Враги Друзей

Часы в кабинете Анжольраса нестерпимо громко тикали. Это раздражало. Ему нужна была тишина. Гаврош вот уже неделю сидел в камере, отказываясь встречаться с адвокатом и требуя, чтобы ему позволили поговорить с Анжольрасом. Эпонина ходила сама не своя, глаза постоянно были красные. Она должна была взять себя в руки. Нельзя, чтобы журналисты пронюхали, что она жалеет одного из врагов государства. Их родство и так все обсасывают. Анжольрас раздражённо хлопнул рукой по столу. Ему придётся поговорить с этим… Тенардье. Он вызвал секретаря. — Позвоните охране, пусть привезут Тенардье. Через полчаса к зданию правительства подъехала служебная машина. Анжольрас, следящий за улицей из окна, недовольно поморщился, увидев как вокруг неё закопошились журналисты, щёлкающие камерой и сующие под нос Гаврошу микрофон. Тот, впрочем, шёл с гордо поднятой головой и крепко сжатыми зубами. — Расплодились, — недовольно пробурчал Анжольрас сквозь зубы. Через десять минут Гаврош Тенардье стоял перед ним — со связанными руками, упрямый, очень похожий на того мальчишку, который требовал дать ему пистолет во время восстания. Анжольрас отослал охрану — ему хотелось поговорить с этим человеком наедине. — Зачем, Гаврош? — устало спросил он, опускаясь в кресло. — Что именно? — Гаврош отозвался даже слишком дружелюбно для человека со связанными руками. Может, всё ещё не думал о том, насколько всё серьёзно? — Кружок, антигосударственная деятельность… — Брось, как будто ты в моём возрасте не увлекался подобным! — Гаврош, сейчас не лучшее время для шуток. — Для хорошей шутки всегда подходящее время, — Гаврош широко улыбнулся. Анжольрас нахмурился ещё сильнее. Он не понимал, просто не понимал, как всё могло пойти не так — ладно бы протестовал кто-то чужой, незнакомый, но брат его жены! Человек, с которым он сражался плечом к плечу… Должно быть, кто-то из них просто не понимал стремлений другого. — Хорошо, ты можешь сказать, что тебе не нравится? Почему ты… — Да причём тут я! — воскликнул Гаврош. — Важно ведь, тут есть кто-то кроме меня. Ты же и сам понимаешь. Это люди, Анжольрас, много людей, которые устали от твоего режима, устали от требований, которые предъявляют к ним каждый день, устали от твоих законов… — Они призваны сделать наши жизни лучше! — Анжольрас сам не заметил, как вскочил на ноги и принялся ходить по кабинету из стороны в сторону. — Большая часть людей и при монархии жили вполне неплохо. — Ты воровал на улице, твои сёстры чуть ли не продавали себя, чтобы им было что есть! Как ты смеешь… — Быть неблагодарной сволочью? — усмехнулся Гаврош. Анжольрас остановился, тяжело дыша и пристально глядя на него. — Чего вы хотите? — тихо спросил он. — Нормальной демократии. С меняющимся президентом. Спокойной жизни и возможностей для саморазрушения. Вот собственно и всё. Мы устали бороться, Анжольрас. Тебя ждёт очень необычная революция. Анжольрас хмыкнул. Его светлые голубые глаза словно метали молнии, мягкие, женственные черты лица напоминали разве что статую Медузы Горгоны. Гаврош глубоко вздохнул и продолжил: — Слушай, ты же помнишь первые месяцы. Комбефер, Курфейрак… — Не смей, — прошипел Анжольрас сквозь зубы. — Не ты один устал от плохих новостей, только никто кроме тебя и не подумал тогда замкнуться и уйти ото всех друзей! — Я пытался вас уберечь! Всех вас! — закричал Анжольрас. От неожиданности они оба замолчали, растерянно глядя друг на друга. — Тебе не кажется, что мы как будто хотим одного и того же, но катастрофически друг друга не понимаем? Анжольрас глубоко вдохнул и выдохнул. — Нет, — резко ответил он, обошёл стол и сел обратно в кресло. Его рука метнулась к ручке, но замерла над ней. Анжольрас задумался. «Всего одно слово, одно движение моей руки и его больше не будет, ” — мелькнула в его голове подлая мысль. Он поднял взгляд на Гавроша. Тот словно прочитал его мысли: — Одно движение моего языка и я покажу тебе язык, — подмигнул он. Анжольрас резко убрал руку и снова вскочил на ноги. Только теперь он чувствовал не ярость, а страх. «Бог мой, кем я стал, о чём я думаю?» — закричал его внутренний голос. Анжольрас на ватных ногах подошёл к двери и выглянул наружу. — Увести, — прохрипел он внезапно севшим голосом, — увести. Охрана удивлённо уставилась на него, но через секунду всё же бросилась выполнять приказ. Анжольрас выдохнул. Как только Гавроша вывели из его кабинета, он плотно закрыл дверь, задёрнул шторы и сполз вниз по стене, сел прямо на пол, подтянул колени к себе и уткнулся в них лбом. Вероятно, он был бледнее обычного. В последний раз руки так тряслись когда он узнал о том что Курфейрак лежит в реанимации. Или последний раз был на похоронах Комбефера? А что было раньше? Анжольрас вдруг понял, что не может разобраться в хронологии этих событий. Что было раньше? Что позже? Курфейрак: пищание аппаратов, зелёная линия кардиограммы, капельницы с физраствором, потому что он потерял слишком много крови, гипс, гематомы, бумаги, доверенности, завещания, поиск юристов, телефонные звонки с угрозами, речи на телевидении. Комбефер: холод морга, бледная будто резиновая рука, белая простыня, тишина, громкое дыхание — его собственное, стук палки патологоанатома, разрешение на вскрытие, бумаги, черные чернила принтера, синие чернила ручки и печатей, широко открытые глаза покойника, трупный запах. Комбефер был раньше. Анжольрас выдохнул и сел прямее. Комбефер умер вторым. Первым был Мариус. Третьим почти стал Филипп Курфейрак. После этого Анжольрас и стал жёстче. Он просто не мог дать людям вокруг умирать — они не для этого шли за ним, верно? Четвёртым и пока что последним стал Жеан Прувер. Суицид или убийство — они так и не выяснили, но записка, оставленная Прувером — или подброшенная ему — всё ещё смущала Анжольраса. А теперь… Должен ли Гаврош стать пятым? А кто будет шестым? — Десять негритят отправились обедать, — прошептал Анжольрас. Он понятия не имел, что ему делать. «Я вижу, к чему ведёт наша власть и видимо я слишком слаб, чтобы идти дорогой, которая нам осталась. Прощайте, друзья, до светлой и нескорой встречи — я ухожу, как, чует моё сердце, нам и было суждено.» Вот что было написано в записке Прувера — в целом это в его стиле. Поэтично, непонятно. Что он имел в виду? Франция процветает как никогда. Анжольрас активно ищет преемника, чтобы уйти на покой, обеспечив стране надёжную опору на много лет. Не может же он дать будущее страны в руки людей, убивших Комбефера? Не может. А Гаврош? Он мог бы дать будущее страны в руки Гаврошу? Анжольрас нахмурился. Боги, да конечно же нет! Ему вдруг стало смешно из-за того, что он задумался об этом. Что делать? Понятно что — завтра он придёт к Гаврошу сам, расспросит его о «Врагах», Эпонина обезвредит остатки банды, а потом Гавроша можно будет тихо вывезти из страны. Ничего сложного, никаких проблем на самом деле нет. Гаврош поселится где-нибудь вдалеке, живой и здоровый, и Эпонина останется довольна. А если нет — что ж, Анжольрас убедит её, что такой исход для её братца наилучший. В конце концов, что ещё могло его ждать? Разве что пожизненное заключение, что для такого деятельного человека равносильно смертной казни — Анжольрас прекрасно понимал это, потому что сам был не менее деятельным, чем Гаврош и смутно угадывал их схожесть. Он вскочил на ноги и выдохнул. Только сейчас Анжольрас понял, как всё это время были напряжены его мышцы. «Дорогая, я отменю встречи на воскресенье, будем отдыхать» — написал он Эпонине. Через пятнадцать минут она ответила только одно: «Ок» Чёрт возьми, Эпонина сроду на него не дулась! Анжольрас разозлился, но вскоре решил, что с этим он разберётся позже. Пока — у него была масса работы.