Фенрир

      Следующий день у меня выдается полностью свободным. Работы не запланировано, ребенок в гостях, все дела по дому переделаны за час. И когда солнце начинает склоняться к горизонту, я все чаще бросаю взгляд на часы.       Это безумие. Не собираюсь же я в самом деле…       Ну а с другой стороны, что в этом такого? Быть с оборотнем в толпе людей — не то же самое, что остаться с ним наедине. Концерт — вполне хорошая идея, я уже давненько никуда не выбиралась. Наряжаться особо не нужно, джинсы да футболка, не на свидание же иду, никому не хочу понравиться.       «Чую, что понравился я тебе».       Не-ет, идея поганая, поганая-поганая-поганая… Как такое вообще могло прийти в голову?!       И так по кругу, практически до девяти часов. Без пяти я связываюсь по каминной сети с Малфой-мэнором, узнаю, не хочет ли Айви домой. Нет, ей весело со Скорпиусом и заглянувшими в гости детьми Ноттов, возвращаться сегодня она не собирается.       И тогда я говорю, что, раз ее не будет, то пойдет-ка мама сегодня прогуляется. Айви со смехом убегает, ее место в камине занимает Драко.       — Свидание?       Когда-то, смирившись, что я не согласна на фиктивный брак с ним, Драко дал мне понять: он не будет против, если я стану с кем-то встречаться, но только если человек окажется достойным — кто попало не может стать отчимом ребенка Люциуса Малфоя. Кандидатуру Ллойда он в свое время не то чтобы одобрил, по крайней мере, не был яро против.       — Нет, просто дружеская вылазка. Буду дома до двенадцати, папочка.       И сказав это, понимаю, что обратной дороги нет — я вполне определенно собираюсь пойти в хуевую таверну, чтобы в компании оборотня Сивого послушать какую-то хорошую музыку.       В пять минут десятого я стою напротив заведения, расположенного в одной из подворотен в Сохо — и оно полностью оправдывает свое название. В таких наливают дешевое пойло и играют панк-рок, публика собирается соответствующая. Я в полной мере начинаю понимать Снейпа, которого когда-то потащила в столь же неформальное заведение, хоть и более высокого уровня.       Обреченно посмотрев на вывеску еще раз, я захожу внутрь. Как же трудно снова привыкнуть к тяжелой музыке, бьющей по барабанным перепонкам! На сцене музыканты исполняют какую-то какофонию, певец просто бессвязно орет. М-да…       Сивый и не думал встречать меня у входа — отплясывает себе в толпе таких же прожигателей жизни и неудачников. Вернее, дергается как припадочный. С его-то волчьей координацией мог бы двигаться и покрасивее.       Может, еще не поздно уйти? Но нет, он меня замечает и машет рукой, а когда я остаюсь на месте, сам пробирается через разбушевавшуюся толпу. На нем расстегнутая до середины груди черная рубашка с длинными рукавами и все те же джинсы. Длинные мокрые волосы прилипли к воротнику.       — Концерт, говоришь? — ору я ему, морщась. — Хорошие впечатления?       — Что? — орет он в ответ и смеется. Прекрасно ведь меня расслышал! — Пойдем, угощу тебя пивом!       Пиво тут наливают в литровые пластиковые стаканы; я качаю головой, когда бармен собирается плеснуть туда водки, а вот Сивый от дополнительного градуса не отказывается; забрав два с барной стойки, он сразу же махом выпивает свой. И я понимаю, почему: стоит нам отойти от бара, в меня летит потерявший равновесие пьяный панк. Я бы точно не успела среагировать и пиво оказалось бы на моей одежде, но передо мной возникает лапища Сивого. Впервые обращаю внимание на размер его рук — они действительно огромные, при этом вполне человеческие: ногти хоть и не самые ухоженные, но не похожи на бритвенно-острые лезвия, волосатость умеренная. Схватив панка за шкирку, Сивый легонько толкает его в сторону от нас.       А ведь и сам пошатывается. Стакан пива у него был явно не первый: он обещал хорошенько набраться — и он набрался. Как только это возможно с ускоренным метаболизмом оборотня? Принимает зелья для его замедления? Ну нет, не похож Сивый на того, кто будет следить за здоровьем. Значит, просто много выпил — и продолжает пить, чтобы поддерживать свое состояние.       Понемногу я втягиваюсь. Нет, не лезу в центр толпы, просто неспешно пью пиво, стоя с краю, слушаю музыку. Если вникнуть, песни не так уж, в сущности, плохи, есть и ритм, и мелодия — просто это немного не мое. Сивый снова выныривает ко мне из гущи дергающихся тел, выхватывает из рук стакан, осушает одним глотком и кидает его куда-то прочь.       — Пойду отолью. Не теряйся.       Как ни странно, потеряться мне больше не хочется. Хочется стряхнуть оцепенение и хорошенько повеселиться, только не знаю, с чего начать. Вернувшись минуту спустя, Сивый решает за меня — хватает за руку и тащит вперед. Все происходит так быстро, что я даже не успеваю испугаться. Протиснувшись со мной к сцене, Сивый продолжает свою бешеную пляску — при этом не отпускает моей руки, заставляя подтанцовывать в очень энергичном ритме. И то ли мне хватило трети стакана пива, то ли я все-таки поддалась всеобщему настроению безудержного разгула — мне это, блин, нравится!       Я танцую и смеюсь; Сивый, следуя своему обещанию, веселит меня разными выкрутасами. То выделывает коленца с абсолютно серьезным и даже свирепым выражением лица, то вдруг, скалясь от уха до уха, закидывает руку на рядом стоящего парня и продолжает вытворять то же самое уже на пару с ним. То, когда группа заводит кавер на известную песню, выхватывает у фронтмена микрофон и, жестикулируя словно оперный певец, поет низким басом, чем вызывает восторженные вопли аудитории. Поет он, кстати, гораздо лучше музыканта, оставшегося стоять на сцене с кислым видом.       Потом у него микрофон все-таки отбирают, и он, снова взяв меня за руку, идет наконец на выход. Я успеваю взглянуть на часы — почти полночь! И не заметила, как быстро пролетело время.       Сивый хватает у кого-то бутылку с водой, чтобы, выйдя на улицу, вылить половину себе на голову и, отряхнувшись, пригладив волосы, брызнуть немного на меня. А потом хохотать над тем, как я отфыркиваюсь.       Вздохнув полной грудью, Гриша Сивый с нескрываемым наслаждением раскидывает руки. Зычный голос его разносится по всей улице:       Рассейтесь вы везде под небосклоном,       Святой покинув пир,       Несите жизнь, прорвавшись к дальним зонам,       И наполняйте мир!       Стихи знакомые, но чьи именно — не скажу. Я иду вперед. В голове приятно шумит, летняя ночь свежа и полна обещаний. Даже жаль, что этим и должно все закончиться.       Сивый, видимо, тоже так считает. Отстав поначалу, он вдруг оказывается совсем близко и, будто бы покачнувшись по пьяни, прижимается ко мне сзади, пахнув алкоголем и разгоряченным телом.       Я чувствую, как он рад мне. Рад чисто по-мужски.       Странное ощущение сворачивается в животе. Стоит лишь дать понять одним жестом или взглядом — и вся эта умопомрачительная твердость будет в моем распоряжении. Без вопросов, прямо сейчас, в ближайшей темной подворотне. Именно так, как нам обоим хочется — сильно, грубо, грязно.       Мне становится дико от этой мысли, буквально пару часов назад я даже вероятности подобного исхода не допускала. А еще неловко от того, что Сивый чувствует все мои метания. Руку его, потянувшуюся было к моим волосам — то ли поправить, то ли погладить — я отстраняю.       — Не придумывай себе ничего.       Сивый смотрит на меня блестящими в темноте глазами. Взгляд у него вполне осмысленный, трезвый — алкогольные пары успели полностью выветриться за те двадцать минут, что он не пил. Чудеса волчьего метаболизма.       Усмехается:       — Ладно… подожди-ка.       Он отворачивается, одергивает штаны и стоит, чуть наклонившись вперед и тихо насвистывая.       Я невольно смеюсь.       — Что, думаешь о котятах?       — Об алгебре, — отвечает через плечо. — Ненавижу алгебру.       Когда стояк проходит, Сивый поворачивается и как ни в чем не бывало спрашивает:       — Ну что, я уже не такой страшный?       Пожимаю плечами:       — Когда дурачишься — нет. Но это ведь только одна сторона. Человеческая.       — Хочешь увидеть другую? — неожиданно серьезно спрашивает он.       — Не хочу. Но чтобы понять, боюсь ли я тебя — да, наверное, надо. А ты… можешь показать? Прямо сейчас?       Повисает пауза. Сивый ржет:       — Черт, как прозвучало-то. Надо бы сказать «нет», но… Да, блин, могу. Я не привязан к луне. И если хочешь посмотреть, подойди ближе.       Очередная опасная затея, Браун. Ты в третий раз увидишь вервольфа, способного превращаться частично и по собственному желанию — напомнить тебе, чем закончились первые два?       Сглотнув, я ступаю на шаг вперед, потом еще. Сивый отворачивается от входа в бар, лицо его теперь освещает лишь тусклый фонарь да неполная луна. Он вытягивает перед собой руку, подворачивает рукав черной рубашки.       Мне уже знакомо это зрелище — то, как текут кости и плоть, изменяясь, удлиняясь. Рука покрывается длинным бурым мехом, вырастают когти. В попытке не убежать с дурным воплем я цепляюсь за мысль: так, оказывается, бывают еще и разные породы оборотней — помнится, Галахад обладал более короткой и черной как смоль шерстью… насчет Фенрира не могу сказать с уверенностью, мозг до сих пор отказывается вспоминать тот эпизод целиком.       Паника все же накатывает, сдавливая горло, но мне удается с ней справиться. Одно хорошо: желание исчезает бесследно.       Ловлю себя на том, что не могу оторваться от зрелища — просто потому, что не хочу смотреть сейчас Грише в лицо. Боюсь до черта увидеть, что с ним стало.       — Рожа у меня нормальная, — говорит он, словно услышав мои мысли. — Не страшнее обычного, по крайней мере. Можешь глянуть.       Медленно поднимаю взгляд. Глаза у него немного печальные… и добрые — как я этого сразу не разглядела? Да и цвет их больше не напоминает кровь, скорее спелую черешню. Очень человеческие у него глаза. Либо он псих, умеющий притворяться еще лучше, чем Галахад, либо действительно неплохой мужик.       И теперь мне, вроде как, предстоит выполнить свою часть сделки. Потому что уж чего-чего, а новых впечатлений я получила массу.

* * *

      Первую половину назначенного дня я провожу с Айви дома. Ей действительно грустно, что Скорпиус скоро уезжает и они не смогут видеться так часто, как привыкли. Он — ее самый любимый человек во всем мире, важнее меня, важнее всех. Каких усилий мне стоило в свое время уговорить ее отпустить Скорпиуса жить в мэнор, к отцу. Она действительно не понимала, почему мы не можем жить в мэноре все вместе, как одна большая дружная семья. Не понимает до сих пор.       После я отвожу ее к Ханне в «Дырявый котел» — Айви нравится помогать в любой работе, связанной с обновленным заведением, да и с младшей дочкой Лонгботтомов она всегда рада поиграть. Почему-то рядом с Ханной из капризной принцессы она превращается в послушную кроткую Золушку. Иногда я даже немного ревную свою дочь: с Ханной она именно такая, какой я бы хотела, чтобы она была со мной. Наверное, все дело в том, что Лонгботтомы — образцово-показательная полная семья, в отличие от нас, и ей хочется хотя бы для виду побыть ее частью.       Убедившись, что Айви будет занята до вечера, я выхожу из «Котла» на Косую аллею, а уже с нее сворачиваю в Лютный переулок. Гриша Сивый ждет меня там, выкуривая, судя по бычкам, не первую по счету сигарету.       Поиски костей Фенрира привели меня именно в это место — кто бы сомневался. Я узнала, что череп оборотня Люциус приобретал в одной из местных лавок; не сам, разумеется, а через доверенных лиц. Где был череп, найдутся и другие части, так ведь?       Гриша признался, что ищет останки Фенрира не только лишь из братских чувств. Свитки, которые я откопала для него в архиве, подтвердили, что отец их унаследовал какую-то землю в Уилшире, хоть и был слишком туп, чтобы этим воспользоваться. После его смерти права на землю получил старший сын — но у того уже были серьезные проблемы с законом. Теперь, чтобы вступить в права наследования, Грише нужно найти доказательства смерти Фенрира.       — Земля — это свобода, — сказал он мне после того, как поведал всю подноготную своих поисков. — Жить в городе, или тем более в резервации — совсем другое. На своей земле я сам буду себе хозяином.       Кажется, он опасался, что после такого признания я сочту его меркантильным ублюдком. Но мне все это кажется вполне понятным и разумным. Только обретя свой клочок земли и дом, я поняла, какой несчастной чувствовала себя в городе. Растить ребенка в Лондоне я бы точно не хотела.       Несмотря на свои панковские замашки, Гриша оказался неглупым мужиком. Я честно попытаюсь помочь ему — хоть и будет это не слишком просто. Потому что Лютный есть Лютный.       Косая Аллея не меняется никогда, хоть десять, хоть двадцать лет спустя здесь все будет так же. Ее восстановили после маггловской атаки практически в первозданном виде. А вот Лютным никто не занимался, каждый шаг здесь напоминает о том дне, когда агенты Службы Безопасности напали на волшебный мир. Населяющие этот район темные маги защищались как могли — и результатом стал огромный разлом, проходящий прямо по центру переулка. Со временем поверх него настелили деревянные помосты, которые до сих пор не удосужились заменить чем-то более безопасным. Громить эти ребята умеют гораздо лучше, чем строить.       И вот теперь нам приходится перепрыгивать с одной доски на другую, чтобы добраться до нужной лавки. По пути я инструктирую Гришу:       — Забирать кости насовсем нам и не нужно. Только одолжить на время, чтобы ты показал, кому требуется. Согласен?       Он кивает. Я останавливаюсь.       — Скажи, что согласен. Что не будешь буянить и настаивать на погребении или чем-то таком.       Перед этим он объяснил: кости нужны определенные, безусловно свидетельствующие о смерти. Руки и ноги не подойдут, ведь без них можно прожить, даже отрастить заново. Лучше всего подошел бы череп, но также сойдет позвоночник, тазобедренные кости и почему-то грудина.       Сивый напряженно хмыкает:       — Не буду. Мне было бы спокойнее знать, где этот сукин сын лежит, но если из-за этого возникнут проблемы, как-нибудь обойдусь. Ты уверена, что нам их отдадут хотя бы на время?       — Нет, конечно. Была бы уверена — не потащилась сюда с тобой. Мы идем просить от твоего имени — просить, а не требовать, усек?       Он хмуро разглядывает мрачные, нависающие над головой дома, а затем выдает:       — Здесь воняет опасностью. Не хочу, чтобы ты пострадала.       Я была бы дурой, если бы не ощущала то же самое. Но в некотором смысле я, можно сказать, защищена от угрозы, которую представляет собой Лютный. Меня не тронут крупные дельцы — в основном из-за Малфоя, но также из-за хозяина Корнуолла, который в прошлом не раз давал понять, что ему не безразлична моя судьба. О нем давно ничего не было слышно, но вряд ли кто-то сомневается: в нужный момент сильнейший Тёмный маг Британии может выползти из своего проклятого убежища и наподдать обидчику по самое не хочу.       Конечно, всегда остается мелкая шваль, которая не задумывается о последствиях. Но на такой случай у меня с собой есть волшебная палочка и большой злой оборотень — думаю, вдвоем мы как-нибудь справимся.       Со всех сторон нас провожают подозрительные взгляды — некоторые в открытую, некоторые из тени. Гриша Сивый тут еще не успел примелькаться, но его, без сомнения, узнали, ведь слухи разносятся быстро. Фенрир был величиной крупной, заправлял многими грязными делишками — и его брата будут оценивать, сравнивая с ним. Мой расчет на то, что они поймут: Гриша пришел не воевать, не делить территорию, а разобраться со своими делами и мирно убраться восвояси.       Остановившись возле нужной двери, я стучусь. О своем визите мы предупредили заранее, но нам не ответили — тут уж так принято.       Дверь открывается, впуская в темное пыльное нутро дома. Нас встречает гоблин, подельник хозяина лавки, чрезвычайно уродливый даже для своего племени. Приветственно рыкнув, он ковыляет вверх по лестнице, показывая путь.       Хозяин — белобрысый прилизанный тип по имени Орст — обладатель поистине каменной морды. Думаю, ведя такой бизнес, иное выражение не сохранишь. Да и хорошими манерами он не отличается: сидя за письменным столом, Орст меряет нас по очереди взглядом, а затем, не предложив сесть, в лоб спрашивает:       — Почему я должен вас слушать?       — А почему нет? — не теряюсь я. К самому резкому тону разговора можно было быть готовой. — Небольшая услуга вас не затруднит, а благодарность окажется полезной.       Гриша шевелится рядом, и я понимаю, что он хочет уточнить насчет «благодарности» — чем ему придется расплачиваться. Видок он на себя напустил что надо: хмурый взгляд из-под бровей не сулит ничего хорошего, от плясавшего в клубе добряка не осталось и следа. Я едва заметно двигаю ладонью, зная, что Сивый почувствует это и не станет вмешиваться. Он обещал дать мне самой говорить. Я знаю, что делаю.       — Вам должно быть известно, каким ресурсом я располагаю. Ему нет равных в вопросах поиска и установления истины. Да, он находится на хранении в Отделе Тайн, но я могу воспользоваться им в любое время. Для того, чтобы оказать… незначительную ответную услугу.       Откинувшись на спинку стула, Орст кивает:       — Ресурс и правда полезный.       Как я и думала, он клюнул. Дело даже не в шансе выведать через меня какую-то информацию, а в самой близости к Всевидящему, призрачной возможности им завладеть. Откуда ему знать, что мы условились с новым Неизвестным: если мне и придется воспользоваться Оком, то делать я это буду на территории Отдела Тайн, никогда не вынесу за его пределы. Даже если меня убьют в попытках стать хозяином могущественного артефакта, они его никогда не получат.       — Вот только… — Орст разводит руками, но не театрально, а как-то безжизненно, — у меня нет того, что вам нужно. Ни одной кости Фенрира Сивого не сохранилось, все разошлись в частные руки. Наибольшим спросом, конечно же, пользовался череп, но вам об этом и так известно. Мистер Малфой был весьма щедр.       Сердце болезненно колет в груди. Я не подумала, что он свяжет покупку черепа со мной. Боггарт его задери, надо было самой сказать Грише. Идиотка.       Сивый рядом со мной не реагирует, но все он понял. Понял, что я скрыла от него этот немаловажный факт.       — Череп уничтожен, — говорю я Орсту, обращаясь на самом деле к Грише. Я чувствую рядом с собой его тяжелое дыхание, но и только. Больше ничем он свое состояние не выдает.       — Какая жалость, — тянет делец. — Это был уникальный экземпляр.       И смотрит на нас, выжидающе наклонив голову вбок.       — Что ж, — говорю. — Печально, что мы не смогли помочь друг другу. Могу я рассчитывать на вас, если какие-то значимые кости вернутся в ваши руки?..       Я замолкаю, потому что взгляд у него… не нравится мне этот взгляд.       Все происходит в один миг. Меня атакуют со спины, и чтобы защититься, мне не хватает доли секунды — без ежедневных тренировок реакция уже не та. Краем глаза успеваю заметить, что Гриша уворачивается от брошенного в спину заклятья, проносится темной молнией — и в воздухе разлетаются кровавые брызги.       Меня валит на бок парализующим заклинанием, я не вижу происходящего, но прекрасно все слышу: топот ног, крики, вопли боли. И наконец — звериный рев, полный ярости и отчаяния. Только после этого рева до меня начинает доходить, в какую задницу мы попали.