Что бывает после драки

      После очередного тяжелого дня на стажировке у Старателя Бакуго мечтал только об одном — о душе и теплой кровати. Половинчатый ушел домой повидаться с семьей, а они с Деку вернулись в общежитие агентства героя №1, и Бакуго раздраженно скрипел зубами, недовольный оттого, что ему пришлось идти вместе с этим ботаном в одну сторону. Хорошо хоть, Мидория что-то сосредоточенно обдумывал и, на удивление, молчал, ничего даже не бубнил как обычно под нос, тем самым выводя Бакуго из себя еще сильнее.       Зайдя в комнату, Бакуго тут же сбросил с себя одежду и тяжелым шагом добрался до ванной, оформленной в европейском стиле. Он уже предвкушал, как смоет с себя пот и пыль и наконец-то ляжет под теплое одеяло, и повернул кран, включая воду. Которая не пошла, что-то утробно булькнув в глубине труб. Бакуго так крепко стиснул несчастную ручку крана, что она жалобно заскрипела, и не менее крепко сжав зубы. Он еще несколько раз повертел ручку в разные стороны, но вода упрямо идти отказывалась. Он очень хотел спать, однако заваливаться на чистый футон, сам будучи грязным и потным, он сильно не хотел, поэтому быстро прикинул возможные выходы из ситуации. Вроде бы через несколько кварталов он видел общественную баню, но идти до нее, как ни было неприятно Бакуго это признавать, у него просто не было сил. Оставался еще один вариант… В любом другом случае Кацуки отверг бы его в первую очередь, но сейчас он слишком вымотался, чтобы действительно переживать об этом.       Он схватил с крючка висящий на нем халат, быстро запахнулся и вышел из квартиры в общий коридор. Пройдя несколько метров, он постучался в дверь, раздраженно переминаясь с ноги на ногу. К счастью для его психики, Мидория открыл быстро.       — Каччан? — удивился Мидория, открывая дверь шире. — Что ты здесь делаешь?       — У меня нет воды, — недовольно прорычал Бакуго, сделал глубокий вдох и более спокойно, чем сам от себя ожидал, спросил, — могу ли я воспользоваться твоей ванной?       Мидория тут же что-то подтверждающе пролепетал и распахнул дверь, пропуская друга детства внутрь. Бакуго злобно зыркнул на него, все еще с трудом переваривая собственное решение, но очень уж сильно ему хотелось смыть с себя пот и грязь; пихнув по дороге мальчишку плечом, он зашел и нагло осмотрелся. Комната как комната, ничего нового и отличающегося от его собственного обиталища он не увидел, сразу присмотрел дверь, ведущую в ванную, и целенаправленно потопал туда.       Первым делом убедившись в наличии воды, Бакуго набрал ванну, скинул с себя халат на пол и с огромным удовольствием погрузился в почти кипяток. Постепенно напряжение, осевшее в уставших мышцах, начало отпускать его, и Бакуго удовлетворенно вздохнул, откинул голову на бортик и закрыл глаза. В себя он пришел от робкого стука в дверь и знакомого голоса, зовущего его по ненавистному прозвищу.       — Чё надо? — рявкнул Кацуки и протер мокрой ладонью лицо, с удивлением отмечая, что вода уже почти остыла; неужели он уснул и сам этого не заметил?       За дверью помолчали, и, когда Бакуго уже открыл рот, чтобы еще раз рявкнуть, Мидория все-таки тихонько, почти на грани слышимости, ответил:       — Ты долго уже там сидишь, может, тебе что-то нужно?       Бакуго рывком поднялся из ванны и включил душ, собираясь окончательно смыть с тела и волос пыль, как вдруг вспомнил, что совсем забыл взять с собой полотенце, а надевать халат на мокрое тело не хотелось.       — Дай полотенце, — ответил он удивительно спокойным тоном, без привычных рычащих ноток.       Мидория закивал, с запозданием поняв, что Бакуго этого не увидит, и метнулся к шкафу, где, помимо одежды, лежали банные принадлежности, так как в самой ванной комнате их класть было некуда. Взяв самое мягкое полотенце, какое у него было, он подошел обратно к двери и постучал, но через пару минут понял, что его вряд ли услышали за шумом воды. Подергав на пробу ручку, он с удивлением понял, что дверь была открыта.       — Прошу прощения, — робко сказал он и как можно незаметнее просочился в маленькую комнату.       Мидория положил полотенце на крышку унитаза и развернулся было уходить, как взгляд его случайно скользнул в сторону ванны. Бакуго не задернул шторку, частично заливая водой пол и открыто демонстрируя собственное тело, но это явно совершенно его не смущало — в отличие от Мидории. Не то чтобы там было что-то, чего бы он не видел, но… Изуку залился обжигающим румянцем и тяжело вздохнул, и дело было совсем не в спёртом и влажном воздухе. Туго натянутые мышцы перекатывались под кожей, пока Бакуго, закрыв глаза, промывал волосы его, Мидории, шампунем; образовывающаяся пена стекала по покатым плечам, огибала позвоночник и стремилась ниже, куда сам Мидория смотреть не рисковал, прекрасно догадываясь, какое зрелище ему предстанет, и боясь оказаться в еще более неловкой ситуации. Он и без того чувствовал жар во всем теле и скручивающие живот знакомые спазмы возбуждения; член его по-подростковому несдержанно начал проявлять интерес к увиденной картине. Хуже было бы только застань его за таким пристальным разглядыванием сам объект внимания, но никаких едких комментариев и, тем более, тумаков не следовало, поэтому Мидория, постепенно подбирающийся к двери, все-таки продолжал жадно рассматривать друга детства, подмечая рельефные грудные мышцы, точеные кубики напряженного пресса, такого же пшеничного цвета паховые волосы, возбужденный член, знакомый ему до самой крошечной венки — и вот тут Мидория осознал, что слишком увлекся. Он резко поднял взгляд и столкнулся с почти черными из-за расширившихся зрачков красными глазами.       — Задрот, ты бы хоть в такой ситуации молчал, — сказал Бакуго язвительным тоном, и Мидория, возжелавший провалиться сквозь землю от смущения, что-то пискнул и пулей вылетел за дверь.       Кацуки фыркнул и выключил душ, окончательно смыв с себя пену. Он вылез из ванны и насухо вытерся полотенцем, с удивительным даже для себя спокойствием подмечая, что теперь от него пахло так же, как от Мидории. Это заставило его вспомнить выражение лица задрота; казалось, он вот-вот изойдет слюной, с такой жадностью он рассматривал его — Бакуго прекрасно это осознавал — сильное и не по возрасту развитое тело. Еще и бубнил себе под нос как обычно, описывая его в таких возбуждающих деталях, что у Бакуго непроизвольно встал. Парень встряхнул головой, пытаясь выкинуть эти мысли из головы: он ведь сказал, что больше между ними подобного не повторится, и собирался сдержать слово, поэтому нечего так реагировать на этого тупого идиота. Он надел обратно халат, вышел из ванной комнаты и только открыл было рот, чтобы известить об этом Деку и уйти, как тот молнией проскочил мимо него и, что-то извиняющимся тоном пробормотав, захлопнул за собой дверь. Бакуго так и замер, а после прорычал проклятье и стукнул кулаком о стену: какого черта этот задрот позволил себе перебить его, еще и закрыть перед самым носом дверь на замок. «Что-то он совсем зарвался, этот Деку», — разъяренно подумал Бакуго и решил остаться подольше, чтобы, так сказать, побеседовать с этим недоумком по старой памяти. Громко топая, Кацуки пересек комнату и с размаху рухнул на чужой футон, внаглую разваливаясь и не чувствуя совершенно никакого стеснения по этому поводу. И — он никак не ожидал от собственного организма такой подставы — провалился в глубокий сон раньше, чем услышал щелчок открывшейся двери.       Проснулся он уже затемно от того, что ему было жарко. Бакуго резко сел на футоне и заполошно огляделся, спросонья не в силах понять, где он, но тут рядом что-то заворочалось, и Кацуки с удивлением увидел Мидорию. Парень лежал поверх одеяла, которым, видимо, укрыл его, когда тот заснул, и вырубился сам. Изуку поджал под себя ноги и слегка ежился, будто немного замерз, брови были нахмурены, он что-то едва слышно бормотал. Бакуго закатил глаза — даже во сне не затыкается, чертов задрот — и протянул было руку, чтобы растормошить его, но почему-то его рука скользнула мимо плеча к пушистым кудрявым волосам и зарылась в них. Мидория заметно расслабился и потерся о ласкающую его ладонь, словно кот, и Бакуго хмыкнул от всплывшего в голове сравнения. Он перебирал пальцами чужие пряди, пока его не настигло осознание и он не отдернул резко руку. «Что я, черт подери, творю?!» — подумал он и отбросил одеяло, собираясь уйти, как вдруг его обхватили за талию. Кацуки настороженно обернулся, но нет, Мидория так и не проснулся, все еще пускал слюни на подушку. Немного поразмышляв, — ничего с ним не случится, если он полежит еще чуть-чуть, — Бакуго осторожно лег обратно, укрылся и уставился в веснушчатое лицо; морщины на лбу Мидории разгладились, он перестал хмуриться. Бакуго, не удержавшись от порыва, ткнул пальцем в мягкую кожу на щеке, и Изуку отмахнулся, поймав его за ладонь. Кацуки замер, но Деку, не просыпаясь, положил его руку себе на талию, а сам притиснулся сильнее, вжался так тесно, как только позволяло одеяло между ними. Его тело обожгло Кацуки даже через ткань, и он прикусил губу, чувствуя, что начинает возбуждаться — и вместе с тем успокаиваться. Постоянный, неутолимый гнев, который он испытывал почти двадцать четыре на семь, вдруг стал растворяться, и это напугало его. Бакуго вскочил и, не волнуясь о том, что разбудит Мидорию, помчался к двери, и, когда он уже схватился за ручку, за его спиной раздался мягкий голос:       — Каччан?       Проигнорировав интуицию, которая вопила ему не оглядываться, он обернулся — и тут же пожалел об этом. Чужие зеленые волосы топорщились во все стороны, встрёпанные его собственной рукой, а знакомые до последней крапинки зеленые глаза сонно моргали; лунный свет серебрил и без того бледную кожу, и от этого вида дыхание Бакуго перехватило, дверная ручка задымилась в его ладони. Он скрипнул зубами и рявкнул:       — Чертов Деку!       Мидория вздрогнул, и, поняв, что Бакуго пошел обратно к нему, едва не пыша пламенем, тут же залепетал:       — Каччан, прости меня, прости! — хотя он даже не понимал, чем в очередной раз разозлил друга детства.       Бакуго стиснул кулаки и рывком выдернул из-под парня одеяло, отшвырнул его в сторону.       — Заткнись, тупой задрот! — приказал он и почти рухнул на футон сверху, придавив всем весом пискнувшего от неожиданности Изуку.       Мидория замер, ожидая удара или какой-нибудь гадости, и зажмурился, но раньше, чем даже мозг Бакуго осознал, что он хочет сделать, его руки обхватили Деку за талию и крепко притиснули к телу; чужое сердце заполошно билось о его грудную клетку, а его собственное, казалось, стучало в унисон. После нескольких секунд в таком положении Мидория недоверчиво распахнул глаза и робко опустил вскинутые ладони на плечи друга детства.       — Каччан?.. — тихонько, на грани шепота позвал он, и Бакуго в ответ лишь сильнее стиснул его в объятьях.       — Заткнись, — почему-то так же шепотом ответил Кацуки, и, когда Мидория снова открыл рот, сделал первое, что пришло ему в голову, лишь бы заставить его молчать — поцеловал.       Мидория коротко простонал и мгновенно расслабился в его руках, поцеловал в ответ с таким жаром, будто ждал этого очень долго, и Бакуго не смог не проникнуться. Рука его скользнула по талии под футболку, в которой задрот спал, кончиками пальцев он прошелся по напряженному животу, а затем опустил ладонь на твердый член парня.       — О, ты уже готов? — ехидно прорычал Бакуго, но Мидория не стал оправдываться за себя, вместо этого он притянул его за затылок и снова поцеловал.       Это заставило Кацуки на секунду растеряться, но новый тихий стон в его губы — и все мысли повылетали прочь из его головы. Бакуго рывком поднялся, скинул с себя изрядно надоевший халат и так же быстро стащил с Мидории домашние штаны с бельем, пока тот сам снимал с себя футболку. Как только удивительно яркий лунный свет высветил почти болезненно бледную кожу, Бакуго склонился и укусил юношу за плечо. Мидория вскрикнул, но только сильнее откинул голову, давая лучший доступ, словно приглашая к своей шее, и Бакуго с удовлетворенным рыком принял это приглашение. Один за одним он оставлял на чужой коже засосы и укусы, спускаясь все ниже и ниже, пока наконец не уткнулся подбородком в сочащийся смазкой член. Мидория всхлипнул и приподнялся на локтях, поймал Кацуки за волосы дрожащей рукой.       — Каччан, ты не обязан… — начал было он, но Бакуго раздраженно заткнул его ладонью.       — Конечно, я нихрена тебе не обязан, — ответил он и вдруг перевернул парня на живот.       Мидория заметно удивился, но позволил совершить маневр, а когда Бакуго накрыл его своим телом, уложив свой колом стоящий член точно в ложбинку между ягодиц Изуку, коротко вздохнул и уткнулся лбом в подушку. Сам Бакуго тяжело выдохнул и, сжав пальцами основание, чтобы не кончить раньше времени, наклонился и стал покрывать кусачими поцелуями уже спину парня, так же везде оставляя свои отметины; Мидория поощрял его короткими стонами, бедрами он стал потираться о футон, стремясь хоть немного снять охватившее его напряжение. Когда Изуку почувствовал на своих ягодицах обжигающие ладони, которые раздвинули их, ему казалось, он знал, что последует дальше, и даже ждал этого, поэтому постарался расслабиться, памятуя их прошлый опыт. Только Бакуго снова удивил его: по мгновенно сжавшемуся анусу скользнул влажный язык, и Мидория, не удержавшись, громко вскрикнул. Подушка в его руках подозрительно затрещала по швам. Изуку попытался перевернуться к Бакуго лицом, но тот с силой надавил ему на загривок и уложил обратно.       — Не рыпайся и расслабься, — с явными нотами угрозы прорычал Бакуго, и Мидория, всхлипнув, послушно лег.       Убедившись, что задрот не собирается больше дергаться, Бакуго хмыкнул и склонился обратно, размашисто лизнул нежную кожу, на пробу надавил языком на судорожно сжимающееся кольцо мышц, краем уха удовлетворенно слушая постанывания Мидории, который уже подрагивал под ним. Продолжая вылизывать анус Изуку, одной рукой Бакуго приподнял его за бедра, а второй скользнул к его паху и обхватил уже весь влажный и болезненно стоящий член. Мидория захлебнулся особенно громким стоном и, приподнявшись на локтях, подался вперед, начиная буквально трахать Бакуго в кулак, пытаясь при этом одновременно насадиться на его язык. Бакуго позволил ему это, и уже вскоре Мидория, простонав что-то отдаленно похожее на его имя, обессиленно рухнул на футон.       Кацуки, облизнувшись, отстранился и довел себя до оргазма парой движений, кончив на спину Деку, что все еще пытался отдышаться. Какое-то время Мидория не шевелился, наслаждался стихающим шумом в ушах, ожидая, что горячее тело опустится на него или хотя бы ляжет рядом, но этого все не происходило, и парень, заволновавшись, обернулся, чтобы увидеть, как его друг детства молча встал и запахнулся в свой халат.       — Каччан?.. — позвал Мидория и попытался приподняться, но локти подогнулись, и он снова уткнулся лицом в подушку.       Бакуго фыркнул и развернулся, направился к выходу, отгоняя настойчиво бьющееся в мозгу желание отпустить себя и упасть рядом с Мидорией, притиснуть его тело к себе, вжаться носом в его затылок и дышать его запахом. Но ведь это сентиментальные бредни! Чтобы он — да с этим тупым задротом тискался?! Ни за что в жизни!       — Этого больше не повто…       — Не ври хотя бы себе, Каччан, — внезапно перебил его посерьезневшим, совсем не мягким и ласковым голосом Мидория, и Бакуго прикусил язык.       Он хотел рявкнуть, что ничего он не обманывает себя, и как вообще этот придурок посмел с ним разговаривать таким тоном, но отвечать спиной вперед ему не хотелось, а столкнуться с чужим взглядом он малодушно — и никогда в жизни в этом не признается — испугался. Выдавив из себя какой-то жалкий хмык, Бакуго почти пулей вылетел за дверь, которую захлопнул за собой чересчур громко, но ни капли об этом не побеспокоился. Так же быстро промчавшись по коридору, Кацуки ворвался в свою комнату, и только там он позволил себе расслабиться: напряженно прямая спина прислонилась к стене, и он сполз по ней на пол, пальцы с силой стиснули волосы, а губы он прикусил почти до крови. Деку творил с ним что-то пугающее, и Бакуго начал осознавать, что его тело и сознание стали подводить его, стоило веснушчатому идиоту оказаться вблизи. И не столько снова случившийся между ними секс напугал его, сколько то, что было перед ним и после; то, как резко он потерял контроль над собственными мыслями, лишь услышав ласковый голос, лишь увидев готового подчиниться только ему парня, чьи принципы были так же крепки, как его собственные. И теперь вот он — сидит на полу в растерянных чувствах, чего с ним не происходило с детства, и все из-за того же задрота. Скрипнув зубами, Бакуго зажал голову между коленей и яростно проговорил сам себе:       — Я ни за что не проиграю Деку! Ни за что не поддамся! И если вдруг он будет сдыхать, ни за что не помогу ему…       Вскоре после этого Бакуго уснул, не зная, что в тот момент за дверью, затаив дыхание, стоял Мидория, готовившийся постучать в дверь и желающий поговорить обо всем, что между ними происходит, но так и замерший, невольно услышавший непредназначенные для его ушей слова. И не знал Бакуго того, что всего неделю спустя он сам нарушит данную себе той ночью клятву.       Он, Бакуго Кацуки, закроет своим телом Мидорию Изуку.