Что бывает после драки

      Как и ожидалось, за драку их наказали. Айзава-сенсей рвал и метал, но все-таки ограничился домашним арестом на несколько дней для обоих мальчиков, а также обязал их эти дни убираться в общаге.       На одноклассников новость об их драке — и, к смущающей радости Мидории, только драке — произвела сильное впечатление: часть была шокирована, хотя, казалось бы, это должно было рано или поздно случиться, часть отнеслась с пониманием и неким смирением. Урарака и Иида подошли к Мидории поинтересоваться о его состоянии, пока оба наказанных утром пылесосили гостиную комнату, и тот поспешил выпрямить саднящую спину, уверяя друзей в своем отличном самочувствии. Они еще какое-то время поболтали, но вот пришел момент им уходить на уроки, и Мидория малодушно поймал себя на мысли, что ему страшно оставаться наедине с другом детства. И дело было совсем не в драке, а в том, что произошло после.       Изуку все еще не мог поверить, что они занялись… Ему было неловко произносить это слово даже мысленно, и он с опаской покосился на Бакуго, пылесосящего угол неподалеку, будто тот мог прочитать его мысли и побить его за это. Ему казалось, будто он все еще чувствует сперму Бакуго в себе, хотя первое, что он сделал, как только остался один — это тщательно принял душ, и его член, так поразительно приятно, хоть и немного болезненно, растягивающий его, и его губы на своих губах, и его зубы на своей шее, и…       Мидория почувствовал, как зарделся, и с еще большей опаской покосился на Бакуго. Он и раньше-то не мог не обращать на бывшего друга внимание, а уж сейчас казалось совершенно невозможным отвести от него взгляд. Изуку вспоминал, как приятно на ощупь ощущались его волосы, как смотрели на него эти алые глаза, как сводило судорогами наслаждения тело, и как тепло и совсем не страшно было оказаться в жесткой хватке этих сильных рук.       — Чё пялишься, задрот?! — вдруг прервал размышления Изуку голос Кацуки, и Мидория осознал, что уже какое-то время просто замер и уставился на Бакуго, напрочь позабыв о своей обязанности пылесосить.       — Ни-ничего, — вздрогнув, выпалил Мидория и поспешил отвернуться, с удвоенным рвением начиная метаться по комнате. Бакуго задумчиво понаблюдал за нервными движениями Деку, но никак не стал это комментировать.       Некоторое время они убирались в тишине, прерываемой только гудением работающих пылесосов, пока Изуку не выдержал и не спросил, сам не понимая, на что рассчитывает, задавая вопрос самому Бакуго, что тот думает о его побочным стиле. Около минуты Кацуки молчал, и Изуку уже поник, сам себя коря за любопытство — ведь то, что между ними произошло, никак не влияет на их отношения, очевидно же, и на что только он надеялся, дурак — и вдруг Бакуго, неожиданно спокойно и прямо, ответил и даже дал подсказку, как улучшить его стиль. Мидория ничего не смог поделать с румянцем, выступившем на щеках, и совершенно довольно продолжил убираться. Он не заметил, как Бакуго проводил его задумчивым взглядом.       В такой удивительно спокойной обстановке прошло два дня, за которые они отдраили почти все общежитие. Они не разговаривали друг с другом, кроме как о том, кому какую комнату убирать или какое окно мыть, но чем больше проходило времени, тем сильнее переживал Мидория. На третий день домашнего ареста — последний для Мидории — у того все валилось из рук от нервов, и в конце концов Бакуго не выдержал.       — Да чего ты трясешься?! — выкрикнул он и выхватил из подрагивающих рук Изуку швабру.       Мидория с пустым взглядом, словно не до конца осознавая происходящее, потянулся к древку, собираясь продолжить свое занятие, но Бакуго предупреждающе рыкнул, и тот вздрогнул всем телом. Изуку озабоченно закусил губу, потупил глаза, начал переминаться с ноги на ногу, но так и не осмеливался сказать, что же его беспокоит. Долго гнетущего молчания Бакуго не выдержал: он отшвырнул в сторону швабру, схватил Мидорию за воротник футболки и одним быстрым движением прижал того к стене.       — Что с тобой не так? — удивительно, но тон его голоса казался более сдержанным теперь, когда сам Кацуки будто бы навис над Изуку, хотя роста они были одного.       Мидория гулко сглотнул, его взгляд непроизвольно заметался между глазами друга детства и его губами, с которых он чувствовал срывающееся дыхание; это было единственным, что выдавало волнение Бакуго, и это возвращало Мидорию к воспоминаниям об их близости. Он почувствовал, как его сердце заполошно заколотилось в ладонь Бакуго, что так и лежала на его ключице.       — Как ты думаешь… — робко начал Мидория, с трудом отрывая взгляд ото рта Бакуго и отводя его в сторону, — как много из того, что мы… что мы сделали… услышал Всемогущий?       Кацуки растерянно заморгал и непонимающе склонил голову к плечу. Изуку мог бы даже улыбнуться от такого искреннего выражения удивления на лице обычно самоуверенного и высокомерного Бакуго, но он слишком нервничал в ожидании ответа и просто от тесного контакта с телом, с которым он познал прелесть первой близости. К собственному ужасу он почувствовал, что начинает неуместно возбуждаться, и, коря себя за это, он зажмурился и попытался сжаться, но Кацуки не дал ему спрятаться.       — И это тебя так волнует? — спросил Бакуго.       Изуку изумленно вскинул голову и посмотрел в лицо друга детства. По голосу он казался удивительно спокойным, но меж бровей залегла напряженная морщинка, а нижнюю губу он нервно прикусил; настала его очередь отводить взгляд.       — Не думаю, что это должно тебя волновать, мы были достаточно тихими, — внезапно добавил Бакуго едва слышно.       Мидория еще более изумленно распахнул глаза. Неужели Бакуго… попытался его успокоить? Мальчик едва сдержал порыв коснуться лба Каччана с намерением проверить у того температуру, однако прежде, чем он осознал, что делает, он положил ладонь на шею Бакуго. Кацуки покосился на чужую руку, но сбрасывать ее почему-то не стал, к вящему удивлению Мидории, который весь сжался в ожидании злого окрика или даже удара. Ничего этого не последовало. Несколько секунд, длящихся, казалось, целую вечность, прошли в напряженной тишине, наполненной учащенным срывающемся дыханием. Бакуго смотрел на него почти черными из-за расширенных зрачков глазами, рука его то стискивала футболку Мидории в кулак, то резко разжималась, но он не делал никаких даже попыток двинуться. Изуку не выдержал первым — первым потянулся навстречу, но Бакуго, показалось, встретил его на полпути. Их губы соединились, они столкнулись зубами, но никого из них это не остановило, наоборот, Мидория коротко простонал в поцелуй и приоткрыл рот, чем тут же воспользовался Кацуки, захватывая его своим языком.       Этот поцелуй был спокойнее первого, по крайней мере в этот раз Мидория поспевал и со всем старанием пытался отвечать: сплетал их языки, облизывал и покусывал губы. Рукой, что стискивала светлую футболку Деку, Бакуго обхватил его за шею, пытаясь притянуть еще ближе, своим телом он полностью накрыл прижатого к стене Изуку. Когда их члены соприкоснулись, хоть и через несколько слоев одежды, Мидория простонал в чужой рот и вцепился обеими руками в талию Бакуго. Тот оторвался от покрасневших искусанных губ Мидории, чтобы переключиться на шею. Он слегка оттянул ворот футболки, чтобы дать себе больше пространства для ласки, и заметил явно заживающую, но еще отчетливо видимую отметину. На секунду его охватила дичайшая ярость — кто посмел оставить чертовому Деку метку — пока он не вспомнил, что это он сам, на пике оргазма, несколько дней назад вцепился зубами в это место. Гнев схлынул так же резко, как и накатил, оставив место удовлетворению и сильнейшему возбуждению. Неожиданно спокойно и даже мягко он коснулся губами своего следа, а после втянул красную кожу в рот, ставя засос. Мидория судорожно вздохнул и так и замер, задержав дыхание; его глаза закатились, а руки ходили ходуном по чужой спине, он словно не знал, что с ними делать и куда пристроить. Бакуго снова решил все за него: схватив Мидорию за запястье, он положил его ладонь на свой пах, сам же он, не прекращая несильно покусывать чужую шею, принялся стягивать домашние шорты Деку.       Мидория откинулся головой о стену, слегка ударился затылком, словно пытаясь таким образом привести себя в чувство, но наваждение не спадало, он все так же был болезненно возбужден, и ласкающий его шею Бакуго точно не помогал ситуации. Собравшись с остатками разума, он покосился на висящие неподалеку часы, и часть нервного напряжения покинула его тело: до конца занятий была еще пара часов, а значит, их не должны поймать в таком положении. Как только эта мысль появилась в его голове, так сразу и стремительно вылетела, оставив место все усиливающемуся возбуждению.       Бакуго, недовольный тем, что Мидория отвлекся, сильнее укусил его в плечо, отчего Изуку вздрогнул и коротко всхлипнул, и вжался в него всем телом, притерся пах к паху. Только в этот момент Мидория осознал, что с него-то шорты с бельем сняли, а вот Кацуки оставался полностью одет. Решив, что это непорядок, и одновременно желая не просто стоять и получать удовольствие, он дрожащими руками схватился за туго затянутый пояс и спустя несколько попыток ему все-таки удалось ослабить узел и спустить штаны друга детства. Мидория покосился вниз и тяжело сглотнул накопившуюся слюну: в прошлый раз из-за позы и окружающей их темноты ему почти ничего не удалось разглядеть, все происходило сумбурно и под влиянием момента, сейчас же он прекрасно понимал, к чему все идет, но это ни капли не отталкивало его, лишь сильнее распаляло.       Робко и неуверенно, он коснулся члена Бакуго, обхватил его ладонью и на пробу обвел большим пальцем головку, чем вызвал резкий вздох из уст… он даже не знал, кого — партнера, любовника? Думать об этом ему было стыдно, поэтому Мидория зажмурился и продолжил нерешительно ласкать Бакуго. Тот какое-то время прислушивался к себе, вскоре недовольно цыкнул и, схватив Изуку за руку, резко оторвал от себя и притянул к своему рту.       — Надо было сделать так, задрот, неужели никогда себе не дрочил? — сказал он и несколько раз размашисто лизнул ладонь, обильно смачивая ее слюной. При этом он прикрыл глаза, будто ему самому это нравилось, и Мидория коротко всхлипнул, едва удержавшись на задрожавших ногах.       Как только Бакуго отпустил его руку, Изуку сразу же вернул ее на чужой член и провел от головки к основанию. Рука скользила намного лучше, чем до этого, и, видимо, доставляла больше удовольствия, потому что Кацуки тяжело вздохнул и низко зарычал. Он же, словно спохватившись, что теперь сам бездействует, лизнул и свою ладонь и также положил ее на член Мидории, вырвав из того очередной то ли всхлип, то ли стон.       Несколько минут тишина общежития прерывалась лишь их тяжелым дыханием да влажными и пошлыми звуками трения кожи о кожу, но вскоре Бакуго не выдержал и решил зайти дальше. Пальцами он скользнул под яички Мидории, затем по мошонке и, наконец, коснулся ануса. Мидорию прошибла крупная дрожь, он слегка сполз по стене и уткнулся лбом в плечо Бакуго, едва стоя на ногах. Он не учел только того, что этим движением он лишь сильнее сам насадится на чужие пальцы, чем подкинет Бакуго идею. Одной рукой придерживая дрожащего мальчика за талию, второй Кацуки дразняще провел между его ягодиц. Он сильнее надавил на анус Деку, входя одним пальцем, но дальше двигаться не стал. Он наклонился ближе и прошептал на ухо Мидории, голос его так и сочился ехидностью:       — Если хочешь, насаживайся сам.       Мидория крупно вздрогнул, издал невнятный звук, будто хотел что-то сказать, но в последний момент остановил себя, и сильнее вцепился в плечо Бакуго. Тот даже нахмурился от силы, с которой его стиснули, но, когда вокруг них заискрили зеленые молнии, это лишь больше распалило Бакуго: его возбуждало видеть, как Мидория теряет контроль над своей причудой, будучи в его руках, и появление синяка на плече его никак не напрягало. Мидория какое-то время колебался, но все-таки решился и аккуратно присел, таким образом насаживаясь на пальцы Бакуго. Тот довольно рыкнул и впился в рот Мидории поцелуем, второй рукой обхватывая его член. Стон Изуку он поймал своими губами и сплел их языки.       Долго терпеть такое положение Мидории не пришлось, Бакуго первым не выдержал и, подхватив Деку под ягодицы, всем телом вжал его в стену. Изуку мгновенно сориентировался, обхватил своего друга детства ногами за талию и руками — за шею, мельком в очередной раз восхитившись его силе, раз он так, казалось бы, легко поднял его, совсем, в общем-то, не пушинку. Не зная о мыслях, проносящихся в голове Мидории, Бакуго, одной рукой удерживая мальчика за задницу, второй снова коснулся ануса и решительно ввел в него пальцы. Мидория проскулил в его волосы и, поддавшись внезапному порыву, укусил его за ухо. Никогда еще он не испытывал такого чувства защищенности, как сейчас, будучи окруженным с одной стороны стеной, с другой — крепким телом бывшего друга. Почему-то он был уверен, что именно сейчас Каччан ни за что его не уронит и не причинит ему сильной боли, и эта мысль стала таким прозрением для него, что возбуждение вмиг достигло своего предела, и Мидория с громким стоном кончил.       Как только вспышки удовольствия перестали проноситься по его телу, и он смог расслабить свою хватку, Бакуго на удивление аккуратно и даже по-своему нежно спустил того на пол и сделал шаг назад. Ноги совсем не держали Мидорию, и, лишенный контакта с чужим телом, он медленно сполз по стене на колени, затуманенным от все еще отдающегося в теле оргазма взглядом смотря снизу вверх на лицо Бакуго. Губы Кацуки искривились в надменной, уже привычной Мидории гримасе, хотя зрачки все еще были расширены и в глазах тлело возбуждение. Он сделал обратно шаг вперед, снова нависая над Мидорией, его твердо стоящий член оказался прямо перед лицом Изуку.       — Может, отсосешь? — поинтересовался он и словно невзначай мазнул головкой по щеке мальчика.       Он и сам не знал, чего ожидал от Мидории, предлагая ему такое, но уж точно не того, что тот улыбнется ему — робко и смущенно, но все же улыбнется. Бакуго растерянно замер, уставившись в огромные зеленые глаза, но долго зрительный контакт Мидория не стал поддерживать, вместо этого он опустил взгляд на чужой член и, словно ни капли не колеблясь, коснулся губами головки: Бакуго шумно выдохнул, крупная дрожь прошибла его тело.       Член у Бакуго был красивый, — решил про себя Мидория, — и довольно большой. Не очень длинный, но зато достаточно толстый, он чуть загибался кверху, на головке выступили капли смазки, которые Мидория быстрым движением языка слизнул. Изуку не имел совершенно никакого опыта в минете, но почему-то сейчас ему совсем не хотелось ударить в грязь лицом. Он робко обхватил губами головку, огладил ее языком, пощекотал уздечку, вслушиваясь в еще сильнее участившееся дыхание Бакуго. Одной рукой Мидория обхватил основание члена, другой коснулся поджавшихся яичек. Он почувствовал, как Бакуго еще сильнее склонился над ним, почти упираясь лбом в стену, явно смотря на него; почувствовал на своем затылке тяжелую ладонь, как пальцы друга детства вплелись ему в волосы. Бакуго резко толкнулся ему в рот и тут же зашипел от легкой боли — Мидория не успел спрятать зубы и царапнул ими чувствительный орган.       — Черт побери, Деку, — низким голосом процедил Кацуки и тяжело выдохнул, больше не делая попыток грубо ворваться в чужой рот.       Мидория от неожиданного проникновения закашлялся, но быстро взял себя в руки и решил продолжить попытку. Он снова обхватил губами головку и медленно стал насаживаться глубже, оценивая собственные способности и одновременно выдержку и состояние Бакуго, поднял на него взгляд. Дыхание у того было неровным и прерывистым, рука, которой он упирался в стену, то сжималась в кулак, то разжималась, по телу прокатывались волны дрожи и мурашек от удовольствия. Почувствовав себя более уверенно после такой реакции, Мидория стал активнее двигать головой, хотя совсем глубоко брать он все-таки не рисковал, для такого его навыков и энтузиазма пока не хватало. Он помогал себе одной рукой, направляя и придерживая член, во второй руке он перекатывал яички, поглаживал пальцами мошонку.       Бакуго не мог оторвать взгляда от Мидории, от того, как его собственный член исчезал во рту чертового задрота Деку, который постепенно раскрепощался, отчего и его минет становился все лучше. Когда Изуку снова случайно задел ствол зубами, Бакуго особенно сильно вздрогнул: контраст удовольствия и легкой боли почти вытолкнул его за грань, однако последней каплей стал взгляд. Желая убедиться, что все в порядке и Бакуго не разозлился из-за его неловкости, Мидория поднял глаза и встретился ими с глазами Кацуки, почти черными из-за расширившихся зрачков. Этот вид — эти широко распахнутые зеленые омуты и такой ненавистный рот, смеющий называть его Каччаном, сейчас растянутый вокруг его члена, эти дурацкие веснушки — все-таки столкнул его в пропасть. Вцепившись в затылок Мидории, Бакуго откинул голову назад с гортанным стоном, изливаясь в чужой рот. Мидория поперхнулся, часть спермы попала ему точно в горло, и он рефлекторно проглотил ее, а часть вытекла изо рта, стекла из уголка губ по подбородку. Как только Бакуго расслабился и отпустил его, Изуку оперся руками о пол и хрипло прокашлялся, после чего неуверенно поднял глаза на Кацуки. Тот заправил член в штаны и присел перед Мидорией на корточки. Он посмотрел на него и протянул руку, стирая собственную сперму с чужих губ и подбородка. Взгляд его при этом был словно расфокусированным, будто он и сам не понимал, что делает, а когда понял, спохватился и резко вскочил на ноги.       — Вставай и одевайся, — буркнул он, отвернувшись. — Скоро уже эти придурки вернутся.       Мидория кивнул, не в силах выдавить и слова, встал и поправил свою одежду, на которой, к счастью, не осталось никаких следов. Как только он привел себя в порядок, Бакуго схватил его за шею и толкнул в стену. Мидория испытал острое чувство дежавю.       — Об этом тоже никому ни слова, ясно, задрот? — прорычал ему в лицо Бакуго.       Мидория кивнул, и Бакуго отпустил его, словно невзначай скользнув пальцами по отчетливой отметине на плече Изуку, едва скрытой футболкой. Мидория передернул плечами и поправил одежду так, чтобы скрыть ее.       — Этого больше не повторится, — добавил Кацуки дрогнувшим голосом, развернулся и ушел.       Мидория так и остался стоять посреди комнаты, прижавшись к стене. Он положил ладонь на укус-засос и слегка надавил, почувствовав растекающуюся по плечам легкую, но почему-то приятную боль. Он смотрел вслед Каччану и думал о том, что он соврал.