Пандемониум

Гинтоки вернулся только после заката. Стоило ему показаться в дверях, и Кагура, лежавшая на диване и смотревшая телевизор, бросила на него взгляд и завопила: — Шинпачи! Тащи швабру, тут грязевой монстр! — Гин-сан? — спросил Шинпачи, когда огромный ком грязи, смутно напоминающий Гинтоки, протопал по коридору в ванную, оставляя за собой жирный коричневый след. Отчётливо запахло речной глиной и водорослями. — Я предпочёл бы это не обсуждать, — сказал Гинтоки и захлопнул дверь ванной. Секундой позже зашумел душ. Когда полчаса спустя Гинтоки вышел, с его волос ещё капало, но они вернули себе привычный серебристый цвет, а кожа под пижамой была розовой. Шинпачи уже убрал большую часть грязи. Он дал Гинтоки пластиковый пакет, чтобы запихнуть в него испачканную одежду, и поставил его сапоги сушиться за дверью, чтобы отваливающиеся куски грязи не растаскивали по всей конторе. Хотя на самом деле в этом не было особого смысла: натёртый воском пол и так выглядел просто катастрофически, а ванная комната была здорово заляпана илом. — Мог хотя бы раковину ополоснуть! — застонал Шинпачи, обречённо доставая свежую губку. У Кагуры были свои приоритеты: — Что на ужин будет, Гин-чан? — Ребята, вы бы спустились и глянули, что подают у старухи, — сказал Гинтоки. — Передайте ей, пусть запишет на мой счёт. Он опустился на диван, откинул голову и закрыл глаза. — А ты? — Забудьте обо мне, я теперь целую неделю не смогу почувствовать вкус ничего, кроме речной воды, — сказал Гинтоки, скривившись от отвращения. — И ещё мне кажется, что я проглотил лягушку. И карпа. И пару черепах. — Мм, свежие лягушачьи лапки, свежие суши, свежий черепаховый суп, — ностальгически протянула Кагура. Гинтоки приоткрыл один глаз и подозрительно посмотрел на неё. — То, что свежая — хорошо. Что сырая — нет. — А что насчёт работы, Гин-сан? — спросил Шинпачи, высунувшись из ванной. — Ты закончил? — Более или менее. — Гинтоки неопределённо махнул рукой. — Я выставил им счёт с отсрочкой. — Хорошо, — сказал Шинпачи, снимая резиновые перчатки и присоединяясь к ним в главной комнате. — Кстати, Но-сан так и не пришёл. — Но-сан? — Клиент, который должен был зайти сегодня днём. — А, точно. — Напомни, как его звали, Гин-сан? Гинтоки, снова закрыв глаза, лениво поковырял мизинцем в ухе. — Кто, говоришь, приходил сегодня? — Никто! Абсолютно никто! — А, да, это он и был. Никто-сан. — Кто, чёрт возьми, этот «Никто»? Что это за имя такое?! — Ну, может, он был аманто, я не помню. Он смахивал на пришельца, когда заходил сюда? — Я уже сказал тебе, никто не заходил! — Да, я понял. Просто хочу знать, как он выглядел! Шинпачи как следует набрал воздуха в грудь и открыл рот. Кагура отвесила ему что-то вроде подзатыльника, и он снова закрыл рот, не произнеся ни слова. Вместо этого он выдохнул через нос, качая головой. — Это очень старая и дурацкая шутка, Гин-сан. Не говоря уж о том, что все эти языковые сложности просто сбивают с толку. Знаешь, это не звучало бы как «Но-сан», если бы мы действительно говорили по-японски. На этот раз Гинтоки открыл оба глаза. — Но это всё ещё шутка. Просто возьми «да» от «даремо» — я мог бы запросто сказать, что это было имя, например, Дашима или Дариен... — Это по-прежнему глупая шутка, Гин-тян, — сказала Кагура. — Сплошные критики кругом, — сказал Гинтоки, потирая лицо руками; потом опустил их, чтобы глянуть на остальных, и спросил: — Или это должно быть «доицумо, коицумо»? (1) — Если и дальше собираешься пытаться выдавать переводы идиом за настоящие шутки, то мы пошли вниз, чтобы поесть, — с достоинством сказал Шинпачи. — Давай, Кагура-чан. Кагура ненадолго задержалась в конторе, чтобы сказать: — Тебе надо лечь спать, Гин-чан. Выглядишь ещё хуже, чем шутишь. — Это всё грязь, — сказал Гинтоки. — Грязь утомляет. Вот почему они принимают грязевые ванны в спа-салонах, чтобы расслабиться. — Может, хватит так часто ходить в спа, — сказала Кагура. — Ты и так достаточно устал в последнее время. — Да не был я ни в каком спа-салоне!.. — Спокойной ночи, Гин-чан, — сказала Кагура тоном матери, укладывающей своего непослушного сына спать, и побежала вслед за Шинпачи. Гинтоки услышал, как за ней закрылась дверь, а потом закатил глаза и обратился к потолку: — Вот же ж... неужели им больше нечем заняться? Тем не менее он поднялся с дивана и дотащился до футона в своей спальне. Он не расстилал его; должно быть, это сделал Шинпачи, и Гинтоки снова закатил глаза, а затем зарылся в одеяла, чтобы поспать как можно подольше. *** — Повторить! — крикнула Кагура, протягивая свою миску с рисом. — Это не повторить, — запротестовала Катарина. — Это повосмерить! Может, даже подевятерить! — Подевятерить! — радостно согласилась Кагура, всё ещё протягивая свою миску. — Ну и кто платит за эту обжору? Шинпачи поспешно отправил остатки своей еды в рот – так их нельзя будет отобрать. И только потом признался: — Гин-сан сказал, чтобы записали на наш счёт. — Хм, как будто я открывала счёт этому кучерявому, — сказала Отосэ. — Как будто в этом был бы какой-то смысл. — Но они всё равно едят. Ты слишком снисходительна к бездомным и неудачникам, Отосэ-сан, — сказала Катарина. — Кому об этом знать, как не тебе. — Отосэ закурила новую сигарету, оглядывая бар. — И что ж он сам не явился, чтобы воспользоваться моей глупой благотворительностью? Шинпачи взглянул на Кагуру, занятую своим рисом, и сказал так небрежно, как только мог: — У Гин-сана сегодня была трудная работа; он рано лёг спать. Отосэ бросила на него взгляд — недостаточно суровый, чтобы его смутить. — Да неужели, — сказала она. — Тогда почему он сейчас топает там наверху? — А? — Шинпачи склонил голову набок и прислушался. Ничего похожего на топот он не услышал, но деревянный потолок бара был достаточно тонким, чтобы передать звуки шагов наверху. — Может, он перекусить хочет... Кагура отодвинула свою миску и встала, тоже прислушиваясь. Она напряглась. — Шинпачи, — сказала она, — я не уверена, что это Гин-чан. Да и вряд ли тот клиент навестил их так поздно. Шинпачи потянулся за боккеном, но вспомнил, что оставил его наверху, а Кагура не прихватила зонтик. Однако та уже выскочила за дверь и неслась вверх по деревянной лестнице. Шинпачи рванул за ней. Конечно, с Гинтоки всё будет в порядке; не похоже, чтобы он проспал ещё одно вторжение, хотя вот сегодня днём он ужасно крепко спал. Даже уставший, он не беспомощен, напомнил себе Шинпачи. Легко было забыть, насколько сильным бойцом был Гинтоки, но он бы не проиграл ни одному грабителю, кошке, ящерице или кому-то ещё. Тем не менее, сердце Шинпачи билось довольно сильно, и он невольно вскрикнул от удивления, когда дверь с грохотом распахнулась и тёмная фигура врезалась в Кагуру. Она налетела на Шинпачи, который отшатнулся назад и полетел бы вниз по ступенькам, если бы Кагура не схватила его. Схватила за волосы, и Шинпачи на полном серьёзе взвизгнул, когда эта хватка лишила его шевелюру пары прядей и заставила слёзы брызнуть из глаз, — только после этого он заставил Кагуру разжать пальцы. — Ты это видел? Куда подевался этот ублюдок? — требовательно поинтересовался Гинтоки, протискиваясь мимо них, чтобы перегнуться через перила балкона и посмотреть вниз на улицу. — Кто, Гин-чан? — Один из этих парней-ящеров, — сказал Гинтоки. Он все ещё был в пижаме, но держал свой боккен наготове для защиты. — Или, может, их было двое — я не разглядел как следует. Они мимо вас прошли? — Никто мимо нас не проходил, - сказал Шинпачи. — Кроме тебя, Гин-чан. Правда, ты прошёл не столько «мимо», сколько «прямиком в меня и Шинпачи». — Вот-вот… И, кстати, обязательно было ловить меня за волосы? — сказал Шинпачи, потирая пострадавшую часть головы. Гинтоки отвернулся от перил, глянул на него, приподняв свои серебристые брови, и заметил: — Она могла ухватиться и за кое-что похуже. — Гин-сан...! — С тобой все в порядке, Гин-чан? — спросила Кагура, когда они вернулись в дом. — Они напали на тебя? Они тебя укусили? — Они даже и не пытались, — сказал Гинтоки. — Я уже почти заснул, и тут услышал их в другой комнате. А когда вошёл туда, они уже выбегали. Я только мельком увидел. Длинный хвост, зелёный нож, жёлтые глаза — это снова были те ублюдки. Главная комната выглядела нетронутой, если не считать того, что один из диванов был сдвинут с места. Но у грабителей было не так много времени: Шинпачи и Кагура пробыли у Отосэ всего полчаса. — И ты уверен, что они тебя не кусали? — снова спросила Кагура, на пробу ткнув Гинтоки в руку. — Да... — Может, просто немного цапнули? — Нет! Завязывай, малявка! — Гинтоки оттолкнул её руку. — Ух ты, — сказала Кагура. — Шинпачи тоже был забавным, когда его отравили... — Вот вообще не весело было! Гинтоки зевнул. — Всё в порядке, надо просто подождать, пока он заснёт, и тогда мы сможем снова его разрисовать. — Я рядом с вами, двумя придурками, не засну! Никогда в жизни! — заявил Шинпачи. Гинтоки снова зевнул, плюхнулся на диван и положил босые ноги на стол. —...Хотя тебе следовало бы, Гин-сан, - сказал Шинпачи более спокойно. В свете флуоресцентных ламп Гинтоки казался более усталым, чем днём: искусственное освещение сделало синевато-серые тени под его глазами заметней. Он выглядел… на самом деле, как человек с похмелья, только вот не был пьяным, когда вернулся с реки, а лишь грязным и раздражённым. — Всё в порядке, Гин-чан, — сказала Кагура. — Иди спи. Если эти парни вернутся, уж я-то их встречу. А ведь Гинтоки всё ещё держит свой боккен, понял Шинпачи. Даже несмотря на ленивую расслабленную позу, его пальцы до сих пор обхватывали деревянную рукоять. — Кагура-чан и я будем сторожить, — сказал Шинпачи. — Я останусь на ночь. Гинтоки посмотрел на него. — Вы, малявки, просто хотите, чтобы я уснул, чтобы вы могли разрисовать мне лицо. — Нет, — сказал Шинпачи. — Ага, — подтвердила Кагура. — Нет, мы этого не сделаем! — настаивал Шинпачи, ткнув её локтем под ребра. — Э, в смысле, конечно, нет? — сказала Кагура. — Да у неё маркер за спиной, — сдал её Гинтоки. — Положи его, Кагура-чан! — Тебе нужно поспать, Гин-чан, — сказала Кагура, бросая маркер на стол. —Детям, когда они растут, надо больше отдыхать. — Эй, кто здесь единственный настоящий взрослый? — Точно не ты, — сказал Шинпачи. — Ты всё ещё «Джамп» читаешь. — Ладно, ладно, хватит с Гин-сана неуважения. — Гинтоки поднялся с дивана и поплёлся в спальню. Но остановился у двери и сказал, предостерегающе погрозив пальцем: — Но ты лучше даже не пытайся, Шинпачи-кун! Будь осторожна, Кагура-чан, не натвори тех глупостей, которые может сделать подросток, когда рядом нет ответственного взрослого... — Не пытаться «что»? Кто тут собирается что-то пытаться? Кто вообще бы пытался? И кто, чёрт побери, тут ответственный взрослый человек?! Кагура только захлопала ресницами. — Я постараюсь не соблазнять его своими женскими уловками, Гин-чан. — Женскими чем?! Эй! Каким извращенцем я теперь буду выглядеть... Но Гинтоки уже закрыл дверь. Шинпачи выдохнул, покачав головой. А через секунду сказал, понизив голос: — Не слишком ли просто? Неужели Гин-сан действительно послушался нас, когда мы сказали ему что-то сделать? Кагура села на пол, положив локти на стол. — Может, дрессировка на послушание наконец-то сработала. — Гин-сан не собака, Кагура-чан; мы не обучаем его послушанию. Хотя, может быть, это была бы неплохая идея... Кагура подпёрла подбородок руками, задумчиво глядя на дверь в прихожую. — Шинпачи, ты видел кого-нибудь из пришельцев-ящеров сегодня вечером? — Гекконов? Нет, я ничего не видел, пока ты не сбила меня с ног. — Я тоже, — сказала Кагура. — Интересно, как они прошли мимо нас. — Гин-сан сказал, что на этот раз, возможно, был только один. Может, он вылез в окно? Хотя Шинпачи проверил картон — тот всё ещё был надежно закреплен на своём месте, закрывая дыру, и лента, скреплявшая пленку, была нетронута. — У них могут быть другие способы спрятаться, — предположил Шинпачи. — Как у хамелеона, который сливается с тенями или что-то вроде того. — Да, это было бы круто. — Кагура ещё ниже склонилась над столом, так что её подбородок лёг на сложенные руки. — Странно, однако, что Садахару не среагировал. — Садахару? — Шинпачи огляделся в поисках отсутствующей собаки. — Он снова сбежал? — Нет, он всё ещё дремлет в шкафу, где мы оставили его перед ужином. Воры его не разбудили. Странное, неприятное чувство скрутило желудок Шинпачи — не так больно, как при отравлении тухлыми крабами. По-другому — но едва ли не хуже. — Кагура-чан, — прошептал он, — когда мы были у Отосэ, ты действительно слышала шаги грабителей? Кагура покачала головой. — Не совсем. Но это было и не похоже на то, как обычно ходит Гин-чан.Звук был тише, как будто кто-то крался. — И ты ничего не видела. И я тоже, и Садахару. — Шинпачи поправил очки, чтобы потереть переносицу. — Кагура-чан, а мы уверены, что грабители вообще здесь были? Что Гин-сан не... ошибся? Кагура отлипла от стола, выпрямилась и моргнула, глядя на него. Потом она решительно потрясла головой. — Нет. Наш Гин-чан ленивый, сумасшедший, безответственный, незрелый, несносный и вообще ни на что не годный, но он не...ну, ты понимаешь. Не сумасшедший. — ...Ты только что сказала, что он именно такой, Кагура-чан, — прошипел Шинпачи. — Дюжину слов тому назад! — Ладно, значит, он сумасшедший. Но вряд ли он видит то, чего нет. — Я не это имел в виду. Но если он спал — он мог ходить во сне? Если ты ничего не видела и не слышала... — Гин-чан может видеть призраков, а я не могу, — сказала Кагура. — Я сильнее физически, но в этом он лучше. Если он что-то видел... — Это были не совсем призраки в том онсене, но... ладно, если Гин-сан их видел, значит, они там были. Но, Кагура-чан, дело не только в этом — ты же знаешь, как Гин-сан ведёт себя в последнее время. — Может, он чем-то болен. Трудно спать, когда простужен. — Может быть, но у него нет ни температуры, ни кашля. И он не жаловался на это, по крайней мере, уже некоторое время. — И об этом, подумал Шинпачи, ему действительно следовало побеспокоиться раньше. — Но он не... Кагура кивнула, даже не улыбнувшись. — Ага. И началось это, когда эти придурочные гекконы тут появились. Шинпачи нахмурился. — Думаешь, они что-то сделали с Гин-саном? Но укусили-то нас; а он даже не пострадал. — Но что-то они могли с ним сделать! Может, именно поэтому и продолжают возвращаться. Они не крадут наши вещи, они крадут у Гин-чана хороший ночной сон. — Если это так… Что мы можем с этим поделать? Как думаешь, если бы мы спросили Гин-сана, он бы нам сказал, что не так? Например, что ему снилось? — сказал Шинпачи, вспомнив тот самый момент, мозоли на руке Гинтоки и пустоту в его глазах. — Конечно, нет, — сказала Кагура. — А тебе что снилось, Шинпачи-кун? У мальчиков бывают интересные сны, когда они становятся мужчинами, в этом нет ничего постыдного, — вот что сказал бы Гинтоки, и он не стал бы рассказывать нам про себя. Он один из тех парней, которые думают, что могут справиться с чем угодно, если достаточно постараются. Её слова имели смысл. Правда, Гинтоки обычно изо всех сил старался вообще ничем не заниматься, но как только он решал что-то сделать, он это делал. На самом деле было трудно представить себе что-то, чего он бы не смог. — Но если он не может справиться с этим... — Кто это сказал? Конечно, Гин-чан справится. Но ему может понадобиться наша помощь. — Так что же нам делать? — спросил Шинпачи. — Это очевидно, — с чувством сказала Кагура. — Это наш Гин-чан, вот мы ему и поможем!