when you and i collide, you bring me to life

Чимин проходит вглубь комнаты с распахнутым ртом, оглядывая стены. Он, словно ребёнок, заинтересованно смотрит на все вокруг, сглатывая скопившуюся слюну и поворачиваясь к Юнги. — Г-господин, — вырывается у Чимина изо рта само собой, — А сколько у нас есть времени? Мы можем попробовать что-то, что здесь есть? Это... — У нас здесь есть столько времени, сколько пожелаешь, — отзывается Юнги с улыбкой, прикрывая дверь за ними и обвив рукой талию Чимина, чтобы тот не отставал от него на их небольшой экскурсии, проводит вперед, — Мы обязательно попробуем, любимый, попробуем все, что захочешь. Мы можем прийти сюда, когда тебе захочется, и пробовать все подряд, пока ты не устанешь или не перехочешь. Теперь эта комната и твоя тоже. — Выглядит просто завораживающе, — признается омега, — Гораздо лучше, чем красные шахматы. Юнги усмехается. — Это в сто раз лучше любых шахмат, милый мой, хотя их я тоже люблю. Чимин ходит за мужем, разглядывая все вокруг широко распахнутыми глазами с неподдельным интересом. Кажется, что все то время, пока секс-шопы вообще существовали, весь клан понемногу воровал из них различные игрушки, чтобы собрать собственную коллекцию. Юнги проводит младшего вдоль шкафов и стеллажей — слишком большие игрушки не помещались ни в какие ящики, поэтому дилдо разных, но все больших размеров и в длину и в ширину, разной формы и окраси стояли внизу, на специально выделенной высокой полочке. С вибрацией и без, дилдо с двойным наконечником, с трубочкой для искусственной спермы и без нее, с узлом и обычные — все было. Следующим был шкаф с разношерстными пробками — металлические с разнообразными бриллиантиками на наконечнике, анальные шарики — со стоппером и просто на нити — также разных размеров, пробки с кошачьими, лисьими и заячьими хвостиками, резиновые пробки. Отдельное место в этой секции было посвящено бужам, аккуратно уложенным по четырем ящикам — металлические с разными рельефом и длиной и с кольцом на конце, резиновые, совсем маленькие, для "первых шажков" в этой экзотической практике, с вибрацией с пультом и дистанционным управлением. Еще один был посвящен только бандажу и всему сопутствующему: веревки разной мягкости, длины, цвета и материала, портупеи на разные части тела, наручники и ошейники. — А это мой любимый, — объявляет с ноткой гордости Юнги, открывая мужу двустворчатый высокий шкаф. Внутри лежали разнообразные плетки, хлысты и ремни также разного характера, но большая часть из них была, конечно, черной — Юнги черный цвет казался лаконичным в играх, тем более, что красная комната называлась так больше не из-за красных стен и обивки, а из-за того, что весь свет в комнате был красным. Конечно, его можно было сделать и обычным, но Юнги очень нравился антураж и атмосфера игр и секса под красным освещением, и кстати, черный был единственным цветом, который был отчетливо различим под данным освещением. — Я ничуть не удивлен, — улыбается омега, хмыкая, — Раз Вы такой любитель дисциплины, то без такого не обойтись. Я уверен, Вам с Намджуном приходилось не редко пороть здесь Сокджина. Юнги сует руки в карманы, вздыхая. — Еще у нас есть отдельный шкафчик для петплея, вроде всяких ушек и атрибутики. У красной комнаты есть второй этаж, вон там лестница, — он тянет руку и указывает пальцем на дверь справа от кровати, — Как видишь, на этом этаже, в основном, все для привычного в людском понимании БДСМа, даже кровать есть, а на нижнем этаже мы, что иронично, хоть и спускаемся ниже, но поднимаемся на пару ступеней боли и жестокости выше. Там находятся ножи, скальпели, кресты для привязывания в статичное положение. Мы иногда... Играем там с Сокджином и Намджуном, но, в общем и целом, ей пользуется небольшое количество народу, так что ключи есть у меня и еще у парочки вампиров. Сокджин зовет это "пыточной", но я предпочитаю менее жестокое название "нижняя красная комната". — Оу, — Чимин переводит взгляд на дверь и понимающе мычит, — Значит, я был прав. Точно приходилось. — М, да, Сокджин иногда напрашивается на урок дисциплины, — Юнги согласно кивает, — В общем-то, это все. Тебе хотелось что-то попробовать, да? У меня здесь есть парочка моделей, если хочешь что-то попробовать, но сомневаешься, я могу показать на них, как это работает. Чимин радостно подпрыгивает на месте, когда Юнги вспоминает про то, что они хотели что-то попробовать, и почти бежит в сторону нужных ему шкафов за небольшой плеткой — не хлыстом, а именно небольшой плеткой, ведь на большее он, пока что, был не готов, — берет какие-то первые попавшиеся розовые веревки, которые еле смог найти среди всех остальных, находит повязку на глаза и так же счастливо подбегает к мужу. — Мы можем использовать это? — спрашивает он обнадеженно, протягивая все то, что взял, — Я очень хочу, чтобы Вы связали меня, а потом завязали мне глаза для большего интереса. Ну и, плеточка, если Вам захочется. Можно взять это все? Юнги, на самом деле, был счастлив, что Чимина так увлекло все это — иногда некоторым не очень нравилась обстановка в красной комнате, и Мин был доволен, что его мужу все нравилось. — Конечно, мы можем использовать это, любимый, — нежно отвечает Юнги и гладит Чимина по щеке, кивает на постель, — Ложись, детка, я все сделаю, только эта веревка, которую ты взял... Она довольно жесткая для первого раза, любовь моя. Ты ложись, а я пока возьму другую, помягче, чтобы пока не вредить твоей коже, а просто зафиксировать твои конечности, хорошо? — Простите, я просто знаю, что это очень красиво и интересно, но в таких тонкостях я не разбираюсь, — извиняется омега чуть виновато и укладывается на кровать, о чем его и попросили, — Я просто очень хотел розовую, а это первая которая попалась мне на глаза, — объясняется он, приподнимая бедра, чтобы стянуть с себя черные спортивки, которые аккуратно складывает и убирает в сторону — Юнги все еще не любил беспорядок, — оставляет на себе красные кружевные стринги — а Джиэ не ошиблась с цветом, — так как судя по поведению мужа, когда Чимин был в кружеве и предлагал его с себя снять, Юнги это очень заводило. Юнги ждет, пока Чимин уляжется, выбирает веревку такой же длины и цвета, но из другого материала, чтобы не причинить мужу дискомфорта. Он притягивает Чимина к краю кровати осторожно, садит боком к себе и начинает обматывать веревку с шеи. — Пока я вяжу тебя, давай я расскажу тебе пару правил. Пока что ничего серьезного и сложного, просто два простых правила, хорошо, любимый? — Правила? Хорошо, — отзывается омега задирая голову, чтобы Юнги было удобнее обвязать его шею веревкой. — Первое — ты зовёшь меня "Господин" и на "Вы". Я допускаю "папочка", но больше предпочитаю здесь первое. Еще до того, как мы начали приготовления, просто как только мы заходим в эту комнату — помни об этом правиле, — он делает пару узлов на груди Чимина, сгибает его руки над его спиной, сделав пару узлов рядом друг с другом и два ниже, обвязывает в несколько петель руки, дергает, чтобы проверить крепость, а затем ведет веревки на талию, обматывая вокруг в два кольца. Следующее его действие — он пускает по два конца веревки на каждую ногу, кладет Чимина на живот и сгибает его ногу. Юнги делает три петли с шестью узлами на каждой ноге, приматывая икру к бедру, фиксируя ноги в согнутом положении, — Вот так, детка. Отлично. Ты выглядишь просто умопомрачительно. — Как удачно я угадал первое правило, — чуть хихикает он, — Мне даже неосознанно хочется называть Вас Господином, когда мы в таком окружении. Атмосфера для этого очень подходящая. Но я обязательно запомню, — обещает Чимин, расслабляя мышцы, чтобы Юнги мог сгибать и менять положение его конечностей, да и всего тела, как ему будет удобнее, поворачивает голову назад, смотря на Юнги с улыбкой, — Я очень рад, что вам нравится, вы всегда делаете мне комплименты. Это очень приятно. Юнги проверяет все узлы на прочность — в общем и целом все действия у него заняли минут семь, может восемь — он успел наловчиться, и это его радовало. Он подкладывает подушку под щеку, чтобы было удобнее лежать, и бедра Чимина, если тот вдруг захочет потереться обо что-то. Юнги "расчёсывает" пальцами нити плети, а затем надевает повязку на глаза Чимина. — И второе правило, — напоминает Юнги, — Ты говоришь мне "спасибо" каждый раз, когда ты получаешь удар, ведь я делаю твоему телу одолжение, — сообщает он и ведет плетью, "гладит" чужую кожу на шее, плечах и лопатках. Юнги ударяет по чужой спине и обводит это место лентами плети. — Хорошо, мой Господин, — отзывается Чимин и тут же вскрикивает от неожиданности — вот, чем его привлекали завязанные глаза. Эффект неожиданности, — Спасибо, Господин, — благодарит он, ведь, наверное, раз правило было оглашено, то оно уже действует. — Это был пробный удар. Я буду бить тебя вот с такой силой, — он с несильного размаха бьет по оголенной коже на ягодицах Чимина, — Скажи мне, если я должен буду подкорректировать силу удара. И, самое главное, детка: не забывай про наши цветовые обозначения, это важно. — Ах, спасибо! Вот так очень хорошо, хорошая сила удара, — еще раз отзывается он в ответ на новый удар, а Юнги, видимо, решил еще немного поиграться, щекотя его стопу и выбивая легкое хихиканье, после которого следует еще две благодарности за удары. — А теперь, мальчик мой, скажи мне, — Юнги ведет лентами плети по его бедру и бьет дважды, — Ты был хорошим мальчиком сегодня? Расскажи мне, почему я должен быть снисходителен к тебе сегодня? — Да, Господин, я был сегодня хорошим мальчиком, я сегодня вел себя очень хорошо, — тут же отзывается младший, — Мальчик был дружелюбен ко всем, никому не нагрубил, не язвил и никого не ослушался. У мальчика сегодня было просто прекрасное примерное поведение, и он заслужил, чтобы его Господин был с ним снисходительным сегодня. — Это просто прекрасно, — отзывается Юнги мягко, именно снисходительно, — Ты знаешь, твой Господин очень строгий. Ты знаешь это? И мои награды варьируются по таким же строгим порядкам: я смотрю на твое поведение до сессии в красной комнате, во время сессии и после, перед тем, как доставить тебе то количество удовольствия, которое ты заслужил, — Юнги бьет по бедру омеги, рядом с коленом, дважды, а затем по ягодице. — Да, я знаю, мой Господин бывает очень строгим, когда я его не слушаюсь, — отзывается Чимин, и получает два удара, — Ах, Господин, спасибо! Спасибо! Да, Господин, вы очень добры, — соглашается Чимин и чуть потирается возбужденным членом о любезно предоставленную ему подушку. — Сначала я снисхожу до доброты к тебе. Я уже добрый, верно, мой мальчик? Значит, первую ступень ты прошел, ты умница. Маленькая, — удар, — Хорошенькая, — удар, — Умница, — он оглаживает рукой начинающую расцветать лиловым кожу на чужой ягодице, пока младший благодарит его за полученные одолжения, — Следующее, что я могу сделать — снять с себя перчатки. Тебе ведь нравится чувствовать руки твоего Господина на себе, верно? И тебе наверняка осточертеют мои прикосновения через кожу, поэтому рано или поздно ты должен будешь вести себя очень хорошо, чтобы я сделал это. Ты же будешь маленьким послушным омежкой для своего господина, правильно? — Да, Вы чертовски правы, я буду очень послушным омежкой для Вас, чтобы Вы были мною довольны и подарили мне прикосновения своей кожей. Юнги был уверен, что Чимин был в порядке и предполагал, что ему хорошо — все-таки, лежать с закрытыми глазами под аккомпанемент из тихого, расслабленного и густого голоса Юнги, читающего ему лекцию о послушании и уровнях награды наверняка занимательно и возбуждающе. Никакого дыхания и сердцебиения, только острые ощущения и немного боли. Пока что. Юнги знал, что Чимин терпеливый, и он собирался раскрыть потенциал его терпения до конца в этой комнате. — Затем, — он ведет лентами плети по рукам Чимина и бьет его по запястьям. — Затем? — переспрашивает Чимин, услышав достаточно затянувшееся молчание, — Ах, спасибо, Господин! — решение надеть на себя повязку было точно не лишним. — После того, как я посмотрю на твое поведение после сессии, я решу, получишь ли ты самую большую награду — мой член. Ты меня понимаешь? Ты получишь мой член только в том случае, если будешь очень послушным омегой здесь. — Я понимаю, я буду послушным, Господин, обещаю. Очень послушным, Вы ведь знаете, каким послушным я могу быть, если я очень сильно захочу. Юнги бьет по чужим лопаткам дважды и жадно сглатывает, обводя тело мужа взглядом: Чимин позволил ему управлять собой здесь, а теперь у Юнги наружу рвется его садист, который совсем не был похож на маленького собственника внутри: его садист не советовался и не спрашивал разрешения выйти, он просто появлялся, как черт из табакерки, и захватывал разум, заставляя думать о иногда просто ужасных вещах. И Юнги даже не мог это контролировать. Точнее, мог отчасти, ведь если бы не контролировал совсем, то давно бы уже воплотил свои мечты в реальность, а не строил из себя примерного Господина. Он обводит взглядом тело Чимина и думает о том, как было бы хорошо исполосовать все тело Чимина глубокими продольными ранами от хлыста. Чтобы не просто следы, а раны. Кровоточащие, болезненные, сочащиеся благоухающей чёрной густой кровью. Он не любил это делать, часто корил себя за такое отношение после сессий, но ему хотелось довести Чимина до слез, до истерики, чтобы он бился в конвульсиях от боли, а его тело все равно предательски реагировало возбуждением. Юнги знает, как это сделать. И его внутренний садист держался и не вырывался лишь потому, что Юнги не сразу, но в конечном итоге приходил к тому, о чем тот просил. Джин, возможно, был слишком легкой целью для него — за каких-то пятнадцать лет Юнги приучил его не просто к боли, а к пытке, которая заводила его и заставляла его течь, как от самого сладкого наслаждения. Он даже не спрашивал разрешения, хотя у Чимина его спросить надо будет все-таки, просто очень медленно, ласково и заботливо отнимал удовольствие и заменял его болью, но никто не чувствовал разницы из-за растянутости процесса. Юнги бы даже книгу какую-нибудь длинную про это написал, но это, возможно, немного незаконно. Однако заметки у него были, чтобы сохранять темп и результаты процесса на бумаге. — Запомни, в этой комнате я делаю тебе одолжения, — Юнги ударяет плетью дважды: сначала по одному плечу, а затем по второму, — Я касаюсь твоего тела, взаимодействую с ним, предоставляю тебе спектр чувств от абсолютного наслаждения до адской боли, и ты должен быть благодарен за то, как я с тобой обращаюсь, — он опускает плеть, невесомо проходясь по коже, бьет трижды по чужим ягодицам, — Потому что то, как я обращаюсь с тобой на девяносто пять процентов зависит от того, как ты ведёшь себя. Если ты всегда будешь вести себя, как порядочный мальчик в этой комнате, то я буду добр к тебе: я доставлю тебе удовольствие в конце сессии, чтобы ты ни в коем случае не остался неудовлетворенным, но если ты будешь проказничать, мальчик мой, — Юнги наклоняется к уху Чимина, — Мне придется заняться твоим воспитанием, а это, поверь, будет очень неприятно для тебя. Я довольно неприятен, когда я зол, так что если хочешь видеть меня добрым, ласковым и снисходительным в этой комнате — старайся думать об этом заранее. Веди себя хорошо, и здесь ты получишь только удовольствие, возможно, через легкий дискомфорт или незначительную боль, как сейчас. Тебе ведь нравится, верно, малыш? Нравится, как твой Господин обращается с тобой? — он еще два раза бьет по бедрам. Чимин каждый раз удивляется своему поведению и своим реакциям в постели, когда Юнги делает с ним что-то подобное. Он ведь не любил боль и отчетливо помнил, как плакал от страха и неприятных ощущений забившись в угол, чтобы спрятаться. Так почему сейчас, после ударов, из его рта вместе с благодарностями за эти самые удары вылетают довольные стоны? Наверное, просто потому что это Юнги. Чимин продолжает отзываться благодарностями и стонами на каждый удар. Да, было немного больно, ведь это удары, но они приносили и не меньше удовольствия, когда кожу просто начинало немного жечь и пощипывать на местах покраснений, а когда плеть проходилась по уже израненным участкам кожи, Сатана, это было еще приятнее, аж до мелких слезинок из глаз. — Да, Господин, — отвечает Чимин, — Спасибо Вам, спасибо большое. Мне очень нравится, когда мой Господин обращается со мной так. Очень нравится, Господин. Я клянусь Вам, что буду стараться быть здесь самым послушным и порядочным мальчиком. Мое поведение будет на высшем уровне, и Вам не придется давать мне уроки хорошего поведения и как-либо воспитывать меня. Я буду эталоном примерного поведения, чтобы радовать Вас и получать подаренное мне удовольствие от Вас, Господин, — обещает Чимин, продолжая потираться о подушку сквозь белье, которое намокало все больше и больше с каждой секундой. — Это просто прекрасно, — отмечает Юнги, — Я рад, что ты согласен быть хорошим мальчиком в этой комнате и вне. Это, знаешь ли, в твоих же интересах, — он ведет плетью по спине Чимина, затрагивает лентами кожу под веревками. Юнги ставит одно колено на матрац, чтобы огладить рукой искалеченную кожу. Чимин чувствует, как сзади него кровать проминается под весом сужого тела — с завязанными глазами начинаешь больше замечать, что происходит вокруг, задействуя другие чувства, — надеется, что раз его начинают мягко поглаживать по коже, то он получит и член так быстро, однако, вопреки его ожиданиям, Юнги мнет его кожу под пальцами, легонько похлопывает и, отдернув руку, бьет, повторяет эту манипуляцию несколько раз, заинтересованно разглядывает расцветающие с каждым новым ударом лиловые полосы от лент плети. За каждый из этих ударов Чимин, как и обещалось, его благодарит. — Я смотрю, ты уже намок, мой мальчик, верно? Это просто отлично. Мне нравится, как твое тело реагирует на удары, — Юнги присаживается, подтягивает к себе бедра Чимина. — Да, Господин, я уже, — соглашается Чимин, — Мне нравятся не только удары, но и сама атмосфера. Тут красивое освещение и обстановка. Ваш голос такой тягучий, низкий, хриплый и приятный. Все это вместе просто не может меня не заводить, — объясняет он, чуть подвиливает бедрами. Юнги тянет вниз его белье, просто чтобы открыть себе нужные участки кожи, ведет плетью по ягодице и бьет дважды, а затем проводит лентами плети по сжатому, но влажному кольцу мышц, бьет прямо по нему, а затем успокаивающе гладит пальцами. — Спасибо, Господин! Ах, еще раз спасибо! — отзывается Чимин на привычные шлепки по ягодицам, но, когда получает удар промеж них вскрикивает от боли и неожиданности, — Ай, Господин! Спасибо! — все же отзывается он, ведь правило нарушать нельзя. Юнги проскальзывает одним пальцем внутрь, мягко оглаживает подушечкой пальца бархатную стенку, проталкивает следом второй палец и, задержав плеть между двумя пальцами другой руки, давит другими пальцами, прижимая бедра Чимина плотнее к подушке. — Подвигай своими бедрами, насадись на пальцы своего Господина, пока он добр к тебе, — предлагает Юнги — он не забыл, что все еще в перчатках, просто он ждал, пока Чимин сам попросит его снять их. У Юнги в красной комнате нет цели заиметь обычный секс с проникновением — в красной комнате главное его целью было устроить шоу, а получится ли в конце устроить секс — второстепенно. Чимин, наверное, обрадовался бы, если бы его начали растягивать как обычно, но сейчас было достаточно неприятно, потому что кожа была не человеческая, и даже не вампирская, а животная и довольно грубая, что было достаточно неприятно внутри. — Да, конечно, Господин, только... Пожалуйста, можно вы снимите перчатки? — спрашивает он, вежливо, повернув голову на старшего, будто бы мог заглянуть в его глаза сквозь плотную черную повязку, — Я бы очень хотел почувствовать Ваши пальцы в себе, а не кожаные перчатки. Ваши пальцы гораздо лучше ощущаются, когда их прикосновению ко мне не мешает ничего, — объясняет он. Дожидаясь, пока его Господин снимет перчатки, Чимин потирается своим жаждущим внимания членом о подушки, а когда тот вновь проталкивается в него, начинает послушно подмахивать ему бедрами по его просьбе, дабы опять же показать, что он очень послушный мальчик. Юнги ухватывается за плеть посильнее, протолкнув пальцы до костяшек, замахивается и максимально сильно бьет по чужим ягодицам, в этот же момент давит одним пальцем на чужую матку, а другим пальцем — на простату, заставляя Чимина сначала сладко, тягуче застонать, а после вскрикнуть от неожиданной боли. Он водит плетью по только-только нанесенным следам — они не были легонькими, они уже успели почернеть от силы нанесенного удара. Юнги толкается пальцами по тем же направлениям и с такой же силой бьет по тому же месту. Чимин сам уже не знает, от чего кричит — от того, как хорошо в него толкаются чужие пальцы, стимулируя чувствительные зоны, или же от боли, расходящейся по его коже от сильных ударов. Юнги поступает максимально незаконно — он заставляет Чимина путаться в реакциях его организма. — А-а-ах, Господи-ин! Спасибо-о, — стонет Чимин громко-громко, старательно проговаривая каждое слово, ведь хотелось просто стонать без всяких уточнений, просто показывать, что ему хорошо, но он сам обязался выражать свою благодарность за каждый полученный удар, — Спасибо, Господин, Вы самый лучший! Спасибо, что, ах..! — он неожиданно прерывается. Юнги наклоняется к исполосованной коже и кусает, довольно глубоко, до крови, а затем дважды сильнее бьет по укусу, сильно придавливая матку и простату через слой кишки, — Спасибо, что делаете так приятно моему телу! Спасибо, спасибо, Господин! — Хороший мальчик, — хвалит его Юнги, продолжая толкаться пальцами внутрь. Он добавляет еще один, продолжая безостановочно бить чужие ягодицы — кажется, Чимин на барбекю после охоты будет стоять. И в машине будет ехать, лежа на животе. — Я очень стараюсь, Господин, — отзывается омега тихо, продолжая подмахивать бедрами навстречу толчкам уже большего количества пальцев и благодарить Юнги за все нанесенные им удары, а после, уже гораздо громче и с криками, но все еще благодарит его за расцарапанные ногтями укусы на одной из ягодиц, пока по второй его не перестают бить плетью, — Спасибо, Господин, я очень стараюсь, — произносит тихо, продолжая подмахивать бедрами навстречу толчкам уже большего количества пальцев и благодарить Юнги за все нанесенные им удары, а после, уже гораздо громче и с криками, но все еще благодарит его за расцарапанные укусы. — Конечно, я делаю одолжение твоему телу, оно ведь у тебя такое прелестное, а ты такой хороший маленький послушный мальчик, — отмечает Юнги. Он разводит пальцы, а затем, вынув пальцы из омеги, переворачивает его на спину, заставляя тихо зашипеть от неудобства — узлы на спине впивались в кожу, — и, оттянув его подбородок, проталкивает в его рот все три пальца, до костяшек, — Возьми их. Будь хорошим мальчиком. А теперь, мальчик мой, я думаю, ты заслужил член Господина в награду, верно? Сегодня ты, как и обещал, был эталоном хорошего поведения. Умница. Хороший мальчик. Ты получишь мой член, но это нужно тебе, так что моим раздеванием займешься именно ты, — Юнги обводит свободной рукой тело Чимина — хорошо, что его грудь и живот веревки закрывали не так плотно, как на спине. Омега послушно обхватывает губами три протянутых ему пальца, даже не пискнув от недовольства, ведь те были очень сладкими, да и плюсом ему пообещали член в его заднице, так что это было очень даже неплохо. Юнги не собирался церемониться с Чимином, как он это делает вне комнаты. Он садится на грудь Чимина, чешет его за ушком и вплетает пальцы на правой руке в его волосы, массирует его кожу головы, а затем тянет вперед и чуть вверх, вжимая носом Чимина в собственный пах. Сквозь брюки альфы уже отчетливо был виден стояк — Чимин, даже будучи связанным, просто лежащий на постели и выкрикивающий благодарности, был ужасно горячим. Омега немного удивляется, когда ему явно дают понять о том, что он должен раздеть Юнги без помощи рук, ведь изначально, если честно, Чимин думал, что его вновь перевернут и позволят попытаться сделать это руками, но, когда тебе тычут лицом себе в пах, все становится очевидным. Юнги вынимает из кобуры револьвер и прижимает дуло под челюсть омеги. — Расстегивай, — рыкает Юнги, наклонившись к уху с другой стороны, но не так чтобы агрессивно, а его рык даже больше напоминал мурлыканье, настолько он был ласковым, — И снимай с меня белье. Укусишь меня, — он взводит револьвер и сильнее давит на одну из венок дулом, показывая, что случится, если Чимин нечаянно укусит его. — Да, Господин, — тут же отзывается омега, услышав команду и почувствовав дуло револьвера около челюсти, нервно и даже испуганно сглатывает, услышав характерный звук, оповещающий о том, что старший возвел курок, — Я понял, понял, я не буду кусаться, клянусь клыками, — обещает он и все же выдыхает, будто пытаясь расслабиться. Чимин выпускает свой длинный язык, надеясь использовать и его. Он осторожно нащупывает язычок молнии и зажимает его губами плотно, осторожно стягивая вниз, чтобы расстегнуть молнию, но, справившись с ней и потянув за край брюк, чтобы открыть себе доступ к белью Господина, он понимает, что брюкам все еще что-то мешает. Блять, пуговица. Чимин нащупывает ее языком и хватается,зубами за ткань, оттягивая ее в сторону, чтобы пуговица вылезла из разреза, с чем вполне удачно справляется. Чимин осторожно оттягивает ткань брюк в разные стороны и теперь перед ним стоит еще одна достаточно сложная задача — стянуть тонкое белье, не задев зубами чужой бледной кожи. Чимин решает использовать, как ему казалось, авторскую технику. Омега осторожно подцепляет длинным языком нижний край белья со стороны левой ноги, проводит языком по коже, высовывая его через верхний край, и заворачивает внутрь, подгибая на себя кончик языка, тем самым захватывая ткань, стягивает ее вниз постепенно, позже, осознав, что схема рабочая, проделывает такое с другой стороны, выпуская истекающий смазкой венистый член наружу, который легонько обводит языком снизу и чмокает, потянувшись к головке. Юнги внимательно наблюдает, когда Чимин заканчивает, он откладывает револьвер в сторону, гладит мужа по щеке и, оттянув его за подбородок, толкается в его рот так, что его член упирается головкой во внутреннюю сторону его бархатной щечки. — Молодец, мальчик, — хрипло и ужасно довольно говорит Юнги, почти мурлычет, — Знаешь, что я собираюсь сделать с тобой в этой комнате? Я буду делать тебе так приятно каждый раз, когда ты будешь отсасывать мне, что через пару-тройку лет ты будешь кончать просто от того, как трахаю твое сладкое горло. Я сделаю тебя настолько чувствительным, что ты будешь получать оргазм и звезды перед глазами лишь от того, что я вгоняю в твою прекрасную узкую задницу свой член. Я клянусь тебе, я сделаю в этих стенах из тебя самую настоящую маленькую похотливую шлюшку, и ты не сможешь противиться, потому что тебе будет хорошо здесь. Омега мычит согласно, в ответ на речь старшего, ощущает, как от таких разговоров возбуждается еще сильнее, а его член, все еще находящийся в белье, к которому ни разу не прикоснулись руками, чего он очень жаждал, начинает подрагивать, будто выпрашивая внимания. Он ликует про себя, когда Юнги слезает к его груди и перемещается к его ногам, молясь Сатане, чтобы он делал это не ради еще немного поразвлекаться, а чтобы наконец дать ему член, а может и два, и, видимо, молитвы сработали. Юнги гладит его по внутренней стороне бедер, а затем проскальзывает членом внутрь, входит до конца вместе с узлом, заставляя младшего протяжно застонать, почувствовав долгожданную заполненность внутри. Мин щурится — специально вязал узлы так, чтобы верёвка проходила прямо по соскам Чимина и терлась о них, когда он дергался. Не прогадал: веревка все еще на месте. Он одной рукой хватается за веревку за бедре Чимина, чтобы было удобнее, пока наматывает на руку петельку на конце ручки плети, выходит, заставляя между головкой собственного члена и чужой кожей растянуться пару нитей густой смазки, а затем с размаху бьет по чужому оголенному животику и грубо толкается внутрь, даже, кажется, сразу же попадает по простате. Он начинает ритмично, но не быстро вбиваться в чужие бедра с отлично слышимым чавканьем и шлепками, пока в такт своим толчкам бьет плетью по животу омеги и его груди. Чимин вскрививает от боли и неожиданности, вздрагивает, от чего чувствует, как по его соскам проезжается плотная веревка, и не сдерживает довольного стона с благодарностью, которые повторяются каждый раз, когда его Господин толкается внутрь, бьет плетью, а веревка массирует чувствительные соски. Юнги ускоряет толчки, толкается грубее, наверняка оставляя на бедрах Чимина синяки от своих собственных, но это не было плохо, наоборот, его внутренний собственник ликовал от этого. Юнги нравилось то, что у Чимина были закрыты глаза — во-первых, это означало, что он всецело доверяет ему, а это не могло не радовать, а во-вторых это было интересно с той точки зрения, что Чимин не знал, что с ним собираются делать. Этот эффект неожиданности и своеобразной вседозволенности заводил Юнги еще больше. Он разглаживает "хвост" плети и расчёсывает пальцами его ленты, а затем ударяет по нижней части живота, прямо рядом с пахом. Он щурится довольно, несколько раз бьет по уже видимым полосам на животе, прямо около солнечного сплетения. Юнги между пальцами ласкает головку чужого члена сквозь кружева, мягко оглаживает, наклоняясь к шее Чимина — плевать, что он уже несколько лет как не человек, от этого его кровь не переставала быть вкусной. Если бы Чимин мог, он бы сейчас просто извивался от удовольствия, которое Юнги доставлял ему прямо сейчас на этой самой кровати. Он старается изо всех сил подмахивать бедрами Юнги навстречу, оперевшись руками на кровать и толкаясь таким образом в нужную сторону. Омега взвизгивает от боли, получая удар плетью около паха, ведь, кажется, это было даже больнее, чем все предыдущие, возможно, именно из-за самого места, на которое пришелся удар, но, не смотря на всю боль, он так же не забывает благодарить своего Господина за каждый нанесенный удар — если не будет, то вместо болючих, но все же приятных, ударов, получит что-то помощнее и не такое приятное. — Скажи "спасибо", — рычит Юнги в чужое ухо. А вот теперь он рычит уже злобно, довольно агрессивно, — Скажи "спасибо" за то, мальчик, что твой Господин прямо сейчас собирается воспользоваться твоим телом, как десертом, — он проталкивается до основания и, чуть поменяв угол, теперь он вбивает бедра Чимина в матрац очень быстро. — Спасибо, Господин, — подчиняется Чимин, произнося это со стоном, довольствуясь прикосновениями к своему члену, — Мне очень льстит, что Вам настолько нравится мое тело и моя кровь, что Вы предпочитаете это всем существующим во всем мире десертам. Я очень рад дарить и Вам удовольствием, любыми способами, особенно таким приятным и для меня самого способом, — признается он, продолжая стонать от еще более быстрых и резких толчков. Юнги кусает кожу на чужой шее прямо под ухом, припадает к ранкам губами и жадно пьет — он не боится в этот раз, что выпьет все без остатка. Он, конечно, не собирался этого делать в любом случае, но даже если бы это и произошло, Чимин все равно должен был бы поблагодарить его. Такие уж порядки в красной комнате — тобой пользуются, а ты должен быть благодарен. И если это даже и выглядит слишком эгоистично и лицемерно, Юнги научит Чимина наслаждаться этим со временем. Он и так его довольно сильно избаловал — постоянно дарит ему по несколько оргазмов, а ведь в красной комнате, обычно, дай Сатана тебе вообще за всю сессию дадут кончить. Юнги был строгим: выслужить у него хотя бы прикосновение — почти непосильная задача. Просто он пока что жалеет Чимина. Он кусает Чимина еще несколько раз — дважды рядом с первым укусом, и последний раз — прямо под кадыком. Чимин наслаждается своим любимым ощущением, которое открыл для себя только с появлением Юнги в его жизни — ощущением вампирского укуса и того, как его кровь покидает организм с бешенными темпами. Чимин всегда получал от этого просто неописуемое наслаждение, для него было очень сложно вынести секс без единого укуса, метки или хотя бы засоса, ему казалось, что без этого секс нельзя считать таковым, тем более и самому Юнги нравилась его кровь просто до безумства, значит, в этом они точно сошлись. — Я кончу в тебя, а ты примешь все, что тебе дает твой Господин, понял? — оповещает Юнги и отрывается, несколько раз ударяет по животу Чимина плетью, толкаясь в него. — Я приму все до последней капли, мой Господин, — отвечает омега и самодовольно подмечает, — Я каждый раз с удовольствием принимаю абсолютно все, что мой Господин мне дает. Я очень люблю, когда Господин доволен мною, и я могу доставить ему удовольствие еще и своим беспрекословным подчинением. Мин кусает губы и стонет низко, изливаясь глубоко в Чимина, бьет его еще дважды по груди и трижды по плечикам — ему нравилось, как Чимин сжимался вокруг него, как реакция на удары. Чимин улавливает слухом то, как Юнги кончает в него с низким стоном, благодарит его за следующие удары, и улыбается сам себе, отмечая, что смог довести старшего до такого оргазма. — Хороший мальчик, — Юнги проскальзывает рукой под трусики Чимина и водит рукой по его члену, — Умница. Ты заслужил удовольствие. Ты можешь кончить, когда тебе захочется. — Спасибо, Господин, я очень старался, — признается Чимин и вздрагивает, когда Юнги проскальзывает под его белье, — Ах, спасибо, Господин, я уже буквально на грани, держусь из последних сил, — хнычет он и кончает буквально через пару движений чужой руки по его члену с громким стоном. Ему требуется немного времени, чтобы отойти от оргазма, после чего тихо и сдавленно он просит: — П-пожалуйста, Господин, можно мне маленький поцелуйчик за мои старания? — Да, малыш, я знаю, что ты очень старался, и ты просто умница. Умница, — подтверждает Юнги, кивая. Он продолжает оглаживать чужой член, пока тело Чимина не перестанет дрожать от оргазма, а затем наклоняется к его лицу, стягивает с омеги повязку, — Можно даже самый большой поцелуй, детка, ты просто отлично постарался, — отзывается он и, ведя вдоль всего тела младшего ладонями, затягивает его в мягкий поцелуй, а Чимин отвечает с милой улыбкой в чужие губы, прикрывая глаза самозабвенно. Юнги аккуратно расслабляет узлы на ногах, освобождая сначала их, затем руки, а в конце уже и грудь. Он кое-как сматывает ее, просто чтобы не запутаться в ней, закидывает ноги мужа на свою поясницу и водит по ним, разминая следы от веревок, берет его руки и мягко целует запястья и предплечья, которые также подверглись довольно тугому связыванию. Он укладывает ладони на щеки Чимина и еще раз целует его, а затем заглядывает в глаза обеспокоенно: — Как ты, любимый? Все в порядке? Тебе все понравилось? — заботливо и ласково спрашивает Юнги, поглаживая Чимина по щекам и шее. Он нежно плывет поцелуями по шее Чимина, вылизывает оставленные ранки, чтобы те заживали быстрее, гладит его по груди, а затем зарывается пальцами в волосы, — Ты мой хороший, мой милый. Я люблю тебя. Очень сильно. Ты знаешь? —Я знаю, душа моя, я тоже люблю тебя. Безумно сильно. Ты такой цифры не знаешь, которая бы описала насколько сильна моя к тебе любовь. А еще я очень в порядке, родной, — улыбается омега и разглаживает волосы мужа, расчёсывая их ногтями, — Мне очень понравилось. Достаточно интересный опыт. Мне всегда хотелось, чтобы ты завязал мне глаза и использовал плетку. Мне так понравилось, что я не знал, когда именно ты ударишь, было в этом что-то интересненькое. И связал ты меня очень красиво, так что я в полном восторге, — подытоживает он и чмокает мужа в носик. — Я рад, малыш, что тебе все понравилось. Не представляешь, как рад. Надеюсь, мы еще вернемся сюда, — Юнги усмехается, — Ты не представляешь сколько всего мы еще можем тут сделать. Он, конечно, любил грубость, но когда сессия закончена, он не планировал оставлять своего любимого без ласки, которую тот несомненно заслужил. — Принести тебе чего-нибудь или, может, хочешь, чтобы я отнес тебя наверх и ты отдохнул? — Подожди немного, любимый. Омега осторожно разминает мышцы, потирая кожу, освобожденную от узлов, и мягко оглаживает тело мужа. Он закидывает на него не только ноги, но и свои руки, плотно прижимая его к себе, думая, что уже можно, тихо хихикает в чужие губы, сам не зная почему, наверное, просто из-за того, как был счастлив находиться рядом с ним и нежиться в его объятьях с мягкими поцелуями. Он позволяет Юнги позже поцеловать и его руки, продолжая довольно хихикать — интересно, у всех так поднимается настроение после Мессы и сессии в красной комнате? Потому что у него явно да. Чимин расплывается на кровати, полностью удовлетворенный своим времяпрепровождением, продолжая расчесывать волосы Юнги ногтями. Они все же оказались довольно удобными. Он обязательно нарастит их себе подлиннее. — Пойдем наверх, — предлагает он, — Я хочу немного отдохнуть. Но сначала нам нужно в ванную. Возьмешь меня на ручки? Юнги был жутко доволен тем, что Чимину понравилось, а поэтому, отнеся того в ванную, лишь счастливо целовался с ним в душе — он был счастлив, потому что был любим со всеми своими наклонностями и фетишами, был счастлив, потому что Чимин все это разделял и поощрял. В голове Юнги всегда возникал вопрос: если бы не Чимин, то кто? Наверное, если бы судьба не решилась пожалеть его и если не Чимин, то никто. Или, может, обычный кто-то, кто не любил бы Юнги так сильно. Через час, вернувшись из душа, где долго и мягко целовались под струями горячей воды, они уже сладко спали — не факт, что у Юнги сон был таким же сладким, как у Чимина, но он на это по крайней мере очень надеялся. Иногда у Чимина в голове мелькала мысль о том, что, возможно, он, будучи новообращенным вампиром, ведет себя как новорожденный ребенок, ведь все эти два с половиной года, предпочитал спать большую часть суток, словно маленький ребенок, хотя до обращения всегда был достаточно бодрым. Он надеется, что годам к двадцати максимум это у него уйдет, и он сможет не спать по несколько суток, что часто делал Юнги.

***

Чимин просыпается за три или четыре часа до оговоренного времени охоты, но, вместо того, чтобы продолжить спать, вспоминает, что собирался разложить свои подарки в своей новой гардеробной. Тут он без Сокджина точно не обойдется, да и даже если бы тот ему ничем не мог бы помочь в этом деле, он бы все равно его к себе взял, чтобы провести с ним побольше времени. — Сокджин-а, — тянет он постучавшись и отворив дверь в комнату Кимов. Когда Чимин входит в соседнюю спальню, Джин разбирает вещи, чтобы решить, что надеть на охоту, а Намджун обыденно проверяет тетради. — Доброй ночи, Чимин-и, — не отрываясь от тетрадей, отзывается Намджун. — Доброй ночи, лялька! — Джин был в одной полупрозрачной ночной сорочке, но это его совсем не смущало. — И вам доброй ночи, — отзывается он с улыбкой, — Зай, ты поможешь мне разложить мои новые вещички, пожалуйста? Можем еще обсудить, куда мы с тобой поедем, что думаешь? Я хотел предложить тебе Милан. Пойдем со мной за подарочками? — Конечно, я помогу тебе! И мы обсудим, куда поедем! — О, Сатана, я так рад, что ты согласился, Джин-и. Мне очень нужна твоя помощь в распределении всей новой одежды с точки зрения самого прошаренного в моде вампира, которого я знаю. Ты же явно шаришь в том, как нужно сортировать вещи, да? Да и ту гардеробную ты сто процентов знаешь лучше меня. Бли-ин, я обязан там найти ящичек для всей моей ювелирки и пирсинга. — Да-да-да, конечно шарю, во всем тебе помогу, но только после… Джин подхватывает Чимина под локоть, пока второй рукой обвивает его талию, выводит из своей комнаты и направляется в "кабинет" Чимина. Тот, конечно, чуть этому удивляется, но было удобненько, так что он не жаловался. У Сокджина были очень мягкие руки, да и сам он был с Чимином очень нежным, так что жаловаться и вправду не на что. — Сначала ты расскажешь мне, как все прошло в красной комнате! Юнги не усердствовал? А то он может. Только, Сатана, не говори мне, что он сводил тебя в нижнюю комнату! Я прибью его! — В красной комнате? — переспрашивает Чимин, — Сатана тебя упаси, Джин, конечно мы не ходили в нижнюю! Судя по тому, как Юнги мне ее описал, я бы вылетел оттуда как ошпаренный! А вообще, все было очень миленько и круто. У вас там десять ограбленных секс-шопов, — хихикает он, — Мы взяли веревочку для бондажа — розовенькую на секундочку, — заявляет он важно, будто это самый главный элемент во всех играх, — Он меня очень миленько, красивенько связал, надел повязочку на глаза, и повязал плеточку. Это все было моей идеей, — будто успокаивает он старшего заранее, — Мне очень понравилось, было очень здорово. Потом Юнги меня закомфортил, и мы нежненько целовались в ванной под душем. Сокджин заходит в комнату Чимина и оббегает всю его гору новых вещей. — Ура! Я так воодушевлен! — ликует он, — Я так хочу все это разобрать! Давай приступим поскорее! Только ты не отвлекайся, ты обещал рассказать, куда ты поехать хотел! Чимин почесывает голову задумчиво, оглядывая всю гору вещей вместе с Сокджином, и, да, кажется, им придется попотеть, чтобы все это разобрать. Он предлагает развестить все вещи в определенном порядке, по цветам и элементам гардероба, сначала поделив на с блестками и без, затем на цвета, а сами цвета на юбки, футболки, брюки и прочее. — Вообще, я планировал, чтобы мы с тобой поехали в Милан, — предлагает младший омега, — Нам с тобой, вроде, не так вредно солнце, как Юнги, а еще это столица моды, да и вообще, Италия — очень красивая и прекрасная страна, по моему мнению. Что ты думаешь на этот счет? — Зайка, Милан звучит ахуенно! — отзывается радостно старший, — Уверен, мы также ахуенно проведем там время! Эй, ты чего застыл? Давай помогай! Честно признаться, Чимин очень часто "зависал", во время их импровизированной уборки, просто пялясь на лицо и тело старшего, после отнекиваясь, что просто задумался. Они заканчивают, наверное, где-то через часа полтора или около того, даже успев разложить в специальный ящичек с мягкими валиками всю ювелирку, которая была в подарках, чтобы не беспокоить Юнги и не забирать остальное из их комнаты. — Джин-и, ты ведь не сильно обидишься, если я уже пойду, мне очень надо кое-что сделать, а ты пока, пожалуйста, доопределись, куда мы все же относим эту штуку, которая розовая, но блестит, шорты, но спереди выглядит, как юбка, — просит Чимин и, чмокнув Сокджина на прощанье в щечку и поблагодарив за помощь, обращается невидимым в ту же секунду, как только захлопывает дверь, уверенным — или не очень — шагом, отправляется в комнату к Намджуну и стучится, — Намджун-а, это Чимин. Можно я зайду, мне очень нужно с тобой поговорить, это очень важно? — он быстро прошмыгивает в комнату, закрываясь, чтобы никто не смог зайти и сбить его с мысли, усаживается на кровать лицом к старшему и болтает ногами в воздухе нервно. Намджун оборачивается на вошедшего в комнату Чимина, придвигает стул, чтобы сесть напротив омеги — раз разговор заявлен был быть серьезным, то нужно серьезно к нему отнестись. — У меня, как бы это сказать... Наверное, я назвал бы это небольшой проблемкой. Мне очень нужен твой совет, потому что я, честно говоря, боюсь сам что-либо делать. Если не ходить вокруг да около, то... Мне кажется... Даже нет, я уверен. Точно уверен, — Мин делает небольшую паузу, собираясь с силами, чтобы признаться в этом вслух, — Я влюбился в Сокджина. Того Сокджина, который, ну, твой жених, и я не знаю, что мне с этим делать. Это не спонтанная влюбленность, наверное, но мы прямо, знаешь... Мы с ним довольно сильно сблизились за годы моей терапии, у него такой милый смех и красивая улыбка, у него руки такие нежные, и сам он такой добрый и заботливый. Мне очень нравится проводить с ним время и просто смотреть на него, разговаривать о чем угодно. Я прям... Прям втюрился в него. Намджун выслушивает его признание молча, перебирает собственные костяшки под пальцами, а затем поддается вперед, уложив руки на коленки Чимина, берет в его руки его ладошки. — Что ж, знаешь, я рад, что ты сказал мне, — наконец говорит он, — Это действительно необычный и очень смелый шаг для человека признать свою полиаморность, но я рад за тебя. И за Джина рад. Ты видел, каким влюбленным взглядом он на тебя смотрит? Или, может, ты не заметил, потому что сам пялишься, — Ким усмехается, — Джин всегда был любвеобильным. Я знаю, что он меня любит, но ему всегда нужно было больше, уверен, тебе тоже. Ты понравился ему еще на балу, думаю, он просто держал чувства в себе, не хотел запугивать тебя, а то Юнги затащил тебя к нам, тут оргии, алкоголь и убийства, а если бы еще и полиамория, то ты бы не выдержал, — Намджун смеется, — Вы выглядите счастливыми друг с другом, а я счастлив, когда счастлив мой жених и муж моего брата, так что... Не знаю, что тебе было от меня нужно — поддержка, одобрение, я все это дам вам. Вы собирались на отдых вместе, верно? Поговорите там о своих чувствах, и если вы начнете встречаться, я буду рад. Посмотри на меня, Чимин-и, — он заглядывает младшему в глаза, — Не знаю, сказал ли ты Юнги, но скажи. Скажи, ему нужно это знать, он заслуживает этого. Он будет так же счастлив за тебя, поверь, — он целует руки Чимина и раскрывает руки для объятий, — Иди ко мне, давай я обниму тебя, малыш. Я так рад за тебя. Вы будете очень милой парочкой. — Спасибо, Намджун-и, — улыбается Чимин, практически набрасываясь на него с объятиями, казалось, еще чуть-чуть и они бы упали со стула, — Ты не представляешь, как для меня было важно рассказать об этом, а особенно тебе, ведь ты, как я думаю, знаешь Джина лучше всех и, понимаешь, кажется, что с тобой об этом говорить легче. Я обязательно расскажу Юнги, но уже, наверное, после охоты, а то нам скоро пора ехать, не хочу ограничивать время нашего с ним разговора. Мне очень важно, что ты не против моих к нему чувств, спасибо тебе большое, а насчет его взгляда, мне казалось, что он всегда так на меня смотрит. С такой нежностью и заботой во взгляде, наверное. Не думал, что это у него такой влюбленный взгляд. Мы собирались с ним поехать в Милан, и я обязательно с ним поговорю об этом. Я так рад, что у меня есть такой брат, как ты, всегда мечтал о старшем брате, который всегда будет готов поддержать. Мне так повезло с тобой, со всеми вами, — улыбается он и выпутывается из объятий, оставляя на лбу Кима мягкий поцелуй, — Я пойду наверное, мне нужно переодеться во что-то более приличное, чем ночная сорочка. Чимин выбегает из комнаты счастливый, что смог поделиться своими чувствами с близким ему человеком, который смог поддержать, а еще очень радовала предстоящая охота — ему очень понравилось охотиться в прошлый раз, когда он не пугался шорохов листьев, слушая выдуманные истории Юнги, а в этот раз, у него еще и была невидимость, которую он уже почти научился контролировать, если не считать тех моментов, когда он пугался, так что истории обещают быть еще интереснее. — Любовь моя, поднимайся, мы едем на охоту, — довольно заявляет омега, валясь на кровать к мужу и целуя в нос, — Ты не против, если мы с тобой кое-что обсудим после того, как вернемся домой?