На пятом этаже

Первый день весны. Новое начало в бесконечном природном цикле, время зарождения жизни и невесомого ощущения свободы. Довольно иронично, учитывая внезапное возвращение одного маленького пациента на операционный стол. — Боже, ей досталось сильнее, чем я думал… Склонившись над столом, Гайдаров разглядывал хрупкое детское тело. Эту девочку-альбиноса лет пяти звали Полиной. Ее отец, давний знакомый Бондарева, погиб в аварии, оставив дочь сиротой. Она нездорова с раннего детства: болезненно-тонкие конечности и выпирающие кости заставляли поежиться от мысли, что перед тобой живой ребенок, а не труп. Множество ушибов, вывихов, трещины в нескольких рёбрах и сильный шок от увиденного: в таком состоянии девочка попала к ним в первый раз. Но, по сравнению с отцом, она почти не пострадала — наглядное доказательство полезности детского кресла. Эти полгода ушли у нее только на то, чтобы восстановиться после аварии. Судя по документам, неоднократно изученным Бондаревым, ближайших родственников не было: кажется, после выписки единственная ее дорога — в детский дом. И вот, буквально пару часов назад, девочка, решившая самостоятельно выйти и прогуляться, на первой же ступеньке полетела вниз по лестнице. Как итог — неудачное приземление на плечо, общий наркоз и необходимость удаления мелких обломков костей. Конечно же, Бондарев справится с этим. Мутный взгляд изучает рентгеновские снимки, соскальзывает с них на рабочую поверхность. Рабочую поверхность — бледную кожу пятилетней девочки. А Гайдаров наблюдает. Засматривается на то, как тонкая резина натягивается на костистых, изящных кистях чужих рук. Голубое покрывало, знакомый писк приборов. В пальцах зажат пинцет с ватным тампоном. Нанесение йодоповидона, кожа приобретает рыжевато-коричневый оттенок. Привычная процедура. Идеальная осанка, плавные движения. Сложно не засмотреться. Сергей не слышит, как его просят что-то передать. Реагирует не сразу. Сложно сказать, почему. Очередная операция прошла, как в тумане. Гайдаров помнит следы чужой усталости — едва уловимые изменения в выражении лица. Незакрытой его части. Кажется хирург давно перестал уделять достаточное внимание потребностям собственного организма. В один из совершенно обычных дней он вел повседневную беседу с кем-то из коллег. Сергей не подслушивал, правда — просто уловил краем уха, как в какой-то момент Бондарев перестал отвечать. Просто отключился. Резко и внезапно, как и все, что он делал. Кажется, тогда его отправили на принудительный выходной: вряд ли хирург, не спавший несколько дней — сильно воодушевляющая картина. Гайдаров тоже иногда чувствовал, что готов свалиться в любую свободную минуту. И тогда он возвращался к своей привычке. Пальцы зажимают тонкие металлические спицы. Методично набрасывая новые петли, он считает про себя, чтобы не сбиться. Клубок зелёной пряжи, как и обеденный перерыв, заканчивается незаметно быстро. Гайдаров часто посещал палату Полины. Конечно, это не входило в его обязанности, но и не было запрещено. Каково же было его удивление, когда он случайно узнал, что ее навещает ещё кто-то. Когда на одном из рисунков, что показывала девочка, появился «дядя в маске». Пугающая темная фигура во врачебном халате. Но почему-то, рассказывая о нем, Полина весело улыбалась, говорила о том, как любит, когда он начинает рассказывать о чем-то. Как-то Гайдаров спросил коллегу об этом. Просто чтобы заполнить паузу в диалоге, конечно же. Бондарев же в свою очередь ответил, что ему нравится наблюдать за тем, как девочка идёт на поправку. Странное ощущение. На секунду ассистенту показалось, что в чужом голосе промелькнула нить чего-то, напоминающего жизнь.

× × ×

С дня операции на плече прошло два с половиной месяца. Стояла теплая майская погода. К сожалению, у некоторых людей в гардеробе попросту нет открытой одежды. Просто потому что нет возможности носить что-то подобное. Кажется, кто-то когда-то говорил Полине, что она, в отличие от обычных детей, сделана из воска и растает, выйдя на солнце. На очередную прогулку она собирается сама. Просит не помогать ей: старается двигаться медленно и аккуратно, осторожно просовывает травмированную руку в рукав маленького зелёного плаща. Девочка не понимает, почему медсестра, присматривающая за ней, поглядывает с сожалением. Первый этаж, выход во внутренний двор. — Полина, пожалуйста, не бегай по коридорам! Девочка тут же приостанавливается и извиняется с виноватым видом. Она подхватывает что-то со скамьи и идёт к женщине, ожидающей у выхода. Полина аккуратно расправила предмет в руках и надела. Вязаная зеленая шапка очень мило смотрелась на белых волосах. Перед тем, как выйти, девочка обернулась и замахала рукой кому-то, стоящему в конце коридора. Глубоко в груди что-то шевельнулось. «Дядя в маске» попрощался жестом в ответ. Странное чувство. Одна из комнат-архивов на первом этаже. Болотно-зеленые глаза глядели сквозь легкие занавески. Солнечный свет, проходивший сквозь них, создавал причудливые узоры на больнично-скучных, однотонных стенах. В полумраке комнаты два силуэта. И для них обоих отговорка была одной и той же: сделать копии каких-то документов. Без разницы, каких именно. Никто из них уже не помнит, как именно пришлось себе наврать. Окна выходили во внутренний двор. Оба копаются в шкафах, забитых бумагами, лишь для вида. Взгляд Бондарева направлен на скрытый за ветвями силуэт. Гайдаров же смотрит на коллегу. За окном цвела яблоня. Белые лепестки срывались с веток и медленно скользили по воздуху, кружась в ярких лучах. — Знаешь, это имя подходит ей… Задумчивый, спокойный голос. Плавный, как полет белых лепестков. — О чем Вы? Тишину заполняет лишь тиканье настенных часов. — «Полина» — значит «солнечная»… Свет губителен для нее, но она становится его новым источником. Для остальных, как минимум, — слова, подхваченные теплым ветром, пробившимся сквозь форточку. Лёгкий тюль колышется, играя тенями на его белом халате. Сложно не засмотреться. Наполовину закрытое лицо обрамлено сероватыми прядями. Бондарев рано начал седеть: когда Гайдаров только присоединился к коллективу, большая часть аристократично-темных волос уже отливала серебром. И Сергей сильно удивился, узнав, что хирургу не было и сорока. Болотный взгляд упирается прямо туда, где у Гайдарова могла бы быть трепещущая душа. Но, глядя в ответ, он начинает сомневаться. Точно ли его душа принадлежала бы именно ему? Кто знает — может быть, подписывая те бумаги несколько лет назад, он согласился на работу с дьяволом? Тот самый случай, когда не дано узнать истину. То, что скрывалось в этом омуте, Гайдаров мог бы назвать самой сложной загадкой из всех, что он знал. Белые лепестки плавно кружились в воздухе, Весна — новое начало и цветение жизни. Возможно, это не просто красивые слова.