every winter fades away (into the spring)

Они больше не говорили о детях, но почему-то День святого Валентина был более легкой темой. Как друзья, конечно, даже если у одной из них есть отметка на шее, это означает... ничего это не означает. Но Сторибрук покрыт розовым и красным, а Реджина – мэр города, что означает, она настаивает на этом, у неё тоже должно быть свидание. – Мне просто... неловко, если я этого не сделаю, – говорит она, тяжело вздыхая. – В прошлом году ты не была на свидании, – возражает Эмма. – Я помню День святого Валентина. Это была ночь, открытия нового шикарного заведения в доках, они дали мэрии два пригласительных на торжественное открытие в честь дня святого Валентина. Ты взяла меня, и мы получили бесплатную еду… оу, – говорит она, её глаза расширяются. На ней было черное кожаное платье, а Реджина была в потрясающем официальном красном костюме, и они наблюдали и размышляли о продолжительности жизни каждой пары в помещении, хихикая друг с другом и прижав головы. – Ты не можешь быть хуже, чем моё прошлогоднее свидание, – говорит Реджина, не теряя ни секунды. Эмма бросает на неё кислый взгляд, который Реджина полностью игнорирует. – Забери меня в восемь. Надень что-нибудь повседневное. – Повседневное? – Эмма повторяет, внезапно с подозрением. Это не похоже на стандартное свидание Реджины, и она вдруг задается вопросом… Уже несколько недель разум Эммы насмехается над ней. Озорной взгляд Реджины и высунутый язык, когда та говорила, что у женщины есть потребности. Что означает День святого Валентина с Реджиной? Они идут на это как друзья? Как друзья, которые слишком долго целовались под омелой? Как друзья, которые в настоящее время исполняют роль неформально важных друг для друга… Она отгоняет эту мысль, вздрагивая. Реджина не имела в виду такое свидание. Во-первых, ей не нравится… Однажды она заглянула в гардеробную Реджины, когда опаздывала в поездку. Она видела подтянутые ноги и небольшой мягкий живот, видела изгиб позвоночника Реджины до лямки бюстгальтера и едва прикрытую задницу… и каким-то образом, через несколько мгновений после того, как её разум стал блаженно пустым, она подумала снова взглянуть на Реджину и посмотреть, нет ли имени где-нибудь на её коже. Там ничего нет. Это всё одностороннее, что бы это ни было, и Реджина точно не планирует какую-то… романтическую прогулку по лесу или что-то в этом роде. Реджина остается загадкой, которая становится немного яснее, когда она получает сообщение утром в день святого Валентина. Купальный костюм. Одевайся, как летом. Она подчиняется, полностью сбитая с толку, а затем проводит десять минут в аптеке, дрожа в шортах, пока ждет очереди с шоколадом. Генри будет одним счастливым кемпером, пока их не будет. – Генри нет дома, – сообщает ей Реджина, открывая дверь. На мгновение её взгляд скользит по дрожащему торсу Эммы. Эмма нервно кладет руку на шею, потирая пластырь, который наклеила на метку. – Днём у него было свидание с Вайолет, а теперь он ночует с Робин у моей сестры, – это неоднозначный сигнал, если Эмма когда-либо слышала подобное. Эмма вообще не знает, чего ожидать. Она ёрзает на холоде, передавая цветы Реджине, и Реджина медленно улыбается, вдыхает и затем говорит: – Эмма, пожалуйста, скажи мне, что ты додумалась согреть себя заклинанием. Ой. – Ой, – неубедительно говорит Эмма, и Реджина взмахивает своим запястьем. Она внезапно чувствует тепло, блаженное тепло, которое растекается от пальцев ног до макушки. – Куда… куда мы идем? – наконец спрашивает она, следуя за Реджиной в холл, которая опускает цветы в воду. Это был абсурдно дорогой букет, и Реджина обращается с ним так, будто знает. Реджина снова улыбается ей, на этот раз менее уверено, чем до этого: – Генри говорил, что в Нью-Йорке ты много каталась на лодке. Я знаю, что сейчас… середина зимы, но вода в озере не замерзла, и я думала, что мы могли бы… – её голос затихает, на её лице всё ещё неуверенная улыбка. Это невероятно мило, как и груда принадлежностей для каякинга, которыми никто бы никогда не воспользовался, и байдарка на двоих, которую Эмма может увидеть в гостиной, если сделает шаг вперед. Эмма говорит: – Тебе нравится кататься на байдарках? – Я думаю, мы выясним это, не так ли? – говорит Реджина, её рука дразня задевает голую руку Эммы. На ней халат, и Эмма с явным интересом наблюдает, пока Реджина снимает его, оставаясь в облегающей футболке и шортах. Её ноги выглядят такими же впечатляющими, какими запомнились Эмме. – Пойдем, – бодро говорит Реджина, не показывая признаков трепета Эммы, вновь взмахивает рукой, и они исчезают, появляясь с байдаркой на берегу озера в лесу Сторибрука. – Темное ночное свидание посреди леса. Определенно мэр поддерживает приличия, – говорит Эмма. Реджина подталкивает её, а затем приседает у воды. – Что ты задумала? – Шшш, – говорит Реджина, нахмурив брови, на мгновение закрывая глаза и бормоча что-то себе под нос. Озеро светится изнутри, как если бы кто-то растянул по дну светящиеся огоньки разного цвета. Оно переливается, как сверкающая радуга. Эмма смотрит, чувствуя заклинание как отдельное тепло для её кожи, и Реджина говорит: – Хорошо. Давай… займемся этим, – прищурившись, посмотрела на байдарку. Она напряжена, когда им удается покинуть берег, гребет со слишком прямой спиной и напряженными плечами, и Эмма говорит: – Почему ты выбрала это, если не хотела… – она жестикулирует вокруг себя, зная, что Реджина не видит. Реджина пожимает плечами, немного поворачиваясь, чтобы Эмма могла её услышать: – Я хотела сделать что-то для тебя. – Ты и так слишком много для меня делаешь, – бормочет Эмма, и Реджина слегка качает головой, не отвечая. Через некоторое время они попадают в ритм, неторопливо перемещаясь по заколдованному озеру в тишине. Спустя какое-то время Реджина начинает замедляться, и Эмма говорит: – Давай, – и находит освобожденное место сзади Реджины, прибывая к выступу скалы. Реджина откидывается назад, её голова падает на колени Эммы. Эмма проводит пальцами по мокрым волосам Реджины и спрашивает: – Каково это? – Спокойно, – неохотно признается Реджина, глядя на неё снизу вверх. – Я не думала, что будет так тихо. – Немногие люди настолько глупы, чтобы кататься на байдарках в темноте посреди леса, – говорит Эмма, и Реджина на мгновение улыбается ей, её глаза закрываются, когда она устраивается на коленях Эммы. Эмма внезапно осознает, губы Реджины касаются её бедра чуть ниже того места, где её шорты задрались, и она не знает, случайно это или... Она чувствует дрожь возбуждения как осязаемую вещь, настолько близкую к реальности, что Эмма задыхается от предвкушения. Генри отправили на ночь. У них сейчас романтическое свидание. Сегодня День святого Валентина. А у Реджины есть потребности, про которые она не побоялась сказать. Боже мой, а она вообще любит женщин? Эмму? Будут ли у Эммы идеи, что делать, если Реджина сделает ход сегодня вечером? При мысли об этом в её центре скапливается неприятное тепло. Эмма никогда не была так благодарна каплям холодной воды, которую она плеснула в байдарку. Реджина задыхалась от возмущения, почувствовав воду. Её губы всё ещё касаются внутренней стороны бедра Эммы, и Эмма не знает, как на это реагировать. – Я думала о том, о чем мы говорили во время отключения света, – тихо говорит Реджина с закрытыми глазами. – Оу, – выдавливает Эмма, у неё пересыхает во рту. Вот и всё. Она небрежно управляет веслами, направляя байдарку обратно к берегу. Реджина, очевидно, думает совсем о другом: – Если мы удочерим… тебе придется переехать, – решительно и прагматично говорит она, как будто это самое естественное в мире – предложить Эмме переехать к ней. – Ни одно агентство не даст опеку, если опекуны даже не живут вместе. Даже если наша ситуация... немного другая. – Это… имеет смысл, – говорит Эмма, продолжая смотреть на Реджину. Потому что они определенно говорят о переезде Эммы. Аладдин никогда не перестанет отпускать шутки про жён. И ей придется найти лучший способ скрыть надпись на шее, если она собирается видеть Реджину каждое утро и ночь в пижаме, и… – Маленькую девочку, – тихо и задумчиво говорит Реджина. – Может быть, не младенца. Кого-то достаточно взрослого, у кого… – она останавливается, её глаза открываются, и она серьезно смотрит на Эмму. – У кого мало шансов найти семью, – заканчивает Эмма, глядя на Реджину с тихим трепетом. – Ты бы сделала это? – Никаких биологических родителей, – отвечает Реджина, поворачиваясь к Эмме на коленях, чтобы снова сесть и пристально взглянуть на неё. – Мы усыновляем сироту без семейных связей, – они слишком близко к задней части байдарки, достаточно близко, чтобы перевернуть лодку, и Эмма не может заставить себя волноваться. Вместо этого она смотрит на съехавшую футболку Реджины, на разрез, видимый из-под него – и как Реджине, когда она такая крошечная, удается найти все правильные бюстгальтеры, рубашки и купальники, чтобы так идеально подчеркнуть её грудь – а затем поднимает глаза снова на Реджину. – Ты насытилась биологическими мамами? – говорит она, громко сглатывая. – Почти, – говорит Реджина, облизывая губы… облизывая губы, что они делают. Эмма задерживает дыхание так долго, что у неё кружится голова, а между ними только весло для байдарки… Байдарка переворачивается. Они обе сразу падают в воду с визгом и размахивая руками. Эмме удается толкнуть лодку, чтобы она не ударила их по голове. Реджина говорит: – О, да ладно! – в такой ярости, что Эмма беспомощно смеётся, вместо того чтобы спасать весло. Они плывут в сверкающей воде, натыкаясь друг на друга, байдарка забавно плывет за ними. Эмма первая добирается до берега и вытаскивает Реджину, плюхнувшись вместе с ней на спину. Какое бы настроение ни было в байдарке – если это было вообще настроение, если Эмма просто не проецировала на Реджину – его больше нет, и Эмма всё ещё смеётся, когда Реджина садится, смотрит на неё и падает обратно на землю, чтобы рассмеяться рядом с ней в равной капитуляции. – Хэй, – наконец говорит она, поворачивая голову, чтобы встретиться глазами с Реджиной. – Счастливого дня Святого Валентина. – Счастливого дня святого Валентина, – соглашается Реджина, наклоняется и целует Эмму в губы. Это более честно, чем на Рождество, их губы сомкнуты и поцелуи не дрожат, но это длится долго и очень, очень мягко. Их лица мокрые, а волосы спутаны, и Эмма любит Реджину так отчаянно, что она упала бы в дюжину озер только ради ещё одного такого поцелуя. Вместо этого она кладет руку себе на шею. Пластырь на её отметке спал в воде, и с сожалением она понимает, что пора заканчивать ночь.