***
— Ну и когда ты поняла, что ты ну… ты поняла? — Ника, ты очень красноречива, — смеется Виктория, запрокидывая голову. — Не знаю, — продолжает она пару минут спустя, наконец успокоившись, — икс-фактор нас очень сблизил. — Конечно, столько времени взаперти с Дамиано, это стокгольмский синдром, — Виктория на реплику сестры только закатывает глаза. Хорошо еще, что младшая этого не видит через телефон, она искренне считала, что язва в семье может быть только одна, и это явно не Вик. — Идиотка. То, что ты выучила несколько типа умных слов, не значит, что ты можешь теперь вставлять их везде, где не попадя. — Ну хоть кто-то из нас должен употреблять умные слова, — старшая де Анжелис сейчас отчетливо представляла, как Ника вся светится от счастья, радуясь победе в их небольшой перепалке. Но вот самой Веронике сейчас было интересно совсем другое. — Он же тоже тебя любит, Вик. — «Любит» это слишком сильно сказано. — Он сам признался тебе. — Нет, он сказал, что я ему нравлюсь, это разные вещи. — Боже, Вик, ты как маленькая девочка. Хорошо, объясню твоим языком. Ты ему нравишься. Сегодня ты поняла, что и он тебе тоже нравится. Давай, сложи пазл, признайся ему уже наконец. — Я не могу, Ника. Это ведь было давно, может у него уже и нет чувств ко мне. — Твое «давно» было всего месяц назад, невозможно разлюбить за такой короткий промежуток. — Возможно ты и права, — Виктория тяжело вздыхает. — Я скажу ему. Но потом. — Потом? Почему? — Завтра финал икс-фактора. В случае, если права я, то я своим признанием только поставлю Дамиано в неловкое положение, а нам сейчас надо сосредоточиться на шоу.***
— Ну, ты ничего не хочешь мне сказать? — Ника обходит Викторию со спины и протягивает ей один из двух бокалов белого вина. Небольшая вечеринка по поводу окончания сезона икс-фактора была организована в том доме, где участники жили на протяжении всех съемок, сразу же после шоу, финалисты даже переодеться не успели. Тут собрались в основном взрослые люди и поэтому за порядком особо никто не следил. Кто ж знал, что Виктория приведет несовершеннолетнюю сестру. — Хочу сказать, что тебе еще рано пить вино. — Ой да ладно тебе, — растягивает гласные Ника и строит глаза кота из Шрека, — ты же не скажешь папе? — Могу отшлепать ее вместо вашего папы, — слышит Виктория знакомый голос за спиной. Только на этот раз в нем не было извечно искрившегося счастья и задора. — Дамиано? Нет уж спасибо, — отвечает Ника, уже собираясь сделать глоток вина, но в последний момент бокал бесцеремонно вырывают из тонких пальчиков. — Мне нужнее, спасибо, — на лице солиста появляется самая неправдоподобная и уж точно не самая доброжелательная улыбка. Осушает бокал одним глотком и возвращает пустую посуду Веронике. — Винченцо, — кивает второй девушке, — много не пей, все равно не умеешь. — И какая муха его укусила? — спрашивает младшая де Анжелис, когда Дамиано скрывается в толпе. — Надеюсь это он так из-за второго места, а не из-за твоего признания. — Закройся, — шипит на сестру Виктория, — об этом и так знает на одного человека больше, чем мне хотелось бы, Ника, — делает акцент на имени сестры. — И нет, я ему не рассказала, сама видишь в каком он настроении. — И что дальше делать будешь? Продолжишь молчать и плакать по ночам в подушку? — Я не плачу в подушку, — Виктория хмурит брови от реплики сестры. Неужто она похожа на всех этих девушек, убивающихся из-за безответной любви? — И я скажу ему. Чуть попозже, потом, когда он успокоится и будет в лучшем расположении духа. И, хочу чтобы ты знала, не так уж и сильно он мне нужен. Даже если мои чувства не взаимны, страдать по нему не буду.***
Сердце бьётся с бешеной скоростью, силясь выпрыгнуть из груди, лишь бы окончить эти пытки над собственной нервной системой. Решить признаться в своих чувствах было страшно. Наверно даже поболе, чем выйти на сцену икс-фактора перед десятками камер. Только вот бабочки, что порхали в животе, когда Дамиано прижимал ее к себе и оставлял короткие поцелуи везде, куда мог дотянуться, в его отсутствие царапали грудную клетку и все мысли будто окутывал черный туман из чувства неизвестности. Хотелось волком выть, когда каждая чёртова бабочка задавала хозяйке один и тот же вопрос. «Что между вами?». Вот тогда хотелось ногтями раскрыть грудную клетку, достав из нее всех царапающих ее насекомых. А потом и сердце достать, лишь бы перестало болезненно сжиматься всякий раз, как Дамиано общался с любой девушкой, кроме нее. На то, чтобы передумать, всего пара минут. Виктория попросила солиста приехать сегодня на студию раньше, чтобы поговорить. Согласился. К сожалению. Руки трясутся так, будто ей сейчас бомбу обезвреживать, а не в любви признаваться тому, кто тоже не безразличен в ответ. Дверь хлопает, впуская в гостиную летнюю жару и Дамиано. Парень обнимает ее сзади, целуя в висок, а потом плюхается на диван рядом с ней. Виктория мысленно подбадривает себя, всего одна фраза и ее жизнь поменяется. Прямо сейчас, ну же, соберись. Знает же, что это все взаимно, почему же даже глаза сейчас поднять на него страшно? — Эй, Рим вызывает Викторию. Винченцо, прием, — девушка вздрагивает, поднимая голову, и выглядит так растерянно, будто только что очнулась от сна. — Привет, — улыбается и тянется обнять парня за шею, как делает всегда при встрече, а тот в ответ устраивает руки на ее талии. — Ты хотела поговорить? — спрашивает Дамиано, когда девушка разрывает объятия. Кажется, он сейчас весь светится от счастья и Виктория думает, что это отличный момент для признания, даже успевает рот открыть, но парень ее опережает: — Нет, нет, нет, погоди, я с ума сойду, если не расскажу тебе прямо сейчас, — складывает руки перед губами в таком жесте, что создаётся ощущение, будто Дамиано молится, но в глазах чертики пляшут, и Виктория инстинктивно сама начинает улыбаться. — У меня появилась девушка. — Что? — все еще улыбается, но уже скорее по инерции, пока информация еще не дошла до мозга. — Девушка, Вик. Ну знаешь такая. С грудью, талией, и всем таким, — вырисовывает силуэт женщины в воздухе. И у Вик в голове начинает вырисовываться картина девушки. С грудью, больше, чем у нее. С талией, меньше, чем у нее. Она красивее, она талантливее, умнее. И все остальные сравнительные прилагательные. И все не в пользу Виктории, а иначе как объяснить, что всего через два месяца после признания в любви, Дамиано уже начал новые отношения? — А ты что хотела рассказать? — А? — Виктория, переставай в облаках витать, говори что сказать хотела. — Поздравляю. — Поздравляю? Серьезно? Ты попросила меня приехать раньше на студию, чтобы поздравить с отношениями, о которых не знала? — Нет, вообще-то я написала новый басовый риф, хотела, чтобы ты послушал. — Почему нельзя было на репетиции для всех сыграть? — Ну, он не так хорош, как ты мог предположить, и я вроде как стесняюсь мнения остальных. — Ну и зря, не покусают же они тебя. Хорошо, доставай бас. — Отлично, спасибо, Дамиано. Осталось только за две минуты новый риф придумать.***
— Что, неприятности в раю? — спрашивает Виктория у стоящего на пороге парня. — Не спрашивай. Так, можно? — кивает Дамино, на пространство в глубине квартиры. — Я заплачу за ночь на твоём диване вином, — поднимает полупустую бутылку алкоголя на уровень ее лица, а потом сам делает из нее несколько больших глотков. — Оставь вино при себе, Дамиано, диван занят. — Выгонишь на улицу? — Не в таком состоянии, — отвечает Вик после минутного раздумья, — будет тебе диван, проходи. Удивительно, насколько сильно квартира Виктории была похожа на гостиницу и кабинет психолога в одном, иначе как объяснить то, что Итан, рассорившись с семьей, переехал на пару недель к ней. И Виктория ему, конечно, не отказала, ведь спальное место у нее есть, и друга выручить она всегда готова. Но вот на второго жильца она не рассчитывала. — У меня Итан временно проживает, — кивает на диван, — но ты не переживай, ложись тут, а я с ним одну ночь на кровати посплю. Я конечно к соседям не привыкла, но ничего, потеснимся. О, или так, — произносит Виктория, когда видит, что Дамиано завалился на кровать прямо в одежде в позе звезды. Звезда даже когда пьян. Сейчас будто кто-то машину времени запустил и они переместились на пару лет назад, или как объяснить, что она снова спит в одной кровати с Дамиано? Он снова обнимает ее за талию, притягивая ближе. В горле ком, а глаза щиплют от солёной жидкости, что вот-вот польется по щекам. Дамиано ведь, наверняка, думает, что обнимает сейчас Джорджию, что устроил руку на ее осиной талии. Что водит сейчас пальцами по ее татуированным бедрам, обтянутым в кружево. А Вик не в кружевах, а в старых домашних шортах, и понимает сейчас, что проиграла Джорджии даже в выборе одежды для сна. Утыкается носом в подушку в отчаянной попытке заглушить всхлипы, рвущиеся наружу. — Эй, малышка, что случилось? — слышит шёпот прямо в ухо. Делает пару рваных вдохов в попытке успокоиться. Бессмысленно, все равно слышал уже все. — Ты слишком сильно обнял меня, ребро сломаешь. — Извини, пожалуйста. Просто разбуди меня в следующий раз, — прижимается губами к ее щеке, будто хочет оставить поцелуй, но, кажется, так и засыпает. Максимально близко. Виктория ждет минут десять, а потом выбирается из тесных объятий. Ничего плохого не случится, если одну ночь она не поспит. — Выглядишь плохо, — Виктория поднимает голову от уже давно пустой чашки кофе на вошедшего Итана. — Спасибо большое, комплименты делать умеешь, — Итан не Дами, он такое проигнорирует, никогда не вступал в перепалки с кем бы то ни было. — Ты такая грустная всю ночь тут сидишь? — оглядывает кухню и после короткого кивка Виктории продолжает. — Это из-за Дами? — Да, — собирается с мыслями девушка и понимает, что о ее чувствах должен знать кто-то кроме сестры. Это же Итан, он ни за что ее не выдаст, но зато поможет и поддержит когда ей это надо будет. А может, он тоже скажет, что их солист должен знать об ее чувствах. И если это так, то она расскажет все, потому что Дамиано приехал именно к ней и, кажется, сейчас наиболее удачный момент. — Да, из-за Дами. Понимаешь, они с Джорджией были такие счастливые весь этот год. Он ей прямо в рот заглядывал. А теперь все меняется, вот я и подумала… — Понимаю, Вик, — накрывает ее руку, лежащую на холодной чашке своей горячей ладонью, — ты боишься что они больше не помирятся. Но я знаю Дами, он хоть и импульсивный, но верный и любящий. Они справятся, все у них будет хорошо. — Да… я… надеюсь на это. — Ты отличная подруга, Вик, — кивает ей с прохода на кухню Дамиано в знак приветствия, — вы оба отличные друзья.***
— И в 71 историческом конкурсе итальянской песни «Сан-Ремо» побеждают, — тянет интригу ведущий, — Монескин! Эмоциям нет предела и про такое счастье обычно говорят «не описать словами». Это первая их большая победа, но явно не последняя. Пусть у них нет шансов победить на Евровидении, куда они теперь могут поехать, но они будут там, будут там вместе, потому что со времен финала икс-фактора прошло четыре года, а они все еще группа. Виктория опять видит слезы на лице Дамиано, которые он старательно растирает по щекам и, боже храни гримеров за нанесение водостойкой косметики, макияж остается в порядке. Только сейчас он плачет от счастья, а не от поражения на финале локального песенного конкурса. Так должно быть всегда. Настоящие, живые эмоции, заставляющие сердце Виктории трепетать. Кажется, Дамиано единственный человек, способный убивать басистку и радостью, и горем. Как например сейчас. Когда они все вчетвером позируют для журналистов со своей наградой и Вик прижимает к себе Дамиано, шепчет, что они выиграли благодаря нему, и чувствует, как он обнимает ее в ответ, почти что до хруста костей, в попытке выплеснуть накопившиеся эмоции. — Я люблю тебя, Вик, — шепчет тихо, сквозь рваные вдохи и всхлипы. Вот этот момент и настал. Как дежавю. Он сказал ей это четыре года назад, еще перед икс-фактором. Тогда она отказала сразу, даже не задумалась. Не знала, что всего через месяц будет желать всем сердцем услышать эти слова опять. И вот он говорит ей это. На ее лице смесь счастья и растерянности. Так долго ждать этого, чтобы сейчас разом забыть все известные ей слова. — Я люблю всех вас, ребят, — кричит Дамиано, так, чтобы услышал весь мир. Заглушая рвущийся наружу крик боли, ибо принял ее замешательство как еще один отказ.***
— За-е-ба-ли, — выдыхает Дамиано, только оказавшись в гримерке. — Кто на этот раз? — Томас, подумай своей блондинистой головой, мы только что вышли с интервью, журналисты, конечно. — Зная твое настроение, тебя могли заебать даже обои на стенах, — вставляет Виктория, — что на этот раз? — Почему только меня спрашивают о личной жизни? — Потому что после Евровидения ты теперь новый секс-символ. — О, я рад, что ты думаешь обо мне так, Итан. Но почему я? Нет, я конечно знаю, что я красивый… — Закройся, пока тебя не понесло, — перебивает Виктория, — просто ты больше других находишься в свете софитов. — А в чем проблема рассказать о Джорджии? — спрашивает драммер. — Не хотите личную жизнь делать публичной? — Ну, не совсем. Было бы что делать публичным, — Виктория незаметно для всех кивает своим мыслям на реплику солиста. В последнее время Дамиано все чаще приходил к ней с выпивкой после мелких ссор с Джо. — У нас сейчас все сложно. — У вас тяжёлый период, такое бывает в отношениях, но вы слишком долго вместе, чтобы разрушать то, что построили. — Нам все это говорят. — Большинство не может ошибаться. — Когда-то большинство верило в плоскую Землю, — бросает Дамиано, выходя из гримерки с пачкой сигарет. Чтобы изменить мнение большинства понадобился один решительный человек. А если и сейчас поможет? Недавно все мысли были заняты Евровидением, а теперь они победили и пустоту в голове начали затягивать навязчивые желания. А может и правда рассказать? Они теперь жутко популярные и ее признание группу не разрушит, ведь теперь помимо дружбы их вместе держит обязательство перед фанатами. Виктория смотрит на их новое общее фото. Задерживает взгляд на Дамиано, но в животе больше не порхают бабочки Наверно, устали за столько лет. В мыслях нет запутанного клубка потому что она устала сомневаться, уже пора рассказать, пока и в сердце не образовалась пустота от перенесённых страданий. «Вик, я сегодня не приеду» — приходит сообщение от Дамиано. «Большинство были правы» — второе. «Мы помирились» — третье. «Когда вещи заберёшь?» — спрашивает Вик, но ответа не получает. Наверно, мирятся прямо сейчас. Бабочки в животе не умерли, они навсегда перебрались в грудь, царапая и так уставшее сердце.***
«Спустя четыре года можно рассказать?» — подпись под их с Джорджией фото в истории инстаграма. Можно. Если хочешь убить ее окончательно. Теперь не только группу связывает вместе внимание фанатов. Виктория на неделю уходит из соцсетей потом что там каждый первый посчитал своим долгом восхититься Джорджией. Из каждого утюга теперь лезет напоминание «они вместе, они счастливы». Нет. Нет. Нет. Нет! Пожалуйста? «Fidanzata». Одно неосторожное слово Дамиано, и уже весь мир думает, что они помолвлены. Нет, нет, нет, вы не понимаете. На их родном итальянском fidanzata может означать как невесту, так и просто девушку. Почему тогда вы все решили, что они поженятся? И почему так больно сейчас. Хочется заплакать, но слезы давно закончились. Хочет выпить, но алкоголь тоже закончился. Идет в ближайший супермаркет, наполняя корзинку чем-то достаточно высокоградусным, чтобы забыться. И собачьим кормом. Хоть кто-то в ее квартире должен есть. Слишком много думала о fidanzata. Дошло до того, что сама начала сомневаться в том, насколько хорошо знает родной итальянский. Может, и правда невеста? Подписалась на нее в инстаграм единственная из группы. Кроме Дамиано, конечно. Только для того, чтобы узнать правду. Просмотрела все ее фото. Она и правда носит кольцо на безымянном пальце, но на правой руке, а они католики и должны носить помолвочное кольцо на левой. Начала сомневаться даже в том, католики ли они вообще. Все казалось неправильным и ненастоящим. Его признание, все попытки сблизиться. Ее несмелые шаги навстречу. Нет, все должно было быть иначе, надо было признаться в своих чувствах ему еще перед финалом икс-фактора. Возможно, еще есть время все исправить?***
— Готовы ли вы, Дамиано Давид, взять эту девушку в жены? — Да. — Если кто-то против этого брака, пусть скажет сейчас или замолчит навечно. — Я против, против, против, пожалуйста, не надо. — Вик? Что ты шепчешь? — спрашивает Томас, наклонившись ей к самому уху. — Я нехорошо себя чувствую, все эти запахи масел и воска слишком резкие. Не переживай, я замолчу навечно. — Плещешь сарказмом даже когда тебе плохо, молодец. — Дамиано Давид и Джорджия Солери, объявляю вас мужем и женой.***
— И вот мне 27. Как было тебе… тогда. И я наконец нашла в себе силы, чтобы сказать, что люблю тебя. Цветы падают на землю к ее ногам. Розовые, его любимый цвет. На могильной плите надпись: «Рок-н-ролл никогда не умрет, как и ты будешь жить в наших сердцах вечно» — Десять лет я жила с болью в сердце, все никак не могла признаться тебе. После того, как ты ушел, там только чернеющая пустота. Почему ты это сделал? Ведь ты был счастлив? В старом блокноте, что сейчас пылится за стеклом небольшого шкафчика рядом с наградами группы, совсем не осталось места на когда-то белых листах. Каждый сантиметр исписан текстами их песен, все зачеркнуто и перечеркнуто по несколько раз, пока в конце концов идеальный текст не будет готов. Так выглядел творческий процесс Дамиано. Но в самом конце блокнота добрых три листа расскажут о любви к басистке своей группы. Которая косвенно отказала ему не один раз, а прямо признаться он ей так и не смог.