Омега для империи

1 Лети из рода Ночных крыланов сидел на подоконнике и болтал в воздухе ногами, весело заверив казначея: — Всё хорошо! Ну ошибся, с кем не бывает? Зато мы чудесно провели время! Ну а то, что О ни в чём не виноват, я понял ещё вчера. — И как ты это понял? — с любопытством уточнил Сашоэ, стараясь не рассмеяться. Омега поедал мороженое, качая на ноге туфлю и свесив ноги с подоконника в сторону улицы, вторая туфля уже благополучно упала и валялась в густых кустах сирени. Бета посматривал на него, ожидая момента, когда Лети тихо выдохнет второе «ох», возвещая этим, что где-то в зарослях воссоединилась обувная пара. — Слишком легко О пошёл на контакт и поменял свои планы на мои, — сообщил весело омега. — Я бы не стал так рисковать, — честно сказал Сашоэ. — Не стал бы притворяться влюблённым в возможного заговорщика. Теперь тебе предстоит самое сложное – сказать О правду. — Зачем? — спросил резко крылан, чуть дёрнувшись, отчего вторая туфля улетела вниз. — Зачем О знать, что мы проводили расследование? Это только расстроит его. — Я бы предпочёл знать, что… — бета замолчал, обдумывая, как облачить в слова свои мысли так, чтобы они стали понятными. — Если симпатичный мне омега вдруг решил бы прервать со мной отношения в самом начале, я бы предпочёл знать причину, а не мучить себя неведеньем. К тому же в нашем с тобой случае ты остаёшься подлецом, а он – жертвой. Так проще. — Я не хочу быть подлецом и, к тому же, не собираюсь прерывать наши отношения, — сообщил Лети, заглядывая в пустую креманку в тщетной надежде что мороженое там не закончилось. Сашоэ растерянно посмотрел на своего собеседника и уточнил: — То есть ты хочешь попробовать с омегой? — Нет, я хочу попробовать встречаться с О, — пояснил омега и, поставив креманку на подоконник, деловито спросил. — У тебя нет корзинки и веревки? — Я пошлю за твоими туфлями слугу, — отмахнулся казначей, чтобы не дать разговору прерваться или сменить русло. — Неудобно как-то, — болтая босыми ногами в воздухе, признал омега, улыбаясь чуть смущенно, от чего на левой щеке появилась ямочка. — Поверь, они и не такие распоряжения выполняли, — поднявшись, Сашоэ открыл двери и приказал одному из дежуривших слуг сбегать за туфлями, заодно выигрывая себе время. Император Сайвора, Тидан из рода Великих львов открытым текстом сказал казначею, что Лети из рода Ночных крыланов понравился правящей чете и даже Эйхо из рода Рогатых. Это делало омегу одним из фаворитов в гонке за брак со львом. Сашоэ прекрасно понимал, почему Лети мог нравиться. Крылан был очень красивым омегой, низеньким, хрупким, воздушным и бета не раз ловил себя на том, что любуется живым лицом или хрупкой фигуркой своего напарника по следственным действиям. Манера вести себя, непосредственность, врождённое любопытство, легкий, веселый нрав тоже очаровывали, просто Сашоэ любил иной склад ума и характер, но признавал, что и в этом плане Лети вполне себе мог считаться интересным омегой. Именно зная интерес Тидана к омеге, казначей и назначил встречу в гостиной при слугах с той стороны стеклянных дверей, чтобы позже никто не посмел упрекнуть жениха императора в интрижке с Сашоэ. Решив, что крылан заслужил правды и пусть дальше сам решает, бета сообщил, плотно прикрыв стеклянные двери: — Ты нравишься императору и его супругу. — Да? А я не заметил, — отозвался Лети, наблюдая за полетом жука. — Они интересные альфы, но… Я не знаю, может быть О нравится мне больше, чем альфы, все альфы вообще. — Эм… — растерянно отозвался бета, не понимая, как настолько красивый омега, что привлекал и альф, и бет, мог выбрать омегу. Где-то в глубине души Сашоэ всегда считал, что омеги, что любят омег, обычно не самые симпатичные. — О чудной, такой светлый и улыбка красивая, а как он смущается или стесняется мило, — восторженным тоном сказал Лети. — Ты просто его не знаешь и поэтому тебе кажется, что им сложно увлечься. К тому же, в отличии от тебя, О готов поддержать меня во всех моих авантюрах! Он добыл мне кувшинку! — Это из пруда с декоративными рыбами? — с любопытством спросил бета. — Да, именно оттуда. — Там же охранник! Как вы умудрились? — удивился Сашоэ. Перескакивая с одного на другое, иногда уводя разговор в сторону, омега принялся рассказывать о цветах, давно порвавшихся туфлях и своем первом в жизни поцелуе. Бета хотел бы, наверное, так же, но понимал, что, либо возраст, либо просто склад характера для подобных авантюр не подходили. Если бы симпатичный ему омега попросил о кувшинке, казначей бы купил цветок, может, даже купил вместе с живой кувшинкой кулон с тем же цветком. Это вряд ли произвело такое же впечатление, как совместная вылазка, о которой можно рассказывать, как о приключении. — Я знаю чудесного обувных дел мастера, — сообщил Сашоэ. — Если тебе по-прежнему нравится та пара, то я могу передать ему, вдруг получится починить? — Их столько раз чинили… Но пусть посмотрит, — подумав, решил Лети. — Это все, что ты услышал из моего рассказа? В тебе есть же романтика, есть авантюризм, ты просто хочешь казаться сухарем, потому что это подходит к твоей должности. Но где-то в глубине твоего черствого, покрытого цифрами, как пылью, сердца все еще живет юный бета, что мечтал стать детективом и служить в Тайном сыске! Раскрывать преступления, узнавать тайны! Вытащи его, своего ребенка, стряхни с него налет отчетов и скинь путы арифметики… Произнося свою жаркую, полную эмоций речь, омега поднялся в полный рост встал на подоконнике в высоком оконном проеме и жестикулировал, пытаясь полнее передать всю полноту своих эмоций. Бета мгновенно сообразил, что может произойти, и кинулся бегом к Лети, но не успел. Очередной раз взмахнув рукой, омега оступился и мгновенно исчез за окном. Раздался короткий, но громкий вскрик. Сашоэ чуть ли не свесился с подоконника, пытаясь увидеть и понять, что произошло. Гостиная располагалась на третьем этаже, и бета был готов увидеть кровь и сломанные кости, но в воздухе, лениво махая крыльями, летала гигантская вечерница. Казначей запоздало вспомнил, в кого обращается омега, и облегченно выдохнул, смотря сверху вниз на смертельно бледного слугу. Тот, подбирая туфли Лети, видать не вовремя поднял голову и увидел, как прямо на него с третьего этажа кто-то летит. Слуга успел вскрикнуть и теперь стоял, с одной туфлей в руке, неотрывно смотря вверх. — Простите, что напугали! — повинился Сашоэ и позвал. — Лети, лети назад, будем искать под слоем цифр авантюриста. 2 Тонкими линиями резали реки и ручьи небольшой участок земли, даже не благодатной пашни, нет — болота. Каэт, благословлённый ночью, понятия не имел, почему эта земля так важна двум родам: Южным псам и Южной ночной воды, но их бесконечные жалобы друг на друга и обращения к императорам по поводу куска болота стали уже почти традицией. Как правило спорный участок переходил от одних ко вторым раз в пару десятков лет. Почему никто из императоров не отдал болото влиятельному и самому многочисленному роду Южных псов в вечное пользование вампир не понимал. Род Южной ночной воды был не знаком секретарю, и он даже не понимал, что за животные могут быть второй ипостасью оборотней из этого рода. На ум приходили лишь москиты и кайманы, но ни в насекомых, ни в хладнокровных оборотни не могли перекидываться. Раньше Каэта слабо волновали звери оборотней, названия родов и их взаимосвязь между собой. Он запоминал, разумеется, название рода вслед за именем, но на этом все. Сейчас же кругом было множество юных, красивых омег, вампир позволял себе, как альфе, слабость: любоваться ими. Разумеется, Каэт не посмел бы ухаживать ни за одним из возможных женихов их величества, императора Сайвора, Тидана из рода Великих львов. Это было опасно и очень глупо: второго шанса у вампира взлететь так высоко просто не было. Но отказывать себе в простом любовании омегами альфа не мог, да и не хотел. Новым, личным и тайным развлечением у Каэта стала попытка угадать в кого оборачивается тот или иной красавчик. Неплохой подсказкой для вампира стали названия родов. Все эти всевозможные псы и коты, южные и северные направления, статусы охотников для хищников. Постепенно Каэт принялся угадывать видовую принадлежность самих родов по их названиям. Иногда это было слишком легко: род Великих львов и Благородных оленей напрямую сообщали о второй ипостаси своих детей. Бывало и чуть посложнее, не напрямую, но все же однозначно, как Северные коты. Вампир понимал, что это скорее всего снежные барсы. Но бывали и совсем ничего не говорящие, вроде Южной ночной воды. Еще сложнее оказалось понять, какой конкретно клочок земли необходим и тем и другим. Почему — об этом Каэт уже давно не думал, осознавая, что ему этого не понять. Долгие сидения за картой и в архиве Земельного учета не дали вампиру ничего нового, лишь принесли устойчивую головную боль. Зевая, слегка морщась от головной боли, секретарь отправился к лекарям. В связи с поздним вечером, работал лишь один, дежурный, лекарь и он был занят, обрабатывал ногу красивого омеги, что кровила, а на коленке часть кожи была будто бы стесана. — Простите, — поспешно закрыл двери кабинета вампир, чуть скривившись, слишком уж божественно-вкусно пахла кровь омеги. Каэту не пришлось даже сильно напрягать память, чтобы вспомнить имя и род омеги, все же все подробности первых дней работы секретаря вампиру запомнились сразу и надолго. — У вас что-то срочное? — вышел из кабинета через минут десять лекарь, плотно закрыв за собой двери, чтобы не смущать своего пациента излишним вниманием альфы. — Нет, я не умру, если подожду, — заверил вампир, потирая виски. — Просто очень болит голова. — Сейчас мой пациент оденется, и я вас осмотрю и назначу препарат, — пообещал лекарь-бета. Ждать омегу пришлось недолго и вскоре тот, чуть хромая, вышел и, поблагодарив, ушел. Каэт не хотел проходить нудное и бесполезное обследование, но в его комнатах микстура от мигрени давно закончилась и купить новую вампир не успел, вернее не вспомнил об этом до того момента, пока не стало слишком поздно. Ночью, да еще во дворце, любое лекарство можно было получить у лекаря и пришлось подчиниться. Врач просил следить за пальцем, смотреть на свечу, задавал вопросы, и только потом, убедившись, что у Каэта и правда мигрень, чуть приглушил свет и пошел собирать баночки с необходимыми ингредиентами, поправив одну из склянок. Вампир ухмыльнулся, подумав, что этот бета настоящий педант и все баночки у него должны стоять по ровной линии, этикеткой к смотрящему. Те минут десять, которые лекарь делал микстуру, показались Каэту почти бесконечными. Мигрень вошла в полную силу, застилая болью глаза, вызывая тошноту, дурноту и слабость. Хотелось вырвать, свернуться клубком и побыстрее заснуть. — Пейте, — протянул пахнувшую тиной золотистую жидкость в мерной рюмочке лекарь. Вампир выпил залпом и кивнул: — Спасибо, я пойду. — Держите, — протянул баночку с микстурой бета и напомнил. — Правило трех «т» помните? — Тишина, темнота и тепло, — эхом отозвался секретарь. — Не болейте, — пожелал на прощание лекарь. Каэт неспешно пошел в свои комнаты, неся полную боли голову так осторожно и плавно, словно боялся расплескать свою боль, как вино через край бокала. Мысли, куцые, короткие и простые всплывали, словно в детской игрушке — шаре с предсказаниями. Разрозненные, странные и не к месту. Всплыл род Южной ночной воды, видение крокодила с крыльями. Странное, тянущее ощущение чего-то неправильного, царапнувшего на грани между осознанным и неосознанным, засев ноющей занозой в больной голове. Не зажигая свет, Каэт скинул одежду у порога, не особо переживая о том, что она испачкается или помнется, он лишь плотнее зашторил шторы, чтобы свет луны и фонарей не мешал. Упав на кровать, вампир закрыл глаза, стараясь не шевелиться, обреченно зная, что приступ мигрени, не словленный еще на ауру, будет долго мучить, терзать, пока не удастся заснуть. Даже несмотря на микстуру. Она, принятая позже, чем следовало, лишь гарантировала, что на завтра альфа проснется здоровым. К тому же завтра у Каэта был выходной, и он собирался проснуться поздно, после полудня. Нужно было не думать, но мысли все равно обрывочно всплывали, гонимые странным осознанием неправильности. Вспомнилась дурацкая карта болот, изрезанная ручьями и речушками. Омега с подранным коленом. Ровные ряды лекарств. Каэт не хотел и не мог сейчас думать о том, что происходит, но и прогнать липкое чувство чего-то неверного, неправильного мелкого и важного терзало, вместе с невыносимой болью. Атавиар из рода Золотых котов — неожиданно вспомнил имя омеги вампир и в голове стало спокойнее, даже боль начала утихать, позволяя медленно, мучительно начать погружаться в дремоту, поверхностную, но уже благословенную. Вторым царапнуло наблюдение: штаны, что просто были спущены до щиколоток, обнажая красивые ровные ноги и дорогое белье, были мокрыми от крови, но целыми. Очень уж похожими на целые. И второе колено совсем не пострадало. Усилием воли вампир подавил любопытство, заставляя себя оставаться в дремоте, погрузиться туда еще глубже. Каэт уже почти спал, когда последний фрагмент встал на свое место: все баночки стояли ровно, этикетками к смотрящему, а одна была перевернута. Бета-лекарь тут же поправил её, а, значит, кто-то развернул её недавно. Врач был слишком педантичен. Вампир попытался вынырнуть из сна, но не смог, провалившись окончательно во тьму без боли. 3 Ландан выглянул в окно и улыбнулся, довольно жмурясь: день обещал быть солнечным и теплым. Такой день было бы приятно провести на берегу озера Арко. Весна вошла в полную силу, но вода в огромном, глубоком озере все еще была слишком холодной, чтобы плавать, но супругу императора просто хотелось посидеть на берегу, поесть на свежем воздухе, может, позагорать немного. Кожа северянина была нежной, не привыкшей к палящему солнцу, и чтобы не сгорать летом, Ландан предпочитал начинать загорать с весны, едва погода позволяла, чтобы позже иметь возможность купаться. — Ты решил, что нам стоит опоздать? — спросил с любопытством Тидан. — Зачем? Эшар из рода Снежных лис и так вполне себе почтителен, я бы сказал, слишком почтителен, — вздохнул супруг императора. — Я знаю, мой Лан, тебе тяжело, никак не получается захватить мой дворец северянами, — вздохнул печально император. — Но ты стараешься, я уже знаю, чем на этом пикнике меня будут кормить. Я буду первым жирным львом в истории рода Великих львов, обещаю. Я понимаю, что среди снегов и льдов есть нужно поплотнее, но тут теплее. Я знаю, что в меню сегодня у нас посикунчики, пирог с черемухой, шаньги с картофелем и пельмени с редькой. У меня есть вопросы о съедобности некоторых продуктов… Черемуха? А зачем в пельменях менять мясо на редьку? — Ти, там для тебя будет рыбка, несколько салатов со свежими овощами, — рассмеялся Ландан. — Я знаю, что ты меня любишь и не позволишь мне превратиться в шарик с гривой, — обнял мужа император, потерся носом о щеку. — Не забудь крем от солнца, а то обгоришь. Ты у меня как блинчик — стоит отвлечься, сразу подгораешь. — Зато никогда не простываю, — показал язык льву северянин и тут же расплылся в довольной улыбке. Они, переговариваясь, обнимаясь, закончили одеваться и вышли из комнат, сразу за порогом личных покоев императора отойдя друг от друга на приличный шаг. Кофи еще очень ранним утром успел сбегать к лекарю и взять баночку со свежим кремом от солнца, заботясь о коже своего господина. Слуге нравилось жить тут, во дворце, где всегда кипела жизнь и что-то происходило, поэтому он старался, став постепенно привычным и для самого императора. Эшар из рода Снежных лис обнаружился у кареты, где он уже около часа ожидал монаршую чету. Он вышел заранее, чтобы избежать непочтительности, не вынуждать императорскую чету ждать себя. — Доброе утро, ваше величество император Сайвора, Тидан из рода Великих львов, — поклонился императору омега, и получив знак выпрямиться, тут же согнулся перед Ланданом. — Доброе утро, ваше высочество, супруг императора Сайвора, Ландан из рода Великих львов. — Доброе, — эхом отозвался Ландан, с легким сожалением в голосе. Эшар, подобно лучшему канатоходцу, умело балансировал между вежливостью и холодом, всем своим видом показывая, что к нему невозможно будет приблизиться. Даже в карете, когда они остались втроем, омега сидел прямо и даже не поглядывал в окно. На вопросы отвечая бесконечно вежливо и сухо. Тидан, словно забавляясь, наблюдал за попытками своего супруга расшевелить второго северянина, но особо в это не верил. Император видел таких, незащищённых никем и ничем, упрямых, озлобленных, тех, кто понимал, чем грозит ему любая ошибка. Лев был рад, что его Лан все же не был в таком положении: отец и брат северянина умерли, когда тот был уже почти взрослым, а дядя… Крэмс из рода Северных котов был и оставался далеко не лучшим образчиком заботливого опекуна и временного главы рода. Император не питал иллюзий на сей счет, но… Если бы Ландан погиб или пропал, то другие члены рода Северных котов обратились бы в Тайный сыск, чтобы знать, не причастен ли кто к этому. Крэмса сдерживал собственный род, то, что племянника многие жалели, а отца Ландана, Артона, помнили и чтили как почившего, но хорошего главу рода. Эшар же рос как слуга, жил как слуга и, если бы он погиб, исчез, никто из рода Снежных лис не стал бы лить по нему слез. Может даже никто бы и не заметил особо. Разве что другие слуги обратились бы в Тайный сыск, но влепить омеге пощечину, не платить за работу и унижать Эшара Тайный сыск запретить не мог. Тидан прекрасно понимал, почему Снежный лис не попытался даже зацепиться за императорскую чету, чтобы отомстить обидчикам, получить богатство и власть. Для льва все было просто: в браке с двумя альфами у Эшара вновь не было бы возможности защитить себя, стать ровней. О том, что, возможно, защищаться и не придется, омега не думал, не мог себе это вообразить. Тидан видел, как упрямо, настойчиво, защищается Эшар, холодом, дистанцией, одновременно стараясь уберечь себя от проблем безукоризненной вежливостью. Император понимал, что больше всего омега хочет, чтобы они потеряли к нему интерес, дав возможность жить спокойно, но не стал идти против желания Ландана сблизиться с единственным омегой-северянином в этой группе омег. Карета остановилась на берегу озера, пологом, зеленом. С двух сторон рос густой бор, ограждая отдыхающих от любопытных взглядов. Слуги заранее разбили шатры, расставили лежаки, натянули гамаки и даже развели огонь. Вкусно пахло мясом, что жарил повар на открытом воздухе, птицы, уже привыкшие к снующим на поляне оборотням, пели, громко, настойчиво, приветствуя весну и первые жаркие дни. Тидан вышел из кареты первым и подал руку супругу, вдыхая полной грудью наполненный ароматами воздух. Даже сдержанный, чопорный Эшар оглянулся, на мгновение становясь живым, юным, любопытным, только темные, почти черные глаза омеги по-прежнему оставались слегка тревожными, настороженными. Обе их встречи императору казалось, что он не с омегой общается, а выпутал из силка дикую птичку и держит в руке. Сердечко бешено стучит под лёгкими перышками, тонкие кости можно сломать простым сжатием руки. Она уже не рвется на волю, не бьет клювиком, не царапается, замерла, выжидая, пока существо, более сильное, решит, жить птице или погибнуть. Тидан скинул дорогой, тонкий и светлый сюртук на один из лежаков, чтобы слугам не пришлось отстирывать зелень травы и спросил: — Кто-то хочет поохотиться со мной в шкурах? — Нет, я хочу позагорать, — нетерпеливо отозвался Ландан, стаскивая не только сюртук, но и рубашку, первым делом занимая себе лежак. Верный Кофи принес банку с кремом, густым, свежим. — Я могу составить вам компанию, — склонился в поклоне Эшар. — Тогда оборачиваемся, — кивнул Тидан, чуть удивленно, он и не думал, что омега согласится. По сравнению с крупным львом, мелкий песец смотрелся скорее добычей, чем помощником в охоте, но император уже не раз охотился с мелкими хищниками на пару: просто добыча выбиралась под стать напарника. Того же кролика лев мог лишь спугнуть, слишком мелким и вертким для крупного кота тот был, а вот песец легко мог справится с ушастым. Несколько раз глубоко вдохнув воздух черным, маленьким носом, Эшар учуял недалеко мышь, вкусный запах сырого мяса и что-то смутно знакомое, растительное, почему-то ассоциирующееся с болью. Ландан набрал немного крема в ладонь и нанес жирным слоем на лицо, шею, втирая в кожу, стараясь не пропустить ни одного участка.