Враги Друзей

Ключ коротко звякнул в замочной скважине и дверь открылась. Эпонина проскользнула домой, виновато заглянула на кухню — Люсьен сидел там. — Привет, Эпонина, — кивнул он ей. — Я думала, ты задержишься на работе и тоже осталась допоздна. Разобрала папки. Ложь слетала с губ легко и привычно, и даже укол совести на этот раз не пришёл. Что делать, Анжольрас был полнейшим пуританином во всём, что касалось горизонтальных поверхностей в отношениях мужа и жены. «Я свихнусь нахер без секса» — привычная мантра. Эпонина зашла на кухню. Анжольрас сидел прямо, глядя в книгу перед собой. Перед ним стояла чашка чая, тарелка и вилка были аккуратно сложены в раковину. Белый свитер, мягкие домашние штаны — но даже в них он умудрялся оставаться собой: подтянутым идеальным революционером, требовательно глядящим на мир вокруг. Эпонина хотела положить руки ему на плечи, но как всегда смутилась его строгого прямого взгляда, пусть он и был направлен на страницы книги. Она обошла стол, достала из холодильника ужин, разогрела его и села напротив мужа. Несмотря на то что она старательно держала спину ровно, ей всё равно не удавалось достичь столь же строгой осанки, как у него. Кажется, было бесполезно стремиться стать такой же как Анжольрас, но всё же она стремилась — как и вся страна. При этой мысли на их кухню как будто ворвался ветер и рядом стало чуть-чуть больше людей, и Эпонина подавила желание передёрнуть плечами. Анжольрас — холодная статуя, образец справедливости, идеальный политик, прямолинейный, честный и неподкупный, будто Сен-Жюст восстал — но не из могилы, а со страниц книг своих восторженных биографов. О, он, бесспорно, восхищал! Но иногда — только иногда — Эпонине казалось, что она его не любит даже как друга. Она любит идею о том, что все должны быть равны, но было ли в её муже что-то кроме этой идеи? Часто ли она смотрела на него как на человека? — Тебе Грантер привет передавал, — вспомнила Эпонина. — Спасибо, — ровно ответил Люсьен, не поднимая глаз от книги. Может быть то, что он слегка приподнял брови, ей только показалось? Или это была реакция на какую-то мысль автора? «Что читаешь?» — вот какой вопрос прозвучал бы в нормальной семье. Но их семья такой едва ли была, поэтому Эпонина тихо доела ужин, убрала обе тарелки в посудомойку и вернулась в коридор. Там она взяла свою сумку, прошла в свой кабинет и выложила документы, которые захватила с работы, чтобы прочитать внимательно на выходных. Тут были личные дела нескольких предложенных Лежаном участников операции по поимке лидера «Врагов», последние рапорты о деятельности этой организации и несколько докладов, на которые у неё не хватило времени из-за Сонзабри. Воспоминание о её белых кудрях заставило Эпонину улыбнуться и слегка покраснеть. Но тут же она вспомнила и о том, что хотела обрадовать своего мужа. Эпонина вернулась на кухню и, облокотившись на дверной косяк, тихонько прокашлялась. Люсьен поднял глаза. Положил в книгу закладку. Ровно и дежурно улыбнулся Эпонине. — Дорогая, ты что-то хотела? «Господин президент, разрешите доложить» — наверное она могла бы начать так. — Люсьен, мы скорее всего схватим лидера «Врагов» в эту среду. Анжольрас мгновенно выпрямился на стуле — хотя казалось бы, куда больше-то. Его глаза просияли — как-то страшно, неуютно, не по-людски. — Ты уверена в этом? — в его голосе слышалось напряжение. — Почти. В понедельник совещание, я хотела предупредить, у меня будут довольно занятые выходные… — Мы же хотели навестить Гавроша и Азельму. И побывать на открытии выставки современного искусства. Помнишь? — И мы ни в коем случае не должны менять наших планов. Более того, нам следует ложиться в обычное время, на случай, если за нашими окнами кто-то следит. Но ты же… — Эпонина, — Анжольрас встал, подошёл к жене и приобнял её за плечи, — если твоя работа чего-то требует — этого требует страна. А я не могу быть важнее страны в твоих глазах. «Кроме того, я и обычно-то не очень много внимания на тебя обращаю» — прочитала Эпонина в его глазах и тут же устыдилась. Она тоже не была хорошей женой. А вот он точно был идеальным мужем. Анжольрас просто не мог не быть идеальным хоть в чём-то что он делал. А ведь кто-то когда-то говорил ей, что «хороший» и «идеальный» — это о разном, да? Только вот кто? — Спасибо, дорогой, — коротко улыбнулась Эпонина и поцеловала его в щёку. Анжольрас улыбнулся в ответ. — Когда мы удалим из страны этих людей, тут не останется никого, кто бы оказывал сопротивление переменам. И дело пойдёт быстрее. Я понимаю, почему коммунистические государства прошлого терпели неудачи: идея об идеальном человеке продвигалась падшими людьми, которые были далеки от идеала, куда дальше тех, кого они пытались изменить. Теперь всё не так. Мы — не они. Мы действительно достойны ноши, возложенной на нас народом. И мы справимся. Эпонина подумала, что Анжольрас немного переоценивает людей, с которыми он работает. Но это была его обычная манера выражения: чуть-чуть слишком пафосная. Он явно читал чересчур много. Эпонина — в который уже раз — не стала его поправлять, в конце концов, зачем опять ссориться на ночь глядя? Обеспечивать выполнение законов, издаваемых правительством — вот и вся её задача. И, насколько она понимала, лезть куда-то ещё ей не стоило. — Спать, дорогой? — спросила Эпонина. — Ты иди, а я хотел бы дочитать главу. Спокойной ночи, дорогая. Эпонина кивнула. В спальне было холодно и пусто. Несмотря на двуспальную кровать и даже одно одеяло на двоих, у них с Анжольрасом никогда не было секса. Кажется, она его даже не интересовала в таком плане. Вероятно — тут Эпонина судила по полнейшему равнодушую Люсьена к декольте и чулкам, которые она активно носила в первый год замужества, старательно пытаясь понять, что же с ней не так, — вероятно её муж не был заинтересован в этом смысле ни в ком. Работа, работа, работа — она могла бы заниматься любовью с Софи прямо в этой пустой и холодной спальне, и если бы что-то и возмутило Люсьена, так только то, что супружеская измена является общественно порицаемым нарушением морали и попросту недопустима в семье президента. Радовало только то, что раз Анжольрас смог издать закон, посвящённый изменам, вероятно хоть какое-то представление о нормальной семейной жизни у него было. И всё же Эпонине нравилось быть его женой. Даже не из-за статуса и богатства. Просто ей было спокойно рядом с этим человеком. Любовницы могли меняться, они могли шантажировать её или бесить, напоминать Козетту или быть до безобразия на неё непохожими, они бередили старые раны и просто были живыми людьми. Анжольрас был другим. Он был вежлив, корректен, предсказуем и крайне надёжен. Эпонина могла быть уверена в том, что он никогда не попрекнёт её прошлым, не будет мешать в будущем идти туда, куда она захочет. Он бы наверное даже согласился с ней развестись — вот только этого Эпонине не хотелось. Наверное в каком-то странном, несколько анжольрасовском смысле, она любила своего мужа. Нельзя же прожить так долго под одной крышей и ничего друг у друга не перенять, верно? Наверное были браки счастливее этого, были нормальные семьи, были даже хорошие. Но сейчас, накрываясь одеялом и сворачиваясь под ним в клубочек, Эпонина думала, что не жалеет о своей свадьбе. Как, впрочем, и о мягких кудрях Софи Сонзабри под её ладонями.