». И этот осуждающий взгляд. Крис винил себя за него больше всего на свете. — Но это было всего лишь на словах, — тоскливо усмехнулся Чанбин, стирая слезу с щеки. — Ты ни разу не был горой за нас. За меня. Ты бросил меня сразу же, когда я выбрал послушать своё сердце и разглядеть чужое. А теперь ты винишь меня за всё это… — Я не хотел, Бинни, — прошептал почти неслышно Чан, поднимая голову и поворачиваясь к нему снова. Тот, услышав ласковое прозвище, вздрогнул и шмыгнул носом. — Я… Я не хотел тебя винить… Я думал, что этим защищу, но… — И как? Защитил? — вдруг повернулся и Чанбин. И Чан увидел блестящие нити слёз в тени его век. На его лице застыла тоска и полное истощение. Крис ненавидел себя за это — Чанбин терпел, думая, что виноват во всём сам, а старший ни разу не поинтересовался, что тот чувствовал всё это время. — Посмотри на меня, хён, — затравлено всхлипнул Бин и два раза хлопнул себя по груди. — Я тоже думал, что защищу Минхо и Феликса, если скажу одному, что нам нужно расстаться из-за нашего положения, а второму, что ненавижу его. Я тоже так думал, но ты видишь результат. Ты на себе убедился в результате, когда днями и ночами сидел с Минхо в больнице! Я думал, что он в безопасности, а в итоге он оказался уязвимее всех… Он страдал от моих слов все шесть лет, а я ничего не знал. Ничего не знал, потому что не интересовался! А он нуждался во мне, нуждался в близких людях! И я, я бросил его, потому что боялся осуждения компании, потому что как трус боялся тебя! Чан с силой сжал зубы. Он думал, что не имел права даже прослезиться перед Чанбином. Но всё равно не выдержал, когда тот заплакал тоже, срываясь на крик и не обращая внимания на улицу. — Бинни… — Я боялся, что ты посмотришь на меня так! — взорвался он, прерываясь лишь на то, чтобы стереть слёзы с щёк. — И когда ты отрёкся от меня, я ревел вне себя, потому что думал, что снова подвёл, хён! Знаешь, сколько ты для меня значил и значишь до сих пор?.. Человек, который помог, когда родители отвернулись, и я остался один… И ты мне был важен, как я был важен Минхо! — Прошу тебя, Бинни, — дрожал и Чан, пытаясь дотронуться до его плеч. — И что ты мне предлагаешь теперь? Бросить и Ликса, да? — Чанбин снова стёр рукавом слёзы. — Нет… Больше я никого не буду бросать, только потому этого хочет контракт или ты. Я уж лучше пожертвую карьерой и «3RACHA», от которой остались одни ошмётки. Знаешь, как сильно я люблю Бок-и? Знаешь, что именно он вытащил меня из того застоя, но я всё равно слушал тебя и боялся признать чувства?.. Я больше не хочу этого, понимаешь? Не хочу… — Прости меня. Эти слова смогли наконец прервать мощный монолог Чанбина. Он вдруг посмотрел на Чана — тот весь сморщился и покраснел, а от чувства вины в его глазах всё потемнело. Хён извинился. — Что?.. — Прости меня, Бинни, — снова сказал Крис, роняя несвойственные для себя слёзы — горькие и потерянные. — Я хотел укрепить нас, но в итоге… в итоге я только развалил… Я хотел, чтобы между нами была гармония, но в результате всё стало только хуже. — Он положил руку себе на лоб, зажмурившись. — Из меня отвратительный лидер. Я всё это время так сильно давил на тебя… Я так сильно сожалею, Бинни… Чанбин сжал зубы, когда по щекам снова скатились две одиночные слезы. Он как Минхо — хотел услышать извинения больше всего на свете, а когда получил, почувствовал, как же на самом деле это больно. Слышать, как человек, который до сих пор так много для тебя значит, плачет и просит простить. — Я постоянно… Я постоянно слышал от пидинима, что он не хочет, чтобы я его разочаровал… — продолжил старший, сжимая лоб пальцами. — И я жил этим правилом… Я оказался таким мерзавцем по отношению к тебе. Я ни разу даже не спросил, как ты чувствуешь себя после разрыва с Минхо… И как я только мог так сильно сделать тебе больно, Бинни? — Он наконец оторвался ото лба и красными глазами оглядел чужое напряжённое лицо. — Я ужасный лидер. Я не достоин и половины твоей привязанности ко мне. И я не достоин указывать тебе, что делать. Я не могу запретить тебе любить. Ещё минуту стояло молчание, прерываемое всхлипами обоих. — И что теперь?.. — спросил тихо Чанбин, пусто смотря в случайную точку в асфальте. — Что мы можем сделать? Прошлого теперь не вернуть. — Не вернуть… — Так что, хён? Чан тяжело вздохнул. — Я просто должен был извиниться перед тобой… Рано или поздно, — ответил он, чувствуя, как щёки стягиваются от засохших слёз. — Я сделаю всё для того, чтобы вернуть твоё доверие. Прошу, не прощай меня, если не хочешь. Но я больше никогда не встану перед тобой и тем, кого ты любишь. Сейчас… Сейчас самое время для того, чтобы выполнить то самое обещание из интервью. Хотя и нужно было сделать это ещё давно… Чанбин сглотнул. Хоть с Феликсом всё разрешилось, легче почему-то не стало. Доверие вернуть теперь было очень сложно. И Бину придётся многое переосмыслить для того, чтобы увидеть Чана таким, каким тот был в день, когда они впервые встретились. — Я должен… многое обдумать, — наконец сухо произнёс Чанбин, встав со скамейки. Он смотрел на хёна всё ещё холодно. Но семя, из которого возможно было бы взрастить доверие с самого начала, было уже посажено. — Надеяться на то, чтобы ты простил меня сразу, было бы очень глупо, — хрипло ответил Чан. — Ты прав. Но я… Я должен ещё многое преодолеть, прежде чем пойму тебя, хён. — Я буду ждать. Несколько шагов — и Чанбин скрылся, как и их голоса со всхлипами исчезли из тёплого весеннего воздуха. Крис тяжело вздохнул, потерев переносицу, и снова посмотрел на сакуру. Самые сильные лепестки всё ещё держались на ветках, будто бы до последнего боролись с концом цветения. Так же было и у Чанбина — даже если его доверие было почти полностью исчерпано, остатки привязанности усердно боролись, чтобы простить. И Чан готов был помочь этому — начинать нужно с малого. Всё-таки, тот парень со стадиона был прав. Пусть сейчас им больно до безумия, это временно. Успех с самого начала не гарантировал никто. Но главным было просто признать свою ошибку и двигаться дальше. Теперь Чан осознавал, какой путь ему предстоит пройти. Возможно, сейчас он будет чуть легче, чем он представлял.