Первая любовь

(День третий) Порностудия располагалась в подвале затхлой хрущевки в ничем не примечательном дворе. Вывеска на двери сообщала: «Гаджеты Ремонт». Жирный сверился со схемой проезда, которую предусмотрительно скачал в телефон. Да, адрес правильный. Была не была! Толстый вдавил кнопку интеркома и где-то внутри заблямкало. – Кто? – ответило устройство мужским голосом. – Я на кастинг! – стеснительно проблеял Саня. – Ага! Сейчас-сейчас! Дверь запищала и тихонько клацнула. «Это небольшой шаг для меня, и великий – для всего человечества!» – вспомнил Саня слова астронавта Армстронга, который первым ступил на Луну. Хотя Глист и пиздел, что пиндосов на Луне не было. Но Глист про все пиздит. Половину подвала занимала кухонька, другую половину – диванный уголок вдоль стен. Была еще одна дверь, которая вела куда-то вглубь. На двери висел плакат с голой блондинкой, которая одну ладонь положила себе на пизду, а указательный палец другой руки прижимала к губам. Сиськи были вполне ебабельных очертаний, как отметил жирный взглядом тонкого ценителя. «Значит, я попал куда надо!» – возликовал Саня. Саню встречал немолодой, чуть сутулый чувак с намечающейся на макушке лысиной. Одет чувак был в треники и невыразительную футболку. – Привет, привет, я Гоша! – Он протянул жирному суховатую ладонь. – Э, я Саша. Я вам писал… – Да-да-да, Санек. Да-да-да! То ли жирному казалось, то ли чувак слегка ошалел при его появлении. – Ну, ничего себе ты, Санек, крупный. Ты сколько весишь? – Сто двадцать, – мрачно соврал Саня, сбросив десятка два килограмм. – Ну, ты кабан, кабан. – Ну, да, – стеснительно согласился жирный. В голове его штормило паникой: «Не пустят! Не поебусь!» – А чо прыщей столько? – продолжил спрашивать чувак. – Блин! Это ж тебе гримера вызывать. Бабки ему платить. Ты не больной, ничо такого? – Нет! – ответил толстый. Внутренне он вдруг загордился. Это, наверное, он на себя такой бывалый вид напустил. Даже этот чувак Гоша подумал, что Саня трипаком, сифаком или чем еще почетным болеет. – Но это похуй, – продолжал Гоша. – Все равно в презике будешь. Внутри у жирного обрушилось цунами отчаяния. «Поебусь, но не поумнею!» – подумал он. Хотя, с другой стороны, даже просто поебаться было бы круто. Особенно если запечатлеть этот процесс. – Главное, чтобы мандавох не было, – продолжал чувак. – У тебя есть мандавохи, только честно? – Э… – выдавил жирный. От волнения всякие слова стали даваться ему тяжело. Он словно бы, как в «South Park`е» стал срать ртом. – Вообще, брить надо, – продолжал чувак. – Все профессионалы бреют. А, хотя ты ж любитель… Как на грех именно в этот момент у Сани дико зачесалась волосня в трусняке. Хотелось поскрести пальцами. Но надо было терпеть, иначе закроется дорога во взрослый мир. И живи тогда непоебавшимся долбоебом! – Покажи, я на глаз определю, – сказал Гоша. – Что показать? – оторопел жирный. – Волосню. Давай, короче, быстрей. Тревожный звоночек прозвенел в голове у толстого. А вдруг это пидор? Вдруг он заманивает молодых людей, а сам их потом ебет, как во второй части «Криминального чтива»? – Мы так не договаривались, – высрал ртом жирный беспомощные фразы. – Эй, але! А мы вообще о чем-то договаривались, что ли? Ну, чо ты тормозишь? Кто просился в порно играть? Я, что ли, тебя тянул? Да я бы такого урода в самую распоследнюю очередь взял. У нас тут девушки, знаешь, какие играют? О! Которые на «Дом-2» кастинг проходили. Прикинь? – А где они? – Не все сразу, Санек. Покажи, что у тебя в трусах! – А вы не будете меня… э-э… – Ты вообще сексом когда-нибудь в жизни занимался? – Чувак таки нащупал слабое место, ударил по нему. – Да, – соврал Саня. Чувак смерил его таким скептическим взглядом, что Сане даже стало неловко. -Кгхм! – сказал чувак. А жирный вдруг понял, что никакая сила не сможет заставить его сейчас снять штаны, а тем более трусняк, да еще при посторонних! Да еще при этом вот скользком типе. – Я не буду, – пискнул жирный. – Тогда уебывай, – сказал чувак. – Давай, давай! Вон там кнопочку нажмешь, дверь откроется. – Хорошо! – сказал Саня. – Ну! Жирный заплясал сосисками пальцев, ковыряясь в молнии и борясь с тугой верхней пуговицей. Та тоже оказалась упрямой. Она, как последний спартанец в ущелье, сопротивлялась, словно спасая Санину честь. Но вот оказалась побеждена и пуговица. Хотя она, как настоящий последний самурай, так и не поддалась, не прошла в положенную ей петельку, а оторвалась с мясом ниток, которые хвостами своими немного напоминали щупальца спрута. И вот спрут этот, увенчанный круглой пуговицей полетел. А летел он, как запоздало заметил Саня, прямо в лоб Гоше. Секунды тянулись как медовые сопли. Пуговица задорной параболой прорезала воздух подвала, вышла на цель. Гоша что-то заподозрил, попытался увернуться. Но было уже поздно. Пуговица нащупала цель, а потом все ускорилось, и в лоб кастинг-менеджеру (или кто он там был) она врезалась уже на самой большой возможной скорости. Чпок! – Простите, – сказал жирный. – Я искренне желаю, чтобы отсох тот палец, которым набирали объявление, по которому ты пришел, – процедил Гоша. – Ну, и чо ты стоишь? Зачем штаны держишь? Жирный разжал пальцы. И, как альпинист, отпустивший веревку падает в скалистую бездну, так и Саня полетел в бездну позора. – Бля! – сказал чувак. – Это пиздец. – Что? Что? – перепугано и трусливо заквохтал Саня. Наверное, Гоша возмутился его огромными, неохватными ляжками. Ну, так есть же фотошоп! – Что это за пиздец? – стонал Гоша. – Ты откуда такой взялся? – А что вам не нравится? – Ты почему пришел в таких уебищных трусах? На взгляд жирного трусы были как трусы. Ну, чуть грязноваты, конечно. Ну, и дырка тоже небольшая. – Ты что, не сообразил, что камера, может быть, будет тебя снимать? И что – вот в этом позоре? – А… я не знал! – Из соображений простой человеческой порядочности ты должен был предусмотреть такую возможность. И что мне теперь – трусы тебе искать приличные? Размера, блять, XXXXXXL, нахуй? – Что здесь происходит? Из-за двери с телкой вышла тоже телка, правда, другая, не та, что на плакате. Та, что вышла, была в узких джинсах и футболке, которая облегала сиськи, похожие на два соседствующих планетария. Лицо было очень симпатичное, хотя и стервозное, недоступное. – Мы тут… – начал чувак. – Кастинг проводим. – Этого – сразу на хуй, – сказала телка. – Да почему на хуй-то? – сказал Гоша. – Я, как креативный продюсер, автор сценария, думаю, не замутить ли нам секс с уродами? – У нас последний год только он и происходил, – Телка повышала голос, переходила на визг, стремясь к частотам ультразвука. – Ты что, совсем меня за чувырлу держишь? Я не лягу в кадре с этим блядским бегемотом! Слышь, мальчик, надевай штанишки и проваливай нахуй. Слова эти больно ранили толстого. Как так? Почему мир так жесток? Еще недавно жирный смотрел мультики про добрых поросят и облака, белогривые лошадки. Это детское ощущение доброты мира все еще было в нем. Почему его посылают на хуй? Почему мир так жесток? – Появление вот этого уебища в нашей так называемой студии я расцениваю как демонстрацию крайнего неуважения ко мне. – Но, Ларочка, где взять деньги?... Ларочка, это пройдет, надо перетерпеть! – Я лучше, сука, пойду кассиршей в «Пятерочку», официанткой, блять, в рыгаловку, в сериалы на «Россия-1», но с этим существом не лягу. – Я придумал, Лара! – вдруг громко зашептал Гоша. – Мы все равно вызовем гримера! Пусть раскрасит его под гуманоида! У нас будет порно с инопланетянином. Мы сорвем банк, Лара! – НАХУЙ!!! – завизжала Лара. – Все, я ухожу. Я давно шла к этому решению, и мое терпение лопнуло. Лопнуло в этот момент и что-то внутри жирного. Несправедливость мира с разбегу, рифленой подошвой ударила Саню по яйцам. Мир вокруг словно бы вскипел и вылился на жирного обжигающей струей. Толстый зарыдал. Слезы брызнули из него как вода из наполненного до краев гондона. Да он и сам чувствовал себя таким гондоном, который наполнили водой и сбросили с крыши. Он упал, лопнул, разбрызгался. Горе Сани росло, покрывало собой всю Вселенную, разъедало, как кислота. Толстый катался по полу и ревел, выбрасывая из себя всю несправедливость жестокого мира. Все слова утонули в его реве, в его слезах. Телка уже вытирала жирному слезы, говорила: «Ну, успокойся, мальчик! Ну, что ты?» А Гоша вливал в обслюнавленный рот какое-то бухло из стакана. – Ну, вот все, все. Успокоился, – сказал Гоша. – Ларочка немного резко выразилась, но ты нам не подходишь. При этих словах жирный отчаянно застучал зубами о край стакана. – Или, может, все-таки с гуманоидом? Вот еще такие вот сопли ему на бошку наклеим, и музыку включим, как в старом мультике, из «Крестного отца»: ту-ду-ду-дуду-дуду-дуду-ду-ду-дам. – Нет! Нахуй! Мы все обсудили, – отрезала телка. – Сука! – заорал Гоша. Но не в адрес телки, а, как понял жирный, просто в пространство. – Сука! Почему все так хуево? Почему во всем мире люди из порноиндустрии получают контракты, порно-«Оскары», блять! А мы проводим кастинг среди самых стремных уебанов. Почему, Лариса? – Потому что работать надо идти, а не хуйней заниматься и на порно-«Оскары» надеяться, – сказала Лариса. – Я все поняла. Я ухожу! – Это все Путин виноват! – взвыл Гоша. – Почему он сидит четвертый срок? Почему на телевидении одно, сука, мракобесие? Одни запреты! Одна ебаная поебень! Почему мы не можем нормально работать? – Ты и работа – диаметрально противоположные понятия. Ладно, чем пиздеть впустую, покажи мальчику, где выход. …Хотя на улице все еще стоял ясный солнечный день, Жирный шел как в тумане. Все мироздание опрокинулось в бездну. Тьма выплеснулась в мир, перепачкала его. И мир никогда больше не будет наполнен радостью. «Я так и умру девственником! – осознал жирный. – Так и останусь непоебавшимся долбоебом!» Привыкать к этой мысли жирному совсем не хотелось. Но все гнусные хрущевки Бирюлево, все голуби с его помоек, все автомобили своими шинами – все скрипело, курлыкало, шипело в уши жирному: – Ссссдохнешшшшь, сссука, долбоебом! Это, конечно же, была катастрофа.