Пандемониум

Конечно, поклясться помочь другу — весьма благородно и по-самурайски. Но сказать гораздо проще, чем сделать. Особенно, когда нельзя говорить другу, что ты делаешь. — Ты меня преследуешь? — потребовал ответа Гинтоки. — Что, берёшь пример со своего будущего идиота-шурина? — Кондо-сан мне не будущий шурин! — воскликнул Шинпачи, выпрыгивая из-за телефонного столба. — И, э... нет. Я просто подумал, что могу помочь. — Помочь, — сказал Гинтоки. — Помочь мне добраться до рынка. В квартале отсюда. Куда мы ходим каждую неделю. Я снова страдаю амнезией? Я ударился головой и забыл об этом? — Помочь отнести продукты, — поспешно добавил Шинпачи. — Их не так много. Не то чтобы мы могли позволить себе сукияки. Эй, у меня есть идея! Ты закупишься, а я вернусь и начну готовку. Гинтоки сунул список в руку Шинпачи. Учитывая, что Гинтоки редко когда вообще составлял списки и планировал еду, блуждая по магазину, пока ему не попался какой-то ключевой ингредиент (в стиле «Железного повара», по его словам), Шинпачи почувствовал, что его обвели вокруг пальца. Наблюдение — ни в коем случае не преследование — было идеей Шинпачи. Гинтоки, как правило, не особо много говорил о тех местах, которые посещал. Не говоря уже о том, что малолетним пацанам там делать нечего. Поэтому следить за ним тайком по очереди было лучшим способом узнать, чем он занимается и что с ним в это время происходит. На что Шинпачи и Кагура не рассчитывали, так это на то, что Гинтоки был не только более проницательным, чем казался, но и привык к тому, что за ним следят. А всё Са-чан, благодаря которой он отточил свои навыки наблюдения за теми, кто наблюдал за ним самим. Кагура могла продержаться незаметной пару кварталов, перемещаясь по крышам и другим неожиданным поверхностям. Шинпачи же каждый раз был замечен в пределах тридцати метров, потому что был вынужден выбирать по большей части пешеходные маршруты. Первые несколько раз Гинтоки рявкнул на них, но позволил присоединиться. Теперь же он прибегал к другой тактике. Пока Кагура отлучилась по своим делам, Шинпачи на головокружительной скорости пробежал по продуктовому магазину и направился обратно в Ёрозую. Но Гинтоки как ни в чём не бывало возился на кухне, а масло для тонкацу нагревалось на плите. Что бы ни происходило с Гинтоки, это не повлияло на вкус его блюд, которые, как всегда, были превосходными. Шинпачи обычно откладывал немного, чтобы отнести сестре — убедиться, что Отаэ правильно питается. А также в тщетной надежде, что некоторые способности шеф-повара могут передаваться через еду. Эту порцию обычно приходилось отделять перед совместной трапезой, поскольку аппетит Кагуры редко позволял надеяться на лишнюю еду. Однако этим вечером Кагуры не было рядом, хотя она редко пропускала вечер стряпни Гинтоки. Через полчаса с накрытой посудой Гинтоки отбросил пульт от телевизора, взял свою тарелку и палочки для еды и сказал: — Ну и где эта паршивка? — Кагура-чан? Эм, я понятия не имею, — сказал Шинпачи. Гинтоки покачал головой. — Я потерпел неудачу как учитель, если ты не можешь солгать получше. Где она? — Она, э... — он потерпел неудачу как учитель. В голове Шинпачи стало пусто. Но разве самураи не должны были быть честными? — Она навещает Хасегаву-сана, — признался он. Допрос друзей Гинтоки обернулся полным фиаско. Он не был у Генгая несколько месяцев, а Кацура не видел его со времен переписи. Но Хасегава регулярно с ним выпивал, и Кагура запугала его так, что смогла получить от него всё, что угодно. И проследить, чтобы он позже не упомянул об этом в присутствии Гинтоки. Что не поможет, если Шинпачи проболтается первым. Кагура его убьёт. — Она... гм, спрашивает Хасегаву-сана о работе, которую, по его словам, он мог бы иметь, — поспешно добавил он. Судя по виду Гинтоки, отговорка его не убедила. — У солнцезащитных очков сейчас нет новой работы, — сказал он. — Если, конечно, побираться мелочью из-под автоматов с пачинко считается работой. А я совершенно уверен, что это не так, иначе уже бы много лет имел доход от своей работы. — Или, может быть, Кагура-чан хотела сама его нанять? — попытался предложить Шинпачи. — И чем она собирается ему платить? Жёванным суконбу? — Гинтоки задумался. — Хотя он может и согласиться, учитывая, как в последнее время у него идут дела. Шинпачи надеялся, что тот примет всё, что предлагала Кагура, и надеялся, что у неё вообще что-то есть. В противном случае они зашли в тупик. В Кабуки-чо никто ничего не знал о ящероподобных аманто. Несколько человек вроде как приметили кого-то похожего на Имперских Часовых гекконов, но никто не знал конкретно, где и когда. Если гекконы на самом деле не были хамелеонами, то умели маскироваться не хуже любого ниндзя. Или же они все видели разные вещи. Возможно, он сам и Кагура, а также Гинтоки никогда не подвергались нападению. Хотя Шинпачи всё ещё помнил холод ядовитых клыков, проткнувших его кожу, и охватившую его панику, когда он понял, что не может пошевелиться. Следы от укусов не заживали несколько дней. Кроме того, зелёные лучевые ножи были настоящими, ведь это подтвердили Шинсенгуми. Шинпачи понимал, что поход к Шинсенгуми будет их следующим шагом, даже если при мысли о столкновении с их начальством и садизмом Окиты без добродушной уверенности Гинтоки его бросало в дрожь. Может, просто спросить Кондо, когда тот в следующий раз вылезет из-под половиц додзё? Нет, Кондо, к сожалению, вряд ли что-нибудь знал... — ...Эй, — сказал Гинтоки, махнув рукой перед лицом Шинпачи. — А, Гин-сан, извини! Я задумался. О том, какое у Кондо-сана грустное положение... Я имею в виду, положение у Хасегавы-сана. Ну, у Кондо-сана тоже довольно грустное. В Эдо так много жалких мужчин... — Верно, — сказал Гинтоки. — Но тебе не следует о них так беспокоиться, иначе всё время только этим и будешь заниматься. Сам я беспокоюсь один раз за день. — ...Так о чём ты беспокоишься сегодня? Гинтоки бросил на него острый взгляд, настолько быстрый, что Шинпачи могло просто показаться. Затем заложил руки за голову, печально глядя в потолок. — Я беспокоюсь, что мой драгоценный ученик Шинпачи-кун настолько отвлечен, что не может оценить восхитительную еду, которую Гин-сан приготовил. А ведь я так старался, потея на кухне. — А? А, приятного аппетита! Шинпачи взял палочками для еды полоску жареной свинины и сунул её в рот. Действительно вкусно. Может, он слишком уж волновался. Гинтоки всё ещё выглядел усталым, с кругами под глазами, но в остальном он не изменился. Грабители, рептилии или кто другой больше не вламывались к ним домой, и Гинтоки дремал днём не чаще, чем обычно. Когда он уходил, то, как и раньше, отправлялся в бары или залы с пачинко. Хотя Кагура сказала, что он продолжал вставать посреди ночи, расхаживая по комнате. Но когда Шинпачи приходил утром, то Гинтоки, как всегда, лежал калачиком на футоне. Ещё, несколько раз, когда приходили клиенты, Гинтоки казался... странным. Резким, спокойным и иногда грубым, как всегда. Но его улыбка, когда он выслушивал просьбы, была не совсем правильной. А потом он уходил сам или наказывал Шинпачи и Кагуре разобраться в деле без него. Вместе они не работали уже неделю. Он пролистывал «Джамп», но не останавливался ни на одной главе достаточно долго для того, чтобы её прочитать. А вчера выбросил недоеденную половину пудинга, как будто не заметил, чтобы что-то осталось, хотя обычно последние капли вытирал пальцем. После такого Кагура хотела отвезти Гинтоки прямо в больницу. Даже предложила сломать ему одну из костей — самую маленькую, — чтобы убедиться, что его госпитализируют. Шинпачи едва её отговорил. В конце концов, Гинтоки не выглядел больным. Просто уставшим и рассеянным, как будто вечно был немного занят. Даже сейчас, во время еды, Гинтоки внимательно вслушивался в происходящее за окном. Может, ждал возвращения Кагуры. Но его боккен был заправлен за пояс, хотя обычно оставался на столе или в подставке для зонтов, когда Гинтоки отдыхал дома. И они ели в тишине, хотя обычно Гинтоки высмеивал Шинпачи из-за какой-то ерунды или жаловался на аппетит Кагуры. Или сам Шинпачи ругался из-за их манер за столом, или делился впечатлениями о последнем выступлении Оцу, или о чём-нибудь ещё. Но сейчас Гинтоки молчал, поэтому молчал и Шинпачи. И каждая секунда, которая тикала в тишине, если бы не звуки жевания и постукивания палочек, казалась длиннее и тяжелее предыдущей. Неважно, насколько вкусной была еда, Шинпачи предпочел бы быть дома и есть стряпню своей сестры, потому что с каких это пор контора Ёрозуи не ощущалась домом, как родной додзё? В конце концов Шинпачи больше не мог этого выносить. Он поставил тарелку и спросил: — Гин-сан, что случилось? Гинтоки вначале прожевал и проглотил, прежде чем сказать: — Что случилось с чем? — Сам знаешь, — сказал Шинпачи. Если бы Кагура была здесь, возможно, он бы и не спросил, но он устал. Они были друзьями, не так ли? Конечно, Гинтоки поймет и оценит их заботу. — С тобой что-то не так. Ты не спишь, постоянно носишь боккен с собой и... вообще. Мы с Кагурой-чан это понимаем, но ничего не можем сделать, если не знаем, в чём дело. Гинтоки отставил тарелку и откинулся на кушетке. — А что бы вы сделали, если бы знали? — Мы бы, конечно, тебе помогли! С чем угодно. Взгляд Гинтоки стал странным — не пустым, не таким, будто он ходил во сне. Но нечитаемым. Так он часто смотрел на клиента, прежде чем раскусить его. Но клиенты обычно думали, что Гинтоки не сильно уж и внимательный или что он вообще не думает, а вот Шинпачи знал, что это не так. Он просто не знал, о чём конкретно Гинтоки думал сейчас. — Почему ты думаешь, что можешь что-то сделать? — спросил наконец Гинтоки. Это испытание, подумал Шинпачи. Не очень часто Гинтоки удосужился проверить его, но в конечном итоге это делали все учителя. Он выпрямился. Подумал о Кагуре и её способах убеждения и уверенно сказал: — Как бы то ни было, это просто ещё одна работа для Ёрозуи Гин-чана. А мы берёмся за любую работу, верно? Так что нет проблем! — Это я беру любую работу, — сказал Гинтоки. — Но я не могу принять себя в качестве клиента. А ты и Кагура, что вы собрались делать сами? Девочка с суперсилой без капли самообладания и вечный младший брат — мелкота, который всего пару раз держал в руках настоящий меч... Кто бы нанял такую парочку? Я бы не стал, даже если бы у меня были деньги. — Гин-сан... — это всего лишь испытание, напомнил себе Шинпачи, собираясь с мыслями. Настоящее испытание без жестокости и боли не было бы настоящим испытанием. — Мы достаточно сильны, Гин-сан. Разве мы не прошли с тобой через всякое? Переворот в Шинсенгуми, Рюугудзё, Ёшивара... Да, мы бы пока не смогли справиться в одиночку, ведь мы всё ещё учимся, всё ещё становимся сильнее. Но вместе мы всегда сильнее. Настолько, насколько нужно. — Прям старый добрый герой «Джампа», — холодно и саркастично сказал Гинтоки. — За исключением того, что ты не герой; ты в лучшем случае сайдкик. Или комический персонаж, поскольку Кагура больше сайдкик, когда дело доходит до драки. Не дуйся, Шинпачи-кун, мужчина-натурал играет важную роль. Как правило. За исключением тех случаев, когда арка серьёзная, а комический персонаж в ней лишний. — Нет. — Шинпачи сжал челюсти и скрестил руки на груди. — Я не попадусь на это, Гин-сан. Ты пытаешься меня разозлить, но я тебе не позволю. — Да нет, — возразил Гинтоки, почесав затылок и зевнув. — Если бы я пытался тебя разозлить, то сказал бы, что ты единственный известный мне парень, которого очки не делают умнее. Или что Оцу — конвейерный айдол без проблеска настоящего таланта. — А ну быстро извинись за это!!! — взревел Шинпачи, вскакивая на ноги. Но потом он слегка откашлялся и снова сел, положив руки на колени. — Я имею в виду, продолжай, Гин-сан. — Это то, что я сказал бы тебе, если бы хотел разозлить. Но дело не в твоих очках или твоём кумире, а в тебе. В том, кто такой Шимура Шинпачи. — И кто же я? Гинтоки поднял голову и посмотрел на него, но не искоса, а прямо в глаза, что делал редко. — Ты мой друг, — сказал он. — Ты часть Ёрозуи Гин-чана. Ты мой сотрудник и мой ученик, и так же близок, как младший брат. У тебя достаточно чести для любого самурая, и столько же смелости, сколько у любого человека, которого я когда-либо встречал. И твое владение мечом лучше, чем ты думаешь, когда ты сражаешься за то, что должно, и не беспокоишься о том, насколько хорош твой оппонент. Но ты всего лишь ребенок. И ты, и Кагура. Вы всё ещё малышня, и вы слишком многого не знаете. На некоторые вопросы, которые ты задаёшь, тебе бы уже пора знать ответы, или не задавать их вообще. Есть обещания, которые ты даешь, но не можешь сдержать, но ещё не в состоянии этого осознать. И ты всё ещё веришь, что всегда есть возможность что-то сделать, даже когда это не так. — Гин-сан... Гинтоки поднялся на ноги — не быстро, но и не тяжело. Плавным уверенным движением. — Я иду гулять, — сказал он. — Хочешь снова попрактиковаться в преследовании? То, как он это сказал, должно было прозвучать шутливо, но на самом деле это было не так. Шинпачи покачал головой, глядя в пол, и не встречаясь взглядом с Гинтоки. Он поджал губы, хотя сам не был уверен, почему — или ему было слишком стыдно говорить, или он был слишком зол. Вернувшаяся через полчаса Кагура обнаружила Шинпачи сидящим на диване со сжатыми на коленях кулаками, а еду — остывающей на столе. — Эй, Шинпачи! — сказала она, взяв котлету и откусив сразу половину. — Где Гин-чан? — Ушёл, — сказал Шинпачи. — Он больше не хочет, чтобы мы за ним следили. Кагура проглотила еду. — Конечно, ему не нужны сталкеры, — сказала она. — И? — Ему не нужна наша помощь, Кагура-чан. — Если бы он нуждался в нашей помощи, — сказала Кагура, — тогда она была бы ему не нужна. Давай, Пацуан, мы должны выследить его, пока он не попал в беду, совсем один в большом городе! Шинпачи встал, но только для того, чтобы взять тарелки со стола и аккуратно их сложить. — Нет. Иди, Кагура-чан. Я останусь и приберу на кухне. — Шинпачи, — сказала Кагура, внезапно встав перед ним, и пристально заглянула ему в лицо, едва не опрокинув при этом посуду. — Что именно он тебе сказал? Шинпачи снова покачал головой. — Ничего, — сказал он, и единственная причина, по которой он встретился с ней взглядом, заключалась в том, что он знал, что она ничего не увидит в отражении его очков. — Ничего такого, чего я уже не должен был знать.