Чёрная Жемчужина

      Сонхва так и не смог предложить Ги встретить Рождество вместе. После вечеринки они не виделись, а их общение состояло только лишь из редких сообщений. Иногда они созванивались, и после таких разговоров Сонхва становилось слишком тоскливо: он пропадал в тренажёрном зале, занимаясь чуть ли не до потери сознания. Он заметно осунулся, и, не смотря на то, что он готовил все также в огромных количествах еду, самому ему есть совершенно не хотелось. Однако под взглядами Юнхо и Уёна жевал, лениво, неохотно, но жевал.       Ги часто писал, что сейчас хорошее время, чтобы заработать, учитывая нескончаемые праздничные карнавалы и вечеринки. Сонхва понимал, или, по крайней мере, искренне старался понять, но он злился. Злился на танцора, которого стал называть жадным и помешанным на деньгах; злился на себя, потому что в отношении парня становился безвольным подростком, которому сказали не вмешиваться; злился на Юнхо, который капал на мозги одной-единственной фразой «забудь его уже». По правде сказать, Сонхва злился на всех и вся. И он не знал, как бороться со своей злостью, да и не хотел. Именно поэтому, когда в середине января Юнхо сообщил ему, что они разыскали пацана, который распространял наркотики на их территории, Пак испытал больное удовлетворение. Он с силой сжал свои кулаки, на которых из-за ежедневного битья боксерской груши не сходили синяки, кривя губы в странной, пугающей ухмылке.       Они вышли из офиса, намереваясь отправиться к складу, где сейчас находился тот самый наглый пацан. Сонхва был в предвкушении, разгорячен, что даже не стал застёгивать пальто, и чуть ли не вприпрыжку шел к машине. Но, когда они выехали из леса и перед ними предстала огромная территория с полузаброшенными складскими помещениями, в груди Сонхва сжалась холодная рука воспоминаний. В голове невольно проскальзывали все те моменты, которые вынуждали его использовать эти склады. Он нетерпеливо потёр свои руки: казалось, они вновь были в крови. Он не был здесь почти два года и сейчас понимал, что не хотел сюда возвращаться. Впервые с того дня, как он узнал о пацане, Пак подумал о том, что, возможно, не стоит возвращаться к тем методам, от которых старался уйти сам и увести своих людей.       Его мысли прервал голос Юнхо, возвестивший о их прибытии. Холодок пробежал по спине Сонхва, но он постарался отогнать все эти мысли и воспоминания, и, сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, вышел из машины. Он ожидал почувствовать запах крови, пороха, горелой плоти, услышать отчаянные крики и предсмертные хрипы, но нет. Воздух был по зимнему чист и свеж; стояла та самая неподвижная тишина, характерная для всех заброшенных мест.       Двое парней направились в сторону одного из складов, храня гробовое молчание. И если Пак невольно утопал в своих воспоминаниях, то Юнхо был совершенно спокоен, готовый к любому повороту событий и любому исходу. Чон толкнул тонкую, покорёженную дверь, пропуская друга вперёд. В самом дальнем углу светила одинокая лампочка, свисающая на проводе с потолка. Её свет освещал круг на полу примерно в два метра диаметром. На краю освещённого круга лежала фигура человека, скорчившегося в позе эмбриона. Шаги двоих гулким эхом разносились по пустому помещению. На встречу им вышел мужчина с пистолетом в руках, но признав своего лидера, мужчина сразу же поклонился, пряча оружие в кобуру. Юнхо сверкнул недовольным взглядом на мужчину, думая о том, что спокойная жизнь лишила их элементарной осторожности и предусмотрительности. Они остановились в нескольких шагах от края освещённого круга. Сонхва сунул руки в карманы брюк – зябко. К нему подошёл подчинённый с докладом по данной ситуации. Пак слушал молча, думая при этом совершенно о другом. Почему-то именно сейчас перед глазами предстал образ танцора, расслабленно сидящего на диване в доме Сонхва. Пак особо бережно хранил воспоминания о том времени.       Подчинённый замолчал, выжидательно смотря на лидера, ожидая распоряжений. Сонхва с усилием отогнал образ танцора, вздохнул, подошёл к лежащему на полу. Толкнув пацана в плечо, чтобы тот открылся и показал своё лицо, Пак присел, вглядываясь в провинившегося. Левый глаз не открывался, заплывши синевато красным отёком, губы и подбородок были испачканы засохшей кровью, на шее множество небольших синяков, складывающихся в отпечаток руки, которая слишком уж сильно сжимала ее. Лежащий, на самом деле, был пацаном, наверное, даже школьником. Сонхва сжал в кулаке свитер пацана, приподнимая его от пола. Голова заложника безвольно откинулась назад. Пак оглянулся на своих людей, задавая немой вопрос: «Мертв?» Подбежал подчинённый и, схватив паренька за плечи, с силой тряхнул его. Сонхва скривил рот. Он испугался, что от такого жеста шея пацана может просто переломиться. Однако паренёк закашлял, завертел головой из стороны в сторону, приоткрыл здоровый глаз. Сонхва уставился на пацана, размышляя о том, что черты лица этого паренька кажутся ему знакомыми. Может уже встречал его раньше на улице? С другой стороны, он помнил и знал всех уличных детей на своей территории, и этот пацан явно не с их района. Однако, ощущение знакомства с этим ребёнком не покидало Пака. Он сжал ворот одежды паренька, заставляя того посмотреть на себя.       – Кто ты?       Пацан улыбнулся, но сразу же скривился от боли, захрипев.       – Как тебя зовут?       – Я знаю вас. – пацан хрипло засмеялся, откидывая голову назад.       – Знаешь? Хорошо. Так какого ты с наркотой на моей территории забыл?       Пацан не проявил никакой реакции, полностью обмякнув в руках Пака. Сонхва тряхнул пленника, отбрасывая его на пол. Пацан охнул от удара головой о бетонную поверхность, завертелся. Его вырвало. Пак со смешанным чувством омерзения и жалости поднялся.       – Пусть полежит сутки. – бросил он своим людям, направляясь к выходу.       Юнхо вначале удивлённо уставился в спину друга, потом, бросив взгляд на пацана, догнал Пака, заглядывая ему в лицо. Но на лице Сонхва невозможно было прочитать не единой эмоции. Уже сидя в машине Чон рискнул все же спросить, о чём его друг думает, но тот лишь отмахнулся, уставившись невидящим взглядом на свои руки.       Они ездили на этот склад каждый день, и с каждым днём Сонхва приходил все в большее смятение. Ему определенно не нравились эти жестокие методы, ему было неприятно смотреть на пацана, который, казалось, совершенно не соображал из-за побоев. Пак думал о том, что винить этого ребенка глупо. Если уж и обвинять кого, так его людей, которые не только не проследили за распространением наркотиков на территории, но и сами поддались этому сомнительному соблазну.       – Родные есть? – тихо спросил Сонхва, сидя на корточках перед пареньком на четвертый день. Он смотрел на сломанный и опухший палец ребенка и в душе становилось неприятно. – У него был при себе телефон? – обращая вопрос к своим подчинённым, поинтересовался Пак. Спустя некоторое время ему принесли металлическое блюдо, в котором лежали часы, кошелек, серьга, браслет, сотовый телефон и пакетик с белым порошком. Сонхва поднял телефон – старая раскладушка с забытыми уже кнопками. Блокировки никакой не было, а в адресной книге было всего два контакта: Хён и Лиа. «Негусто», – подумал Сонхва, понимая одну из причин, почему пацан решил связаться с этим гиблым делом. Но это было лишь его предположение.       – Поговорим с твоим хёном?       – Убейте лучше, – прохрипел пацан.       – Интересно. – улыбнулся Сонхва, нажимая кнопку вызова и переводя вызов в режим динамика. Несколько гудков эхом разлетелось по огромному помещению. Послышался щелчок, тишина. Сонхва наклонился к телефону, проверяя идёт ли вызов. Судя по отсчету секунд, собеседник всё же не сбросил вызов, а ответил, но почему-то молчал.       – Хён… – совсем тихо проговорил парнишка. Из его глаз потекли слёзы.       – Живой ещё.       Сонхва прищурился, голос был знакомым. Он точно разговаривал с этим человеком по телефону. Он потянулся к кошельку, надеясь найти там id карту, но фамилия Сон ни о чём не сказала ему.       – Хён, прости меня… я…       – Comme toi? Est-ce que ça va?       – La côte est cassée. Et doigt. C'est ton copain.       Снова последовало молчание, а после усталый вздох, от которого у Сонхва побежали мурашки по спине – настолько знакомо это звучало.       – Отправьте сообщение с адресом, суммой и сроком. Attendre un peu.       – Оппа, кто звонит? – послышался девичий голосок на другом конце провода, но звонок сразу же завершили.       – Какой у тебя деловой хён. – улыбнулся Сонхва, убирая телефон в блюдо. – Родной?       Пацан молчал, по щекам его продолжали бежать слёзы. Пак отдал приказ, чтобы отправили сообщение с их требованием, и, оглянувшись, акцентировал внимание, чтобы парнишку больше не трогали.       Он погрузился в размышления о том, что ему нравятся такие люди, как хён этого пацана. Люди, которые не показывают своих эмоций, не паникуют и говорят исключительно по делу. Возможно, Сонхва не исключал такую вероятность, что подобный звонок для этого хёна был не первым, поэтому была такая спокойная реакция. Но всё же ему было приятно работать с такими людьми. Он сам не терпел излишнюю эмоциональность и болтливость. В его окружении только Уён отличался своей экспрессивностью, но к ней Пак привык быстро и воспринимал, как что-то само собой разумеющееся.       – Ты стал добрым. – прервав размышления друга, заметил Юнхо, садясь в машину.       – Он совсем ребёнок.       – Раньше это тебя не останавливало.       – Раньше.       – А что поменялось? – Сонхва молчал. Юнхо завел мотор, бросил через плечо: – Это все твой танцор.       – При чем тут он?       – При том! Из-за него хочешь то, о чем раньше даже не думал. Хочешь обычной, нормальной жизни обычного, нормального бизнесмена? Только не забывай, что у тебя руки по локоть испачканы.       – Слабоумием пока не страдаю.       Юнхо посмотрел на друга в зеркало заднего вида, но промолчал.       Достав телефон, вибрирующий от входящего сообщения, Сонхва улыбнулся. «Давай встретимся?» – писал Ги. Пак не стал тратить время на написание ответа, нажимая кнопку вызова.       – Привет, Ги. – ласково прошептал Сонхва, когда на его звонок ответили. – Я с удовольствием встречусь с тобой. Но я сейчас за городом… Но мы уже возвращаемся…       – За городом? – перебил его танцор.       – Да. Пришлось поехать по делам.       – По бандитским делам?       Сонхва удивился вопросу, но подтвердил предположение танцора.       – Я буду в городе примерно через час и смогу…       – Нет. Я не смогу. Извини, что помешал…       – Ты не помешал!..       – Прощай. – Ги прервал вызов, оставив Сонхва в полной растерянности. Они не виделись месяц, практически не разговаривали, редко перекидывались сообщениями, и сейчас, обрадовав Пака предложением встретиться, Ги грубо оборвал это счастье. Сонхва чувствовал себя провинившимся, но не понимал, что именно он сделал не так. Он снова нажал кнопку вызова, но телефон танцора был отключен. Сонхва в растерянности и отягощенный чувством чего-то непоправимого смотрел на телефон, прокручивая в голове события последнего месяца, перечитывая сообщения и просматривая забавные картинки, которые кидал ему танцор.       Сказать, что настроение Сонхва было плохим – не сказать ничего. Он срывался на всех и вся. В порыве гнева он разбил несколько зеркал в прихожей: просто он ударился о рядом стоящий столик и не смог оставить это безнаказанным. Ситуацию усугубил тот факт, что приехав в бар, Сонхва сообщили, что Жемчужина сейчас не работает и их бар меняет развлекательную программу. Телефон танцора так и оставался недоступным. Казалось, ещё одна капля и Пак взорвется, круша вокруг себя всё. Пытаясь уйти с головой в работу, чтобы хотя бы несколько минут не думать о Ги и не винить себя во всех грехах мира, Пак терпел неудачу. Образ танцора преследовал его. Сонхва не мог сопротивляться, прибегая к не лучшему решению – алкоголю, став всего лишь за три дня заправским, не просыхающим пьяницей. Юнхо, заставший своего друга в окружении огромного количества пустых бутылок, постарался вразумить друга, аккуратно вправляя ему мозги. После бессонной ночи и бесконечных разговоров, похожих на перетягивание каната, Чон заставил друга принять ванну, смыть с себя весь накопившийся груз и вернуться на прежнюю дорогу. Спустя час, обеспокоенный долгим отсутствием Пака, Юнхо ворвался в ванную комнату, но был поражен представшей картиной: Сонхва сидел в совершенно пустой ванной, с мокрыми волосами и слезами на глазах. Его друг плакал. Юнхо не мог бы сказать, что больше всего ранило его: отчаянные всхлипы и слёзы, вид друга или сам факт того, что его друг ревел, – но это определенно лишило его спокойствия. Он помог Паку выбраться из ванной, довел до кровати, закутав в два одеяла, и удостоверившись, что друг заснул, сам рухнул без сил на пол. Он был готов броситься на поиски танцора, который был виновником такого состояния Сонхва, и вытрясти из него всю душу. Он в очередной раз подумал о том, что встреча с этим стриптизером самое ужасное, что происходило с ним и Сонхва за всю историю их дружбы. Юнхо не понимал, какими чарами танцор околдовал и какими нитями привязал Пака к себе, доведя того до срыва, и из-за этого ненавидел парня, проклиная его через каждое слово.       – Как ты? – поинтересовался Юнхо у Сонхва спустя два дня после срыва последнего. Пак сидел бледный, осунувшийся, с впалыми щеками и нездоровыми глазами побитого щенка. – Ты можешь остаться, я один съезжу.       – Нет, – Пак слабо покачал головой. – Надо выйти из дома.       Юнхо кивнул, пододвигая другу большую кружку с кофе. Не отходя от Пака ни на шаг (это стало его привычкой), они собрались и вышли на улицу. Сонхва замер, вдыхая прохладный и свежий воздух полной грудью, чувствуя лёгкое головокружение и необъяснимую радость. Он закрыл глаза и тут опять перед ним предстал образ Ги, отчего в горле Пака образовался ком. Тряхнув головой, усиленно сглатывая, Сонхва направился к машине, заставляя себя думать о работе.       Подъезжая к складу, Пака охватило тоскливое чувство, отчего ему совершенно не хотелось заходить в помещение, как будто его там должны были побить или убить вовсе. Он содрогался от гулкого эха своих каблуков, разносящихся по пустому, огромному складу. Вид лежащего на бетонном полу парнишки расстраивал его и злил одновременно. Подойдя к пленнику и присев около него, Пак прижал пальцы к шее, проверяя пульс.       – Вы кормили его?       – Он отказывался, – пожал плечами один из подчинённых.       – Надо было насильно.       – Дак не хочет – его проблемы. Мы же не няньки! – возмутился другой.       Сонхва подошёл к Юнхо, вытаскивая из его кобуры за спиной пистолет, направил дуло на подчинённого, который от испуга уронил свою нижнюю челюсть.       – Какой был приказ?       – Заботиться о нём до выкупа! – отчеканили подчинённые хором.       – Исполнили?       Мужчины закрутили головами, смотря друг на друга, как будто решали, кто из них возьмёт вину на себя.       – Проехала чужая машина. – прервал сцену Юнхо, убирая обратно свой телефон в карман. Сонхва цокнул языком, отвернулся от подчинённых, возвращая оружие Юнхо. Он повернулся лицом к двери, чувствуя необъяснимую нервозность, не смотря на то, что подобных сделок в его жизни было предостаточно. Беспокойство усилилось, когда Юнхо встал перед ним, закрывая своей широкой спиной. Скрипнула дверь, раздался ритмичный стук каблуков. Сонхва выглянул из-за спины друга, усмехнулся:       – Наверное, ты прав. У меня действительно болезнь. В каждом встречном вижу… Ги…       Имя танцора, который стоял собственной персоной перед ними, Пак практически пропищал. Он не мог поверить своим глазам, поэтому закрывал их и снова открывал, тряся головой, желая прогнать наваждение.       – Ты? – сипло спросил Сонхва, чувствуя себя в каком-то странном и нереальном шоу. Танцор стоял молча, не выражая никаких эмоций. Он перекинул со спины спортивную сумку, открыл замок, показывая содержимое с деньгами и, бросая ее в ноги Юнхо, тихо произнес:       – Можешь пересчитать.       Он сделал один шаг вперёд, остановился, потянув руку к внутреннему карману, заставив Юнхо дернуться и закрыть собой Пака, достал бутылку виски. Ги с силой всучил тару в руки Сонхва, практически шепотом произнеся:       – Отметь сегодня хорошую сделку.       Танцор обошел двоих, направляясь к парнишке. Подчинённые, бросившиеся вначале к нему, резко затормозили от громкого приказа Юнхо: «Не трогать!»       Ги склонился над братом, ведя пальцем от виска по щеке к шее, нащупывая пульс. Парнишка приоткрыл глаз, попытался улыбнуться, безмолвно шевеля губами.       – Молчи, frère.       Аккуратно перевернув брата на спину и закинув одну его руку на своё плечо, танцор легко подхватил парня на руки. Не смотря на присутствующих, он направился к выходу. Сонхва, протянув руку вперёд, негромко окликнул его. Паку показалось, что на мгновение танцор замер, но не обернулся, продолжив свой путь. А Сонхва продолжал стоять с вытянутой вперёд одной рукой, сжимая бутылку виски другой.