Всё это время они пытались держать прессу и население Британии в неведении, но сейчас это стало невозможно. Пропажа Малфоя стала той самой пробоиной, и плотина не выдержала.
Каждый журнал, каждая бульварная газетёнка обсасывала эту историю до последней косточки. Британия встала на уши. И министру магии пришлось выступить с обращением. Но и тут было решено не договаривать — министр подтвердил, что Малфой пропал, работая над одним секретным делом. Но он и словом не обмолвился, что это дело о серийном убийце.
Но этого было достаточно. Мрачные теории о загадочной пропаже Малфоя сменились на не менее тревожные — остался последний отпрыск Пожирателей. И люди начали делать ставки, когда же пропадёт Теодор Нотт. Последний выживший.
Кто-то же был уверен, что за всем стоит сам Теодор. Но нашлись и те, кто считали Гермиону не просто героиней войны, но и тайным карателем Пожирателей. Именно так простые смертные, далёкие от государственных тайн, объясняли себе странное сближение Нотта и Грейнджер, что жили теперь в одном доме.
Жили, но не спали. Но разве кто-то им верил? Нет, конечно, она ведь чертовски красивая молодая вдова с таинственным прошлым, а он – Пожиратель в прошлом, и такой успешный предприниматель в настоящем. Совпадение? Конечно же, нет.
Им так было удобно. Они просто работали над делом. Но нет тела — нет дела. О преступнике уже месяц не было никаких вестей. И это пугало сильнее, чем труп раз в неделю.
Дело было закрыто. Так и нераскрытым оно было сдано в архив. Нужны были новые улики, чтобы снова к нему вернуться.
И Гермиона ломала голову круглосуточно, выискивая то, что они, но в первую очередь она, могли упустить. Что угодно. Любая мелочь. И мелочь им была дана в очередной дождливый день.
В Министерство Магии была доставлена посылка для министра, а спустя пять минут в его кабинете было не протолкнуться. Человеческое сердце дрожало на дне коробки.
— Живое? — неверяще переспросила Гермиона, когда Нотт влетел к ней в кабинет. Он кивнул, и после этого она взяла палочку и чуть ли не бегом кинулась наверх.
Спустя ещё час было точно установлено, что сердце человеческое, а кровь принадлежит роду Малфоев. Пока все охали и ахали, Гермиона зачарованно смотрела на то, как орган медленно сокращался. Нотт даже подумал, что она тронулась умом. Наоборот, её мозг сейчас работал на двести процентов.
— Он ещё жив, — выдала гриффиндорка. И мужские головы дружно повернулись в её сторону. — Я серьёзно, — чуть повысила голос девушка. — Я читала об этом виде магии, но не думала, что когда-либо увижу.
Спустя ещё тридцать минут Гермиона убедила остальных в своей правоте. Дело о серийном преступнике из архива не достали, но вот дело о пропаже Малфоя снова открыли. Гермиона была назначена главной.
Но гриффиндорка не сказала самого важного — это могли совершить только два родственника. Последние несколько лет, даже десятилетий, никто не смел использовать столь Тёмную магию. Раньше же ей баловались. Особенно жёны, которые старались удержать своих мужей при себе. Они связывали себя и первого мальчика, наследника, что произвели, этими тёмными узами. В результате ритуала мать вырезала сердце своего ребёнка, но пока билось её, ребёнок был жив. Стоило же женщине умереть не своей смертью, как магия убивала и ребёнка. Этим жёны и удерживали мужей от измен — банально грозили убить себя. И это действовало.
И сейчас Гермиона гадала, чьё сердце было перед ней, и кто решился на это? Она пыталась вычислить, кто из Малфоев отдал ради этого своё сердце? Зачем? Не преступник же это сделал! Не мог же Драко быть тем, кого они ищут?..
Холодная струйка пота скатилась по позвоночнику Гермионы, когда она предположила причастность Драко ко всему этому.
— Не может быть, — прошептала Гермиона. Теодору даже пришлось её поддержать, чтобы она не упала. Лучшим решением было увести девушку отсюда, именно так Нотт и поступил.
И первое, что сделала Гермиона, заперлась в своей комнате — ей было над чем подумать. У неё в руках были все ниточки, но она не знала, за какую дёрнуть. А ещё было страшно — она успела заново привязаться ко всем. Только Мерлин знал, куда приведёт клубок жизней, что отчаянно сжимала она в руках.
Прошла целая неделя её затворничества, и Нотт решил, что дал ей достаточно времени. Рано утром он постучался в её дверь, держа в руках пару кружек крепкого кофе. Её дверь была открыта, и он воспринял это как хороший знак. Это было доброе утро, потому что с этого дня она стала выходить из своей комнаты.
Она снова работала из дома, но это нисколько не сказалось на её трудоспособности. Нотт по маниакальному блеску её глаз понимал — она что-то нарыла. И ему было до чёртиков интересно узнать, что именно, но он продолжал оставаться безразличным ко всему, кроме её самочувствия. Это была верная тактика, которая привела девушку в его большую кровать.
Пока Нотт коротал дни в Министерстве, докладывая о небольших успехах, которые они достигли с Грейнджер, сама Гермиона изучала огромный Нотт-мэнор. И она наткнулась на неожиданную пару — помимо эльфов тут трудилась женщина сквиб и её сынишка, который каким-то чудом смог урвать себе кусочек магии. И Гермионе нравилось проводить с ним время, показывая различные проявления волшебства. Но Гермиона отдавала должное уму мальчишки — умён не по годам.
Во время одной из таких бесед их и застал Теодор. Казалось, его ноги приросли к полу, когда он увидел эту картину.
— Не знал, что тебя интересуют дети, — вместо приветствия бросил он и опёрся корпусом о косяк двери.
— Я не люблю маленьких детей, но такой мне подходит, — рассмеялась Гермиона и ласково потрепала мальчишку по тёмным кудрям.
— Заведи своих, — Нотт не сводил с неё зелёных глаз.
— Не то время, Тео, — Гермиона стала вмиг серьёзной. — Я не хочу подвергать ребёнка опасности, только потому что я Гермиона Грейнджер.
И Нотт задумчиво кивнул. У них сходились мысли, и это его радовало.
— Роуз, забери своего сына, — чуть громче сказал Теодор, и соседняя дверь тут же открылась. Красивая женщина появилась в проёме, мальчишка тут же к ней побежал. — И Роуз, будь более… аккуратной, — женщина быстро-быстро закивала и увела ребёнка.
— А тебе, видимо, не нравятся дети, — Гермиона встала с пола, на котором дурачилась с мальчиком, отряхнула брюки и села на диван, закинув ногу на ногу.
— Отнюдь, — он прошёл в комнату и сел напротив. — Я очень рад, что тебе понравился Генри.
— А я рада, что понравилась ему. Но всё равно не понимаю, зачем ты его терпишь тут?
— Видишь ли, Роуз — служанка Панси, и когда мы поженились, Панси её забрала с собой. И она уже была беременна.
— Но Панси убита, — осторожно напомнила Гермиона, но Теодор и бровью не повёл. Тогда девушка решительно продолжила: — Ты можешь её выставить.
— Зачем? — Нотт закурил, аккуратно поджигая сигарету кончиком палочки. — Мне это удобно, — он выдохнул серебристый дым, который заклубился к потолку и который Гермиона проводила внимательным взглядом.
— Чем тебе это удобно?
— Ну все меня жалеют, знаешь ли, репутация вдовца и всё такое. И я так трепетно чту память своей супруги, что не выгоняю её служанку на улицу.
— Разве не так?
— Роуз воспитывает моего сына, — слова повисли в воздухе, а потом упали им на головы. — И мне удобно заботиться о них. Все считают меня добряком, но никто и мысли не допускает, что Генри мой сын.
— У тебя есть сын? — неверяще прошептала Гермиона.
— Забавно, да? — он сделал пару глубоких затяжек и затем продолжил: — Ты сбежала от нашего прошлого, а я не смог жить без тебя. Пока ты так старательно вычёркивала меня из прошлой жизни, я захлёбывался в воспоминаниях, прокручивая каждое в голове.
— Тео, мне…
— Что, жаль? Засунь свою жалость в свою задницу, Гермиона. Я в ней не нуждаюсь, я нуждался лишь в тебе.
— Тео, я…
— Просто я сорвался. Напился и переспал с Роуз, а когда узнал, что ей не хватило мозгов выпить зелье, сделал Панси предложение. Это был наш постыдный секрет. Она никогда не была мне женой, а я мог спокойно воспитывать сына. Я не хотел, чтобы ему тоже приклеили ярлык Пожирателя лишь по праву рождения. И я смог сохранить ему жизнь.
— Тео, я…
— Именно поэтому я рад, что вы друг другу понравились, — Нотт затушил сигарету. — Потому что теперь, когда ты вернулась, я тебя не отпущу. Никогда, Гермиона, — его обещание звучало угрозой.
— Я не планирую сбегать.
— Я люблю тебя, Гермиона, — это было не признание, а констатация тех лет, что он её искал. — И я просто надеюсь, что когда-нибудь ты снова полюбишь меня в ответ.
Он встал на ноги, загородив собой весь свет. Гермиона высоко задрала голову, чтобы видеть его лицо. Такое родное и знакомое до мелких чёрточек. Такое желанное долгие годы в Америке.
— Я никогда тебя не забывала, — она тоже встала, чтобы быть с ним на равных. — Я плакала, когда та мантия перестала пахнуть тобой. Я закрывала шторы, чтобы солнце не отнимало тебя у меня, — переведя дыхание, она продолжила: — Я ненавидела ветер, который мог к тебе прикасаться. Я ненавидела дождь, потому что под ним ты обещал мне, что это навсегда. Я ненавидела себя, потому что оставила тебя. Я ненавидела своё тело, потому что…
Он не дал ей договорить. Не мог выдержать её пламенной речи. Не мог смотреть, как любимые глаза застилают слёзы. Самый солёный поцелуй на его памяти, но такой сладкий.
Время дало новый виток, позволяя этим двум наверстать упущенное, ведь они это заслужили. Он ждал этот шанс всё это время, и дождался. Она чувствовала, что Теодор что-то от неё скрывает, поэтому была безмерно рада, что он ей сам открылся. Всё прекрасно, но есть одно «но» — дело, с которого всё началось.
И Тео думал, что снова её теряет, потому что каждое утро она меняла их кровать на свою старую комнату, всю увешанную колдографиями. Парню казалось, что часть министерского архива была теперь в его доме, в её комнате.
И сегодня Теодор решительно стоял под дверью, намереваясь не просто позвать Гермиону к ужину, а намертво выдернуть её из всего того, в чём она варилась. Она была так увлечена, что не заметила, что уже не одна. А он наслаждался ею. Ведь это прекрасно — созерцать любимую. В любую минуту.
— Что ты бы хотела? — его ладони легли на её плечи, но она больше не боялась, когда к ней подходили сзади.
— Убежать куда подальше, — честно призналась она после минуты молчания. — Туда, где ничего этого не было. Где можно
начать жизнь с чистого листа.
— Кажется, мы это уже проходили, — рассмеялся Нотт, но мышцы непроизвольно напряглись, словно девушка могла совершить побег прямо сейчас, а он должен был успеть её ухватить.
— Сбежать с тобой, — уточнила Гермиона, и Нотт едва уловимо расслабился.
— Что тебе для этого нужно?
— Разгадать загадку, — она взяла в руки колдографию. На неё смотрели навсегда застывшие глаза Панси. Словно с укором. Словно обвиняли.
— И ты… ты сбежишь со мной? — он закусил нижнюю губу, стараясь унять волнение.
— Да.
Он помог ей подняться с пола и сам безжалостно встал на колдографии.
— Тео! — девушка всплеснула руками на этот акт вандализма.
— Это я, — он крепко прижал её к себе и шептал в самые губы. Гермиона смеялась и вырывалась из его объятий. Но он заставил её замереть тремя словами: — Локи — это я.
— Нет, — её глаза широко распахнулись. Казалось, в этих карих омутах можно было разглядеть, насколько исковеркана её душа.
— Я Локи, но я не убийца, — он продолжал резать без ножа. — Я просто помогал Люциусу.
— Зачем? — она в шоке и всё никак не может поверить в происходящее.
— За тем, что ты сбежала, а я не мог тебя найти, — словно укол. Словно всплеск детской обиды — такой же бессмысленный. — Он мне сообщил, что егеря привели к нему подозрительно знакомую шайку, но Драко от чего-то медлил, не выдавая Поттера. И тогда Люциус пообещал мне тебя, но ты сбежала, снова ускользнула от меня. Но Люциус узнал мой секрет и шантажировал тобой. Всё это время он знал, где ты. Он показывал мне колдографии, но я так и не смог вычислить, где ты.
— Это всё… ради меня?
— Ради нас, — поправил её Нотт. — Люциус хотел лишить сына всего, поскольку тот в последний момент выбрал не его. Люциус понял, что его сын передавал какие-то сведения в Орден, но не смог этому помешать. И это не давало ему спокойно жить — пока он заживо гниёт в Азкабане, его сын и отсюда ускользнул. Он забирал всё, даже жизнь. И он вспомнил, что я ему должен. А я был не против.
— Ты соучастник преступления!
— Как и ты, — парировал он. — Ты знаешь больше, чем рассказываешь. Ты уже давно могла всех прижать к стенке, но почему-то медлишь. Знаешь, что будет дальше?
А дальше пазл в её голове сложился. Несколько минут тишины, которая нарушалась лишь громкими вдохами-выдохами.
— Так что дальше, Гермиона? — эта тишина слишком давила, и он её нарушил.
— Это сделаешь ты, — голос её дрожал. Он приподнял брови в немом вопросе. — Ты прижмёшь меня к стене.
— Вот как?
— Сейчас, — выдохнула она и запустила свою руку в его волосы.
Гермона с силой притянула его голову к себе, впиваясь в его рот. Намеренно больно оттянула нижнюю губу парня зубами. Грубо толкнулась языком, проскальзывая внутрь. Зубы стукнулись о зубы, и она уронила стон.
— Ну же, — хрипло произнесла девушка. — Я не хрустальная, я не разобьюсь, — и в этот же момент она была прижата к стене крепким мужским телом.
Но она ошиблась — этой ночью Нотт заставил её разбиваться на миллиарды осколков, которые падали к его ногам. Затем поцелуями он снова её собирал обратно и снова разбивал, грубо толкаясь в податливое тело.
Тут не было ни намёка на нежность. Она царапала его спину, оставляя кровавые борозды от ногтей. Она жадно целовала его, оставляя багровые отметины на его смуглой коже. Он не отставал от неё, впиваясь до синяков в её бёдра. Его рука запуталась в её волосах, но она лишь просила его не останавливаться.
Им обоим было мало. Теперь были раскрыты все грязные секреты. Они были обнажены друг перед другом, сбросив все маски. Он брал её, как животное, на полу. Прямо на колдографиях. И когда Гермиона отводила взгляд в сторону, она натыкалась лишь на смерть — это вынуждало снова смотреть на мужчину, что навис над ней. Словно ему было мало тела, словно он хотел её душу, что уже давно принадлежала ему.
Она первая заснула, воспользовавшись передышкой, а он ещё долго наблюдал за тем, как она спит. Теодор не верил, что всё закончилось, что начинался новый день, в который они войдут вместе.
Не вошли. Не рука об руку.
Как только его веки стали тяжёлыми, он сильнее прижал к себе девушку и провалился в сон. Как только его дыхание выровнялось, Гермиона тут же распахнула свои глаза. Всё это время она не спала — выжидала, пока Теодор уснёт. Думала, что ей делать дальше.
Жизнь снова давала ей шанс поступить так, как она хочет — сбежать, но с Тео. Она могла исправить ошибку, что совершила когда-то. Но снова победил разум. Снова сердце обливалось кровью. Гермиона снова себя ненавидела.
Она выскользнула из его объятий, на ходу натягивая одежду. Обернулась на мирно спящего Нотта. Красив, чертовски красив.
— Я очень люблю тебя, — прошептала Гермиона. — Я всегда буду любить тебя, — и она покинула комнату.
Нотт не понимал, что происходит. Этой ночью он выложился на все пятьсот, но был разбужен не нежным, а лучше хриплым, голосом любимой, а грубыми мужскими голосами.
— Что за чёрт? — Теодор лениво приоткрыл один глаз. — Поттер? — второй глаз парня тут же распахнулся. Нотт немного поморщился, пока глаза привыкали к свету, а потом он смог разглядеть, что в комнате было ещё четверо авроров. — Что тут происходит? Убирайтесь из моего дома!
— Теодор Нотт, — виновато начал Гарри. — Ты арестован по подозрению в убийстве Драко Малфоя. Так же тебя подозревают в соучастии в двадцати восьми. Всё, что ты скажешь, будет исп…
— Где Гермиона? — Нотт вскочил на ноги. — Где моя Гермиона? — казалась, его не беспокоила собственная судьба. — Где она? — застёгивал он рубашку и штаны.
— … Использовано против тебя, — закончил Гарри.
Теодору было, что сказать, но он ещё не проснулся. Все здравые мысли были вытеснены тревогой за Гермиону. Он и глазом не успел моргнуть, как уже сидел в одной из допросных, прикованный наручниками к креслу, как особо опасный преступник.
— Даже не пытайся их снять, — Поттер сел напротив и бросил несколько папок на стол. — Они блокируют магию.
— Где Гермиона?
— Она… Она отстранена от этого дела, — с некоторой запинкой сказал Гарри.
— Что с ней? Она в порядке? — но Гарри не спешил отвечать. Он и не хотел говорить. — Да брось, мы ведь друзья с тобой. Я имею право волноваться за свою девушку.
— Никто не знает, где она, — наконец ответил Гарри. — Она утром появилась в Министерстве и попросила, чтобы при свидетелях у неё взяли воспоминания. Кингсли лично извлёк их. После этого она ушла. Она ведь была тут по обмену. Возможно, вернулась к себе в Америку. Её ведь тут ничего не держит.
— Ничего?
— Она так сказала, Нотт. Эта Британия делает ей больно.
— Как именно она сказала? — Нотт вцепился пальцами в край стола.
— Что она обещала начать жизнь с чистого листа. И начнёт.
— Вот как, — слизеринец задумчиво почесал подбородок. — И вы всё знаете, да?
— Да, — кивком подтвердил Гарри. — Но это всё косвенно. Это основания для дела, но опираясь только на воспоминания, я не могу тебя отправить в Азкабан. Хотя знаешь, некоторые настаивают на твоей встрече с дементором.
— Хотя знаешь, — улыбнулся Нотт, — я тебе ничего не скажу.
И он действительно больше не проронил ни слова. Поскольку оснований для Азкабана не хватало, Нотта держали в тюрьме при Министерстве. Он был под присмотром постоянно.
За все три месяца он не проронил ни слова. Над ним откровенно издевались — он молчал. Его приводили на допрос — Гарри прятал глаза, словно не видел свежих кровоподтёков на аристократическом лице. Но сегодняшний допрос стал исключением. Теодор по-прежнему молчал.
— Тео, поговори со мной, — просит Гарри. Нотт вздрагивает, но качает головой. Ни слова. Ни эмоции. — Нам сегодня прислали конверт с колдографиями, — Нотт и бровью не повёл. — На самом деле, это конверт для тебя, — даже искры удивления не промелькнуло во взгляде слизеринца. — Поэтому я досрочно вызвал тебя, — признался Поттер.
Гарри медленно засунул руку в конверт и достал всего одну колдографию, перевернул изображением вниз и подтолкнул к Теодору.
— Четыре человека думали над этим, но так и не смогли разгадать послание. Сегодня этот конверт попал в мои руки, и я решил показать тебе. Не думаю, что это поможет тебе сбежать. Это ведь просто жертва, о которой мы ничего не знаем, но трое авроров уже устанавливают личность. Что, и сейчас никаких эмоций, Нотт? Или боишься? — Поттер надавил на больное. Уж кем-кем, но трусом он точно не был.
С чисто слизеринской ухмылкой он протянул левую руку, гремя кандалами. Он был уверен, что Поттер уйдёт ни с чем, ведь Теодор не проявит слабость, показав эмоции. Его слабостью была Грейнджер. И он сполна за неё заплатил. Он смело мог утверждать, что Гермиона была самой шикарной женщиной в его жизни — слишком дорого обошёлся секс с ней. Он был готов пожинать плоды их любви — детей, но арест — это уже чересчур.
Он ошибся.
Он заплакал.
Поттер был в шоке.
Нотт сам был в шоке.
Но он рыдал, словно с ним только что случилось горе. И это была единственная эмоция, которую он показал.
Поттер поднял руку, призывая из соседней комнаты конвой слизеринца, и его отвели обратно. И снова издевательства. Но сейчас знали куда бить — и били. И Нотт понимал, что Грейнджер передала ему привет.
Она предала его. Снова. Лучше бы она его забыла. Но нет — она забрала у него всё. Она была последним членом Хранителей — и поступила соответствующе.
На колдографии был ребёнок.
Мёртвый ребёнок.
Убитый.
Это был Генри, сидящий у стены.
На колдографии была рука, держащая волшебную палочку.
Татуировки выдавали владелицу.
Как и погрызанные ногти.
Это была Гермиона.
Это было больно.
Он оплакивал свою утрату ещё два дня, а потом сбежал, когда его вели на допрос. А точнее — с допроса. Этим он показал Гарри Поттеру и министерским клеркам, что он всегда мог это сделать — аппарировать без палочки — но подыгрывал им всё это время. Наручники действительно блокировали магию, но магия, что плескалась в нём и лениво текла по венам, была слишком древней, чтобы пропасть в мгновение ока.
В этот же миг Гарри отправил патронус Гермионе. Всего два слова — он сбежал.
И Гермиона знала, куда он направляется — туда, где всё начиналось. Она отправила другу ответный патронус, завуалировав место, куда она отправляется. Ей нужно было время. Гарри обязательно поймёт, где она будет.
Она аппарировала в Хогсмид и неспеша побрела знакомой тропой в сторону замка, но свернула чуть раньше.
Вот её цель — Гремучая Ива. Гермиона сдвинула волшебный сучок — и дерево успокоилось, давая возможность пройти внутрь.
— А я всё гадал, вспомнишь ли ты об этом месте, — поприветствовал Нотт вошедшую девушку.
— Очень рада тебе, Нотт.
— Польщён, — бегло улыбнулся слизеринец.
— Ты злишься на меня? — она крепче сжала волшебное древко в ладони.
— Я люблю тебя, — тут же ответил парень, и Гермиона, расслабившись, убрала палочку в карман. — Знаешь, зачем я пришёл? — она отрицательно качает головой. — Я всегда забираю своё.
Она неуверенными шагами приближается к нему. Он всё равно представлял опасность, как и все психопаты. Гермиона знала, что Гарри скоро разгадает загадку и придёт за ней.
Они стоят нос к носу.
— Что, хочешь добыть моё признание, чтобы передать его Поттеру? — мужские губы изогнулись в усмешке.
— Отчасти, — призналась Гермиона.
— Зря ты пришла сюда, — он прикрыл глаза на секунду, наслаждаясь её ненавязчивым парфюмом. — Ты сегодня умрёшь, — его глаза тут же распахнулись, а ладони метнулись вверх — к тонкой шее.
В её глазах ни капли страха, лишь молчаливая покорность. Принятие.
— Ну же, гриффиндорская львица, борись со мной.
Её глаза застилают слёзы.
— Ну же, Грейнджер, борись с собой.
Она краснеет, и пытается набрать в грудь кислород — инстинкт самосохранения, не более. Но встретившись с его зелёными глазами — выдыхает воздух.
— Ну же.
— Я люблю тебя, — на выдохе, на грани потери сознания произносит она. — Я так сильно люблю те… — не договорила.
Нотт не мог это слушать — заткнул губами. Не поцеловал, а просто прислонился. Просто заглушил. Но её глаза говорили за неё. Он видел в них прощение.
— Чёрт, — прошептал он. Его руки бессильно повисли вдоль туловища. — Ну почему ты такая? — он оттолкнул её.
Она тут же достала палочку. Если он не убил её сразу, значит, хочет поиграть. Туман рассеялся, и Гермиона поняла, что хочет жить. Она уже один раз пыталась жить без него – сможет ещё. Ведь она не начнёт заново, а просто продолжит.
— Я доверял тебе! — взревел слизеринец и вынул свою палочку. — Я доверял тебе больше всех, — слишком быстрый взмах, и Гермиона, не успелв заблокировать его выпад, отлетела в стену. — Чем ты мне отплатила? — очередной взмах, и Гермиона отлетает в противоположную сторону, выронив волшебную палочку.
Она влетела в старый сервант, разбивая его. Осколки осыпали девушку, но в этот раз Нотт не бросился к ней. Слишком свежей была рана, что он носил на себе от неё.
— А знаешь, что мне сказал твой сын напоследок? — Грейнджер провела тыльной стороной ладони по губам, стирая кровь.
Взмах палочки — и она снова впечатывается в стену.
— Хочешь знать последние слова своего сына, а, Тео? — из носа течёт кровь, но Гермиона не обращает внимания.
— Заткнись! — приказывает Теодор, отшвыривая её, словно куклу, в противоположную сторону взмахом руки.
— Он не верил, что я это сделаю, — она сплёвывает кровь, что скопилась внутри, на деревянный пол.
Она вся — сплошной синяк. Кажется, она отбила себе все внутренности, но Нотт был неумолим. Всё за семью. Жизнь за жизнь.
— Молчи или пожалеешь, — предупреждает Теодор, направляя остриё палочки на девушку, что сидит у стены и размазывает кровь по лицу.
— Я ведь это сделала тут, — натянуто смеётся она. — Вот в этом самом углу, узнаёшь? — она чертит кровью какой-то узор на стене. Кажется, это были её инициалы, но Нотт уже ничего не видит — перед глазами кровавая пелена.
— Круцио! — кричит слизеринец.
Он полностью контролирует боль, что её разрывает. Ещё чуть сильнее — и она сойдёт с ума. Но она так легко не отделается — он не даст.
— Моли о пощаде, и я тебя быстро убью.
Она царапает пол ногтями, ломая их. До крови закусывает нижнюю губу. Зажмуривается до тёмных кругов перед глазами. Но не издаёт ни звука. Только громкое дыхание и сопение.
— Я специально наняла фотографа, чтобы он сделал несколько снимков, а потом убила его, чтобы он сохранил мою тайну, — Гермиона воспользовалась паузой в череде пыток.
— Поверь мне, это не за фотографа, — улыбнулся Теодор. — Круцио!
И её снова пронзили сотни тысяч острых игл. Её бросило в холод, а затем резко в жар, словно она находилась в кратере вулкана. Пальцы выкручивались в судорогах. Она вскрикнула, когда услышала хруст костей — он сломал ей каждую косточку на руках. Только окклюменция не позволила ей закричать. Она ушла в выдуманный мир, где не было боли.
— Умоляй, — он подошёл ближе и наступил ботинком ей на пальцы левой руки.
— Генри сказал мне тогда, — она сплюнула кровь прямо на его обувь. — Что он…
— Заткнись! — взмахом руки она снова отправилась в груду обломков, что когда-то были сервантом.
— Он слишком хорошо выглядит для мёртвого, — прохрипела она.
Волшебная палочка Теодора зависла в воздухе.
— Повтори, — хрипло просит Нотт.
— Он сказал, что он слишком хорошо выглядит для мёртвого, — Гермиона послушно выполнила просьбу Теодора.
Огромная балка угрожающе висела над Гермионой и грозилась упасть. Магия Нотта заметно ухудшила внешний вид комнаты. И сейчас балка, что держалась на соплях, противно хрустнув, полетела вниз.
— Нет! — закричала Гермиона, но было поздно. Балка пригвоздила её к полу, вспоров живот.
— Гермиона! — Нотт кинулся к ней. Он должен был ей помочь, чтобы она ответила, где Генри.
— А потом я дала Роуз немного денег и отвезла их в маггловский аэропорт. Они сели в самолёт, и больше я их не видела, — Грейнджер, хрипя и свистя, закончила свой рассказ.
— Господи, Боже, — Нотт оценивал ситуацию.
Он не мог снять балку с её живота, поскольку внутренности, наверняка бы, вывалились, или же она скончается от потери крови. Но и не поднять её тоже было нельзя — эта балка причиняла огромную боль.
Гермиона скулила и плакала. Просила её убить. Бредила.
— Гермиона, пожалуйста, скажи мне, где Генри?
— Кто такой Генри? — она широко распахнула глаза. Глаза были красными от крови — лопнули капилляры. Глаза затухали. И только чудо могло её спасти. Но Нотт не был Санта Клаусом и не мог ей помочь.
— Где мой сын, любимая? — парень ласково гладил её по волосам. У девушки изо рта выходили розовые пузыри. — Любимая?
— Я Хранитель, ты не узнаешь никогда, где они, — зловещая улыбка растягивала её бледные губы.
— Пожалуйста, — он стоит на коленях перед ней. — Пожалуйста! — надрывно просит он.
Из коридора доносятся голоса и шум — это Поттер и несколько авроров спешат на помощь. Гарри разгадал место, о котором говорила подруга.
— Я всегда буду тебя любить, — он бегло целует её горячий лоб. — Возвращайся к ангелам и жди меня, — и он аппарирует как раз в тот момент, когда Гарри вышибает дверь.
— Гермиона! — он со всех ног бросается к подруге. — Ты только держись! Всё хоро… — он запнулся, оценивая ситуацию. Всё точно было не хорошо, даже не удовлетворительно. — Ты просто держись, — попросил он.
Гарри взял на себя ответственность за её жизнь. Было опасно аппарировать с ней, но он решился. Быстро достав кусок дерева из неё, подхватил на руки и трансгрессировал в Мунго.
Ровно шесть часов за её жизнь боролись за закрытыми дверьми палаты. Ровно шесть часов Поттер вышагивал по коридору. С ним ещё было несколько авроров, а сам министр магии сидел в уголочке.
Наконец, двери отворились, и показался врач. Он отрицательно покачал головой, бросив короткое «мне жаль». Гарри тут же упал на колени и разрыдался, не стесняясь своих слёз. Некоторые авроры тоже зашмыгали носом.
Министр магии вышел в коридор и закурил там. Колдомедик последовал за ним, и они о чём-то говорили целых пять минут.
Через четыре дня Британия снова хоронила Героиню войны. Огромные очереди стояли к ней — каждый хотел коснуться надгробия и что-то сказать. Британия похоронила Гермиону Джин Грейнджер.
Этим же вечером Кингсли зашёл в кафе выпить чего-то тёплого.
— Здравствуйте, — он подсел к девушке, что выбрала самый лучший столик.
Официант принёс заказ, и министр благодарно кивнул. Мужчина залез в свой кожаный портфель, доставая три толстых бумажных конверта.
— Тут паспорта трёх разных стран, документы на недвижимость и счета в банках, чтобы вы ни в чём не нуждались, — Кингсли протянул девушке конверты.
— Спасибо, — рука с обгрызанными ногтями потянулась навстречу.
— Спасибо за службу, — улыбнулся мужчина отеческой улыбкой. — Будь счастлива.
Гермиона улыбнулась в ответ, убрала бумаги в сумку и покинула кафе. Этим же вечером она покинет Британию навсегда.
Год спустя.
— Я не верю, что это происходит, — прошептала Гермиона в губы Теодора.
— Ты же хотела начать жизнь с чистого листа, — улыбнулся Нотт.
— Но я не думала, что ты воспримешь это буквально, — рассмеялась девушка.
— Я люблю удивлять, — поиграл он бровями. — Дай мне ещё полчаса, и я тебя приятно удивлю в спальне, — он нежно поцеловал Гермиону.
— Ну только если полчаса, — игриво улыбнулась девушка. — Темнеет рано, и я очень боюсь оставаться одна в этом огромном доме, — она снова рассмеялась. — Не понимаю, зачем нам двоим такой огромный дом, — она чмокнула его в губы и вышла из кабинета.
Дом действительно был огромным, но Нотт надеялся, что у них будут дети. Он жаждет услышать топот детских ножек по лестнице. Их тонкие голоса, что будут раздаваться из комнат. Он хочет, как минимум, двоих. Но пока рано об этом говорить.
Они действительно начали с чистого листа.
Для начала они отказались от магии и поселились среди магглов — в небольшом городке О’Фэллон, штат Миссури. Гермиона научила его пользоваться такими простыми вещами, как телевизор, стиральная машинка, микроволновка. Но особенную радость он испытал, когда научился пользоваться смартфоном. Он был уже продвинутым пользователем — отправлял смс-ки, делал селфи и время от времени даже поигрывал.
Гермиона стала репетитором и помогала соседским детишкам со школьной программой. Нотт же говорил всем, что он начинающий писатель. И он действительно писал книгу о мальчишке-волшебнике, который сражался с Тёмным магом.
— Слишком вызывающе, — улыбнулась Гермиона, когда Теодор рассказал ей идею. — Думаю, нас найдут.
— Да брось, — отмахнулся Теодор.— Кто из волшебников будет читать детскую сказку? Я ещё и псевдоним себе выбрал женский. Расслабься, — улыбнулся он. И она поверила в него.
И сейчас он дописывал уже вторую книгу, в которой юный волшебник искал вход в Тайную комнату. Но мысль о том, что Гермиона одна в большой и холодной кровати, не давала парню покоя. Через пятнадцать минут он поднимался на второй этаж, в хозяйскую спальню.
— Полчаса ещё не прошли, — Гермиона встретила его улыбкой.
— Время не указ, когда речь идёт о тебе, — он тоже улыбнулся. — Стой, подожди, а почему ты одеваешься?
— Мне идти голой на улицу?
— Какая улица? — переспросил он с ноткой возмущения. — Я думал, у нас другие планы, — его ладонь коснулась её бедра и заскользила выше.
— Ну я хочу что-то остренькое.
— Ой, брось ты, — отмахнулся он, чувствуя, как у него тоже разыгрался аппетит, но другого характера. — Уличная еда такая вредная, — он почти добрался до края белья.
— Как думаешь, наш сын будет любить эту вредную еду?
— Как появится — узнаем, — Нотт юркнул всё же под резинку белья.
— Так давай узнаем?
Его рука замирает. Он поднимает глаза на неё, не верит в услышанное. А она улыбается тому, как его парализовало.
— Это то, что я думаю? — шепчет Нотт.
— Если ты о наследнике, которого пытаешься зачать по три раза за ночь, то да, — улыбается она.
Не успела Гермиона договорить, как Теодор крепко её обнял и закружил на месте.
— Голова кружится, — звонко рассмеялась девушка.
— Это от счастья, принцесска, — смеётся он. Нотт еле сдерживает слёзы.
— Тошни-и-ит, — и он тут же останавливается.
— Прости.
— Так как насчёт остренького? — она умоляюще заглядывает в его глаза.
Сверившись по часам, Теодор потянул её за собой:
— У нас есть двадцать пять минут. Пойдём.
— Но ты не накинул куртку!
— Меня любовь греет, — и она рассмеялась с его ответа. Кажется, она начинала привыкать к счастью.
У них на счастье было двадцать пять минут.
Она широко улыбалась, когда Тео передал ей острый тако. Сам же он воздержался от еды. В руках у него было две жестяных банки кофе — Гермиона в последнее время пристрастилась к этой гадости, которая гордо называлась «Лучший Мокачино».
— Открой, — просит Грейнджер, и он протягивает ей открытую баночку.
В голове — кавардак. Он хотел этого, мечтал, но не был готов. Это был самый лучший подарок за всю его жизнь — долгожданный сын от любимой девушки.
Нотт отрывает кольцо со второй банки. Это, конечно, не то, что он хотел. Не так, как планировал. Но так нужно было сделать уже давно, а не когда она забеременела.
— Что ты делаешь? — спросила Гермиона, когда они замерли под фонарём.
— То, что должен был ещё в Хогвартсе.
— И что ты должен был сделать ещё в Хогвартсе?
— Спросить тебя, выйдешь ли ты за меня замуж, — он опускается на одно колено и протягивает ей простое жестяное колечко.
Ладонями она накрывает свой рот, улыбаясь. Счастливый взгляд резко становится напуганным.
— Гермиона? — пауза затягивается, и Нотт напоминает, что всё ещё не получил ответа.
— Ну что же ты молчишь, красотка? — спросил кто-то, кого Нотт не видел. — Отвечай.
Нотт резко поднялся на ноги и развернулся, завёл Гермиону себе за спину.
— Чем могу помочь? — деловито поинтересовался Теодор.
— Это мы тебе помогаем, — хмыкнул незнакомец. — Красотка, отвечай!
— Что вам нужно? — Теодор снова перетягивает внимание на себя.
Как назло, с собой нет волшебной палочки. Да и при магглах её нельзя использовать.
— У меня ничего нет, но я могу дать вам немного денег, — Нотт потянулся в карман за бумажником.
— Ну так что, красотка, какой твой ответ?
— Да. Конечно же, да, — её голос дрожал.
— Вот видишь, какой ты богатый, — рассмеялся незнакомец. — У тебя есть невеста, — и в следующее мгновение Гермиона закричала, когда Нотт упал на землю от удара в живот. — Держите её, — сказал мужчина кому-то.
И только сейчас Гермиона смогла разглядеть, что за спиной у незнакомца была целая толпа.
— У тебя такая красивая девочка, — улыбнулся главарь в лицо Нотта, придерживая того за волосы, — что ты ей обязан поделиться.
— Нет, — прохрипел Теодор, сжимая кулаки. Но несколько быстрых и точных ударов отправили его в небытие.
— А вот сейчас начнётся веселье.
Он очнулся спустя несколько долгих минут — под её отчаянные крики.
— Хорошая сучка, — кто-то прошёл мимо него, пиная в живот. — А как сосёт...
— Су-у-ка, — прохрипел Нотт, за что получил ещё несколько пинков.
Они заставили его слушать. Он не мог смотреть — глаза заплыли после ударов и превратились в щелки. Но уши он заткнуть не мог. Она звала его — а он не мог помочь.
Наконец, её крики стихли — Нотт молился, чтобы она просто потеряла сознание. Теперь хулиганы обратили на него внимание. Но он был готов выдержать любую боль, лишь бы они не вспоминали о Гермионе.
— Люциус Малфой передавал тебе привет, — что-то острое вонзилось в его тело.
Два года спустя.
— Здравствуйте, я Гермиона Грейнджер, и я сейчас очень занята своей жизнью, но вы можете оставить мне сообщение. Я обязательно его прослушаю, — Нотт ненавидел её автоответчик.
За эту неделю он позвонил ей сто тридцать два раза, но она ни разу не перезвонила. Он признавал, что виноват в последней ссоре, но сколько можно дуться?
— Мистер Нотт, вас ждёт мистер Бёрн, — к нему заглянула миловидная девушка.
— Иду, — Нотт сделал очередной вызов, но снова был встречен автоответчиком. Отшвырнув смартфон куда подальше, он направился в кабинет Карла Бёрна.
Он не понимал, зачем эти бессмысленные ежедневные разговоры. Но каждый день ему показывали колдографии, и он безошибочно называл имена и рассказывал всё, что помнит. И это было глупо, ведь люди, что запечатлены на колдо — мертвы. Все до одного.
— Вы пьёте таблетки? — Карл делал пометки в своём блокноте.
— Дважды в день, — кивнул Нотт. — Но как скоро я смогу выйти отсюда? Кажется, что я в тюрьме.
— Это не тюрьма, мистер Нотт — это дом на площади Гриммо.
— Штабб-квартира Ордена?
— Верно, — соглашается Бёрн.
— Но где Гермиона? Мне нужна Гермиона.
— А вы не помните? — Нотт качает головой. — Она на задании, — мягко отвечает Бёрн. Поэтому не может ответить на ваши звонки. Уверен, что скоро всё решится. Ступайте к себе и помните, что этот дом — самое безопасное место. Тут помогут каждому.
Нотт кивнул и уныло поплёлся наверх. Он не был дураком. И больным. Его сознание давно просветилось, но он научен опытом — он больше не говорит правды. Только то, что они хотят услышать. И с этим он жил полгода. Та, что могла вытащить его из этого ада, не спешила. И Нотт решил проблему сам.
Камин в кабинете Бёрна вспыхнул зелёным, и молодая пара вышла из него.
— Рад видеть вас, — Бёрн поднялся, приветствуя прибывших.
— Как он? — тут же задала вопрос молодая женщина.
— Как обычно.
— Ему лучше? — поинтересовался мужчина.
— Иногда у него бывают проблески сознания, но недолго. Он даже не понимает, что это больница Святого Мунго.
— И за что мы вам тогда платим такие деньги? — возмутился мужчина.
— Колдомедицина весьма трудная дисциплина, что уж говорить о психиатрии, мистер Поттер, — отпарировал колдомедик. — Мы делаем всё, что в наших силах.
— Но он когда-нибудь… вспомнит всё? — женщина подняла на доктора глаза.
— Гермиона, я не могу ничего обещать. Он помнит абсолютно всё, но… но подменяет реальность. Диссоциативное расстройство, — напомнил врач.
— Да-да, — закивала Гермиона. Она знала, что ничего важного не произошло, ведь сова утром не принесла ей послание из больницы. Но она всё равно навещала мистера Бёрна дважды в сутки — утром и вечером.
— Просто повторите это ещё раз, — выдохнул Гарри, смиряясь с прихотями подруги, которая чувствовала себя виноватой. — Гермионе необходимо, чтобы вы её заверили в этом.
— Теодор Нотт помнит, как во времена Второй Магической войны стал шпионом Ордена. Это представляется ему тем, что он работал со всеми вами в Министерстве Магии. Он знает, как был убит каждый Пожиратель смерти, но не помнит, что это совершил он.
— Бедный, — всхлипнула Гермиона, крепче сжав руку Гарри в своей.
— Но он помнит, что когда-то вы с ним встречались, но потом с вами случилась беда.
— Да, — подтвердила Гермиона. — Мы попали в плен к егерям.
— Он считает, что вас изнасиловала толпа хулиганов, и вы потеряли ребёнка. Сам же он был доставлен к нам со множественными ножевыми ранениями.
— Как такое можно придумать? — качает головой Гермиона.
— И дальше начинается самое интересное, — продолжает колдомедик. — Он это нарисовал, но не помнит. Вот, посмотрите, все Пожиратели Смерти. Все убиты. Вот эти убиты в гостиной. Этот захлебнулся. Эти вот убили друг друга, а вот у этого нет сердца.
— Стойте, это что, комикс? — Гарри взял альбом из рук доктора с рисунками друга.
— Да, он считает себя писателем. Но он не пишет, он рисует это. Узнаёте?
— Тут все мы, — Поттер протягивает альбом Гермионе.
— Доктор, что будет дальше?
— А дальше ваш телефон разрывается от его сообщений. Он нарисовал вот тут, что вы умерли, но не помнит этого.
— Что нам делать? — шёпотом спрашивает Гермиона.
— Ждать и надеяться на чудо, — пожал плечами Карл. — У него есть все шансы прийти в норму, просто он запутался.
— Это я во всём виновата, — пара слезинок прочертили дорожку по её щекам.
— Ну с таким же успехом и я виноват, — большой палец перехватил слёзы. — Или Драко, который первый обратился к Дамблдору и стал самым первым шпионом. Или Забини, который раскрыл нам контр-заклятия.
— Может быть, — сквозь слёзы улыбнулась Гермиона. — Просто я очень хочу видеть его с нами. Если бы не он, мы бы проиграли.
— Он поправится. Вот увидишь, к Рождеству он будет с нами, — подбодрил Поттер.
— Правда? — Гермиона перевела взгляд на Бёрна.
— Ну даже в больницах на праздники отпускают домой, — кивнул Карл.
— Домой, — эхом повторила Гермиона.
— Ему что-нибудь нужно? — поинтересовался Гарри.
— Он будет рад новому пергаменту и карандашам, — улыбнулся колдомедик.
— Скажите, а я могу снова на него посмотреть? — взмолилась Гермиона. — Хотя бы в щелочку?
— Хелен, — позвал Карл, и молодая девушка появилась в кабинете. — Чем занят мистер Нотт?
— Рисует, как обычно. Он снова разбил свой телефон, но я его восстановила и положила под подушку.
— Спасибо, — и девушка исчезла. — Думаю, можно даже не в щелочку. Он теперь в новой палате с чудесным видом. Тысяча двенадцатая, — Бёрн назвал волшебные цифры, и Гермиона бросилась в нужном направлении.
— Думаю, мне стоит проследить, чтобы они не натворили делов, — улыбнулся Гарри, протягивая руку. — Спасибо за помощь, Карл.
— Не стоит, мистер Поттер.
И Гарри не спеша пошёл в сторону нужной палаты. Он не торопился, понимая, что Гермионе нужно время. В это время она была слишком обнажена, поэтому он не смотрел на неё, не наблюдал за ней. Оставалось каких-то пятьдесят метров, как он услышал отчаянный женский вскрик. Поттер поспешил на помощь, на ходу доставая палочку из кобуры. Медперсонал тоже поспешил на помощь.
Нотт решил проблему.
Полгода спустя.
Дорогой Тео,
Это кажется сумасшествием, но знаешь, время такая занимательная штука. Оно может тягуче растягиваться, словно карамель, а может ускользать, как песок сквозь пальцы.
Тебя нет вот уже полгода, но кажется — целую вечность. Я не знала, что можно разучиться жить, но я смогла. Ты меня научил, внезапно исчезнув из моей жизни, превратившись в холодного призрака с добрыми глазами и тёплое воспоминание, греющее меня взамен твоих рук и зелёных глаз.
Знаешь,
Это было больно. Видеть твоё тело под потолком. До сих помню твой стеклянный взгляд и сломанную шею. Искусная издёвка – уйти из жизни так по-маггловски.
Но зато всем запомнилось. А ты любил удивлять.
И я удивлена.
Я помню, как ты спрашивал меня на Астрономической башне, куда попадают магглы после смерти и во что они верят. А я рассказала тебе про рай и ад. Выбор не большой, конечно, но тебе это очень понравилось. Помню, как загорались твои глаза, когда ты смотрел на горизонт. Ты говорил, что мы обязательно встретимся на небесах в присутствии ангелов, но теперь мне даже стыдно признаться, что я безбожно врала, когда говорила, что верю во всю эту чепуху.
Ч-е-п-у-х-у.
А ты, видимо, решил лично удостовериться в моих словах, чтобы потыкать потом в меня моим невежеством. Какая неудачная шутка!
Но это забавно, не находишь?
Но когда я увидела тебя с петлёй на шее, я поверила, что ангелы существуют. Ты был одним из них. Люцифером.
Думаю, да, это имя тебе подошло бы, потому что в тот момент ты был дьявольски красив. Или я просто хотела запомнить тебя таким.
Твои прекрасные волосы падали на лоб, едва закрывая глаза. Мне бы так хотелось снова зарыться в них ладонями, ощутить эту невероятную мягкость и шелковистость, перебирать пальцами, как я всегда это делала, когда ты целовал меня и моё тело.
Я скучаю.
По твоей тёплой, жилистой руке, обхватывающей мою талию. По тому, как нежно ты меня обнимал во сне. По твоим мягким губам, которые я целовала каждое утро. По ощущению тебя во мне. Мне так не хватает той наполненности, что дарил только ты. Того глотка жизни, что ты вдыхал в меня каждый день.
Как-то ты спрашивал, что будет со мной, если тебя не станет. И я ответила, что умру. И я почти не соврала.
Я дышу, и сердце моё бьётся, но это не жизнь.
С-у-щ-е-с-т-в-о-в-а-н-и-е.
Знаешь, иногда я думаю, может, мы и не были единым целым, раз моё сердце не остановилось вслед за твоим. Может, мы всё это выдумали, веря в глупую сказку, где существует эта вечная любовь? Может, это лишь блажь?
Ты разбил меня.
Надеюсь, ты доволен, Тео.
Иначе, всё было зря.
Вот мы и дошли до главного вопроса: зачем всё это было?
Это стало моим кошмаром, навязчивой мыслью, которая не даёт мне покоя эти чёртовы полгода. Каждый раз, засыпая, я вижу твоё бледное лицо и вновь теряюсь в догадках.
Ты был сильный, но что же тебя заставило сделать такой слабый шаг… Что тобой двигало? Каков был мотив? Мы часто говорили о смерти, вспоминая войну и почитая память погибших.
Иногда мне казалось, что ты был одержим — смерть манила тебя, но ты никак не мог отловить её. Или она тебя. Тут уж я не знаю.
Но теперь партия разыграна. И я не понимаю, кто вышел победителем.
Мне казалось, что наступит день — и ты попросишь меня уйти с тобой.
Но ты не был эгоистом.
Ты был первооткрывателем.
Всегда хотел быть первым во всём.
И стал.
Нас всегда было двое. Ещё со времён Хогвартса. Неотъемлемые части. Недостающие пазлы. Я думала, мы нашли покой друг в друге. Но, видимо, для тебя это слово имело другое — прямое значение.
П-о-к-о-й.
Я забыла, что это такое.
Я чувствую тебя.
Я вижу тебя.
Твой призрак всегда рядом.
Часть тебя никогда не покинет меня, но мне этого мало.
Я нуждаюсь в большем.
Я долго думала, и знаешь, что я поняла?
Смерть — это не выход.
Но жаль, что другого выхода я так и не нашла.
Как и ты.
