City trees never sleep

Стайлз пошатывается, зрение сужается, пока все, что он может видеть, - это размытая фигура в конце переулка. Он чувствует себя как в холодном открытом криминальном шоу, и в любое другое время ему понравилась бы ирония происходящего. Но не сегодня. Сегодня он не уверен, как оказался здесь-он не помнит, где был минуту назад. Он моргает. Повсюду кровь. Он чувствует это, тепло на своем лице, смешивающееся со слезами, бегущими по его щекам. Если бы только ноги поддерживали его, он бы встал и побежал; если бы только он знал, куда идти. На ум приходит только одно место, но оно за много миль отсюда. У него даже телефона с собой нет. Он рад, что не делает этого: он бы сделал с этим что-нибудь глупое, например, позвонил Дереку. И Дерек придет, если Стайлз попросит. Хуже всего то, что Стайлз понятия не имеет, на какую помощь он надеется прямо сейчас– нет. Хуже всего то, что он точно знает, к чему его приводит отчаяние-он хочет, чтобы это прекратилось, - и он знает, что вполне способен попросить об этом Дерека. Он ненавидит себя за то, что даже подумывает о том, чтобы провести его через это дважды. Ему нужно встать. Чувствуя что-то холодное у себя за спиной сквозь одежду, он понимает, что прислонился к тяжелой металлической двери, и пытается ухватиться за ручку, чтобы подтянуться, но она поддается под его весом и возвращается на место с безразличным шумом, который отдается в костях Стайлза. Он снова сидит на мокром тротуаре, задыхаясь от паники, оглядываясь по сторонам. Деревья на другой стороне улицы выглядят точно так же, как дома. Пол под ним... Это ужасающее откровение, что это не вода намочила его штаны. Он начинает давиться и– Он на золотом поле. Далекая песня эхом разносится по землям, и он бежит к ней по высокой пожелтевшей траве. Летняя жара обжигает его кожу, но ему все равно, он свободен, молод и неподвластен времени. Он смеется, оборачивается и видит, что кто-то преследует его. Их лица неясны, но он точно знает, как сильно он их любит. Его радостные крики прерываются шоком от скольжения и падения; мягкая земля ловит его в материнских объятиях, но камень выступает прямо в неправильном месте и безжалостно царапает его колено. На самом деле это не больно, просто жжет, но капли крови стекают по его ноге. Другой человек резко останавливается, неопределенные глаза расширяются при виде красных следов на его коже, панические слова падают ему на уши на иностранном языке, который он должен понимать. Их руки парят, не осмеливаясь прикоснуться. Стайлз понимает этот страх: он всего лишь человек. Боги не привыкли к хрупким вещам. Он хочет заговорить, но обнаруживает, что у него нет дыхания. Подняв глаза, он видит только деревья, залитые уличным светом. Он задыхается, просыпаясь. Потолок качается чуть не в фокусе, но древняя песня кристально ясно звучит в его ушах. Он поворачивает голову, чтобы проследить за голосом, и обнаруживает Розенна, сидящего рядом с диваном. Рука, которую она держит в своей, - единственная теплая часть его тела; каждый второй дюйм кажется наполненным жидким азотом. Он дрожит, отстраненно замечает он. Когда он пытается пошевелиться, у него болят суставы. Он хнычет. “Ты плакал во сне”, - успокаивает его Розенн, другой рукой проводя по его волосам. Это успокаивает против тошноты, которую он сейчас замечает. ”Я наконец-то заставил твоего гадала немного отдохнуть". В ее глазах мелькает огонек, который Стайлз на самом деле не понимает. “Гадал?” - растерянно бормочет он. Ее единственный ответ - тихое жужжание. “Почему ты не хочешь есть, дитя мое?” Стайлз подвигается так сильно, как только может, чтобы устроиться поудобнее, избегая ее взгляда. “Мне приснился самый странный сон", - отвечает он вместо этого. Это казалось таким реальным, что он все еще может чувствовать вкус воздуха, все еще может наполовину охватить воспоминания целой жизни. “Странно? Полагаю, это один из способов уточнить мои воспоминания, - усмехается Розенн. “Я пытался тебя успокоить, тебе снился кошмар”. ” Прости“, - Стайлз откидывает голову назад, насколько позволяет подушка под ней, - " что теперь?” Она наклоняет голову. “Истории - это наследие любой родословной, не так ли? Вот почему люди заводят детей, чтобы сохранить историю живой. Я твоя праматерь, просто у нас разные способы поделиться своим прошлым”. “Мне только что приснились твои воспоминания?” - спрашивает Стайлз, удивление на мгновение сменяет боль. "Как? Ты видел мины?” Розенн смеется, завеса над ее внешностью приподнимается всего на секунду, слишком быстро, чтобы Стайлз мог что-либо уловить. “Дети ничем не обязаны своей жизнью своим родителям. Я не видел твоего". “Мой папа не согласился бы с тобой на этот счет”, - парирует Стайлз с оттенком юмора, прежде чем его слова доходят до сознания. Глубокая печаль снова поселяется в его душе, отяжеляя ее. “Так что же именно я видел?” он пытается отвлечься с помощью. “Ты проснулся”, - заявляет Дерек, Стайлз поворачивает голову и видит, что он стоит в ногах дивана, выглядя дерьмово. Стайлз не может не выпалить эту правду. “Ты вообще спал?” Дерек бросает взгляд на Розенн и снова на Стайлза, все необходимые объяснения: значит, Дерек не доверяет ей наедине со Стайлзом. Конечно. ” Немного", - Дерек лжет, пожимая плечами. От осознания того, что Дерек так беспокоится о нем, в груди Стайлза разливается тепло. “Тебе нужно больше, чем немного”, - все еще отчитывает он, потому что теперь он беспокоится. Дерек секунду рассматривает его, и Стайлз не уверен, что ему нравится сожаление в его глазах. “Да, но прямо сейчас нам нужно поговорить”. Стайлз нервно облизывает губы. Он еще не готов. Но если Дерек попросит, Стайлз не сможет долго сдерживаться, чтобы не дать ему именно то, что он хочет. Поэтому он сдается.   “Первое дело”,- начинает Стайлз, потому что ему нужно отнестись к этому легкомысленно, иначе он будет прятаться до конца своей жизни-как бы долго это ни продлилось. - Ответы, - Дерек указывает на Розенна, которого это нисколько не пугает, - настоящие. “Ирония в том, что ты просишь кого-то перестать быть загадочным, не ускользнула от меня”, - вставляет Стайлз, вспоминая первые несколько недель изучения оборотней. Тогда речь шла о доверии, он знает, но не может не поддразнить немного. Он должен признать, что его немного пугает возвращение прежнего отношения– он устал и его лихорадит, но даже тогда он не чувствует голода так сильно, как должен был бы, и ему не так трудно контролировать свои чувства, как раньше. Ему просто интересно, останется ли от него что-нибудь, когда он снова разобьется. Дерек смотрит на него, пытаясь казаться невеселым, но уголки его губ так и подергиваются. Это смягчает что-то внутри Стайлза, за стенами тревоги и отвращения к самому себе. Розенн прочищает горло, сидя там, но все еще выглядя как вырезанная фигура женщины в ткани реальности-как будто ее там точно нет. “Я-хенаур. Первенец. Вы называете вампиров особым видом существ, но боги, создавшие нас, так же разнообразны, как и их творения, которые оказались друг от друга. “По всему миру ходят легенды; ваша культура цеплялась и фантазировала о моем роде-или о том, каким он романтизировал мой вид”, - говорит она, выглядя слегка удивленной этим. “Я назвал нас кровавыми феями. Исправляем.” Стайлз и Дерек переглядываются, оба краснеют, как дети, защищающие человеческую расу. ” Итак, - протягивает Стайлз, чтобы переориентировать разговор, - кто создал тебя и где другие перворожденные? А...второй, третий, кто бы там ни родился?” Розенн смотрит в окно, шторы раздвинуты теперь, когда наступила ночь. Стайлз полагает, что солнечный свет не является его смертельным врагом с тех пор, как Розенн бродил в течение дня, но от яркого света все еще болят глаза. ” Я последняя", - говорит она, но в ее голосе нет тоски или печали, она только кажется погруженной в воспоминания. “Или я должен был быть. Некоторых из нас призвал наш создатель, на некоторых из нас охотились. Большинство из них были испорчены или впали в безумие, потому что у них не было никого, кто мог бы их направлять.” Она оглядывается на Стайлза. “Вот почему я тебе нужен. Когда я почувствовал, что ты создана, я сразу же кончил. Я не потерплю еще одной жизни, потерянной из-за моих ошибок”. Стайлз ничего не говорит, потому что понимает. Дерек рычит на нее за ее ответственность за то, что произошло, но Стайлз, он знает. Он тоже совершал ошибки. Если ее нельзя простить, он не уверен в себе. Но каким бы ни было ее преступление, оно, вероятно, произошло задолго до того, как Стайлз родился. Это заставляет его сердце биться быстрее. Если его покаяние длится столетия, в то время как все, кого он любит, увядают и умирают, он не уверен, что достаточно храбр для этого. “Как ... ты сказал, что не уверен, но у тебя должна быть идея, верно? Как долго? .. ” Он не может закончить, но она все равно понимает. Она открывает рот, чтобы ответить. Однако, прежде чем Стайлз успевает ответить, он слышит звук двигателя, который заставляет Розенна и Дерека резко повернуть головы, чтобы выглянуть наружу. Но пока Розенн вопросительно смотрит на них, Дерек морщится. Он смотрит на Стайлза и явно готовится к плохим новостям, которые, как чувствует Стайлз, грядут. “Это Скотт”. Он закрывает глаза, как будто не хочет встречаться со Стайлзом, и добавляет прерывающимся голосом: “И твой отец”.  *** Паника медленно охватывает лихорадку, хлопок покрывает самые кости Стайлза и распространяется по всему его телу. Он обнаруживает, что у него больше нет дыхания, и задается вопросом, происходит ли это несмотря на то, что Розенн сделала с ним, если она больше не могла сдерживать свое заклинание. И у Стайлза все еще есть так много вопросов, которые он должен задать, прежде чем будет готов принять– все это. “Успокойся”, - слышит он, как Дерек говорит, но это так далеко, дальше, чем машина, которую он слышит, поднимаясь по грунтовой дороге, теперь, когда он прислушивается. Он бы не подумал, что человеческие чувства и воспоминания настолько тонки, но он узнает звук, который издает патрульная машина, как будто ему снова десять лет, и на заднем сиденье притворяется грабителем банка, которого только что поймал его отец. Должен ли я беспокоиться о том, кем ты хочешь быть, когда вырастешь? его отец часто смеялся, когда это еще было забавно, и Стайлз не был постоянным источником беспокойства. До его мамы. До оборотней и судебных постановлений и чуть не убил своего отца тоже, слишком долго скрывая от него правду. И он делает все это снова. Он не может успокоиться. Все всплывает на поверхность, как вода по зову лозоходца, и Стайлз топит это. Он даже больше не слышит машину, прикосновения, запахи, звуки разрозненны и запутанны. “Стайлз”, - снова слышит он, так близко к уху, что чувствует дыхание, сопровождающее его имя на своей коже. Стайлз цепляется за запах Дерека, пока он не наполняет его и не прогоняет боль. ” Я не могу ... " – пытается сказать он сквозь сердцебиение в горле. "Я не хочу...папа ... видеть меня такой ... ” ” Я знаю, - успокаивает его Дерек, - дыши”. ” Стайлз“, - в свою очередь спрашивает Розенн, - " это человеческая кровь?” Стайлз поворачивается к ней, щурясь от слабого света, его головная боль напоминает ему о себе. «что?» Он не понимает, почему она спрашивает о чем-то столь очевидном. Она вздыхает, поворачивается к Дереку: “Это дом для взрослых, не так ли? Разве у вас нет комнаты с лунным приливом?” Дерек судорожно выдыхает, крепче сжимая плечи Стайлза, прежде чем заставить себя расслабиться, когда это заставляет Стайлза тихо скулить. Боль в его глазах, когда он отвечает, пронзает сердце Стайлза чувством вины. “В подвале", - отвечает Дерек. “Нет”, - хрипит Стайлз, потому что он не хочет, чтобы Дерек делал это за него. Открыть эту запертую дверь, о которой никто и не мечтал даже упоминать, добраться до последней части старого дома, все еще существующего. Тот, который Дерек не мог заставить себя наполнить больше, чем мог бы ступить в него, чтобы почистить. Но Дерек стискивает зубы, теряя потерянный вид, который появляется у него, когда он думает о своей семье и пожаре, заменяя его решимостью. “Пойдем”. Он подхватывает Стайлза под руки, чтобы поднять его, и они начинают пробираться к двери в подвал. Стайлз бежит так быстро, как только может на дрожащих ногах, зная, что их время ограничено, прежде чем Скотт и его отец доберутся сюда, прежде чем его чувствительный нос уловит запах, который определенно заставит его потерять контроль в том состоянии, в котором он находится. Он надеется, что будет слишком слаб, чтобы атаковать или, по крайней мере, прорваться сквозь хватку Дерека; но он не может быть уверен, что адреналин не сделает свою работу. Как бы сильно он ни ненавидел эту идею, по многим причинам подвал-их лучший выбор. ” Скотт“, - заикается он, слишком рассеянный, чтобы сосредоточиться на этом сам, " Скотт слышал...?” Они не могут позволить Скотту слишком рано узнать, что Стайлз здесь. Он ворвался бы, метафорически стреляя из пистолетов, еще больше запутал бы ситуацию с добрыми намерениями в сердце. Дерек даже не делает паузы, прежде чем ответить, вероятно, все это время наблюдал за происходящим снаружи. Стайлз был бы впечатлен, если бы не привык к этому сейчас. ” Он слушает твоего папу”, - Дерек поправляет руку Стайлза на своих плечах, когда тот спотыкается, боль в суставах мешает двигаться, - “Они обсуждают день рождения Мелиссы”. В голосе Дерека, несмотря на обстоятельства, есть нотка юмора, как будто он точно помнит, как сильно Скотт и Стайлз хотели, чтобы их родители начали встречаться, их продуманные хитрости, чтобы попытаться это осуществить. Они останавливаются перед дверью. Дереку не нужно отпускать Стайлза, чтобы открыть ее, просто лезет в карман джинсов, чтобы выудить ключ; Стайлз наблюдает, как он это делает, сразу же понимая тяжелые последствия того, что у Дерека уже есть ключ при себе. Ощущение воображаемой тяжести всего этого весь день, каждый день, как напоминание. Дерек избегает смотреть Стайлзу в глаза, но Стайлз попытается поговорить с ним об этом позже, когда все уладится. Он не останавливается, чтобы подумать о том, как легко, стоя рядом с Дереком, поверить, что будет более улажено. Дверь со скулом открывается, сразу же вырывается поток холодного воздуха, унося с собой темное прошлое. Стайлз не знает, может, это его воображение вызывает запах огня и смерти, эхо криков на стенах, следы на стенах, похожие на отчаянные царапины. Кажется, что подножие лестницы отдаляется, становится живым и готовым поглотить их. Стайлз не может пошевелиться. Он не хочет спускаться, не хочет быть похороненным заживо в мягкой, влажной земле; ему всегда снились кошмары о призраках, которые хватали его и тащили вниз, чтобы он мог отдохнуть рядом с матерью. Если бы они не знали, что он все еще жив после того, как Лидия закричала, устроили бы они ему похороны к настоящему времени? “Успокойся”, - шепчет Дерек ему на ухо, крепче обнимая Стайлза за талию, - “ты в порядке”. ” Я не боюсь“, - выпаливает Стайлз, - " Я боюсь”. “Я знаю", - говорит Дерек. "Ты отслеживаешь мои хемосигналы?” Стайлз издает короткий смешок, пытаясь найти хоть немного юмора в ситуации, иначе он никогда не сможет переступить порог и уйти в темноту. ” Я не ... " – начинает Дерек, но запинается, и Стайлз поворачивается, чтобы с любопытством посмотреть на него, и видит, что он краснеет. “Ты их больше не раздаешь. Я просто знаю, - Дерек прочищает горло и сжимает губы, как будто это ничего не значит, на самом деле, он просто знает, что Стайлз в ужасе. Дерек делает первый шаг вниз, в то время как Стайлз все еще шатается, это то, что дает ему силы следовать за ним.   Стайлз старается не думать слишком много, пока второй наручник застегивается на его запястье. Внутри она обита мягкой тканью, чего он не ожидал, так как все еще помнит тяжелые цепи, которые Дерек использовал на своих бетах. “Я должен был обойтись”, - отвечает Дерек, когда Стайлз спрашивает, напряженность в его голосе, за которую Стайлз чувствует себя неловко. Сейчас действительно было не время воскрешать эти воспоминания. Стайлз опускает руку рядом с собой, слишком уставший, чтобы даже попытаться проверить, насколько надежно удерживающее устройство. Здесь, внизу, все как будто приглушено, и он может лучше сосредоточиться; включенный свет также помогает прогнать ужасающие картины, которые вызвал в воображении Стайлз. Розенн опускается на колени рядом с ними обоими, и Стайлз вынужден признать, что на мгновение забыл о ней. “Будут ли проходить запахи?” - спрашивает она, и Дерек смотрит на нее, прежде чем встретиться взглядом со Стайлзом. “Зависит от того, насколько хорошо у тебя обоняние”. “Зависит от того, насколько силен его голод”, - парирует Розенн, глядя на Стайлза так, словно она одновременно разочарована и обеспокоена. “Тебе пришлось пересечь много человеческих территорий, чтобы попасть сюда, и ты не потерял контроль. Напрашивается вопрос: почему вы не будете кормиться, если вы уже сделали это до поездки сюда?” Стайлз открывает рот, но не издает ни звука. ” Я ... " – он заикается, глаза находят любопытные глаза Дерека и заставляют любое слово замереть у него на языке. Он не хочет объяснять, он хотел бы стереть свои ошибки, чтобы ему не пришлось хранить так много секретов и волновать всех. ” Хорошо“, - говорит Розенн более мягко, - " Тогда, если ты ничего не скажешь об этом, скажи мне, почему ты не попросишь своего гадала сделать предложение? Конечно, с вашей связью это то, чем вы можете поделиться”. Она вопросительно смотрит на Дерека. ” Эм", - глаза Стайлза расширяются. Он смотрит на Дерека, который поднимает бровь в его сторону, но не может скрыть румянец, который вернулся на его щеки. Что бы гадал ни имел в виду, Стайлз не хочет сейчас смотреть слишком пристально. Он прочищает горло, “Но оборотни”, - слабо отвечает он. ” Я... я имею в виду...”, он пытается снова, “кровь оборотня не ... не зовет”, он все еще не нашел другого способа выразить это словами. Розенн склонила голову набок, не впечатленная. ” Что-то не нуждается в “звонке", - она делает акцент на этом термине, - чтобы быть полезным”. Она хмурится: “Вы могли бы пить куриную кровь и питаться ею, хотя, вероятно, вы не нашли бы в этом такого же удовольствия, как в своей Первой крови. Или твоего гадаля.” “Ладно, ладно, прекрати, ты снова используешь тарабарщину”, - говорит Стайлз, собираясь поднять руки, но ему удается только немного приподнять их. Лязг цепей заставляет его вздрогнуть, и ему требуется мгновение, чтобы обдумать пульсирующую головную боль, которую она пробуждает; Стайлз так привык к боли, что забыл, что чувствует ее, пока она не вспыхнула. “У нас нет времени, Стайлз", - говорит Дерек, затем поворачивается к Розенн. “Если он выпьет мою кровь, он сохранит контроль, когда его отец приедет сюда?” –Но его отец уже здесь, - Розенн бросает встревоженный взгляд на Стайлза, - он вполне может ... ” Я не хочу, чтобы они нашли меня в таком состоянии”, - перебивает ее Стайлз, потому что у него очень плохое предчувствие, что она собирается сказать, что он мог случайно убить Дерека, и ему не нужно это слышать. ” Пьет кровь, как ... " он останавливается и смотрит вниз, кусая губу, потому что не должен говорить это вслух, когда Розенн рядом с ним и пытается помочь. ” И я не хочу оставлять тебя здесь одну, в боли и страхе", - решительно отвечает Дерек. “То, что произойдет дальше, не будет твоим выбором”, - резко говорит Розенн, поднимая глаза. Дерек проследил за ее взглядом и побледнел как раз перед тем, как раздался стук в дверь. Сухое рыдание вырывается у Стайлза прежде, чем он успевает овладеть собой. ” Я не хочу, чтобы ты видел меня таким”, - хнычет он, понимая, что хватает Дерека за рубашку так, словно от этого зависит его жизнь. Ему нужно отпустить. Ему нужно заставить Дерека уйти. Но он не может. Они все смотрят друг на друга. ” Я постараюсь, чтобы они поняли", - предлагает Розенн, вставая и отряхивая колени. Стайлз хочет отказаться, потому что она не член семьи, и она недостаточно знает Стайлза, чтобы иметь хоть малейшее представление о том, какими будут его желания, когда дело дойдет до его отца. Она не тот человек для этого, и они все равно не будут ей доверять, а Стайлз даже не уверен, что доверяет ей и– Она уже ушла. Металлическая дверь с лязгом захлопывается за ней. “Все будет хорошо, - выдыхает Дерек так близко, что Стайлз может видеть цвета в его глазах, которые он никогда бы не уловил, когда был еще человеком. ” Ты должен быть наверху, убедиться ... " Стайлз не может закончить, в нем не осталось дыхания, боль возвращается теперь, когда Розенн ушла. Ему показалось, что он снова почувствовал это в полную силу раньше. Он не был. “Все будет хорошо”, - повторяет Дерек, нежно проводя большим пальцем по щеке Стайлза. Его прикосновение такое мягкое, что Стайлз чувствует, как ломается под ним, каждая трещинка внутри него раскрывается, как бы сильно он ни пытался держаться и скрыть, насколько он сломлен. Затем Дерек обхватывает голову Стайлза и притягивает его ближе, крепко обнимает и сжимает руку, сжимающую его рубашку, между ними. Стайлз задыхается от всего и начинает всхлипывать. При следующем неуверенном вдохе до него доходит запах. И все останавливается.