What they do in the shadows

Imagine Dragons — Dream В баре на окраине забытого богами городка было накурено: табачный дым смешался с травкой и дешевым пойлом, заполняя каждый уголок заведения. Разгоряченные посетители жались друг к другу взмокшими телами, то и дело выкрикивая нечто непристойное. Человеческая жизнь переливалась вокруг, напоминая мутные разбитые стекла калейдоскопа, и то была грань, вампирам непостижимая: отчего люди так спешат травить себя куревом, заливаются второсортным пивом и трахают всякого, кто хоть малость симпатичнее обезьяны? У смертных совершенно нет вкуса к жизни, поскольку им неведома смерть. Сосредоточиться было чертовски трудно. Лампочки, местами свисающие с потолка прямо на проводах, наверняка были куплены в хозяйственном через пару кварталов отсюда и стоили не больше трех евро за штуку, оттого раздражающе мигали, покачиваясь, точно на виселице. Тощие девицы с третьим размером, который так и норовил выпасть из пошло-розовых топов, и их спутники, спиртным от которых разило за километр, галдели, как вороны на свалке. Местами на полу виднелись лужи: стоило вытереть одну, как неуклюжее создание с пышной копной разливало новую в попытках донести заказ до столика. Гам отдавался болью в висках. В горле предательски сохло, и выносить этот плохой спектакль становилось еще невыносимее; глаза болели от гребаного света замыкающих ламп; мышцы стягивались узлами. Вампир походил на мину, что ждет своего часа не одно десятилетие, готовая рвануть в любой момент. И, пожалуй, следующая прошедшая мимо длинноволосая официантка с безвкусным бантом в рыжих волосах непременно напросилась бы стать ужином, если бы не хозяин заведения, нежданно-негаданно нарисовавшийся откуда-то из самых недр. — Сэми, — нараспев протянул бессмертный своим скрипучим голосом, таким, каким встречают старых друзей, за которыми тянется должок века эдак из прошлого, — старина. Сэми напоминал побитую собаку на исходе своих лет. Тощий до того, что ребра рискуют вот-вот вспороть кожу, покрытую хитросплетениями вен и плотным узором из множества орнаментов, символов и изображений. Одежда с намеками на стиль восьмидесятых висела на его худощавом теле, как на дешевой вешалке — под стать интерьеру. Длинные кучерявые волосы походили на мочалку и закрывали половину раскрашенного лица парня — помнится, пару десятков лет назад с него уже обещали снять скальп. Словом, был в этом не столь юном, но и по сей день не столь опытном вампире какой-то изюм, да прогнил. Походкой, слизанной с Мика Джагера, неотесанный фанат рок-н-ролла и дешевой выпивки приблизился к столику незваного гостя. — Вот так удача, — нервно рассмеялся Сэми. — Какими судьбами, Йоэль? — Тоска по тебе и твоей вонючей дыре стала так нестерпима, что пришлось проделать неблизкий путь, — не глядя на старого друга, произнес блондин куда-то в пустоту и небрежным жестом пригласил того сесть рядом. Вернее, не пригласил — приказал. Вряд ли тот стал бы противиться воле создателя, покуда тот способен вынуть его кишки через глаз и не моргнуть. — Что ж, мой бар — твой бар, — развел руками тот, стараясь скрыть напряжение. Йоэль Хокка в городе — такое просто не может быть к добру. К расчлененным трупам, к багровым рекам крови на площадях, к вскрытым черепушкам в таких вот пропитых барах, но точно не к добру. — Боюсь, не потяну управление сворой шлюх и пьяниц, — рассмеялся в ответ Хокка. — Но не заглянуть не мог. — Йоэль, — придвинулся чуть ближе тот, — в прошлый раз, когда ты был здесь, то лопнул одному из моих завсегдатаев череп, как гребаный арбуз. Я оттирал мозги со стен еще неделю! — Но признайся, тебе понравилось. — Да уж, действуешь ты эффектно. В прошлый раз, лет пять тому назад, блондин и впрямь заглядывал сюда. Интерес к новому приобретению одного из детишек был сильнее него: немногих Хокка обратил, еще меньшие представляют из себя что-то вразумительное, а не свирепых псин, слоняющихся по отдаленным районам мегаполисов ночами. Сэми, несмотря на ободранную оболочку, всегда был толковым, отчего и снискал благосклонность создателя. Парень частенько убивал по неосторожности, якшался со смертными, купил замызганный бар на окраине — притом ни разу не подвел, когда было нужно. Йоэль доверял ему больше, чем следовало бы, и точно больше, чем тот ждал. — Брось, Сэм, — осушая бокал одним глотком и морщась, настолько мерзким было местное пойло, — я приехал, чтобы попрощаться. — Что, в очередной раз решил сменить пейзаж? Куда держишь путь? — Я бы выразился несколько иначе, — кивнув на стоящего у барной стойки Алекси, оживленного болтающего о чем-то с подсевшим к нему пареньком, загадочно протянул Хокка. — Начинаю заново. Каунисвеси, почуяв на себе пристальный взор двух пар глаз, обернулся. Длинные волосы мальчишки были собраны в небольшой хвостик и в свете треклятых ламп бликовали рыжиной, лицо чуть осунулось — и оттого стало еще более мертвецки-прекрасным, — а на плечи поверх полурасстегнутой рубашки накинуто черное пальто в тон. Йоэль гордо взирал на своего мальчика, что так преобразился за каких-то несколько месяцев и походил уже не на человека, а на бессмертного — но умудрился не растерять то живое внутри, что привлекло в нем когда-то. — Сердце Дракулы вновь бьется, — провозгласил чуть громче, чем стоило, Сэми. — Я поражен! — А разве у Дракулы было сердце? — задорно бросил в ответ Алекси, подходя к столику и садясь рядом с блондином. — Не уверен насчет Дракулы, но одного бессердечного из вашей семейки я предпочел бы больше не встречать. Как дела у Мателы? Неуклюжая девица с кривым бейджем «Энни» появилась точно прямиком из Ада, громком звеня бутылками, содержимое которых едва не расплескалось по ее майке. Выдав скороговорку из простите-извините-ваше-пиво, она удалилась, постукивая кривыми каблуками по деревянному полу. Сэми закрыл глаза рукой, не желая видеть ничтожество, что сам же и нанял на работу. — Хорошо, что он никогда не видел твою забегаловку, — засмеялся Йоэль, глядя вслед стихийному бедствию Энни. — Спалил бы ко всем чертям по старой памяти. — Надеюсь, чертов эстет последует за тобой, чтобы заметать следы, как и всегда, — устало выдохнул вампир. — Не хотел бы я встретиться с ним вновь. — Он больше не убивает. Не после… Нико. — Олли? — вспоминая всегда с иголочки одетого и совсем не агрессивного блондина, спросил Алекси, переводя взгляд на Йоэля. — О да, — ухмыльнулся старший, вспоминая прошлое. — Знаешь, он ведь не сразу пришел к пальто и рубашкам. Когда-то Матела был даже кровожаднее, чем я, если верить рассказам Томми. В то время тихоня выглядел иначе. Сорвавшийся с поводка целомудренных родителей после обращения малыш Олли нарушил все клятвы и запреты, обернув против себя едва ли не половину деревушки, в которой жил. Всегда аккуратно собранные в хвост длинные волосы ниспадали до плеч небрежными волнами, а передние пряди неизменно окрашивались кровью. Взгляд его был полон безумия, такого, на какое способны лишь немногие, впервые познавшие вседозволенность. Опаснее всего не хищник, а его жертва, впервые попробовавшая кровь. Олли, как и многие из них, обратился по воле случая, будучи при смерти в госпитале, в котором работал. Его спасли в последние часы, после научив законам выживания под луной. Ни он, ни Томми не любят делиться своим происхождением: за столько лет Йоэлю не удалось более выдавить из них ни слова — всегда лишь туманные отговорки: — Давно это было, уже и не вспомню детали. Или: — Томми обратился раньше. Мы оба это не выбирали, ты же знаешь. Горечь, сквозящую в каждом их слове, блондин чувствовал нутром, но никогда не пытался пробить установленные братьями границы. Бессмертный не способен забыть день обращения, как не способны смертные его вспомнить. Сам Хокка предпочел забыть все, что было до его собственного перерождения: то был другой, совсем юный и неуверенный в себе парень, которого погубила любовь. Однако Порко запечатлел в памяти каждую деталь в изменившихся вмиг друзьях. Он помнил красные глаза Йоэля, которые тот списывал на плохой сон, — жажда. Помнил дерганные и походившие на паранойю движения блондина — нечеловеческие сила и скорость, управлять которыми поначалу давалось трудно. Помнил необъяснимые исчезновения, агрессию и таинственность, окутавшую сначала Томми, потом Олли, а затем — и старшего из них. Хранить тайну любой ценой — первое правило тех, кто сторонится солнечного света. Порко и спустя столетия с содроганием вспоминал, как узнал секрет Олли, как разглядел скрытое в нем безумие, как не узнал в монстре перед собой добродушного мальчишку из порядочной семьи. Йоонас еще долго просыпался ночами в холодном поту, отходя от одного и того же кошмара: Олли, выходящий из темноты под мягко струящийся лунный свет. Его налитые кровью глаза с взбухшими венами. Бледное, мертвецки бледное лицо. И острые, покрытые алым клыки. Друг едва ли не детства, предпочитавший классику новым веяниям, не знавший ругательств, теперь приближался к нему прямиком из угла прогнившего амбара, держа в руке вырванное из груди человеческое сердце. Конечно, Матела не причинил блондину вреда — тот и вовсе не должен был застать его таким. Все, как всегда, решил случай. Но прошли месяцы, прежде чем Порко перестал бояться выходить на улицу ночами и обходить друга стороной. И прошёл год, прежде чем он сам стал порождением тьмы. — Обрати меня. Стоял пасмурный, до безобразия мрачный вечер. Ветер завывал, пробирая до костей, а с неба накрапывало — идеальная погода для вампиров. Решивший покончить с собственными комплексами и страхами раз и навсегда, Порко, последние недели живший, точно на чаше весов, вдохнул-выдохнул в последний раз и повторил, смотря прямиком в налитые кровью глаза Матела: — Обрати меня. Сделай таким, как ты. — Ты не знаешь, о чем просишь, Йоонас… — Да, я ничего не знаю! Ни о жизни своей, ни о тебе, похоже. Я устал бояться, черт возьми. Тебя бояться. Всех вокруг. Вампиру придется убить его, выпить до остатка, вырвать сердце — раз плюнуть. Или обратить. — Не буду врать, что не желал этого для тебя, мой друг, — облизнувшись, Матела прокусил вену на собственном запястье, протягивая его Йоонасу. — Ждал, пока ты сам выберешь бессмертие. — Будет больно? — пристально рассматривая струйки крови, вытекающие из затягивающейся раны на запястье Олли, тихо спросил Порко. — Я все сделаю аккуратно, обещаю. Йоонас ни разу не пожалел о своем решении, но правду о том, почему выбрал бессмертие, поведал с тех пор лишь раз: он так сильно боялся вновь потерять друга, что готов был лишиться жизни за возможность идти с ним рука об руку. Именно с этих двоих начал зарождаться клан, члены которого почти всегда следовали друг за другом. Почти всегда, кроме того порочного года, что прошел с момента расставания Йоэля и Нико. — Кстати, всегда было интересно, откуда взялся твой драгоценный пианист? — вставил вдруг Сэми, прерывая рассказ Хокка. Они с Алекси все это время непрерывно смотрели на старшего вампира, предающегося воспоминаниям, и опустошали одну бутылку за другой. — Выпрыгнул из кустов, как черт из табакерки, — рассмеялся Йоэль, вспоминая первую встречу с Моиланеном. — Наорал на меня, прочитал лекцию о бессмертии и прилип ко мне на семьдесят лет. — Узнаю Нико. Длинноволосый, с зелеными-зелеными, освещающими сумрак вокруг глазами — Моилнанен появился в жизни Йоэля в момент, когда тот был сломлен и никак не мог совладать со способностями, рискуя выдать себя или сгореть на солнце. Выдрал новорожденного из цепких лап вседозволенности, обогрел и шел следом, не спрашивая лишнего — понимал, что нужен, знал, как страшно в одиночестве. Зародившиеся двадцатью годами позднее отношения Йоэля и Нико не стали откровением для братьев, но вызывали вопросы у тех, кто не знал их истории: у Сэми, у Алекси, у всякого, кому не повезло приблизиться к клану слишком близко. Что связывает таких разных вампиров? Как Нико не побоялся, ведь собственными руками разгребал последствия кровавых бань, что устраивал Йоэль неугодным вампирам? Моиланен оттирал пятна крови, сжигал остатки человеческих кишок, хоронил горы трупов и внушал местным жителям по всей Европе, да только сам не заметил, как полюбил обладателя голубых глаз и самой редкой — вместе с тем самой лучезарной — улыбки из всех, какие довелось наблюдать. А тот лишь позволял быть рядом. Воспоминания обо всем, что произошло за последние полгода, были чересчур свежи, чтобы предаваться им — Алекси покинул приятелей, удалившись к барной стойке, а Йоэль, чувствуя вину за то, что теребит едва зажившие раны, поспешил закончить затянувшуюся историю собственных лет. — Мы уехали из родных краев спустя год после моего обращения. Кровавая слава шла впереди меня, Томми ворчал все сильнее, да и от Моиланена я, признаться, надеялся отвязаться побегом. Не повезло, — ухмыльнулся блондин. — С тех пор не возвращались… до недавних событий. — Знаешь, он — душка, — вдруг произнес Сэми, поглядывая в сторону Каунисвеси. — Вероятно, твое возвращение не было напрасным. Алекси отсалютовал приятелям бокалом джина, словно демонстрируя: я здесь и я слышу каждое ваше слово. — Да, пожалуй, — не стал отрицать очевидное Хокка. Все сложилось так, как должно было — понял только теперь, взглянув на прошедший век свысока. — Мы покидаем материк. — Я чувствовал, что вечер ностальгии не случаен, — грустно улыбнулся Сэми. — А где остальные? Давненько я не видел Йоонаса. — Порко обязательно заскочит к тебе на днях, обсудите новейшие средства для волос. А потом они с Олли и остальными догонят нас. — Так что же, на этом все? Несвятые святые покинули нас, бросив на произвол судьбы? — прозвучало уже в спину блондина, собравшегося уходить. Задумавшись на мгновение, Йоэль обернулся и посмотрел на обращенного не так давно, на самом-то деле, вампира со всей теплотой, на какую казался способен. — Мы еще обязательно увидимся, Сэми. Твой костлявый зад точно попадет в неприятности, — оба рассмеялись, и Хокка легко похлопал преемника по плечу. — Но я за тебя спокоен. Кивнув Алекси на выход, блондин исчез так же стремительно, как появился часами ранее, оставив хозяина бара переваривать услышанное. «Я за тебя спокоен» — от самого Йоэля Хокка? Почти признание в любви. Слишком дорого, чтобы не оправдать.

***

Совсем скоро рассвет. Первые рассветные лучи падают мягкими бликами на ветвистые хвои, немного раздражая привыкшие к тьме глаза бессмертных. Кажется, через пару мгновений солнце окончательно знаменует новый день, вынуждая сонных и оттого особенно медлительных прохожих заполонить собой центральные улочки городка, а вампиров — убраться подальше, дабы избежать самосожжений. Настала пора прощаться. С родными пейзжами, чистым северным воздухом и всеми, кто остался позади. Прошедший год забрал у Алекси слишком многое: беззаботную, полную музыки жизнь, родителей и всех, кого он любил. Забрал, но подарил взамен нечто иное: вечность рука об руку с тем, кто даже после смерти заставлял парнишку чувствовать себя живым. Йоэль держал прохладную ладонь возлюбленного в своей, нежно поглаживая подушечкой большого пальца свежую татуировку на тыльной стороне: вампирский оскал с крохотной первой буквой его имени внутри. Точно такой же был отныне и у самого блондина, набитый чернилами с примесью капли крови Каунисвеси. Его мальчик у него под кожей. — Вот и все, — прошептал Хокка, оборачиваясь на Алекси, что завороженно наблюдал за своим последним рассветом в родных сердцу краях. — Готов? — Всегда и навечно. Стоило лишь солнцу взойти над горизонтом, как вампиров и след простыл. Их история подошла к концу, однако местные жители уверены — бессмертные еще вернутся. Они всегда возвращались.