Враги Друзей

— Можно к тебе приехать? — знакомый хриплый голос в телефонной трубке. Козетта лежала на одеяле в одежде и смотрела на потолок. Заснуть бы всё равно не вышло. Она не пыталась. Просто поднесла трубку к уху, слушая запись разговора, который случился много лет назад. — Что случилось, Эпонина? — её собственный усталый голос казался чужим. Козетта ненавидела себя за то, что сделала тогда. За то, что они так и не увиделись. — Хочу увидеть свою девушку, — за много лет она успела наизусть выучить все места, в которых ей следовало насторожиться. Например, этот нервный смех Эпонины. Почему она не поняла, что ей нужна была помощь? Как она посмела… — Брось, Понин. Мы вместе только из-за Мариуса. И я устала от попыток построить своё счастье на его смерти. Это жутко. Козетта крепче сжала губы и часто заморгала, чтобы слёзы закатились назад. Тогда у неё появлась привычка записывать все входящие. Её часто шантажировали — большое наследство, близость к новой власти. Почти всё она потом стёрла. Только на эту запись духу не хватило. Эпонина долго молчала, тяжело дыша, и Козетта помнила. как её руки и губы наливались свинцом и как медленно приходило ощущение того, что близится непоправимая катастрофа, что она сама, своими руками сделала её реальной. — Прощай, — наконец кинула Эпонина. Раздались короткие гудки. И за ними — тишина. Козетта устало отнимает трубку от уха и упрямо продолжает смотреть в потолок. Ей не следовало и начинать встречаться с Эпониной. Но она думала… Думала, что та тоже просто хочет заткнуть чем-нибудь дыру в сердце, что это не серьёзно — бога ради, да откуда ей в восемнадцать было знать, что у девушек тоже бывает серьёзно? Через месяц Эпонина вышла за Анжольраса, и Козетта впервые поняла, что не может просто порадоваться за другого человека. Она смотрела на фотографии новобрачных и думала только о том, что Эпонина заслуживает кого-то получше. Кажется, это был первый и последний раз, когда она плакала на плече у Грантера, хотя очевидно, что ему было хуже — больше Козетта себе такого не позволяла. Они должны были поговорить. Остаться подругами. Вместе вытащить Анжольраса из скорлупы, в которую он спрятался от мира. Может быть, Козетта полюбила бы Эпонину — так, как полагается, а не чтобы заглушить боль? Кто знает. Козетта конечно не думала о том, что её фотографии всё ещё лежали в бумажнике Эпонины, что не она одна переслушивала записи разговоров… Впрочем, едва ли даже это чему-нибудь помогло бы. Козетта клялась себе сделать правильно хоть что-то. Она знала, что когда Гавроша схватят, она возьмёт на себя руководство его кружком и доведёт дело до конца — и будет такой же храброй как он, если понадобится.