Пандемониум

Ямазаки вовсе не собирался включать «Инугами Экспресс» в список предпочтительных видов транспорта. С другой стороны, в Эдо в час пик это был один из самых быстрых вариантов: Садахару летел как по улицам, так и по тротуарам, совершенно не заботясь о правилах дорожного движения, а на забитых машинами перекрёстках по команде Кагуры просто прыгал по крышам автомобилей. Ямазаки не оставалось ничего иного, как держаться и пытаться отвлечься, чередуя мысленное сочинение писем с извинениями и мысленное составление своего рапорта на увольнение из Шинсенгуми. Однако до тех пор надо было ещё поработать. Внушительные южные ворота гостевого дворца предназначались только для императора и сейчас были закрыты, поскольку император едва ли собирался посетить Эдо в ближайшее время. Но оставался ещё боковой вход для императорской свиты, и теперь можно было пройти через него, потому что замок был взломан. Эта дорога выходила на крытую галерею и вела в комнаты для прислуги, примыкающие к центральному зданию. Ямазаки полагал, Часовые гекконов проскользнули мимо него именно этим путём. Никто из охранников не остановил их, когда они переходили дорогу, направляясь к дворцу — похоже, все либо прятались от проливного дождя, либо, возможно, были заняты ситуацией у главных ворот. Ямазаки попробовал включить свою рацию, но услышал только помехи на всех частотах — скорее всего, результат работы устройства, глушащего сигналы. Такие вещи были незаменимым инструментом для любого опытного убийцы. В вестибюле дворца они обнаружили третий отряд Шинсенгуми, развлекавшийся игрой в карты. Когда Садахару ворвался внутрь, солдаты вскочили, схватившись за мечи, но Ямазаки спрыгнул со спины инугами и замахал руками. — Нет, нет, мы здесь, чтобы помочь. Капитан Сайто, где посол гекконов? — У себя торчит, как обычно, — сказал Сайто, указывая большим пальцем на массивные обшитые сталью двери в гостевые покои. — Говорят, мол, обезьянам вход воспрещён. Не понимаю, почему мы должны сидеть тут взаперти, вместо того чтобы принимать активное участие в происходящем; непохоже, чтобы кто-нибудь вообще собирался ходить через эти двери… — ПОСОЛ! — От удара Кагуры стальная конструкция с грохотом сложилась, словно бумажный веер. — ...в ближайшем будущем, — договорил капитан Сайто и нервно сглотнул. — Кагура-чан, — произнёс Шинпачи из-за спины Садахару, — ты бы хоть сначала постучалась. Стоящие за дверью гекконы, подёргивая хвостами и выпучив жёлтые глаза, таращились на грубо вторгшихся к ним людей — и были это не солдаты, а дворяне и слуги дипломатической свиты. Ямазаки машинально поклонился в знак извинения, окидывая взглядом их чешуйчатые головы в поисках характерных для посла синих отметин над глазами. «Похоже, его тут нет...» Кагура была более прямолинейна. — Ну и где этот ваш посол? Это кто-то из вас? — Он отдыхает в своей комнате? Или, может, он прогуляться вышел? — спросил Шинпачи. — Или он в ванной? — предположила Кагура. Слуги отвели взгляды; чешуя дворян пошла фиолетовыми пятнами. — Была не была! Сюда! — сказал Ямазаки, устремляясь к главной ванной комнате — роскошному, отделанному по последней моде помещению с множеством вентиляционных отверстий и ниш, где можно было бы спрятаться. Идеальное место для засады. Они ворвались внутрь и увидели одетого в халат с жёлтой оторочкой геккона, который стоял, склонившись над большой мраморной раковиной, и моргал, глядя на них. Чешуя над его глазами была синего цвета. — Это он! — воскликнул Ямазаки, когда посол гекконов нахмурился и его безгубый рот открылся в знак протеста. Однако, прежде чем он успел что-то сказать, дверь кабинки в дальнем конце с грохотом распахнулась, и оттуда выскочила женщина в коротком розовом кимоно с двумя здоровенными револьверами в руках. Она явно держала оружие наготове, уже прицелилась и нажимала на спусковые крючки в тот момент, когда дверь сорвалась с петель, но Кагура и Шинпачи оказались быстрее. Кагура рванулась вперёд, раскрыв зонтик, а Шинпачи бросился к послу и повалил его на пол. Первый выстрел прошил зонт Кагуры и разбил зеркало в том месте, где полсекунды назад была голова посла. Но остальные пули отскочили от невероятно прочного шёлка зонтика, срикошетив по мрамору, но не причинив вреда. Кагура свирепо ухмыльнулась, вертя зонт. — Ещё разок рискнёшь или сразу сдашься? — Тц, — сказала стрелявшая блондинка, — значит, вы всё ещё живы. Так и знала, что Такечи-сэмпаю не стоило браться за эту работу. Ничего этому лоликонщику доверить нельзя. — Ты справляешься не лучше, — огрызнулась Кагура. — Что здесь происходит? — прохрипел посол гекконов, который так и лежал на полу, придавленный телом Шинпачи. — Вы что вытворяете, обезьяны? Я требую, чтобы ты встал и освободил меня! — Вы Киджима Матако, да? — крикнул женщине Ямазаки. — Вы арестованы! — Э-э, мне очень жаль, господин посол, — сказал Шинпачи, пытаясь сползти с ящера и получив хлёсткий удар хвостом по щеке за все свои хлопоты, — просто вас собирались застрелить... — Ладно, здесь становится тесно, — сказала Матако и разрядила свои пистолеты двойным залпом: один — в Кагуру, другой — в голову посла. Кагура среагировала молниеносно. Она увернулась от первых выстрелов, позволив пулям врезаться в стену позади, и раскрыла зонтик, чтобы отразить остальные. Но когда она опустила зонт, Матако нигде не было видно, а дверь в ванную оказалась закрыта. — А ну-ка стой! — крикнула Кагура, пиная дверь, но той и след простыл. Открытая вентиляционная шахта в потолке над унитазом не оставляла сомнений, куда делась Матако. Кагура, не раздумывая, хотела уже лезть вслед за ней, но Шинпачи возразил: — Кагура-чан, не надо. Зонтик ты там не откроешь, а ведь у неё оружие... — Это всего лишь пули, — возразила Кагура, но всё-таки слезла с унитаза. — Что случилось? — Капитан Сайто протиснулся в дверь, отодвинув пушистый хвост Садахару. Остальные члены его отряда стояли позади в ванной комнате, держа мечи наготове. — Мы слышали выстрелы… — Капитан Сайто, отправьте своих людей патрулировать территорию и доложите обо всём командующему Кондо, — приказал Ямазаки, обходя гигантского пса. — Здесь Киджима Матако из Кихейтай, она вооружена и опасна. И не стоит полагаться на рации: сигналы глушат, поэтому сообщения нужно доставлять лично… — Так точно! — Капитан развернулся на пятках и направился в комнату, на ходу отдавая приказы подчинённым. Посол гекконов протиснулся мимо Садахару, чтобы пойти за Сайто. — Э-э, господин посол, вам лучше остаться здесь, тут безопаснее, — сказал Шинпачи, хватая высокопоставленного аманто за рукав, чтобы остановить. — Вы кто вообще такие? — требовательно сказал посол, выдергивая руку. — Простолюдин поднял на меня руку и повалил на грязный пол! Вы двое даже не в форме! Ты, — он указал на Ямазаки тощим когтистым пальцем, — ты один из Шинсенгуми, не так ли? Я требую, чтобы вы арестовали этих… этих двоих, кем бы они ни были… — Мы? Мы Ёрозуя Гин-чана, — сказал Шинпачи. — Мы берёмся за любую работу, — добавила Кагура, фамильярно тыкая пальцем в грудь посла. — А прямо сейчас это значит, что мы спасаем твой чешуйчатый хвост! — Не волнуйтесь, сэр, — сказал Ямазаки, — у них вполне разумные цены, вы можете себе это позволить. — Так что не стоит благодарности, — сказала Кагура и внезапно покачнулась. — Ух ты, голова кружится, — произнесла она и упала бы, если бы Садахару не ткнулся в неё мордой, чтобы поддержать. — Ещё не весь яд вышел из организма, Кагура-чан, — сказал Шинпачи. — Расслабься. Кагура показала ему язык. — По крайней мере, я не белая, словно рыбье брюхо, а вот ты выглядишь как привидение! — Я в порядке, — сказал Шинпачи. Однако он тяжело опирался на раковину, да и насчёт цвета его лица Кагура была абсолютно права. — Вам обоим надо поберечь себя, — сказал Ямазаки, придерживая Шинпачи за плечи, чтобы помочь ему подняться, и надеясь при этом, что в ближайшее время его не отправят в дом семьи Шимура в поисках Кондо-сана. Ямазаки бы очень не хотелось столкнуться с Отаэ после того, как её брат вернётся домой в таком состоянии. Посол гекконов воспользовался возможностью, чтобы снова попытаться улизнуть, но Кагура сказала: — Садахару! Пёс тявкнул, положил лапы на плечи ящера — и голова сановного аманто оказалась в собачьей пасти. Посол мог бы запротестовать, но массивные челюсти заглушили его слова. — Кагура-чан, — упрекнул Шинпачи. — Садахару, перестань есть господина посла. — Мннмм ммфмм мппх! — пожаловался повелитель гекконов. Его когтистые лапы царапали плитку в ванной, когда он изо всех сил пытался вытащить голову из пасти Садахару. С другой стороны, будь он мёртв, ему не придётся встречаться с Отаэ. — Для меня дело пахнет сэппуку, — заметил Ямазаки, пытаясь разжать собачьи челюсти. Кагура даже пальцем не шевельнула, чтобы помочь. — Это не тот ли парень, которого искал Гин-чан, а? — спросила она, явно не чувствуя ни малейших угрызений совести. — Хорошая догадка, — сказал Шинпачи, прекращая безуспешно дёргать Садахару за ошейник. — Что Гин-чану от него надо, Ямазаки-сан? Зачем он вообще сюда пришёл… и где он сейчас? Мы должны его найти… Раз вы говорили, что он пытался убить Окиту-сана… — Ну, может быть, не в буквальном смысле, — сдал назад Ямазаки. — Я имею в виду, капитан Окита может сам о себе позаботиться. А данна... — Эй, ты! — Кагура выдернула посла из собачьей пасти, обеими руками схватила за ворот и крикнула прямо ему в лицо: — Что ты сделал с Гин-чаном? — Г-Гин… С кем? — пробормотал посол. Его глаза были выпучены неподобающим даже для ящера образом, а голова обильно вымазана собачьими слюнями. Впрочем, по мнению Ямазаки, послу вообще повезло, что её в принципе не откусили. — Кагура-чан, — сказал Шинпачи, — давай найдём Гин-сана и сами его спросим. Если у него по-прежнему проблемы, а у нас тут ещё и Киджима-сан на свободе разгуливает… — Точно! — сказала Кагура. — Давай, шевелись! — и она направилась к двери, таща за собой почётного посла Империи гекконов. — Ёрозуя, — сказал Кондо, стоя между Окитой и Широяшей, — остановись. Широяша опустил свой меч, как молот, умело и без колебаний, как будто и не заметил, что перед ним уже другой человек. Кондо, у которого не было даже меча, чтобы блокировать удар, по-прежнему стоял, подняв руки вверх и даже не изменился в лице. — Кондо-сан! — вскинулся Хиджиката, забыв про боль, и вскочил на ноги. В ту же секунду Окита крикнул то же самое. Меч Широяши замер в опасной близости к шее Кондо, и сквозь дождь Хиджиката не мог разглядеть, касается ли зазубренное лезвие кожи. — Да, — сказал Кондо, чей голос был уверенным и твёрдым, как клинок Широяши. — Несмотря ни на что, ты всё ещё самурай — ты не можешь зарубить безоружного. — Кондо-сан, — позвал Окита, и его голос дрогнул — вероятно, из-за усталости. — Моя очередь, Сого. Сделай перерыв, иди убедись, что Тоши не истечёт кровью, — сказал Кондо. На Окиту он не смотрел — смотрел в глаза Широяше, словно встретиться взглядом с демоном было для него в порядке вещей. — Ёрозуя, ты не можешь драться со мной, если я не буду драться с тобой; это не твой путь. Даже сейчас. Но я не позволю тебе пройти, так что остановись. Но Широяша на него не глядел. Он видел своих противников, когда дрался с ними, видел каждое их движение, но никогда не смотрел на них. И Кондо не мог слышать голосов, шепчущих в шуме дождя. — «Прикончи глупую гориллу и покончи с этим, Гин-чан!». — «Давай, Гин-сан, ты почти на месте...» — Кондо-сан, он не... Широяша рванул с места словно разряд тока: электрическая дуга, мгновенно возникающая из ничего между двумя точками, — слишком быстро, чтобы можно было за ней уследить. У Кондо не было ни единого шанса парировать, пригнуться, хоть как-то уклониться: вот только что он стоял перед мужчиной с серебристыми волосами — а в следующее мгновение летел по воздуху через его плечо. — Траектория полёта даже лучше, чем была у вас, Хиджиката-сан, — сухо прокомментировал Окита, повернувшись к Хиджикате, — настолько сухо, насколько позволил дождь. — О, и заместители командующего не должны так сильно истекать кровью; у вашей формы отвратительный вид. Он отвернулся и поднял меч Кондо перед собой, тогда как Широяша продолжал идти вперёд. — У твоей не лучше, — сказал Хиджиката и сосредоточился, собираясь с силами, чтобы удержаться на ногах. У него был меч, и пока он мог стоять прямо, его не стоило списывать со счетов. — Сого! Тоши! Я же вам сказал: теперь моя очередь! — Удивительным образом Кондо ухитрился не расшибить голову о гравий. Хотя, возможно, он и ожидал чего-то подобного после того полёта Хиджикаты, или же его череп оказался достаточно крепким и уцелел, вероятно, благодаря жёсткой школе Отаэ. В любом случае, их командир был в сознании — из раны на виске текла кровь, левая рука была болезненно прижата к телу, но он стоял на ногах. — Ёрозуя, — крикнул он, — повернись ко мне! Эй! Ёрозуя! Широяша остановился, держа меч в правой руке. — Не называй меня так, — сказал он. — Не называй меня так больше. — «Забудь о нём, Гин-чан», — бормотали голоса едва слышно. — «Не забывай, зачем ты здесь, Гин-сан...» — Чёрт побери, кто это? — пробормотал Хиджиката, мотнув головой, как будто эти призрачные голоса были водой, которую он мог вытрясти из ушей. — Хиджиката-сан? — сказал Окита. Это не могли быть призраки — в призраков, чёрт бы их побрал, Хиджиката не верил. Может быть, это такой эффект от потери крови? Но почему тогда его галлюцинации обращались к Гинтоки, а не к нему самому? И почему голова Широяши была слегка наклонена вбок, как будто он их слушал? — Мы не можем позволить тебе это сделать, — говорил Кондо. — Мы не можем позволить тебе добраться до посла, независимо от того, насколько этот ублюдок заслуживает подобного. Мы, Шинсенгуми, должны защищать Эдо, и если посол погибнет, то даже мы не сможем спасти Эдо от гнева его императора. Итак, Кондо наконец-то стал разбираться в политике, с некоторым удивлением осознал Хиджиката. — Тебе это не нужно, Саката; ты не хочешь, чтобы этот город горел. «Не слушай его, Гин-чан, просто продолжай идти вперёд...» — С каких это пор я вообще забочусь об Эдо? — Широяша не смотрел на Кондо, потому что всё ещё стоял лицом к лицу с Хиджикатой и Окитой. — Я не член твоих Шинсенгуми — так с каких пор меня начала заботить эта страна или гнев аманто или что-то ещё в этом роде? — А с каких пор перестала? — взревел Кондо. — Я никогда не видел, чтобы ты сражался за что-нибудь, кроме Эдо: за людей, которые здесь живут. А что, чёрт возьми, такое город, если не люди, которые в нём живут? С каких это пор тебе стало наплевать на всех здесь присутствующих, на всех, кого ты знаешь — кто ты, чёрт подери, такой, если не самурай, который сделает всё, чтобы защитить людей, которых он решит защищать? Разве что сейчас — сейчас ты никого не спасаешь, так зачем ты это делаешь? Широяша слегка приподнял голову. Выражение его лица с влажной серебристой челкой, прилипшей ко лбу, невозможно было прочесть. — Эта дурацкая побрякушка — не твой меч, Саката, — сказал Кондо. — И это... то, что ты сейчас делаешь, это вовсе не то, для чего предназначен твой меч. Но голоса всё ещё шептали: «Не обращай на него внимания, Гин-сан, этот пёс правительства не скажет ничего важного…» — Собака не может поднять ведро, поэтому она будет просто лаять, пока её дом сгорает дотла, — сказал Широяша, и теперь ровный голос прозвучал как пародия на его обычное ленивое безразличие. — Вы, псы правительства, продолжаете лаять, потому что больше ничего не можете сделать, чтобы остановить меня. Сжав рукоять обеими руками, он поднял меч и шагнул вперёд, надвигаясь на них. Окита принял стойку. Костяшки пальцев побелели на рукояти катаны, а лицо стало бесстрастным, как у демона. — Это не они, — выдохнул Хиджиката. Дыхания едва хватило, чтобы произнести это вслух. — Голоса похожи, Саката, но это не они. — Хиджиката, — прошипел Окита, — я же говорил тебе: хватит истекать кровью так сильно!.. Однако Широяша снова остановился, и на секунду Хиджикате показалось, что он встретился взглядом с этими пустыми глазами. — «Не слушай его, Гин-чан…» — Я не знаю, что случилось с Шинпачи и Кагурой, — сказал Хиджиката. Из последних сил он выпрямил спину и посмотрел Широяше в глаза. — И, возможно, они пришли бы сюда вслед за тобой — чёрт возьми, держу пари, они бы пришли, если бы могли, — но сейчас это не они. Эти голоса… Твои ребята такого бы не сказали. — «Забудь о нём, Гин-сан, просто продолжай идти вперед…» — Хиджиката-сан, — сказал Окита, и что-то странное, похожее на нетерпение, прозвучало в его голосе, — какого чёрта вы... Стоящий за спиной Широяши Кондо заговорил с огромной, искренней убеждённостью, которая была свойственна ему одному: — Тоши прав, Саката… Шинпачи-кун и Китаёза не хотели бы этого. Что бы с ними ни случилось, что бы ни сделали посол и его Часовые — эти двое никогда бы не захотели, чтобы ты это сделал. — «Он не знает, о чём говорит, Гин-чан; эта горилла на самом деле не знала нас…» — «Ему всё равно, Гин-сан, он просто хочет остановить тебя…» В ушах у Хиджикаты звенело, а свет в глазах начал меркнуть — он понял, что вот-вот потеряет сознание. Странно, но он всё ещё мог слышать их голоса, теперь даже громче и яснее. И Хиджиката произнёс, перекрывая их: — Да, они правы: мы не знали их так, как ты, поэтому ты лучше нас должен понимать, что это не они. Гинтоки не двигался с места. Как бы трудно ни было увидеть в нём хоть что-то, кроме обычного равнодушия, сейчас Хиджиката не мог разглядеть даже этого. — Они бы этого не хотели, — тихо сказал Кондо. — Может быть, им было бы всё равно, что случится с Эдо — или с нами, этого я не знаю. Но я знаю, что они бы не хотели, чтобы ты это делал. Если ты сделаешь это, если продолжишь идти по этому пути с этим мечом, в конце концов, ты за это заплатишь. Это дорога в один конец; по большому счёту, в этом суть мести — она всегда приводит лишь к смерти. И те двое никогда не желали бы этого для тебя. — «Просто продолжай идти, Гин-сан…» — Нет, — тихо сказал Широяша. Он передвинул одну ногу, потом другую — движения были странными, размеренными, как у машины. — Сейчас они уже ничего не хотят. Или, по крайней мере, не должны, не так ли? — «Просто не обращай на них внимания, Гин-чан…» Бриллиант в клинке фламбарда сверкнул, когда он поднял меч, окружённый ореолом дождевых брызг. — Хотя, может быть, они всё равно это делают, — сказал Широяша. — Может быть, они хотят… Очередной шаг превратился в выпад настолько плавно, что Хиджиката едва заметил, как размеренное приближение внезапно обернулось атакой. Демон нёсся на них, однако рефлексы Окиты были как всегда быстрыми. Он среагировал раньше Хиджикаты, держа меч наготове. — «Вот так, Гин-сан...» — «У тебя получится, Гин-чан…» — «...это ради тебя…» Широяша не колебался ни секунды и не изменил своего курса; он поднял меч, чтобы атаковать Окиту, но в то же время перенёс свой вес и с разворота ударил противника ногой. Удар, который пришёлся в повреждённое колено, сбил Окиту с ног. Потом Широяша напал на Хиджикату, и тот выхватил свою катану. Его руки дрожали, а поле зрения сузилось до предела — Хиджиката не видел почти ничего, кроме сверкающего клинка в руках у самурая с серебристыми волосами. В ушах гудело, словно он сунул голову в осиное гнездо. — «Ради нас, Гин-сан...» — «Ради нас, Гин-чан…» — ...ЗАМОЛЧАТЬ! — крикнул Широяша и обрушил свой меч на меч Хиджикаты, близко к рукояти, так что дрожь прошла по рукам, отдаваясь в плечах. Жгучая боль пронзила грудь Хиджикаты, и тот отшатнулся, сердито моргая, борясь с шумом в ушах и темнотой в глазах, пытаясь удержать равновесие на мокром гравии и приготовиться к следующей атаке. Но её не было. Широяша замер в нескольких шагах, держа меч обеими руками. Дождь разбрызгивался по лезвию, капли издавали едва слышный звон, сталкиваясь со сталью и бриллиантом. Хиджиката увидел расколотый камень: белые трещины, расчертившие кристалл, затуманили его чёткие грани. А секунду спустя он понял, что голоса пропали — смолкли так внезапно, будто кто-то выдернул вилку из розетки. Широяша медленно опустил меч. Вдохнул — Хиджиката заметил, как приподнялись его плечи, — и огляделся вокруг, словно ожидая увидеть там что-то, кроме дождя. — А, — сказал он наконец. — Похоже, что ты был прав. Его пальцы разжались, и меч выпал из них, глухо звякнув, когда лезвие ударилось о гравий. Гинтоки выдохнул и запрокинул голову, закрыв глаза и подняв лицо к небу. Дождь ручьями стекал по его щекам, вода окрасилась розовым: всё-таки и его пару раз зацепило. Хиджиката тоже выдохнул и позволил себе упасть на колени — это было чертовски больно, но, когда он опустил голову и сделал глубокий вдох, раздражающее жужжание немного утихло. Гравий под множеством сапог хрустел, как яичная скорлупа. Хиджиката огляделся и увидел осторожно приближающиеся отряды Шинсенгуми во главе с Харадой. Тот сменил базуку на пару наручников, держа катану наготове в другой руке. — Заместитель командующего, мы можем взять его под стражу... — Нет! — крикнул Кондо, и Окита, прихрамывая, двинулся вперёд с обнажённой катаной в руках и блеском в глазах, достаточно ярким, чтобы солдаты немедленно отступили. — Ты и сам мог бы, — сказал Гинтоки, не открывая глаз. Он свёл запястья вместе и протянул руки ладонями вверх. — Эх, незачем беспокоиться, — сказал Кондо, подходя к нему. — Ты бы всё равно отделался, заявив о временном помешательстве. А мы бы все за это поручились, верно, Тоши, Сого? — Временном, — сказал Гинтоки, издав звук, который в другой вселенной мог бы сойти за смех. — Ёро… Саката, — сказал Кондо, и его голос дрогнул. Хиджиката видел, как сильно его командир хотел протянуть руку; спросить, что произошло на самом деле; поклясться, что они каким-то образом добьются справедливости. Хотел, если ничего иного не оставалось, хотя бы просто положить руку на плечо Гинтоки и напомнить ему, что он не один. Хиджиката знал, чего стоила Кондо его сдержанность, однако тот сдержался — Кондо пропускал мимо ушей многое, но понимал, что существуют вещи, которые никто не может исправить, как бы сильно этого ни хотел.