сонбэ, я танцую для тебя

      Августовские вечера всегда отличались относительной прохладой по сравнению с дневной суматохой. Над Сеулом взошли светлые звёзды и приподняли горящими главами тяготеющий небосвод; по земле и по глади воздушной реки Хан, поднимаясь к пушистым кронам деревьев, ещё не пожелтевших от предстоящей суетной осени, пробежался грозный ветер. Он как будто предупреждал о чём-то, но по его тихому вою трудно было понять, о чём он так беспокоится.       Возможно, природа грустила сегодня напрасно. Похоже это лишь олицетворяло, что на самом деле происходит и как невозможно скрыть настоящее, тревожное чувство на сердце, которое хранил в себе Феликс на протяжении месяца. Долгое, мучительное ожидание, что скоро всё закончится слишком быстро, и он ничего не успеет.       Ликс старался улыбаться, старался проводить последние дни, предначертанные им с Чанбином, весело и насыщенно. Доделал последние песни для альбома, готовясь к съёмкам клипа, ходил со своим парнем в кино, в рестораны и на прогулки. Потому что знал, что пройдёт этот самый месяц, и всё исчезнет так же внезапно, как и появилось.       Погода грустила, потому что понимала это больше всех. Даже в такой день, как одиннадцатое августа — двадцать седьмой день рождения Чанбина.       Как же душно было находиться в этом ресторанчике, видеть улыбающегося Бина и всех, кого он пригласил сегодня. Только одному Феликсу так паршиво и тошнотворно? Один Ликс до сих пор не может смириться, что пройдёт всего три дня, и они со старшим расстанутся?..       — Так-так, кому ещё свининки подложить? — встал из-за стола Чанбин и взял щипцы в руку. — Давайте-давайте, сегодня я всех угощаю!       — Эй, негоже имениннику сегодня работать!       — Побереги силы, давай я, как старший.       — Может, давайте я? Чанбин-сонбэ, ну пожалуйста!       — Тихо-тихо. Сказал же, сидите на месте, я всех сегодня накормлю, — мягко улыбнулся Бин и жестом руки оставил всех на стульях. — Тем более, что свининку я жарил. Повар должен накормить своих гостей!       Феликс обежал всех сидящих за столом беглым, усталым взглядом. Прямо рядом с ним с левой стороны расположилась Джису в пастельно-жёлтом свитере и высоким пучком, потирая руки от аппетита, с правой — сам именинник с привычной длинной, тёмной чёлкой и клетчатой рубашкой. На другой же стороне он мог заметить изредка воркующих Хёнджина с немного мрачноватым Джисоном, довольного, как самый старший, Бан Чана с непривычно кудрявыми, каштановыми волосами и ещё один стул, который предназначался для гостя, который так и не соизволил явиться вовремя.       Ликс чувствовал себя немного потерянным. Он не мог сосредоточиться на праздновании и даже подарить при всех свой подарок — вообще-то, он рассчитывал провести этот день с Чанбином наедине, но это так и осталось эгоистичным желанием. У его парня есть и другие родные люди, с которыми он хотел бы провести последние дни как коллеги, — значит, глупо было бы предполагать, что для Феликса выделят целый день. Мужчина и так почти каждое утро, день и вечер ходил за ним по пятам, пробуя каждую секунду на вкус, потому что времени оставалось в обрез.       Они очевидно расстанутся, как только контракт «3RACHA» будет навсегда разорван.       — Сонбэ, а для кого последнее место? — услышал Феликс голос Джису и немного пришёл в себя, натянув лёгкую улыбку.       Бин загадочно прищурился.       — Увидите. Это будет неожиданный гость. Про него, кстати, многие из вас тут в курсе. — Чанбин направил взгляд на Джисона, чем привлёк внимание Хёнджина.       — Это про кого это он? — чуть ли не покрылся красными пятнами тот, хватая Джисона и за плечо и хихикая. — Давай-давай, жёнушка, are you cheating?       Хван тут же ойкнул, когда его ногу толкнула под столом Джису. Хан показал палец вверх и хохотнул, смотря на Хёнджина, мол, «так тебе и надо».       — Эй, ты так много английских фраз выучил? Хочешь посоревноваться, Хёнджин? — сложила руки на груди Чхве. — Знаешь, как переводится «watch your mouth»?       Феликс и Чан не выдержали и в голос усмехнулись. Хван лишь показал язык и демонстративно встряхнул блондинистыми волосами в сторону, но сразу же через секунду рассмеялся вместе со всеми. Чанбин не мог в это время не быть довольным — он действительно был рад, что в его день рождения люди веселятся, а не грустят из-за скорого разрыва контракта и ухода Бина из компании.       У него было много планов после этого, которые он не успел ещё озвучить. Например, устроиться продюсером в другой компании, поработать там какое-то время, потом, может быть, два года отслужить в армии, встретиться с родителями… Чанбин не знал, с чего ему начать, когда жизнь изменится, и зона комфорта будет потеряна. Ему уже двадцать семь — пора бы думать о чём-то, что устроит его жизнь в будущем, когда придётся заводить семью.       Он не знал, сможет ли снова встретиться с Феликсом. Но Бин хотел бы. Правда хотел бы.       Но пока он здесь — сидит рядом, вроде бы смеётся. Это были последние дни, которые они могли провести вместе, и Чанбин ценил каждый из них.       — Бинни, подай-ка мне соджу, я разолью всем, — улыбнулся Чан, прервав размышления Со, и тот кивнул, подавая зелёную стеклянную бутылочку. — Пейте умеренно только, ладно? Не хочу потом всех вас на спине нести отсюда, как когда-то нёс Чанбина и Джисона.       — Я серьёзно с тех пор ни разу не напивался соджу… — почесал затылок Джисон. — Лучше не вспоминать.       — Эй, а как же случай с пивом в Америке? — возмутился тут же Чанбин, когда присел на своё место. — Забыл что ли, или напомнить?       — А где я говорил про пиво? — нахмурился младший и ехидно улыбнулся. — Я только про соджу сказал, неправда! Я всё ещё помню, как сам вёз тебя на такси после того раза, когда ты нажрался!       — Ну-ну, хватит вам, сколько вам лет уже? — угомонил обоих Чан. — Одному вот сегодня двадцать семь исполняется, а он всё ещё большой ребёнок. Такое чувство, что я примерный отец-семьянин, серьё-ё-ёзно…       Все посмеялись. Феликс чувствовал эту странную, волшебную атмосферу — она действительно походила на семейную. Здесь только те, кого Ликс знает лично — кто помогал ему, кто был в самые трудные момента рядом и кого он безумно полюбил. Возможно, он даже был бы не против видеть сегодня на этом пустом месте Ли Минхо, как бы трудно это ни было. Но, конечно, очевидно, что в этот день он не появится.       — Ну, а если серьёзно… — понимающе закивал Чан, а затем встал из-за стола, отряхиваясь. — Я хотел бы произнести тост. Ну, или если менее официально, то поздравить от лица всех нашего Бинни.       Чанбин удивлённо поднял брови.       — Хён, это ты так позорить меня перед всеми, а тем более перед парнем решил? — гоготнул он, но Крис был вполне серьёзен.       — Не знаю, как ты это сам посчитаешь, — ответил старший. — В любом случае… Так как я проработал с тобой целых восемь лет, я во многом мог ошибаться. Мог давить на тебя, мог делать больно, да так, что ты перестал мне верить или чего ещё хуже… Но я хотел сказать о том, что за эти долгие годы я наблюдал за тем, как ты растёшь, и не только в возрасте, не говоря даже о росте… — Чанбин нахмурился, и все тихо захихикали. — Ты рос как личность, даже если я этого не замечал. И мне жаль, что я заметил это только сейчас, когда мы практически расстаёмся. Но я горжусь тобой и всем, чего ты достиг. Горжусь твоей смелостью и упорством, талантами — всем, чего ты достиг, всем, что ты приобрёл и отдал нам с Джисоном. Ты был неотъемлемой частью нашей команды, а потом стал частью семьи. Я хотел бы говорить это чаще вслух… То, что я и Джисон тебя очень любим как безумно дорогого человека. Даже если я когда-то заставил тебя почувствовать, что это не так… Знай, что я действительно всегда ценил тебя. И в день, когда тебе исполняется двадцать семь, я правда хочу, чтобы ты наконец поверил в это и, что самое главное, почувствовал. Я желаю, чтобы в будущем, возможно, где мы будем рядом намного реже, ты оставался таким же сильным, целеустремлённым, проницательным, ответственным и любящим. Я до сих пор не верю, что ты повзрослел. С днём рождения, Бинни.       Когда в помещении послышались рукоплескания и возгласы, Чан наконец увидел, как расчувствовался Чанбин. Как в глазах его застыли слёзы, и он старательно их вытирал, чтобы никто не заметил. Таким был и Джисон — его утешал улыбающийся Хёнджин. Ликс же с замиранием сердца наблюдал, как Чан расставляет руки перед своим младшим.       — Ну чего ты плачешь? Может, ты не так уж и повзрослел? — засмеялся сквозь слёзы Чан, и Бин буквально нырнул в его тёплые, утешающие объятия.       Это было как самое красивое семейное воссоединение. Феликс не мог не радоваться за них — для хёна это было, кажется, одним из самых важных событий.       Вскоре в воздухе повеяло запахом мяса с других столов, однако свининка, которую жарил на гриле Чанбин, была намного ароматнее. Несколько раз к ним даже подходил официант, предлагая жареный рис, и с ним получалось намного вкуснее. Даже если эти стены цвета полыни, приглушённый желтоватый цвет и сквозняк около окна, ведущего практически на реку Хан, располагали к себе, Феликс всё равно не мог унять это давящее чувство в груди. Будто всё не так. Будто это — лишь фальшь. Улыбки, за которыми прячется тоска и боль по тому, что через пару дней всё закончится.       Эта атмосфера исчезнет. Огоньки погаснут. Больше не появится «3RACHA» в полном составе на сцене и не улыбнётся очередному трейни, пришедшему в студию. Не сядет в жюри на шоу талантов. Не придёт больше Чанбин в танцевальный зал поговорить о счастливом времени и веснушках.       Странное ощущение. Словно боль от неизбежности окутывает всё тело. Феликс снова теряет улыбку и отводит взгляд.       — Так, ребята, кладу жареный рис, подставляем тарелки! — кричит уже пришедший в себя Бин, однако его щёки всё ещё оставались такими же красными. — Кому креветочек подложить?       — О, мне, мне! Мне креветочек!       Все вдруг переглянулись между собой, а затем посмотрели в сторону входа в ресторан. Парень с зачёсанными назад тёмными волосами, немного выделенными подводкой глазами, прекрасной чёрной родинкой на носу и бежевой толстовкой, под воротником которой виднелась белая рубашка. Джисон узнал его мордашку сразу, как и Хёнджин с Феликсом, но некоторые увидели его если и не впервые, то точно в такой обстановке, в которой никогда бы не ожидали встретить.       Хан тут же улыбнулся и помахал ему рукой:       — Ким Ёнхун, вот дела!       Чан удивлённо вскинул брови и очертил паренька взглядом — он отчётливо помнил, что где-то его уже видел, однако последние события смешались в сплошную кашу в голове. Возможно, только по знакомой улыбке и родинке Крис наконец вспомнил, кто был этот парень.       Как только Ёнхун приземлился на стул рядом с лидером, Чан изумлённо показал на него пальцем и охнул:       — Погоди, ты же… тот парень со стадиона!       Ким, кажется, на секунду потерял смысл сказанного, а затем хлопнул себя по лбу, рассмеявшись. Чан казался немного взбудораженным.       — Господин Бан Кристофер Чан, а я говорил, что обо мне в итоге расскажет кто-то из Ваших общих друзей, — добродушно воскликнул Ёнхун, чем привлёк к себе внимание. — Мы с Вами снова встретились, удивительно!       — А ты с хёном тоже встречался, Ёнхун? — удивлённо спросил Джисон.       — Судьба меня с вами постоянно связывает, будто я ваш ангел-хранитель, — прыснул в кулак Ким. — Мне нужно было бы брать с вас всех тут деньги за психотерапию. Я думаю, что я работал всё это время бесплатно!       — Невероятно, ты что, со всеми нами получается хотя бы заочно знаком? И с Феликсом тоже, и с Джисоном, и с Хёнджином? — охнул Бин. — Слушай, Ёнхун, да ты вообще друг всего мира!       — Ну, почти со всеми, — усмехнулся парень, поправив воротник толстовки, и прищурился к Джису. — Я видел Вас всего один раз, в кинотеатре. Недавно дебютировавшая, очаровательная Чхве Джису или Лия, правильно?       Девушка немного ошарашенно показала на себя пальцем, будто пыталась понять, правильно ли она всё поняла, а затем густо покраснела. Парень, кажется, был просто очарователен и благороден, словно принц из сказки. В голове посыпалось тысячи вопросов о том, был ли он когда-то айдолом, откуда такая неземная красота, и одинок ли он сейчас… Ну, последнее пролетело ненароком, однако взбудоражило Джису настолько, что по коже пробежали мурашки.       Ёнхуну стоило лишь кратко подмигнуть, как Чхве тут же спрятала взгляд в своей тарелке.       — Да, Чхве Джису, — кивнула она, и Ким рассмеялся, протягивая ей руку через весь стол.       — О, очень приятно! Ким Ёнхун, продавец сувениров, — представился он и, заполучив её ладонь, не упустил возможности её чмокнуть. Наверно, Джису готова была умереть от бабочек в животе.       Здесь уже, конечно, вздыбились Феликс с Хёнджином.       — Эй, Ким Ёнхун, ты у меня смотри, — прищурился Хван. — Я тебе, если что, до сих пор не доверяю, странная ты гадалка! Не удивлюсь, если ты владеешь чёрной магией и пытаешься охмурить нашу подругу!       Все за столом рассмеялись. Только у Лии до сих пор осталось то самое чувство, которое не покидало её до самого конца дня. Этот Ким Ёнхун… Слишком странно очарователен.       — Так, а я между прочим так и не отдал подарок имениннику! — покачал головой парень и встал из-за стола, чтобы вытащить что-то из сумки. — Что может быть лучше, чем бесплатные сувениры из моей лавки? Это, кстати, если что, реклама! Всех приглашаю к себе, даю скидки друзьям!       В его руках оказалась музыкальная шкатулка в коробочке, которую продавец тут же протянул. Чанбин охнул, когда взял её, — кажется, это было что-то действительно драгоценное, волшебное и необычное. Особенно, уж если это дарит сам Ким Ёнхун — в его подарках всегда есть подоплёка, скрытый и глубокий смысл.       — В этот раз я пытался, на самом деле, выбрать что-то не настолько философско глубокое, но в итоге всё равно остановился на шкатулке. — Ёнхун осторожно повернул рычажок в виде ключика, открыв коробку, и заиграла какая-то знакомая мелодия. — Слышите, да? Мы специально запарились, чтобы она играла одну из ваших лирических песен. Я хотел подарить Вам что-то памятное. Особенно, если это музыкальная шкатулка — символ воспоминаний. В общем, хотел увековечить нашу с Вами встречу, ещё тогда, когда Вы шесть лет назад купили у меня кулон. И хотел бы быть Вам близким другом, которому Вы можете доверить свои переживания. В общем… хочу пожелать духовного процветания и исполнения тех желаний, которые так долго Вас терзают изнутри. И чтобы Вы обязательно были счастливым, Со Чанбин. Вот, что самое главное.       Его улыбка ослепила, кажется, всех людей в округе. Бин с изумлением смотрел на подарок, не в силах оторваться, — с Ким Ёнхуном они встречались совсем не так часто, но, кажется, этот парень действительно оказал на Со огромное влияние. Своими советами, наставлениями, а так же тем, что сыграл огромную роль в отношениях с Феликсом. Если бы не он, Чанбин бы, наверно, так и оставался стоять на одном месте. Кто знает, где он был бы сейчас?       Бин осторожно поставил коробку на стол, а затем крепко обнял Ёнхуна. Только так, как тот заслуживал.       — Спасибо, братан, — слетел с его губ смешок, когда Ким охнул и завертел головой, смотря на лицо каждого из гостей. — Давай как-нибудь почаще пересекаться.       А кто же знает, где был бы сейчас Ким Ёнхун, если бы не судьбоносная покупка подвески и снежного шарика?       — Обязательно, куда я денусь, — хихикнул продавец, похлопав именинника по спине и оторвавшись. — Тебе, хён, если я могу так тебя называть, ещё долги мне выплачивать за те сеансы.       Громкий смех означал единство. Наверно, они все здесь сыграли очень важную роль в становлении друг друга. Из цепочки не мог вылететь хотя бы один человек — всё взаимосвязано, и от этой мысли Феликс, наблюдающий за идиллией, невольно поёжился на одном месте.       — Так, я всё ещё хочу креветочек! — нахмурился Ёнхун и снова уселся на своё место. — Надеюсь, они ещё не сгорели.       — Всё как раз готово! — подмигнул Чанбин и снова взял щипцы в руки.       А дальше бесконечные разговоры на разные темы, шутки и подколы. Всем, кажется, было безумно весело — даже Джисону, который вначале казался мрачным и тоскливым. Видимо, на это значительно повлиял пришедший Ким Ёнхун — уж его-то шутки принимали абсолютно все. Один лишь Ликс продолжал молчать и слушать краем уха, ковыряясь палочками в тарелке с рисом и креветками.       Это Феликс такой странный? Или только одного его не покидает чувство, которое давит на сердце и заставляет ощутить расходящуюся мурашками тревогу?       Особенно на это влияет алкоголь, который распаляет его веснушчатые щёки и заставляет мозг плавиться. Конечно, стоило поскорее завязать, потому что даже одна бутылка влияет на парня пагубно, но сейчас, когда вокруг тебя тошнотворный смех, хочется исчезнуть отсюда подальше.       — Так-так-так, попрошу у всех внимания! — вдруг воскликнул Чанбин и поднял рюмку соджу, постучав по ней ложечкой.       Разговаривающие между собой гости переглянулись и вновь устремили взгляд на Бина. Феликсу же пришлось вылезти из собственных мыслей, чтобы поймать себя на том, что он, кажется, всё пропустил. Его парень, его мужчина стоял прямо рядом с ним и уверенно привлекал внимание.       — Не знаю, насколько правильно говорить тост на своём же дне рождении… — усмехнулся Бин, почесав затылок.       — Ничего, мы привыкли, что ты себя любишь! — вставил между делом Джисон, и все хохотнули.       — Нет-нет, это, на этот раз, не про меня, — отрицательно завертел головой Чанбин и немного поник носом в стол, подбирая нужные слова. Он будто заучивал их наизусть, и только сейчас всё забыл. — На самом деле, сейчас не самое лучшее время говорить именно об этом, потому что мы все с вами пытались последние дни проводить весело, не думая о том, что будет через несколько дней…       Он сглотнул и осторожно собрал практически невидимые слёзы с кончиков глаз. Можно было заметить, как все гости заметно помрачнели — теперь их лица не озаряли веселье от алкоголя и радость от улыбок. Феликс посмотрел на Чанбина снизу вверх и затаил дыхание — вот, что это было за чувство.       Один лишь Ёнхун заломил брови к переносице и прошептал сосредоточенному Чану на ухо:       — А я тут один не в курсе, что будет через несколько дней? — Получив недовольный взгляд в свою сторону, Ким открестился от своих слов и неловко улыбнулся.       — Я тоже планировал в этот день веселиться. Знаете, день рождения, всё такое, праздники… Но, теперь уже официально, когда «3RACHA» распадётся через три дня, я уйду из компании, и об этом узнает общественность… — Чанбин заметил, как удивлённо вытянулось лицо Ёнхуна, и он охнул, прикрывая рот рукой, — я хотел бы сказать то, что считаю нужным. Наверно, прежде всего, поблагодарить Чана и Джисона. За то, что были со мной всё это время, за то, что мы пережили с вами вместе… Неважно, какими были эти воспоминания — каждое из них превратилось в нашу с вами историю. Я чувствую, что вы стали моей настоящей семьёй, и я всё равно буду встречаться с вами, даже и не думайте прятаться!       Чан сквозь слёзы усмехнулся и покачал головой. Джисону принять эти слова было немного труднее — он поджал губы и, нахмурившись, отвернулся, чтобы всхлипнуть, пока никто не видит. Хёнджин вздохнул и мягко погладил его по плечу.       — Ким Ёнхун, — вытянул руку в сторону парнишки, — ты, наверно, до конца не был в курсе того, что мы с «3RACHA» распадаемся.       — Уж как я расстроен, ты не представляешь, — фыркнул Ким в сторону.       — Наверно, это потому, что мы с тобой не были так близки. Но ты не представляешь, как помог мне в трудное время, когда я не находил надежды вообще ни в чём. А ещё ты очень сильно повлиял на моё мировоззрение. Не думаешь, что нам стоит быть друзьями? Я считаю, что это отличная идея. Будем узнавать друг друга получше, когда я войду в новую жизнь.       — О, мне уже не придётся, я и так о тебе много знаю, — подмигнул Ёнхун и мило улыбнулся. — Я очень рад, что так дорог тебе, хён.       — Хван Хёнджин и Чхве Джису, — широко улыбнулся Чанбин, показывая на этих двоих. — Я помню вас ещё трейни, которые сидели с нами за одним столом и рассказывали смешные истории. Я за многими стажёрами наблюдал, но то, как вы выросли… Наверно, я запомню ваш путь очень хорошо. А ещё я очень благодарен за то, что вы были так заботливы с людьми, которых я считаю семьёй.       Хёнджин приободрёно притянул к себе Джисона и довольно приподнял уголки губ. Одна лишь Джису немного не поняла, про что говорил Чанбин.       — Сонбэ, а о ком я… — заикнулась она, как тут наткнулась взглядом на сидящего рядом Феликса. Её щёки тотчас вспыхнули, и Чанбин кивнул.       Ликс, слушающий речь Чанбина, вздрогнул и поднял голову вверх. Бин растрепал его тёмные волосы, и в его взгляде проскочила нотка горечи. Он тоже не хотел расставаться. Он тоже не хотел прощаться.       — Сорванец. Помню, как встретил тебя впервые. Ты врезался в меня в коридоре, раскидал все анкеты трейни и поставил мне на лбу огромную шишку, которую я не мог даже чёлкой прикрыть. Я, наверно, ударился головой настолько сильно, что влюбился в тебя с первого взгляда. — Феликс мог на это только грустно улыбнулся. Наверно, только когда Бин говорил о Ликсе, все молчали. — И с тех пор я не мог смотреть ни на кого, кроме тебя. Наверно, именно ты подтолкнул меня так, что теперь я нахожусь здесь прямо сейчас. Кто знает, где бы я был, если бы ты никогда не прилетел в Корею и не пришёл на прослушивание в «JYP». Возможно, всё моё вдохновение так бы и стояло на одном месте… — Чанбин не мог не шмыгнуть носом, протирая глаза. — Я просто счастлив, что ты появился у меня. Что я теперь могу сказать сам себе, что смог пожертвовать чем-то ради любимого человека. Я не жалею ни о чём, потому что ты стал для меня важнее всего на свете. И я хотел бы поехать с тобой в Австралию, познакомиться с твоими родителями, погулять за руку на причале, посмотреть на море и попробовать этот противный веджимайт, потому что это ты. Потому что ты — моя семья, Хэнбокки. И мне так жаль, что я должен покинуть эту семью ради того, чтобы её защитить.       Феликс не выдержал и отвернулся, устремив взгляд в тарелку. Он еле сдерживался, чтобы не расчувствоваться перед всеми. Даже ладонь Джису на плече не помогала — тревога окутала всё тело. Словно всё, что происходит, — ужасно неправильно.       — Мне ужасно жаль, что я ухожу. Я не знаю, когда снова смогу встретиться с вами и когда компания мне это разрешит. В свой день рождения я обещал, что мы все с вами будем веселиться, будто ничего не происходит, но я не могу об этом не сказать. Спасибо, что были со мной всё это время. Спасибо, что поддерживали, что не отрекались, даже когда я наделал столько ошибок… Спасибо, что находитесь даже сейчас в этом ресторане вместе. Я чувствую, что я не один. И вы, пожалуйста, знайте, что я есть у вас всегда, куда бы вы не пошли, потому что члены семьи должны друг друга поддерживать. — Он на секунду застыл, вспоминая что-то. — Джисон, ты говорил нам, что когда-нибудь мы получим своё, и нас ждёт счастливый конец. Я до сих пор верю в это. Мой счастливый конец — это вы. Я люблю вас, ребята.       Сначала стояло звенящее молчание. Чанбин даже подумал, что сказал что-то неправильно, но все его мысли вытеснило хлопание руками. Первым отозвался Ёнхун, смахивая слёзы, затем Хёнджин и Джису, а потом и Джисон с Чаном. Трогательная речь превратилась в рукоплескания и радостные возгласы, и все выпили за неё. Наверно, все, кроме Феликса.       Только он остался сидеть неподвижно, пряча стеклянный взгляд в ногах. Это невыносимо. Наверно, только ему здесь настолько больно.       Когда Чанбин первый раз сказал о готовности пожертвовать собой и карьерой, Ликс думал, что переживёт это в любом случае. Почему-то именно мысль о том, что это произойдёт не так скоро, заставляла его выдохнуть и мечтать. Только сейчас эти волшебные разбивались вдребезги, словно морские волны о камни. Не такого конца Феликсу хотелось, не такой конец он себе представлял.       Ликс думал о «навсегда». Оказалось, что это «навсегда» — всего лишь пустой звук.       В какой-то момент парню стало невыносимо душно. Феликс чувствовал, будто ему перекрыли кислород, и он задыхается, отчаянно хватаясь за расплывающиеся силуэты людей и обрывки воспоминаний, что рассеивались вместе с колючим воздухом, обжигающим горло.       — Ребята, может ещё по пиву закажем? — ярко предложил Хёнджин, сжав ладонь в кулак.       — Я пас, — завертел головой Джисон. — С меня хватит алкоголя, тем более пиво я не люблю.       — Да, я тоже пас. Уже достаточно напилась… — фыркнула и Джису. — Мне месяц назад исполнилось девятнадцать, но я уже терпеть не могу алкашку…       — Ну вы скучные… Ликс, будешь пиво? — в надежде протянул Хван. — Давай, как в старые-добрые сейчас бахнем…       Феликс не может этого вытерпеть, как бы не старался.       — Извините, мне нужно… — вдруг встал он из-за стола и коротко поклонился, взбудоражив всех. Ёнхун странно нахмурился. — Мне нужно выйти подышать свежим воздухом… Я скоро вернусь, извините ещё раз.       Ему стоило захватить одну сумку и быстро выйти из ресторана, оставляя за собой недоумённые взгляды. Невозможно было не заметить, как его лицо исказилось то ли из-за тошноты, то ли из-за горечи. Как выступили неровные морщинки на лице, как скривились губы в тонкую, изогнутую линию и заломились брови. Самыми пронзительными были глаза — намокшие, сломленные и заметно подрагивающие в зрачках.       — Чего это с ним?.. — недоумённо выдал самым первым Джисон. — Он выглядел таким хмурым…       — Может, ему не понравилась идея с алкоголем? — задумчиво пробормотал Хёнджин и тяжело вздохнул — никто так и не захотел выпить с ним пиво.       Только лишь Чанбин так и продолжал смотреть на закрытую дверь на улицу. Феликс в последнее время очень сильно его волновал практически во всём — в настроении, мотивации и желании что-либо делать. Бин во многом сомневался, но то, что Ликс крайне тяжело переносит расставания, он точно понимал.       — Нужно, чтобы кто-нибудь пошёл к нему, — внезапно серьёзно сказал Ёнхун, положив руки на стол и скрепив их в замок. Его взгляд тут же упал на Со, и тот повернулся. — Мне кажется, что он воспринял всё близко к сердцу. Я целый вечер за ним наблюдал, Феликс не был весёлым и даже не старался это показать.       Гости переглянулись между собой. В сердце Чанбина засела тревога, как ни кстати прожигая остатки оптимистичного настроя. Наверно, это был очевиднейший намёк.

***

      Феликс быстро выходит из ресторана, не обращая внимания на взволнованных официанток и людей, на которых он случайно напоролся. Неважно, что они так грубо обматерили его за это, потому что Ликса волновал только свежий воздух. Он хватается за ближайшую стену, опираясь всем телом, и делает много быстрых вдохов и выдохов. Щёки сразу же налились красным, и это стало заметно при свете тусклых фонарей. Невыносимо. Жар обдаёт внутренности, доходя до самой глотки, словно прямо сейчас Феликс глотнул терпкого алкоголя без закуски.       Он знает, что у реки Хан намного прохладнее. Поэтому ватные ноги буквально из последних сил несут парня туда, как бы тяжело ему ни было. Феликсу безумно больно, физически и морально, и одно определённо вытекало из другого. Та речь Чанбина засела в голове и не желала выходить ни при каких обстоятельствах.       «И я хотел бы поехать с тобой в Австралию, познакомиться с твоими родителями, погулять за руку на причале, посмотреть на море и попробовать этот противный веджимайт, потому что это ты. Потому что ты — моя семья, Хэнбокки. И мне так жаль, что я должен покинуть эту семью ради того, чтобы её защитить».       Вид на берегу реки Хан был безумно красив в ночное время. Фонари на длинном мосту освещают её гладь цветными дорожками, и каждый изгиб волны переливается калейдоскопом. Лёгкий бриз едва мог колыхать пушистые, раскидистые деревья, которые оставались позади берега. Феликс поднимает взгляд вверх — на другой стороне красовались величественные небоскрёбы, напоминающие ему Сидней.       Как же ему хочется скрыться от всех проблем, которые обуревали его, в мамином доме. Там, где остались его прежние друзья, там, где дразнятся сёстры и где можно сходить на море даже зимой. Там, где он навсегда забудет то, что случилось за этот год.       Но, возможно, ему всё-таки не хочется забывать.       Глаза снова предательски мокнут, и Ликс отчаянно пытается стереть слёзы. Губы сами собой дрожат, грозясь вызвать истерику прямо здесь, на улице. Парень проделывает несколько раз дыхательную гимнастику, чтобы успокоить нервную систему, но толком не помогает. Как только голос Чанбина в голове становится громче, влага скапливается в уголках глаз, и скулёж выходит сквозь зубы наружу.       — Эй, о чём ты думаешь, Бок-и?       Ликс перестал слышать всё остальное, когда он появился сзади него. Даже надрывное кваканье лягушек стихло. Феликс резко повернул голову и охнул, тут же отворачиваясь. Здесь только что никого не было, но мужчина появился словно из ниоткуда.       — Хён… — дрожащим голосом выдохнул Ликс и прокашлялся. — Откуда ты здесь?..       — Я следовал за тобой, — поравнялся Чанбин и положил парню руку на плечо, оглядывая лицо в тени. — Что случилось, Бок-и? Ты устал наверно, да?       Шоколадные глаза прятались от контакта. На самом деле, Феликсу ужасно хотелось спрятаться ото всех, а не разговаривать, но голос Чанбина чужим никогда не казался. Лёгкий ветер растрепал тёмные волосы Ликса, и он быстро постарался зачесать их обратно. Тревога снова осела на его плечи почти невидимой дымкой.       — Здесь красиво, правда? — задумчиво произнёс Бин, пытаясь настроить парня на разговор, но тот сжался только больше.       — Уходи обратно, хён, тебя наверняка все ждут… — сдавленно ответил Феликс. — Зачем ты пришёл? Я же сказал, что скоро вернусь…       Бин оторвал взгляд от водной глади и посмотрел на Ликса снова. На плечи трейни мягко спадали темные, блестящие под лунным светом локоны волос, превращённые в аккуратный маллет, губы немного подрагивали. Он, кажется, видел этот момент во сне. В том сне, где признавался в любви и танцевал. Однако здесь Феликс уже не улыбался — он был поломан ужасной реальностью, пытался сдерживать эмоции и не был уже уверен ни в чём. Старался проживать последние дни вместе с хёном, но чем ближе оказывался к концу, тем больше боялся.       Тот сон… Был ли он пророческим? Знал ли Чанбин с самого начала, что окажется у реки Хан вместе с Феликсом? Может быть, ту нерешительность и неопределённость олицетворял далеко не тот самодовольный образ Ликса из грёз?..       — Поговори со мной, — вдруг сказал Чанбин и осторожно провёл от плеча к шее, дотрагиваясь до кожи, покрытой мурашками. Феликс приоткрыл покусанные губы и, зажмурившись, снова их сжал. — Пожалуйста, мой мальчик. Я знаю, что тебе нелегко.       Ликс стиснул в руке сумку. Его зрачки странно подрагивали, словно Феликс насильно пытался подавить слёзы. Все эмоции как будто перекрутили в мясорубке, засунув обратно в выпотрошенное сердце, и оставили там, не обращая внимание на пронзительную боль. Но парень чувствовал её — острое ощущение, рассеивающееся до самых кончиков пальцев, было похоже на ледяной заточенный кол, воткнутый по самые кишки. Так, что волосы на затылке шевелились от страха и невыносимой безысходности.       Нелегко — это мягко сказано. Это сравнимо с отсечением конечностей поочерёдно. На долгую, мучительную смерть.       — Бок-и, — с тяжестью повторил Чанбин. — Пожалуйста, не молчи, мой хороший.       — Я хотел… — вдруг вымолвил младший, осмеливаясь поднять сумку и расстегнуть её, — отдать твой подарок. Просто… не хотел при всех.       Бин замер в небольшом непонимании. Феликс трясущимися пальцами дёрнул за молнию и полез за чем-то, бормоча под нос случайные слова. Вскоре в его руках оказалась коричневая деревянная рамочка с фотографией — той самой, что ещё месяц назад Ликс обещал распечатать. Где их счастливые улыбки сияют ярче слегка голубоватого снежного покрова, отливающего светом фонарей и полной луны.       Чанбин потерял прежнюю улыбку, тяжело сглатывая так, чтобы ком в горле провалился обратно.       — Когда я ходил её распечатывать, я не думал, что в этот же день произойдёт что-то, что заставит нас принять такое решение, — сказал парень, поджимая губы. — Откуда я должен был знать… Я хотел думать только о том, что у нас есть совместное будущее, хён. Я хотел, чтобы мы запомнили момент, когда сблизились, «навсегда». Чтобы у нас всё было «навсегда». И я хотел подарить тебе эту фотографию, сказав что-то вроде «давай будем вместе навсегда»…       Феликс не выдержал и надрывно всхлипнул. Чанбин дрожащими руками дотронулся до чужих холодных ладоней, которые продолжали держать деревянную рамку. Лицо мужчины исказилось от боли, которую он не был в силах больше скрывать.       — Было так наивно думать об этом «навсегда», правда? — поднял мокрые глаза на Бина Феликс, и одна слезинка скатилась по горячей щеке.       — Думать про это совершенно нормально, — покачал головой Чанбин, еле сдерживаясь, но в тени век всё равно застыли жемчужны влаги.       — Ты врёшь, — всхлипнул ещё раз Ликс, заставив чужие ноги подкоситься. — Ты же не верил в это сам.       — Нет, я верил.       Чанбин соврал. Конечно не верил. И понимал всё с самого начала.       — Как ты мог в это верить, если придумал идею про конец карьеры ради меня сам? Как, если ты заранее приготовился к тому, что мы расстанемся? — учащённо задышал Феликс, и слёзы беспорядочно заструились по его лицу. — Я хотел… Я до сих пор хочу, чтобы мы поехали в чёртову Австралию, погуляли у блядского причала, чтобы я познакомил тебя с родителями, чтобы мы провели рождество вместе и посмотрели на первый снег, прямо как мы и мечтали, я до сих пор хочу!..       — Я тоже… я тоже этого хочу, Бок-и, — заплакал Чанбин, роняя фотографию на мягкую траву и буквально цепляясь за чужие плечи. — Знаешь, как сильно… как сильно я этого хочу? Чтобы ты был со мной рядом, вот здесь, и я держал тебя за руку…       Бин взял его ладонь в свою и мягко ощупал — такую безумно родную и любимую. Плачущий Феликс в его руках весь такой родной и любимый, что Чанбин не может не рыдать сам. Он не перестанет любить его ни на секунду, потому что Бину больше ничего не было нужно. Феликс — его воздух, его смысл, его вдохновение, его спящий музыкант.       — И чтобы мы танцевали… — прошептал Бин, прижавшись своим лбом к чужому. — Именно мы, не ты один… Танцевали с тобой вместе. Чтобы кружились и ни о чём не думали…       Феликс затравленно всхлипнул, сжимая зубы, когда Чанбин вытянул их руки в сторону, положил свою ладонь на талию, не отмыкая ото лба. Ликс рефлекторно схватил чужое плечо и встал в стойку. Грудь к груди, и Со чувствует чужое сердцебиение. Оно такое же быстрое, как и его сейчас. Феликс такой тёплый. Его хотелось касаться и дальше.       — Вот так… — продолжал шептать Чанбин, медленно двигаясь в такт неслышимой музыки. — Шаг вправо… Раз… Два… Три…       Они плакали в унисон, и их тела кружило в медленном, чувственном вальсе. Феликс не понимал, что делает, но подсознательно ощущал, будто это последний раз. Сладостный миг, когда Чанбин держит его в своих руках, рассеется, словно его никогда не было. От этой мысли истерика накатывала взрывной волной, и Ликс, не стесняясь, громко рыдал, пока его видит лишь хён. Его сонбэ.       Бин открыл мокрые, заплывшие глаза и посмотрел на парня. Веснушки, распухшие губы, красные щёки. Он настолько близко, но в то же время настолько далеко…       — Раз… Два… Раз…        Чанбин забыл, как считать. Останавливаться не хотелось. Отпускать не хотелось. Феликс сейчас так близко. Настолько близко находиться рядом и мечтать было нельзя. Ладонь Ли такая нежная. Его черты лица такие невероятные. Его чайно-шоколадные глаза, блестящие под лунным светом, такие невероятные. То, как Феликс танцевал, было просто фантастическим.       — Я люблю тебя, — на выдохе произнёс Чанбин, когда сердце готово было разорваться на куски. Феликс отчаянно схватился за него, словно он исчезнет. — Я здесь… Я здесь, милый, я люблю тебя…       В этот момент, наверно, взорвались оба. Ликс порывисто вцепился в мужчину и поцеловал, как будто в последний раз. Даже несмотря на солёный вкус слёз, отдающийся на языке, Феликс всё равно чувствовал карамель.       Они медленно оседают на влажную траву рядом с фотографией в рамке, продолжая целоваться в тени раскидистого дерева. Через три дня они расстанутся, через три дня всё закончится. Чанбин не готов был отпускать, Феликс не готов был прощаться. Этот поцелуй будто был спасительным, и Ликс из последних сил оставлял в себе надежду, что, если зацепиться за него, можно что-то исправить. Как волшебство, как любовь, как карамель.       Почему это волшебство не спасает мир, как в сказках? Почему Чанбин так и не может заполучить своё, как говорил Джисон? Свой собственный счастливый конец с Ли Феликсом?..

***

[ОБНОВЛЕНИЕ] «Продюсерская хип-хоп команда «3RACHA» объявила о прекращении деятельности трио и распалась после восьми лет существования».

      [+148] [-12] Не верю… Нет, я не верю, этого не может быть… Я до последнего верила в то, что они продлят контракт, как же так!       [+273] [-25] Радует то, что Бан Чан и Хан Джисон остаются в «JYP» как продюсеры… А что случилось с Со Чанбином? Почему он не остался с ними и ушёл? Неужели конфликт?       [+231] [-62] Мы не знаем всей ситуации, но мне кажется, что дело тут не только в том, что они сами захотели распасться… Может быть, у Со Чанбина были проблемы с CEO? Или не устраивали условия продления контракта?       [+316] [-49] Это очень грустно… Но, кажется, по некоторым сводкам ходят слухи, что «JYP» скоро выпустит на сцену нового сольного артиста, которого спродюсировал SpearB. Помните Ли Феликса с шоукейса примерно год назад? Может, следом за ними дебютирует кто-то новый?..              Последний раз Чанбин вдыхает воздух в собственной комнате общежития. Он специально не проветривал её как обычно, чтобы не растерять этот знакомый запах. Похож на мокрую древесину, слегка сладковатый, с нотками скошенной травы и свежемолотого кофе. В руках большой чемодан с вытянутой ручкой — ему нужно съехать сегодня же, как раз после дневного объявления о том, что «3RACHA» распалась.       Новости расползлись по всем СМИ практически сразу. Журналисты поджидали у компании, у здания тренировок, терроризировали стафф и трейни, однако Бин рассчитал всё. Он уедет раньше, чем пресса поймёт, что его нет в центре трейни и айдолов. Меньше всего ему хотелось сегодня сталкиваться с ними.       Чанбин напоследок садится на кровать, ощупывая покрывало с матрасом. Она такая мягкая. Помнится, как он плакался в плечо на ней Джисону, а потом лежал с Феликсом, целуясь и обнимаясь. Мужчина жил тут целых восемь лет — столько произошло за это время, столько плохого и хорошего. Каждое воспоминание оставалось отпечатком на сердце, которое проваливалось тяжестью в пятки. Чанбину было ужасно тяжело расставаться с этим дорогим и родным местом.       Он встаёт, глубоко вздохнув, и подходит к столу, проводя кончиками пальцев по деревянной глади. На ней до сих пор остались пятна чернил, которые появились во время написания стихов. Наверно, Чанбин никогда не забудет, сколько родилось на этом месте строчек, связанных рифмой. Какими бы они ни были, — болезненными или сквозящими счастьем, — Бин никогда не выкинет из памяти ни одну из них.       С тяжёлым сердцем Чанбин последний раз смотрит на слегка колыхающиеся занавески, после чего выходит из комнаты. У стены уже стоит Чан, скрестив руки на груди. Бин оглядывается в сторону двери в спальню Джисона — у неё, прислонившись спиной к проходу, нервно топает ногой Хёнджин.       — Он так и не выходит? — устало спросил Чанбин у Криса, и тот покачал головой.       — Совсем нет. С самого утра.       — Ему, наверно, очень тяжело… — вступил в диалог Хёнджин почти шёпотом, уронив зардевшееся лицо в ладони. — Он постоянно плачет. До сих пор не верит в то, что Вы уходите.       Чанбин медленно подошёл к двери и поравнялся с Хваном.       — Дурак он, — вздохнул Бин. — Я же не навсегда с ним прощаюсь…       За стеной послышалось болезненные всхлипывания и рваное дыхание, перебиваемое плачем. У Чанбина сжалось сердце — когда Бину нужно было выплакаться, младший был тут как тут. А когда именно ему потребовалось чьё-то плечо, Чанбин помочь не мог. Он хотел бы увидеться с Джисоном последний раз перед тем, как съедет. Поговорить о чём-нибудь, пообниматься в кровати, дать советы. Но это невозможно.       — Джисон-а… — чуть громче проговорил мужчина, постучав костяшкой пальца по стене. — Я уезжаю. Я позвоню вам, как только смогу, ладно? Пожалуйста, не переживай так сильно… Хён всё равно всегда рядом, даже если не живёт по-соседству.       Похоже, всхлипывания лишь усилились. Хёнджин доблестно подавил слёзы, однако не мог не заметно сморщиться. Будь проклята вся его эмпатия, особенно в сторону родных людей — Хван чувствовал эмоции своего парня, пропуская через себя.       Бин положил его руку на плечо и грустно улыбнулся.       — Не пойдёшь вниз?       Хёнджин отрицательно помотал головой.       — Извините. Буду рядом с ним. Может, в какой-то момент хён откроет, и я смогу его поддержать. — Хван тоже улыбнулся, когда Чанбин понимающе кивнул. — Спасибо Вам за всё. Надеюсь, я увижу Вас ещё когда-нибудь настолько близко, как в тот день, когда пришёл на прослушивание.       — Нам нужно как-нибудь прошвырнуться и выпить по пиву, ладно? — усмехнулся Бин, но затем снова потерял улыбку, переведя взгляд на еле видный дверной проём. — Главное… Защищай Джисона. Заботься о нём и не давай в обиду, ладно? Я на тебя рассчитываю. Смотри мне. Если что, я даже не подумаю о том, что Джисон тебя любит!       Хёнджин тоскливо посмеялся, проводя ладонью по деревянной глади. В его глазах стояла безмерная любовь — Чанбин видел это и понимал. Пугал, просто чтобы убедиться.       — Обязательно. Вы во мне не ошибётесь, честно.       Они обнялись с Хваном последний раз, после чего Чанбин с тяжёлым сердцем подошёл к Чану, стиснув в руке ручку чемодана. Он выглядел ещё более разбитым, чем когда подписывал новый контракт. Всё, что он мог сейчас сделать, — просто отпустить. Но, Чанбин уверен, что Крис хотел бы сделать больше.       — Уже готов? — спросил он, подняв на младшего стеклянные карие глаза. Чанбин кивнул. — Там внизу, на заднем дворе, уже стоит машина. И… Феликс с Джису тоже там. Вышли провожать.       Они оба чувствовали, как это будет тяжело.       Спуск лифта казался бесконечно долгим. Время для Бина летело безумно медленно, как бы он ни старался его ускорить. Так же растягивалась боль — как вязкая, противная смола, стекающая по сердцу и затрудняющая его бег. Чанбин обеспокоенно ощупал грудь и выдохнул в осознании, что, почему-то, слишком спокоен. Наверно, эмоции притупились в последние дни, в которые он доделывал последнюю работу, собирал вещи и проводил время с Феликсом.       Он считал это важным. А ещё думал, что испугается видеться с ним в последний раз. Однако никакого страха в груди не было — лишь полное опустошение и желание, чтобы поскорее всё закончилось…       Когда Чанбин видит Феликса, стоящим рядом с Джису на заднем дворе, сердце практически полностью замирает.       …и чтобы никогда не кончалось.       — Вы уже здесь? — вымолвил Бин, когда вышел из здания. Ликса одёрнуло, и он вздрогнул, с испугом в глазах взглянув на старшего. Джису охнула и поклонилась.       — Я думала, проводить Вас было бы лучшим решением, — ответила Чхве, и мужчина улыбнулся ей. Лишь один Феликс молчал — он весь раскраснелся, казался немного взъерошенным и оторванным. Было похоже, что он готовился к этому всё утро, но сейчас, когда наступил тот самый момент, растерял свою уверенность и расчувствовался.       Чанбин загрузил чемодан в багажник такси и тяжело вздохнул. Водитель спросил, когда Бин будет готов, и он попросил пару минут, чтобы попрощаться. Именно в этот момент он понял, как его тело пронзил неясный озноб — кожа на лбу лоснилась от пота, в лёгкой одежде стало невыносимо жарко, и в переносице что-то сжалось. Как будто Бин готов был заплакать прямо здесь и сейчас, но снова не мог.       Он с трудом вытер глаза от влаги и подошёл к ребятам. Чан поджал губы и опустил голову, то и дело приподнимая брови, чтобы не лить слёзы, но эмоциям всё было видно. Джису была не столько встревожена отъездом Чанбина, сколько состоянием Феликса — он старался на старшего не смотреть и пытался представить, что всё хорошо.       — У меня времени не так много… — выдохнул Чанбин, покачав головой, и посмотрел на Криса. — Хён, я позвоню тебе, наверно, сегодня вечером. Мы обязательно должны пойти пообедать, пока у нас ещё есть возможность.       — Я хотел бы… сделать для тебя больше, — вдруг сказал Чан, подняв на младшего мокрые глаза. Его голос надломился. — Прости, что не сделал, пока мог…       — Эй, не прощайся со мной так, будто я умираю, — грустно усмехнулся Чанбин и тут же нырнул в объятия. В руках Чана было тепло, и от этой теплоты у Бина оттаяло сердце. Он не мог не скривиться, чувствуя, как боль пронзает всё тело острым, заточенным копьём. — Я… Я всё равно тебя не виню, хён, ты же знаешь…       Чанбин хотел было сказать ещё что-то, пытаясь ухватиться за оставшиеся секунды объятий с Чаном, как тут уловил фигуру, стоящую за стеклянной дверью. Блондинистые волосы, спадающие на лоб, бледная, молочная кожа, подрагивающие губы и миндалевидные янтарные глаза, похожие на кошачьи, которые с отливающей блеском виной смотрели на прощание.       Они с Минхо пересеклись взглядами всего один раз, после чего он, тяжело выдохнув, развернулся и быстро растворился, словно его и не было. Чанбин опустил усталые глаза в нагретый солнцем асфальт и наконец отпрянул от объятий.       — Если ты и можешь сделать больше, хён… — вздохнул он, сглотнув, — то сделай это для Минхо. Пока он ещё совсем не потерял себя. Мне кажется, ты ему важнее, чем я думал.       Чан затаил дыхание, на секунду вспоминая события месяц назад, и решительно кивнул. Чанбин был прав. Пока это ещё возможно, нужно сделать всё, чтобы дать Хо вдохнуть свежего воздуха и зажить новой, нормальной жизнью.       Облака сгустились над ними, перекрывая путь лучам яркого солнца, когда Чанбин посмотрел на Джису с Феликсом. Ликс всё ещё пытался не смотреть, будто мог что-то этим изменить. Бин прекрасно знал, что парень верил до последнего в то, что всё будет хорошо, но все надежды разрушались по маленьким кирпичикам, словно старый, подкосившийся дом в глуши. И весь их сказочный, волшебный мир разрушился вместе с остатками мечт, которые они так долго строили.       Чхве отвела взгляд в сторону и отошла на шаг назад. Чанбин чувствует, как тело в его руках всё никак не желало расслабляться — даже когда старший положил ладони на его плечи, Феликс сжался ещё сильнее, зажмуриваясь.       — У нас совсем не так много времени, Бок-и, — дрожащим голосом прошептал мужчина. — Если ты будешь продолжать, то…       — Мне так больно…       Чанбин буквально перестал дышать. Если до этого его относительное спокойствие не выходило из колеи, то сейчас дамба буквально разломилась пополам, и эмоции хлынули наружу. Бин на несколько секунд опустил голову, позволяя слезам скатиться по щекам, а после снова поднял.       — Как… Как тебе больно, Бок-и? — спросил он, пытаясь заглянуть в перекошенное от страданий лицо. — Что ты чувствуешь?       — Я чувствую… как будто ещё чуть-чуть, и я умру.       Как будто они снова на краю этого обрыва и не знают, куда им стоит идти дальше. Их руки намеренно пытаются расцепить, разлучить навсегда. Чанбин не хотел этого ровно так же, как и Феликс, но ничего поделать не мог. На израненном сердце больше некуда наносить увечья — оно погибает в агонии пульсирующих, болезненных рубцов и шрамов.       — Я не представляю, как я снова буду… Если останусь один, — всхлипнул Феликс, подняв на Чанбина покрасневшие от слёз глаза. — Есть ли вообще что-то ещё больнее, чем это?..       Бин покачал головой.       — Ты глупый. Ты не останешься один, — сказал он, грустно улыбнувшись. — Ты не один, слышишь? У тебя есть друзья, у тебя есть семья и карьера. Эта боль пройдёт, время залечит раны, даже если в твоей жизни не будет меня.       — Без тебя я всё равно как будто один.       Острое чувство, пронзающее нервные окончания, не давало Чанбину сдвинуться с места. Он мечтал о том, чтобы остаться с ним хотя бы ещё один день. Ещё одну ночь полежать в кровати и не спать вообще, а потом просить ещё и ещё… Потому что насытиться Феликсом невозможно — безумное, отрадное чувство медленно превращалось в адскую агонию. Никому не хочется терять и расставаться.       Чанбин думал, что любить намного сложнее, чем отпустить. Так ли это на самом деле, если прямо сейчас, когда чувства разрывают их на куски, сделать шаг назад практически невозможно?       Старший порывисто обнял его, прижимаясь всем телом и словно прирастая к нему подобно паразиту. Наверно, этот паразитизм Феликс готов был бы терпеть всю оставшуюся жизнь. Он буквально впивается в мужчину руками, тихо рыдая ему в плечо, и та любовь, что скрепилась меж их сердцами красной лентой первого снега, наконец ощутилась Ликсу самой искренней и настоящей.       — Три года, Бок-и, — прошептал вдруг парню на ухо Бин, когда практически оторвался. Феликс вздрогнул, и от пронзительного голоса по телу пробежались мурашки. — Твой контракт позволяет встречаться после трёх лет с начала дебюта. Просто… дождись.       Ликс судорожно выдохнул. Чанбин не знал, получится ли это на самом деле. Было ли это глупостью? Или очередной надеждой без прочного фундамента? Сможет ли вообще Бин выполнить такое обещание, длиной в три года?       Время покажет. Если Феликсу так будет легче, то лучше соврать. В конце концов, Чанбин хотел просто попытаться поверить тоже.       Последнее касание для них стало бесконечным. Чанбин чутко поцеловал парня в лоб, когда услышал сигнал такси. Его усталое выражение лица ещё какое-то время показывало Феликсу натянутую улыбку, после чего контакт рук был разорван, как и объятия, стоящие им практически жизни. Шаг назад, ещё один. Бин не хотел переставать смотреть на него. Не хотел потерять эти шоколадные, блестящие глаза.       Вот они сталкиваются в коридоре. Вот Феликс в первый раз смотрит на него. Вот он танцует на прослушивании. Вот они занимаются в танцевальном зале. Вот они дают друг другу обещания.       Вот они в первый раз целуются.       Вот Чанбин отвергает, оставляя Феликса одного. Вот они ругаются в ресторане и студии звукозаписи. Вот Бин несёт его пьяного на себе.       Вот они признаются друг другу в любви под сакурой.       А потом темнота. Когда Чанбин садится в машину и медленно отъезжает от здания общежития, теряя знакомый, детский взгляд, наступает темнота.       — Спокойно… Спокойно, всё нормально… — успокаивает себя Бин, делая размеренную дыхательную гимнастику, чтобы предотвратить истерику. В носу предательски щиплет — Чанбину больно, отвратительно больно, и он пытается скрыть это, но получается крайне плохо. Сердце до сих пор не верит, что он увидел Феликса вот так близко в последний раз.       Возможно, это был действительно последний раз.       Он ощупывает лоб — даже во время самой продуктивной тренировки Бин не потел так, как потел там. Чанбин мог только предполагать, что сейчас происходит с Феликсом. Конечно, ничего хорошего ожидать не стоило. Но хотя бы одна малейшая мысль о встрече через три года могла поселить в сердце Ликса маленький огонёк надежды. Это способно было хоть как-то уменьшить страдания, разве не так?       Странная, навязчивая идея о том, чтобы попросить развернуться и поехать обратно, терроризировала Чанбина ещё минуту. Это абсолютно эгоистичная мысль, Бин даже думать об этом не должен был, однако привязанность к мальчишке, сформированная двумя годами влюблённости, не смогла исчезнуть по щелчку пальца. Что-то должно было измениться, но оно явно изменится не сейчас.       Ведь так?       Чанбина прервал звонок на телефон, из-за которого он даже умудрился подпрыгнуть на кресле. Смартфон неприятно вибрировал в кармане, на что Бин устало матернулся под нос и нащупал его рукой. Неужто забыл что-то, и Чан звонит об этом предупредить? Или Джисон надумал, чтобы поговорить?       Надпись на экране заставляет Чанбина распахнуть глаза в удивлении.       Этого не может быть. Он же ошибся, правда?       Мама не могла звонить ему сама…       Трясущийся палец кое-как пытается смахнуть значок принятия вызова, пока сердце колотится в бешеном темпе. В горле пересохло — Чанбин просто не верил в это.       — Алло…? — Поднять трубку оказалось намного сложнее, чем мужчина думал, но ещё сложнее, наверно, сказать первое слово. Сделав это, Бин почувствовал, как часть ноши спала с его плеч.       — Сынок?       В следующие минуты, кажущиеся Чанбину долго тянущимися днями и месяцами, он командует таксисту изменить маршрут и гнать, что есть силы. Слёзы застыли в глазах словно бриллианты — наверно, это были слёзы счастья. Он не знал, как его примут в родительском доме, и что ему вообще нужно говорить при встрече с матерью и отцом. Одно было ясно — то, что они позвонили ему сами, уже о чём-то говорило.       Чанбин извиняется и долго кланяется водителю за то, что слишком громко захлопнул багажник. Чемодан не хочет ехать по неровному асфальту, а Бину не терпится, правда не терпится зайти в дом, в котором провёл детство. Он частный, в хорошем, тихом районе, со своими воротами, открывающиеся перед Чанбином как перед блудным сыном. Рука трясётся, прежде чем нажать кнопку звонка.       Наверно, он ждал этого так долго, что теперь не мог насытиться сполна. Но страх, сковывающий плечи, когда дверь приоткрылась, тут же превратился в ком, стоящий в горле, который не позволял Чанбину выговорить и слова.       Он затаил дыхание, когда на пороге показались две фигуры — одна низенькая, с волосами до плеч и вытянутым взрослым лицом, с кухонным фартучком, очками и немного неровной осанкой; вторая же немного повыше, тоже с очками, но волосы короткие, а ещё щёки немного пухлые — пухлее, чем те, которые Чанбин помнил.       Мама и папа. Немного изменившиеся за восемь лет, но всё ещё такие же.       Они молчат, наверно, минуту. Каждому говорить что-либо стыдно, наверно, из-за тех лет непрерывного молчания. Мать охнула, издав хоть какой-то звук самая первая, а затем её лицо сморщилось от чувства вины. Брови заломились и у отца — он осторожно дотронулся до плеча сына и слегка его отряхнул.       — Мы… видели новости… — вдруг сказал старший мужчина, прикусив нижнюю губу. — Тебе наверно очень… нелегко потерять работу, которую ты так любил. И людей, которые были тебе близки…       — Сынок… — подключилась и мама. — Я такая дура… Я столько отклоняла твои звонки, я так долго строила из себя невесть кого, но всё равно не могла не следить за твоей жизнью, за тем, каким ты растёшь, и это…       Чанбин замер в непонимании. Он не заметил, как заплакал сразу же, как услышал их голоса — он забыл их спустя восемь лет. Нежный мамин, немного рассыпчатый папин. Неважно, что они говорят, неважно, что так долго игнорировали его. Всё, что Бину было нужно, — крупица их понимания. Хотя бы какая-то весточка — он не рассчитывал даже на встречу.       — К нам вчера приходил твой лидер, Бан Кристофер Чан, — вымолвила мать, вдруг дотронувшись до щеки сына, и стёрла слезу. — Он рассказал мне, как ты пожертвовал своей карьерой ради мальчика-трейни, как ты старался и как усердно работал… Как звонил нам, но мы не брали, сынок…       Наверно, больше слов не требовалось. Чанбин чувствовал себя крайне уязвимым сейчас — сразу же после того, как расстался с Феликсом. И роковая встреча с родителями, которая оказала на него огромное влияние, только подтолкнула его к той самой истерике, что он пытался подавить. Бин готов был простить их за всё. Он знал, что его не ненавидят.       — Мама… Папа…       Он был похож на загнанного в капкан зверька. Ему нужны были эти объятия, ему нужны были эти слова о любви. И родители дали ему это — то, что просрочили на целые восемь лет. Впервые Чанбин почувствовал себя заполненным практически до конца, поэтому, уткнувшись в шею отцу, громко заплакал, даже не проходя порога. Тогда заплакали и они — возможно, это было своё собственное исцеление для их семьи.              Бин впервые оказался в своей комнате спустя столько времени. Багаж уже лежал практически разобранным на полу, все вещи — разбросанными на кровати. Он лёг прямо поверх них, вдыхая родной запах комнаты. В ближайшее время Чанбин точно не уедет отсюда — наверно, будет жить тут постоянно, пока не устроится работать в другую компанию. После таких потрясений стоило отдохнуть, пожить немного для себя. И, например, сгонять куда-нибудь с предками, раз на то пошло.       С кухни шёл немного сладковатый запах куриной грудки на домашнем гриле. За едой они обязательно поговорят обо всём, что накопилось, — Чанбину ещё многое нужно наверстать с ними, так как самостоятельная жизнь вылилась в полное отсутствие понимания семьи.       «Спасибо, Чани-хён. Наверно, сегодня не позвоню, буду до ночи болтать с предками», — отправляет он в KakaoTalk Крису, после чего смотрит на ночное небо за окном. Мерцающие звёзды будто указывали ему путь, пытались убедить, что всё будет хорошо. Возможно, в этом был какой-то смысл.       Под своей рукой Чанбин нащупывает что-то мягкое. Острый уголок страницы поранил палец — Бин зашипел и одёрнул его. Коричневая тетрадь с немного мятой обложкой и желтоватыми исписанными листами, в которых была вложена виднеющаяся анкета. Мужчина открыл её — все свои переживания и мысли хранились здесь, и буквы, будто стесняясь своей бесформенности, вылезали за рамки клеток. А Феликс на фото в листе улыбался Бину, словно присутствие его здесь было очевидно.       Грустная улыбка озарила лицо Со. Он медленно уселся за письменный стол, взявшись за старенькую ручку из стакана. Страх, что Чанбин не сможет выдать ни строчки, растёкся по его венам синими чернилами. Он подсознательный, практически необоснованный — когда кончик письменного предмета касается желтоватой бумаги, на ней тут же появляется восемь строчек.       «Стою под светлою луной,       Не избегаю сладких грёз.       Не надо плакать предо мной,       Ведь я не стою твоих слёз.       Я буду прятаться во тьме,       И сердце участит свой бег.       Дождись, и я явлюсь к тебе,       Как настоящий первый снег».       — Бинни-я, иди кушать!       В чём-то была разница. Чанбин не чувствовал себя пустым и мёртвым изнутри, как ни странно. Даже наоборот — понял, что спас Феликса своим выбором, сделал так, как считал нужным. Если получится, если сойдутся эти яркие звёзды, то они ещё встретятся. Так уготовила им судьба.       — Иду, ма! Я вам столько расскажу!       Так уготовил им первый снег.

***

      А Минхо жизнь уготовила расплату за совершённые ошибки. Сколько бы он не пытался, сколько бы не отрицал — одиночество и отсутствие желания менять что-то в своей жизни сделали из него человека, который не способен на эмпатию и радость за других. Однако не в этот раз — когда взгляды с Чанбином на секунду пересеклись, и он увидел в чужих глазах горечь сожаления, колкое ощущение в сердце развеялось по всему телу подобно тополиному пуху в конце весны.       Наверно, это ощущение называют чувством вины. Когда видишь, сколько проблем породила твоя глупость — плачущий Феликс, не желающий расставаться с любимым человеком, еле держащий себя в руках Чан, который столько для Минхо сделал… И так он ему отплатил? Чем же на самом деле?..       Хо судорожно потирает ладони, сидя на ступеньках лестничного пролёта общежития. Он обещал Чанбину, что будет жить дальше, несмотря на всё. Но с чего начать? Как пережить этот сложный период, который затянулся на долгие годы и стал привычной рутиной? Ведь настоящие желания Минхо были совсем другими…       Быть любимым, окружённым заботой. Быть кем-то, кого ценят. Чувствовать рядом человека, которому можно довериться.       Коленки немного трясутся. Чанбин уехал из общежития, «3RACHA» распалась. Как теперь смотреть Чану в глаза? Что говорить? Какое очередное оправдание придумать? Очевидно, что когда-нибудь его терпение лопнет, и даже он не захочет иметь дело с Минхо. Что тогда? Полагаться на одного себя в случае чего?       Это правильно, но…       Тихий звук приближающихся шагов оторвал Хо от размышлений. По лестнице кто-то поднимался и шёл в сторону парня. Тот слегка растрепал блондинистые волосы и поднял голову, демонстрируя немного опухшее от прошедших ночей пролитых слёз лицо. Там, придерживаясь рукой за перила, остановился уставший Чан.       Молчание сохранялось ещё какое-то время. Минхо вдруг поднялся со ступеньки и отряхнулся, вытирая нос фалангой пальца. Чан сделал ещё один шаг, чтобы встать ровно напротив него — кажется, по его лицу нельзя было определить эмоций. Хо чувствует себя за это виноватым — наверняка мужчина сейчас переживал не лучшее время из-за ухода Чанбина, а сейчас и вовсе попрощался с ним практически навсегда.       — О, я… мешаю пройти, — не нашёл ничего лучше, чтобы сказать, Минхо и отошёл от лестницы. — Проходи, я… пойду.       Ли хотел было ускользнуть, но Чан остановил его на полпути, преграждая проход к ступенькам вниз.       — Я шёл к тебе, — практически металлическим тоном произнёс Чан. У Минхо кровь в жилах стыла, и, наверно, это было видно по его янтарным глазам, которые отражали чужое отражение.       — Сказать, что я виноват, да?.. — выдохнул Хо, чувствуя, как в носу щиплет. — Я это и так знаю, не стоит… Ты провожал сейчас Чанбина, и я видел, как плакал Феликс… Я знаю, что это моя вина, и это было моей виной с самого начала. Прошу, дай мне пройти, Чан. Мне, кажется, надо…       — Я шёл не за этим.       Минхо сглотнул. В его глазах мелькнула тревога, и он посмотрел на хёна. Наверно, меньше всего он готов был увидеть его мягкие черты лица и отсутствие какого-либо осуждения. Хо просто не знал, чем это заслужил.       — Тогда зачем? — прохрипел парень, и его губы скривились в неровную линию. — Мне нужно побыть одному, Чан, пожалуйста, дай мне уйти.       Наверно, Хо так бы и ушёл, несмотря на следующие слова Криса. Но никаких слов так и не последовало — вместо них Минхо услышал, как шелестит его одежда. Он взглянул вперёд и чуть не отшатнулся — Чан медленно поднял руки и развёл их в стороны, ожидая, когда Минхо сделает заветный шаг, чтобы утонуть в чужих объятиях.       Крис не осуждал. Крис не винил его ни за что. Крис всё время был рядом, тихо-тихо, нежно-нежно. Как делают настоящие друзья, если их близкому больно. И каким же эгоистом оказался Хо, когда годами не замечал его поддержку. Его подставленное плечо, на которое парень не решался положить голову.       — Я хотел, чтобы ты почувствовал, что не один, Хо.       Слёзы брызнули из его глаз, как только в ушах прозвенела эта фраза. Минхо весь скривился и сгорбился, потому что Чан грустно улыбался. Потому что вот, с чего нужно было начать, — с доверия.       — Хён… — выдавил из себя он, а затем пересёк сам себя и порывисто обнял старшего, повиснув на нём словно коала. Слёзы, струившиеся по его красным щекам, впитывались в чужую рубашку, оставляя следы уверенности в том, что Крис не предаст. — Прости… Прости меня, хён, прости меня… Прости…       Возможно, если бы Минхо мог сделать это раньше, всё произошло бы иначе. Но сейчас это было не самым главным. То, как мягко гладил его по спине Чан, как совсем неслышно плакал сам, заменяло всю ту боль. Она медленно рассеивалась, точно прах. Точно прах прежнего Минхо — того, кто жил страданиями и желанием, чтобы всё закончилось.       У нового Хо всё только начиналось.       — Ничего, Хо… Всё хорошо, — всхлипнул Крис, перебирая мягкие волосы пальцами. — Всё будет хорошо. Я здесь.       Он здесь. Чан здесь, и всё будет хорошо.       — Прости меня, хён, я такой дурак… Я такой дурак… — бормотал ему в плечо Минхо, сжимая ткань рубашки в кулаках. Он с силой сжал зубы — сердце так и норовило выпрыгнуть из груди. — Я никогда… Я никогда не был один… Ты был со мной, ты был здесь, хён… Мой… Мой друг…       Чан не мог не пропустить лёгкий смешок сквозь слёзы. Наверно, ради этого стоило ждать эти шесть лет. Крис готов был ждать столько, сколько потребуется, поэтому сейчас получил заслуженную награду. Нежное чувство, заполнившее его сердце, мягко клокотало внутри — наверно, это была та самая любовь к близким, доверие и привязанность.       — Друг, — согласился Чан, мягко поглаживая парня по затылку. — Я всегда был твоим другом, Хо. Всё хорошо, плачь столько, сколько тебе нужно. Я здесь.       Здесь. Минхо наконец почувствовал это «здесь». И это было похоже на исцеление души, на маленький шажок к светлому, счастливому будущему сквозь ошибки, которые он потихоньку начинал исправлять. В руках Чана Хо чувствовал себя живым. По-настоящему живым, а значит готовым двигаться дальше, как и обещал Чанбину.

***

      — Эй, чего стоишь здесь, как солдат?       Феликс усмехается, когда слышит голос поравнявшегося с ним Хёнджина. Они в унисон вдыхают свежий воздух полной грудью, смотрят, как над городом сгущаются тяжёлые, мохнатые тучи. На улице перед общежитием пахнет приближающимся дождём — осенью по-другому практически не бывает. Пожелтевшие пёстрые кроны деревьев, всё так же зеленеющие тёмные ели, мокрый асфальт… Преддверие чего-то грандиозного.       — Да вот, почувствовал дежавю и вышел… — вздохнул Ликс, улыбаясь, и прикрыл глаза. Его руки сами потянулись к затылку и накрыли его, чуть не сбивая Хёнджина с толку расставленными в сторону локтями. Он фыркнул и отшатнулся.       — Дежавю… Из-за чего? — поднял брови Хёнджин.       — Да так… В это время, кажется, год назад, я по-настоящему влюбился.       Хван звонко засмеялся, заставляя Феликса открыть один глаз и искоса посмотреть на друга. Ветерок мигом сдул хохот старшего, словно его и не было.       — У тебя завтра дебют, а ты думаешь о любви? — прищурился Хёнджин. — Ты чудной. Или у тебя тема альбома — любовь? Ты же мне, как другу, ничего не показал…       — Нет… — вздохнул Феликс. — Хотя, на самом деле, я планировал включить в него балладу. Но решил отложить. Пока… не придёт время.       Хёнджин закатил глаза. Как будто он тоже не был таким же любовным мечтателем. Правда, в душе, конечно, понимание о том, как Ликс тяжело принимал факт расставания, всё ещё оставалось небольшой тревогой. Время, которого так ждал Феликс… Оно ведь может так и не наступить.       — Ты прямо как Ли Минхо. Всё откладываешь-откладываешь, а потом вот тебе…       — Ты о чём? — Феликс повернулся на него.       — Да я про то, как сонбэ всё равно откладывал рест. — Хёнджин снова посмотрел в ночное небо. — Тоже, как видишь, откладывал, но потом решился. Ты заметил, он уже несколько месяцев ходит по психотерапевтам. Я вообще думаю, что он уже на сцену не вернётся. Она на нём достаточно шрамов оставила… Бр-р-р, я снова вспомнил его обращение к фанатам о ресте! Я даже не подозревал, что он занимается самоповреждением…       — Ну и зачем это сравнивать? — отвёл взгляд Ликс, фыркнув. — Одно дело, когда проблемы с ментальным здоровьем, а другое, когда я песню не выпускаю…       — Дело-то не в песне, — вздохнул Хёнджин. — Что ты, что он ждали невесть чего. Я про то, что ты серьёзно думаешь, что Чанбин когда-нибудь вернётся. Ты разве не видел последние новости?       Хёнджин быстро достал телефон и открыл нужную вкладку, которую сохранял. Перед Феликсом показалась статья какого-то новостного издания:

[ОБНОВЛЕНИЕ] «Бывший участник хип-хоп трио «3RACHA» объявил, что уходит в армию». «SpearB, или Со Чанбин, после того, как перешёл под крыло компании «P NATION» и выпустил две песни «Streetlight» и «Sorry, I Love You», внезапно объявил о том, что уходит в армию. В чём причина такого решения? Фанаты в недоумении…»

      — Я видел это, — пожал плечами Феликс, и Хёнджин насупился, словно взъерошенный воробей. — Хён старается жить дальше, как и я. Даже треки те выпустил… В конце концов, он обещал, что в какой-то момент мы всё равно пересечёмся.       — Ох, ну ты серьёзно? Ликс, ну сколько времени пройдёт? Год, два, три? Твои чувства за это время потухнут, ты серьёзно, как девушка солдата, ждать будешь?       — А я всё равно верю, — уверенно произнёс Феликс, снова смотря на небо и ощущая, как пара капель дождя упала на его веснушчатое лицо. — Я верю, что первая любовь не забывается. Я знаю это. Мы ещё встретимся. Обязательно.       Оставалось только ждать. Терпеливо, возможно очень долго. Но Ликс готов был на это, потому что хён дал обещание. Он знал, что его не бросят. Всё-таки, та длинная красная нить, повязанная первым снегом, могла тянуться километры. Она никогда не оборвётся, как бы они не старались.