Rummaging for Answers in the Pages

В целом, поиск Даров лишь подтверждает истину, в которой я не раз убеждался за свою долгую жизнь: людям свойственно стремиться именно к тому, что для них всего хуже. Альбус Дамблдор, заметки к Сказкам барда Бидля Вторник, 25 июля 1899 Если б мой слегка подобгоревший на солнце нос не шелушился, а натруженные ноги не болели, я мог бы поклясться в том, что предыдущие пять дней мне приснились. Не в последнюю очередь из-за того, что действительно пребываю в некоем полусне со вчерашнего вечера. С нашего поцелуя. Проснувшись утром, я тотчас же хотел бежать к дому профессора, чтобы немедленно повидать Геллерта и убедиться в том, что произошедшее между нами — не плод моего воспалённого воображения. Тем не менее, когда, одевшись, я приступил к разбору походного рюкзака, стало очевидно, что придётся ограничиться коротенькой запиской перед завтраком. При этом я не решился упомянуть о вчерашнем происшествии у калитки из опасений, что сообщение может попасть в чужие руки.

Геллерт, Сегодня я вынужден остаться дома, заняться хозяйственными вопросами. Грязное бельё не постирается само, а обед не появится из воздуха без моего участия. Если хочешь, присоединяйся. Буду искренне рад твоей компании. Альбус.

Так, окрылённый мыслью о том, что Геллерт вскоре может почтить меня своим присутствием, я начал день. К сожалению, стоило мне оказаться на кухне, как правда жизни в Годриковой Впадине мигом спустила меня с небес на землю. И выражалась эта правда… В козах. О которых я узнал за завтраком. Как выяснилось, в четверг к Аберфорту заходил Чарли Прюэтт. Хотел одним глазком взглянуть на только что возведённый сарай. И привёл с собой двух козлят. Для Аберфорта. В подарок. Такой вот голодный неугомонный подарок. К тому времени, как Чарли ушёл, а профессор Бэгшот поняла, что случилось, Ариана уже попала под козлиное обаяние этих зверюг и назвала их Пэтти и Мэгги. Теперь путь назад заказан. Придётся позволить Аберфоту их оставить. А это значит, что в семейном бюджете появится дополнительная статья расходов. Естественно, не обошлось и без счетов. Они прибыли совиной почтой сразу после того, как я зачаровал посуду, чтобы она помылась после завтрака. Ума не приложу, как всего за пять дней могла скопиться целая гора разнообразных счетов, до кната расписывающих, сколько мы задолжали каждому мяснику, пекарю, зельевару-лекарю за последний месяц! Не говоря уже о письме из Хогвартса, которое получил Аберфорт и к которому, как водится, прилагается длиннющий список учебников для шестого курса, а мои старые учебники, как назло, не подходят, так как за прошедшие два года почти все они подверглись переработке и переизданию. К тому моменту, как я закончил разбирать корреспонденцию, уже перевалило за полдень. Ариана всё это время сидела вместе со мной за кухонным столом, перечитывая один из своих любимых романов. Она уже добралась до середины Мисс Персефоны и Принца Пламени, тонкого томика с красочным фениксом на обложке, когда появился Геллерт. В руках у него была корзина со свежесорванными сливами из тётушкиного сада. В одеянии цвета ночи (намного более изящном, чем вещи, которые он носил во время нашего путешествия), с золотом кудрей, подсвеченных полуденным солнцем, он являл собой воплотившуюся грёзу. Сейчас, после вчерашнего поцелуя, я будто снова видел его впервые, будто наконец мог сполна восхититься его истинным великолепием. До сих пор не верится, что этот блистательный юноша увлечён мною так же сильно, как и я им. «Я ненадолго, — извинился он, пристроив корзину на стол и выбрав себе сливу. — Тётя Хильда составила для меня целый список заданий. И всё надо успеть переделать сегодня. Я только сейчас понял, на что согласился ради нашего маленького путешествия». Я рассмеялся, указав на ожидающую меня стопку пергамента: «Можешь мне не рассказывать!» Геллерт улыбнулся в ответ, откусывая от сливы. Сок заструился по его подбородку, и обеденный стол вдруг показался мне огромным разделяющим нас океаном. Если бы не Ариана, уверен, я тотчас же вскочил бы с места и рванулся к Геллерту, чтобы губами собрать капли сока с его кожи. Магия меж нами искрила, требуя прикосновения, требуя близости. Я сгорал, желая того же. «Останешься на обед?» — жизнерадостно воскликнула Ариана, возвращая меня из забытья. «Хотелось бы, но я обещал тёте вернуться. Так что у меня буквально пара минут. Любишь истории про Мисс Персефону, Ариана?» — спросил он, полусъеденной сливой указывая на книгу. «Ещё как! — расплылась в улыбке Ариана. — Ты читал?» «Не доводилось, — ответил Геллерт. — Но я слышал, что в них отлично прописана мифология. Судя по обложке, это как раз та книга, в которой мисс Персефона встречает феникса?» Последний укус, и со сливой было покончено. Геллерт бросил косточку в открытое окно, прямо на клумбу. «Так и есть. Эта сцена очень красивая, — положив книгу на стол, Ариана спросила: — Так Альбус уже рассказал тебе о нашем семейном предании? Про род Дамблдоров и феникса?» «В первый раз слышу, — Геллерт метнул в меня заинтересованный взгляд. — Твой брат и сам немного похож на феникса, правда, Ариана? С его-то чудесными огненно-рыжими волосами». Я почувствовал, как из-за интимных слов, сказанных в присутствии сестры, заливаюсь краской стыда. «Геллерт, пожалуйста…» «Смотри, да он же весь горит! — рассмеялась Ариана. — Так и не научился принимать комплименты». Громко прочистив горло, я предпринял попытку вернуть разговор к предыдущей теме. «Легенда, передаваемая в нашей семье из поколения к поколению, гласит, что к тому из Дамблдоров, с кем приключится страшная беда, на помощь явится феникс. Отец рассказывал, что у нашего прапрадеда был феникс. После смерти хозяина он взмыл в небо, и больше его никто и никогда не видел. Такая вот романтическая история. Признаю, что она вполне может быть правдой. Однако из всех фантастических выдумок в мире именно этой Ариана решила не верить». «Если бы у семейства Дамблдоров вправду был свой феникс, он уже прилетел бы к нам, разве нет? — возразила Ариана. Напускная лёгкость в её голосе скрывала болезненные нотки. — Уж мы точно выстрадали достаточно, чтобы получить феникса». Повисло неловкое молчание, прерываемое лишь тихим блеянием коз, пасущихся в саду. Секунду спустя Геллерт прокашлялся и с деревянной, до странного формальной интонацией произнёс: «Мне правда пора. Рад был повидаться, Ариана». «Я тебя провожу», — я привстал было со своего места, но он, покачав головой, лишь махнул рукой в знак отказа. «Не стоит. У тебя тут куча дел… Может, прогуляемся вечером? Зайти за тобой после ужина?» «После ужина», — согласился я. Днём пытался занять мысли работой, чем угодно, что отвлекло бы меня до наступления условленного часа, но состояние мечтательного полусна лишь усиливалось в ожидании вечерней встречи с Геллертом и возможности вновь заключить его в объятия. А. Среда, 26 июля 1899 Как я мог быть настолько… [Остальные строки неразборчивы, многократно зачёркнуты яростными отрывистыми штрихами. Следующая страница вырвана с корнем, ещё одна — замарана чернильными кляксами]. Четверг, 27 июля 1899 Не чувствую ничего и одновременно — всё сразу. Человеку не под силу столько вынести. Кого из великих богов древности имел я неосторожность разгневать? Кто даровал мне столь много, вознеся на головокружительные высоты блаженства лишь для того, чтобы вскоре низвергнуть в чудовищную пропасть? И всё это выпало мне одному. Я раздавлен, буквально раздавлен настолько, что не в состоянии даже подняться с постели. Второй день симулирую приступ мигрени, чтобы Ариана и Аберфорт не стучали в дверь моей комнаты. Притворяюсь, что не слышу их вопросов и просьб. Не могу есть. Не могу спать. Не могу забыть произнесённых слов. Не могу стереть из памяти выражения лица Геллерта, когда он сказал мне… Когда Геллерт наконец пришёл за мной в тот кошмарный злополучный вечер, часы уже почти пробили полночь, а свечи, которые я зажёг в начале своего бдения, оплыли, превратившись в огарки. Ни один из нас не проронил ни слова, когда мы вышли в прохладную ночь. Сад озарялся лишь тусклым светом ущербной луны, ни в одном из домов не горело ни огонька. Как только живая изгородь надёжно укрыла нас от возможных любопытных взоров, я взял Геллерта за руку, пытаясь притянуть его поближе к себе, но он, увернувшись, повёл меня к ручью и опустился на траву в том самом месте, где мы в ночь нашей первой встречи сидели, бросая в воду камешки. Впрочем, руку он так и не отнял. «Поговорим о вчерашнем?» — голос его звучал столь же робко и неуверенно, как в тот раз, когда он спросил, нельзя ли ему провести ночь в моей постели. «Конечно!» — ответил я и пожал его пальцы, побуждая продолжать. Геллерт глубоко вдохнул, собираясь с мыслями, и заговорил мягко и неторопливо, не отрывая взгляда от наших прижатых друг к другу ладоней. «С того момента на мосту я постоянно будто слышу зов странной магии. Она зовёт меня к тебе. Тянет. Требует касаться твоего тела. Никогда ещё я не чувствовал ничего подобного». «Я тоже её ощущаю, — ободряюще сказал я, нагнувшись, чтобы поймать его взгляд. — Пульсацией, отдающейся у меня в груди.» «Всё так! — Геллерт нервно улыбнулся, поднося наши руки к груди. — И стоит нам дотронуться друг до друга, я чувствую разряд чего-то настолько мощного, что оно буквально пронзает каждую частичку моего естества. Но вчера ты меня поцеловал…» — он умолк, выпустив мою руку и пряча глаза. «Не понимаю. Хочешь сказать, что после того, как мы поцеловались, это ощущение исчезло?» Что касается меня, дело обстоит с точностью до наоборот. Магия между нами лишь усилилась, стоило мне познать, каково это: чувствовать, как Геллерт прижимается ко мне, чувствовать его губы на своих губах. (О, теперь я проклят этим знанием!) «Не-е-ет, — уклончиво протянул Геллерт. Щёки его порозовели. — Не совсем. Но я принял это ощущение за природную магию. Нечто, родившееся благодаря нашим объединённым усилиям. Нечто, что проявляется лишь когда мы рядом. До поцелуя я был настолько поглощён предположением о том, что это может быть каким-то великим до сих пор неоткрытым законом магии, что даже не задумывался о том, что на самом деле… это может быть просто… в общем…» Сердце у меня упало. «Просто чем?» Геллерт глянул на меня с таким прискорбием в глазах, будто был почти разочарован, и шепнул: «Влюблённостью». «О, — отвернувшись от его лица, я поднял взгляд на звёзды. Казалось, в груди у меня что-то оборвалось, рухнуло, сложившись внутрь, как карточный домик, и я не мог заставить себя вновь посмотреть на Геллерта. — Значит, я ошибся и мои чувства к тебе не взаимны?» «Ты ошибся не больше, чем ошибался я сам, думая, что питаю к тебе то же. Эти чувства… Я никогда… Не с другими юношами… Не уверен, что я… — он раздражённо фыркнул и, схватив меня за плечо, развернул к себе, заставляя взглянуть себе в глаза. — Быть может, это влечение не смущает тебя, Альбус. Возможно, ты в большей степени, чем я был готов к этим чувствам. Но мне нужно… Мне нужно немного времени, чтобы понять, как к этому относиться». «Прошу тебя, не торопись», — взмолился я, потянувшись к нему, чтобы погладить по голове. «Спасибо, — закрыв глаза, Геллерт прильнул к моей ладони. — Мне нужно понять, где заканчивается магия и начинаемся мы с тобой. Понять, как ты впишешься в мою жизнь, в будущее из моих видений». «Вне зависимости от того, решишь ли ты поддаться этим чувствам, этой… влюблённости, если угодно, или нет, я останусь с тобой, рядом. Ты — самый мой дорогой друг, единственный, равный мне. Я буду твоим в любом качестве, в котором ты меня пожелаешь. Возлюбленным или товарищем, помощником или соратником, ради общего блага». Каждое моё слово было правдой, которая теперь открылась и Геллерту. Он ничего не сказал в ответ, лишь кивнул и, увернувшись от моего прикосновения, поднялся на ноги. Стряхнул прилипшие к одежде травинки и направился к дому, молча махнув мне рукой на прощание. Я в свою очередь тоже направился домой в лёгком расстройстве чувств. Слова Геллерта ранили меня, однако я пока не истекал кровью, потому что в тот момент ещё питал надежду на лучшее, надежду на то, что по размышлении он ко мне вернётся. Как это ни странно, моё предположение оказалось правдивым: через несколько часов вновь Геллерт был у меня. Я крепко спал, когда на рассвете меня разбудили отчётливый хлопок трансгрессии и отрывистые рыдания. «Ты меня уничтожил, — всхлипнул Геллерт, осев на пол у моей кровати. Голова его оказалась у моих ног. Покрасневшие от слёз глаза поражали синевой. Он был всё ещё одет в тот же костюм, что и вчера, но теперь, весь измятый, являл собой воплощение неряшливости. — Я глаз не сомкнул, думая о тебе». Ещё не совсем проснувшийся, я приподнялся на локтях и, делая ему знак говорить тише, шепнул: «Геллерт… ты разбудишь Аберфорта с Арианой». «Оглохни», — он рассеянно махнул рукой в сторону двери. Вскочив с пола, путаясь в собственных ногах, он забрался ко мне на кровать и впился губами в мои губы. Я чувствовал соль его слёз в поцелуе, который, впрочем, закончился, не успев толком начаться. Стоило моей руке коснуться груди Геллерта, как он отпрянул от меня с ужасным криком, и, спрыгнув с кровати, принялся мерить маленькую спальню шагами. Пальцы его то и дело потирали влажные губы. Теперь я уже как следует сел на постели, чтобы вглядеться в него — совсем как перед сотворением моста, он являл собою пламенеющий шар, сжигающий нескончаемые запасы энергии. «Мы с тобой познали истинное единение разумов, родство душ. Нам нельзя… — бросив на меня мимолётный взгляд, он отвёл глаза, но тотчас же снова посмотрел мне в лицо. — Нам с тобой не нужны эти низменные животные инстинкты. Наша любовь превыше этого». «Наша… любовь?» — я буквально ощутил, как голос застревает в горле. Я запутался настолько, что кружилась голова. «Вот именно, любовь, — ответил Геллерт чуть раздражённым тоном, который подразумевал, что я не успеваю за ходом его мыслей. — Самый мощный вид магии из существующих. Как мог я быть таким глупцом? — словно в молитве он опустился на колени и взял меня за руки. — Как ты не видишь, Альбус? Мы должны одуматься. Наша страсть отвернёт нас друг от друга, ослепит, и мы упустим из виду изначальную цель». «Не могу с тобой согласиться, — наклонившись, я поцеловал его в лоб. — Разве есть другая сила, которая могла бы столько же крепко связать нас друг с другом?» «Это станет нашим концом, — прошептал Геллерт, отворачиваясь. — Как мы поведём волшебников к революции? Кто во всём мире откликнется на призыв двух содомитов?» «Так сохраним наши отношения в тайне, — предложил я. — Только между нами. Никто не узнает». Он отпустил мои руки и вновь поднялся. Вся его дикая энергия будто выгорела дотла, сменившись сумрачным унынием. «А лет через пять или десять, когда люди начнут задавать вопросы, один из нас женится на милой девушке, чтобы соблюсти видимость нормальности? Ну и что ты тогда скажешь? — Геллерт покачал головой. — Нет, Альбус. Продолжать нельзя». «Что ж… Если ты в этом убеждён», — по моим щекам струились горячие слёзы. «Мне лучше уехать, — тихо сказал Геллерт. — Не… не насовсем. На время». «Можно обнять тебя, пока ты ещё тут? — с надеждой спросил я, поддаваясь последней слабости. — Всего на секунду?» «Не думаю, что это хорошая идея. Не уверен, что смогу тебя отпустить, — Геллерт тяжело вздохнул. — До свидания, Альбус. Увидимся через пару дней. После того, как я всё обдумаю». «Подожди, не…» Комнату огласил громкий хлопок трансгрессии. Затем тишина вновь поглотила пространство, оставив меня в компании разочарования и разбитого сердца. С тех пор я всё тоскую. Он ко мне не вернулся. А. Пятница, 28 июля 1899 От Геллерта до сих пор никаких вестей. Из последних сил сдерживаю неодолимый порыв отправить письмо Элфиасу, хоть кому-то, с кем я мог бы поделиться жалкими метаниями беспокойного разума. Но что мне писать? Извини, что за последние несколько недель от меня не было ни слова. Я тут случайно влюбился в племянника соседки. Мы всё-таки отправились в путешествие к неизведанному, и мне казалось, что меж нами зарождается особое чувство, но не волнуйся, оно ни во что не переросло, ограничившись лишь разбитым сердцем. Кстати, как тебе нравится континент? Жду открытку! На такую ерунду даже совестно тратить пергамент и чернила. Вот уж воистину Любовь, что о себе молчит. А.