2002
К концу второй недели постоянных бесед, Фрэнк с Линдси разговаривали друг с другом как с друзьями. Айеро выглядел уже значительно оживлённее и вносил в свой рассказ больше деталей и эмоций, делая его ещё более безумным. Не сказать, что Линдси верила каждому его слову, так же как и не сказать, что она не верила ему совсем. Доктор Браун по-прежнему убедительно её просил воспринимать рассказ Фрэнка не большим, чем плодом его больного разума, однако, Линдси человеком науки не являлась и была чётко убеждена в том, что большинство, из того что рассказывает Фрэнк — чистая правда. Он никогда не путался в показаниях. Изучая материалы его уголовного дела, она тщательно анализировала всё прочитанное и через некоторое время знала это дело так же хорошо, как свои пять пальцев. Она могла рассказать его чуть ли не наизусть, но не опиралась на свою память целиком. Каждую беседу с Фрэнком она записывала на диктофон, а по возвращению домой часами сидела над кипой бумаг и воспроизводила запись из раза в раз, сверяя всё сказанное с написанным. И как бы она ни старалась найти хоть одно противоречие в словах Фрэнка, она ничего не заметила. — Мистер Браун, добрый день. — получив разрешение войти, она прошла в кабинет главного врача и присела на стул напротив него. — Рад вас видеть, мисс Баллато, — он поправил очки на широкой переносице. — Чем могу быть полезен? — Вы знаете, что я продолжаю заниматься исследованием дела Фрэнка Айеро, и у меня появилось несколько вопросов. — Я весь внимание. — Вы сказали, что все события, описанные мистером Айеро, являются не более, чем последствиями его заболевания, верно? — Всё так. И что же в этом утверждении вызвало у вас вопросы? — Я с предельной внимательностью анализирую всё, сказанное им, по несколько раз. Мне потребуется ещё некоторое время, для того чтобы услышать развязку и завершение этой… истории, но на данный момент я не заметила ни одной несостыковки между записанными двадцать лет назад показаниями на допросе и настоящим повествованием. — К чему вы клоните? — доктор нахмурился, явно не понимая, чего хочет от него девушка. — Насколько мне известно, больным шизофренией характерно менять свои показания и путаться в них, недоговаривать или приукрашивать, иногда даже отрицать свои слова. Айеро же, что сейчас, что много лет назад, говорит ровно всё то же самое, что и сейчас, ничего не додумывая и не отказываясь от раннее сказанных слов. В следствие этого у меня и возникли вопросы. — Это интересно… — мужчина усмехнулся и откинулся на спинку стула, покачивая головой. — То есть вы хотите сказать, что пациенту Айеро стоит верить? — Я этого не говорила. Я лишь хочу уточнить эту деталь у вас. Нормально ли это для него или нет? Может, диагноз неверен? — Мисс Баллато, при всём моём уважении к вам и вашему отцу… — он устало потёр переносицу. — Вы не имеете должного образования чтобы выдвигать такие предположения. — Но… — Не перебивайте, — он вскинул ладонь в воздух. — Я — уважаемый психиатр с опытом работы более сорока лет, доктор медицинских наук и имею несколько учёных степеней в нескольких областях медицины. Именно я являюсь лечащим врачом Фрэнка Айеро и я ставил ему диагноз. И вы смеете предполагать, что я в чём-то ошибся? Я работаю с ним много лет, а вы посещаете его всего две недели. Ваши выводы меня оскорбляют. — Мистер Браун, Бога ради, я не хотела вас оскорбить! Извините меня, если это вас огорчило, но я всего лишь строю свои версии происходящего, как и положено людям моей профессии. Я не смею ничего утверждать и мой вопрос заключался лишь в том, соответствует ли поведение Фрэнка его диагнозу, ничего более. — Лин подняла руки в примирительном жесте, и доктор сразу смягчился. — Понимаете, мисс Баллато, человеческий мозг — вещь очень сложная и не до конца изученная. На данный момент выделяется всего двенадцать типов, и заболевание это очень непростое, поэтому у больных разных типов симптомы могут значительно разниться. Не хочу вас грузить медицинскими терминами, но надеюсь, что вы понимаете. Для шизофрении Фрэнка абсолютно нормально то, что он не меняет своих показаний. У него тяжёлая форма запущенной стадии, он воспринимает произошедшее так, словно увидел это наяву. Он действительно переживал весь этот ужас и помнит всё слово в слово. Как если бы обычный человек пережил что-то страшное, что случилось наяву, он бы не стал менять показания. Понимаете? Фрэнк искренне верит в произошедшее. Его мозг не хочет признавать свою выдумку. Оттого он никогда не выздоровеет и, разумеется, никогда отсюда не выйдет. Подобное я вам объяснял уже и ранее но, видимо, недостаточно ясно выразился. — Но… его поведение. Он не ведёт себя как больной. — Да, он не буйный. И он не кидается на охранников, врачей, прочих больных и если не знать его истории — совершенно обычный человек. Но это не отменяет его бреда и склонности к суициду. — Я вас поняла. Спасибо за подробное объяснение. — Был рад повидаться. Всего доброго. В прочем, диалог с врачом уверенности в том, что история Фрэнка — бред, не придал. Оно и понятно: чутью не дашь логического объяснения. Захватив в автомате два стаканчика дешёвого кофе, она направилась в комнату для посещений. — Привет, Фрэнк. Как ты сегодня? — девушка дружелюбно улыбнулась и присела на железный стол, протянув ему стаканчик кофе. — Это тебе. — Привет. Спасибо, — в ответ он так же тепло улыбнулся, что не могло не порадовать Линдси. — Сегодня я как обычно. Завтрак, таблетки, терапия. Сама-то как? — Ну, бывали дни и лучше. Совершенно не выспалась. Работа, чёрт её дери. — Ты теперь будешь приезжать каждый день? — Ну, все эти две недели я и так приезжала каждый день. Тебе это не нравится? — Нет, наоборот. Наши встречи помогают мне чувствовать себя не совсем одиноким и забытым. Спасибо за это, правда. — Я рада, что тебе нравится проводить со мной время. — Ну… — он грустно улыбнулся. — А когда я закончу рассказ? Забудешь про меня? — Ооо, — девушка искренне рассмеялась. — таких людей как ты, Фрэнк, забыть невозможно. Но если ты про то, продолжу ли я к тебе ходить — честно, не знаю. Сейчас я здесь нахожусь лишь только потому, что получила профессиональное разрешение. Ты ведь в курсе насколько сложно выбить встречу с тобой? — Не совсем… — Айеро осёкся. — То есть, я это подозреваю, но не могу знать наверняка. Никто никогда не приходил ко мне. — Ты особо опасный преступник, Фрэнк, и находишься здесь на особом режиме. Посещения к тебе строго запрещены для всех, кроме твоих ближайших родственников. Остальным это разрешение получить крайне сложно. Я добивалась этого полгода. — Ты не знаешь что с моей матерью? — Знаю только то, что после вынесения твоего приговора она полностью скрылась ото всех. Пресса и другие заинтересованные лица пытались найти её, но безрезультатно. Должно быть, полиция помогла ей исчезнуть. — Ясно, — его лицо снова стало поникшим, он опустил глаза в пол. — Я так и не успел ничего ей сказать. Мне часто снится её лицо в зале суда. Лицо, перекошенное от ненависти и презрения ко мне. Лицо, выражающее искренний ужас. Она не захотела говорить со мной. — Эй, — она слегка коснулась его руки, но тут же убрала, поскольку любой контакт с пациентом был запрещён. — У меня много связей в полиции. Я могу попытаться выяснить где она и что с ней стало. Может быть ты хочешь написать ей письмо? — Не дадут отправить. Запрещено. — Я передам ей лично. — Серьезно? — Да. Ты совершил ужасное преступление, Фрэнк, и я думаю, за эти годы ты заплатил за него сполна. Учитывая то, чем ты руководствовался, когда его совершал. Я буду рада облегчить тягость твоего существования здесь хоть чем-то. — Спасибо. Спасибо большое. — по щеке мужчины скатилась слеза. — Ещё рано благодарить, — она ободряюще улыбнулась и откинулась на спинку стула. — На чём ты там остановился?***
1982
Когда Фрэнк вернулся в замок, на улице уже стояла глубокая ночь. Первое, что он увидел, войдя в роскошное помещение — мечущегося из угла в угол отца, который выдвигал разные предположения касательно того, где мог находиться сын. — Я здесь. Всё нормально. — Айеро подал голос, и обернувшийся на него мужчина с облегчением вздохнул. — Ну и где тебя носило? — он спросил это максимально будничным тоном безо всяких ноток злости, строгости или раздражения, что несказанно удивило Фрэнка. — Гулял. Дошёл до Хосмана, пообщался с местными. Неприятное местечко. — Что? — вот теперь тон отца стал по-настоящему строгим. — Какая чушь! Ты опять обдолбался?! Ты что, килограмм этой дряни сюда привёз?! — Что опять не так? Почему ты снова орёшь на меня? Что я сделал и почему ты счёл, что я обдолбался? — Я не хочу больше слышать весь этот бред, — он обречённо выдохнул. — Иди спать. Протрезвеешь — поговорим. — Да ты можешь мне объяснить хоть… — Закрой рот и иди спать! Завтра тебя ждёт серьёзный разговор и, пожалуйста, постарайся прийти трезвым! — рявкнул мужчина, оборвав Фрэнка на полуслове, и скрылся в одном из коридоров. Зайдя в свою комнату, Айеро громко выдохнул и обессилено повалился на кровать. В голове вертелись тысячи вопросов, на которые не было ответа. Больше всего бесило то, что эти ответы ему просто не хотели давать. Он ощущал себя слепым котёнком, который едва появился на свет и всеми силами пытается привыкнуть к окружающей среде, но его лишь тычут мордой в угол, пользуясь его слепотой. Джерард, местные, безумный старик, и даже собственный отец — все говорили загадками, а последний и вовсе не пожелал ничего объяснить. И с чего он только взял, что Фрэнк находится под действием веществ? Ведь он был трезв как стёклышко. Или теперь даже прогулка по окрестностям вызывала вопросы у его отца? Полный бред. Какие-то приведения, какая-то древняя секта, жертвоприношения, дьяволопоклонничество, договор с тёмными силами, морфий. — «Лучше бы остался в реабилитации.» — пронеслось в голове у парня. Всё и все были абсурдными. Это место — полный абсурд. С этими мыслями Фрэнк уснул. Пробуждение было не из приятных. Во рту пересохло, в висках ощущалась лёгкая пульсирующая боль, всё тело бил мелкий озноб. Хуже всего этого были воспоминания о происходящем, которые навалились на Фрэнка только через несколько минут. В дверь постучали. — Войдите, — безразлично выкрикнул Фрэнк, переворачиваясь на другой бок. — Не отошёл ещё? — суровый голос отца мгновенно снял сонливость, и парень тут же уселся на подушки, готовясь выслушивать очередные упрёки. — Я был трезв. Перестань обвинять меня в том, чего никогда не было, или наши отношения так и останутся в жопе. — Трезв? Да что ты несёшь? — мужчина нахмурился. — Ты можешь привести хоть один аргумент в пользу того, что я был под наркотой?! — Фрэнка вся эта ситуация уже начала конкретно бесить, отчего его голос практически срывался на крик. — Ты недоволен мной даже тогда, когда я делаю то, что ты говоришь! Да, я попёрся в этот Хосман, да, я вернулся очень поздно потому что заболтался с каким-то стариком и немного заблудился по дороге назад! Если всё это для тебя повод меня подозревать, то иди-ка ты нахер, папа! Через мгновение после того, как Айеро буквально выплюнул последние слова, ему в лицо прилетел кулак. Кровь хлынула из носа фонтаном, скулу обожгла жгучая боль. — Я пытался, — отец схватил сына за воротник кофты. — Пытался вытащить тебя из этого дерьма, затеял эту поездку. Ты был и останешься неблагодарным куском дерьма, Фрэнк. Ты невыносим. Делай, что хочешь, продолжай травиться этим дерьмом, но не смей попадаться мне на глаза. Я больше не буду с тобой бороться. Он хлопнул дверью, больше ничего не сказав. Фрэнк подошёл к окну. Яркие лучи солнца били в глаза, из-за чего он поморщился. Чувства обиды и непонятной вины захлестнули его с головой. В который раз он обошёлся с ним как с тряпкой, не удосужившись даже ничего объяснить? Его отец был жесток. При чём его жестокость всегда распространялась лишь на собственного сына, остальные же могли о нём отозваться исключительно как о добрейшей души человеке. Мысли о самоубийстве снова закрались в голову. Смотря в открытое окно второго этажа, он прикинул, хватит ли такой высоты для того, чтобы покончить с этим раз и навсегда. И поскольку это был замок, высота его второго этажа была сопоставима с высотой привычной современной пятиэтажки. — Не собрался ли ты отсюда сигать? — до боли знакомый голос прямо над ухом заставил Фрэнка вздрогнуть. Он обернулся. Это был Джерард. — Ты меня до инфаркта доведёшь своими появлениями из ниоткуда, — Айеро попытался утереть слёзы, но вышло крайне неловко и даже комично. — Как будто ты бы сильно расстроился, схвати тебя инфаркт, — он усмехнулся и отпил вина из бокала, который держал в руке. — Я был бы рад. — Ты так отчаянно жаждешь смерти, Фрэнки. Могу я поинтересоваться, почему? — Потому что всю мою жизнь люди требуют от меня чего-то. Требуют, чтобы я соответствовал той версии меня, которую они выдумали в своей голове. Чтоб я был идеален, — он шумно выдохнул. — Я не могу объяснить. Всем что-то постоянно нужно от меня, но я не понимаю чего, и даже тебе что-то нужно. — Это не что-то, — Джерард скептично изогнул бровь. — Ты был рождён для высшей цели, и пока ты полностью ничего не осознаёшь, но это нормально. Так и было задумано. Все эти глупцы просто не понимают, что ты действительно идеален. Ты совершенно особенный. Их интересуют только собственные жизни. Их вещи, их работа, их семья, друзья и прочая банальщина для простых смертных. И они за это поплатятся. Я лично предоставлю тебе возможность заставить их поплатиться. — О какой высшей цели ты говоришь? — Айеро усмехнулся, и лицо Джерарда тут же помрачнело. — Дьявол? Жертвоприношения? Нести в мир лишь зло? Это неправильно. — Так ли это неправильно? — Да, неправильно… — Пойдём. В следующий миг Уэй схватил Фрэнка за руку, и тому ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Они шли быстро, лавируя между узкими и однотипными коридорами, затем вышли на каменную лестницу, которая вихрем устремлялась вверх, и прошли бесчисленное количество ступеней, прежде чем прохладный воздух ударил в лица. Джерард привёл его на крышу. Погода совсем испортилась: солнце полностью спряталось за тучи; вид открывался на бушующее серое море, бьющееся о каменный утёс, над которым возвышался готический замок; бесчисленное количество пинаклей устремлялись в самое небо и, казалось, исчезали где-то выше самих облаков. Поднялся сильный ветер, прогремели первые раскаты грома. — Сейчас же ливанёт. — Ну и что? Идём. Джерард снова взял его под руку, и подойдя к самому краю башни, сел на выступ и свесил ноги вниз. — Садись, — Уэй похлопал по каменной поверхности рядом с ним. — Зачем? — недоверчиво отозвался Фрэнк. — Просто сядь. И ему ничего не оставалось, кроме как выполнить его просьбу. — Здесь красиво. — Я часто провожу время здесь. Даже несмотря на то, что ни одна живая душа не может меня увидеть и я могу размышлять в любом другом месте, только здесь мне по-настоящему спокойно. — Прямо таки ни одна? А что насчёт меня? — Я же говорю, ты — совершенно особенный. Фрэнк улыбнулся. — Какого это — быть мёртвым? — Первые несколько лет я чувствовал полное опустошение. Бродил по коридорам в каком-то бреду, не испытывая абсолютно ничего. Но со временем темнота начала подпитывать меня. Я снова научился чувствовать, обрёл хоть какой-то интерес к своей новой «жизни». Это сложно объяснить и вряд ли ты поймёшь. — И что ты начал чувствовать? Что чувствуешь сейчас? — Я чувствовал одержимость своей целью. Той целью, которая, по твоему мнению, неправильная. А сейчас… — он обернулся на Айеро, заглядывая тому прямо в глаза. — Сейчас я по-прежнему одержим своей целью и тобой, Фрэнки. — Мной? — он удивлённо вскинул брови. — Тобой. Ведь именно тебя я так долго ждал. То, что произошло дальше, было порывом, который Фрэнк никак объяснить не мог. Он терзал бледные губы Джерарда, и тот без единой секунды промедления ответил ему взаимностью. В этом не было ни капли пошлости: лишь сильнейшие чувства, которые никто из них понять пока был не в состоянии. Ни Уэй, повидавший за свою вечность очень-очень многое, ни тем более Фрэнк, который никогда такого не испытывал: все его прежние связи с другими людьми были одноразовыми и беспорядочными, и происходило всё это лишь в пьяном угаре. Их поцелуй был чистой воды абсурдом — но при этом казался таким правильным, искренним и желанным. — Я знаю про Немостор, — прошептал Фрэнк, нехотя оторвавшись от губ Джерарда. Их лица находились лишь в паре сантиметров друг от друга. — Неужели? — снова ухмылка. — Ты так быстро приближаешься к правде, будь добр, поведай мне о своих методах, Фрэнки. — Я был в Хосмане. Франклин рассказал мне обо всём. — Интересно, — он задумчиво уставился вдаль. — Если он ещё жив, значит, уже глубокий старик, но какого чёрта он забыл в Хосмане? — А с чего его там быть не должно? Он там родился — там и умрёт. Душу дьяволу за богатства не продавал. — А с того, что в Хосмане уже давноооникого нет. — Что значит — нет?! — Да там же чистые руины, — Джерард снова посмотрел на парня. — Ещё во время войны по нему пришёлся крупный прилёт. Большинство населения погибло, а те, кто выжил — навсегда остались калеками. Хотя… В голове парня начал складываться пазл. Отец подумал, что он опять был под воздействием наркотиков лишь потому, что, как знаток этих мест, знал, что Хосман — ничего более, чем руины. Выходит, что его ранние предположения оказались неверны и посторонние люди, что появлялись на территории замка раньше, — в том числе и парень, обнаруживший записку Джерарда, — приходили из другого населённого пункта. Но почему он попал именно в этот проклятый призрачный городок? — Что? — Вполне возможно, что он вернулся, ведь это было примерно в то время, как он улизнул в Штаты. — Почему тогда город казался жилым? Не было там никаких руин. Я разговаривал с местными в баре, купил у бармена бутылку спиртного, затем ловил на себе косые взгляды местных, когда шёл по улице. И Франклин так же упоминал, что его якобы все сторонятся. — Ну, дьявол играет с нами злые шутки, — он пожал плечами. — Всем заправляет Опреа. Но это ненадолго. — По-моему, он заправляет всем уже очень-очень долго. — Ну, ведь должна же присутствовать сменяемость власти, — Уэй хитро подмигнул, что Фрэнка очень насторожило. — У меня свои планы. Обо всей этой чепухе спросишь у него лично. — Лично? Что? — Лично. Подготовься. Я приду за тобой, когда будет нужно. Он легко чмокнул Фрэнка в уголок губ, а затем просто встал и пошёл прочь. — Подожди! — окликнул его Айеро, и Джерард, как ни странно, обернулся. — А ты… ты придёшь только когда будет нужно? — Нет, — на бледном лице засияла счастливая улыбка. — Теперь я буду приходить постоянно.