City trees never sleep

Когда Стайлз был ребенком, он доверял всем. Его отец беспокоился об этом, но его мать хотела сохранить это. - Сюда идет охотник, - сказал Розенн. Скотт выругался и вышел из комнаты, чтобы позвонить Стае, в то время как Дерек, бросив один взгляд на Стайлза и Шерифа, пошел освежиться, несмотря на протесты Стайлза, что ему нужен отдых. Теперь отец Стайлза сидит там, притворяясь, что не замечает расстояния, которое его сын устанавливает между ними. Не так давно, хотя кажется, что прошла уже целая жизнь, Стайлз был в такой истерике, что не мог ничего сделать, кроме как вцепиться в объятия своего отца. Стайлз лишь смутно помнит об этом и о доводах, которые, должно быть, привел Розенн, чтобы его отец согласился оставить своего ребенка с незнакомцем. Заставляя руки сына отпустить форменную куртку. Но в данный момент дело не совсем в этом; Стайлз снова боится причинить боль своему отцу, разочаровать его, напугать его. Даже сытый, способный контролировать себя и лучше владеть своими чувствами, это битва с манящим запахом человеческой крови. Стайлза тошнит, когда он так думает о своем отце. Он отворачивается, стискивая челюсти. “Ты доверяешь этой женщине?” Стайлз был таким доверчивым. Это было выбито из него так давно, что кажется детской иллюзией– он не уверен, когда начал закрывать свое сердце. Может быть, когда его мать была еще жива, но этого было недостаточно. Может быть, она даже первый человек, которому он перестал доверять. “Я знаю, что она мне нужна, поэтому я должен верить, что она законна”. Они действительно позволили ей встретиться с шерифом и Скоттом наедине, хотя можно сказать, что срочность момента заставила их принять решения, которые они не приняли бы иначе. Стайлз вздрагивает, когда думает обо всем, что могло пойти не так тогда. "И я буквально был у нее в голове, так что...” При этом шериф скорчил гримасу, такую же, какую он делает каждый раз, когда обнаруживает новый тип сверхъестественного существа. Тот, который говорит, что он с радостью вернулся бы в те времена, когда самым диким дерьмом вокруг были голые грабители и настоящие горные львы. “Я задавался вопросом о том, что на самом деле ты не должен был уметь делать. Я знал, что она не могла лгать о том, что ты была жива и рядом тогда, - он усмехается, - потому что ты всегда превосходишь все ожидания”. Стайлз улыбается, хотя он понятия не имеет, чего можно ожидать от вампиров, что он мог бы сделать лучше– быть кровососущим монстром, по его мнению, уже довольно высоко. Он едва сдерживает рвотный позыв, который трясет его при этой мысли– воспоминание о вкусе на языке. Именно потому, что он думал, что это так хорошо, ему так противно. “Как все - таки прошел тот разговор?” - спрашивает Стайлз, чтобы отвлечься, краем глаза замечая поднятую руку, которую отец не решается положить ему на плечо, чтобы утешить. Рука опускается, и у Стайлза болит сердце. ” О том, как ты ожидал“, - тихо напевает Джон, - ” ты был в центре такого рода вещей достаточно долго, чтобы понять, что я имею в виду", - он искоса смотрит на своего сына. Стайлз действительно участвовал в достаточном количестве игр с запугиванием, чтобы знать, как они проходят; это говорит о том, что он почти уверен, что Розенн не из тех, кого можно запугать. “Так что же она сказала, чтобы убедить тебя?” - спрашивает он, добавляя: “Действительно убедить тебя”, потому что она никоим образом не была на их стороне только потому, что он, что? Наполовину овладел ею в какой-то момент? “Ну, она сказала, что ты жива и с Дереком, но Скотт не мог учуять тебя в доме. Хотя он нашел джип, припаркованный сзади, и мы все знаем, что ты там, где этот зверь”, - говорит его отец, как будто это действительно было так просто. Но Стайлз решает не вдаваться в подробности из-за паники, страха и гнева, которые, должно быть, кипели в них обоих. Он знаком со всем этим. ”Ты действительно планировал никому не сообщать, что был здесь, да?" Стайлзу нечего на это сказать. В глубине души он всегда знал, что все пойдет не так, как он хотел, но если бы это был его выбор, его отец не сидел бы сейчас здесь. Он рад, что его руку немного вынудили-даже немного рассчитывал на это, если быть до конца честным. В противном случае он может быть довольно непоколебим, так что кто знает, когда бы он передумал впускать своего отца. ” Я просто ... " он пытается объяснить, издает горький смешок, когда не может найти слов, которые не заставили бы это звучать хуже, чем есть на самом деле. ” Я понимаю", - тихо говорит Джон, вздыхая и проводя рукой по своим седеющим волосам. Стайлз задается вопросом, сколько всего этого на нем, или предполагается, что жизнь должна идти так быстро. Он уже представляет, как это будет продолжаться без него, оставляя его позади, одного на всю вечность, в то время как он станет одним из тех горьких бессмертных, которых вы видите в книгах. Он удивлен отсутствием паники. Это потому, что он стал сильнее благодаря своей новой природе, или потому, что он уже медленно теряет свою человечность? “Послушай, малыш”, - говорит его отец, глядя на свои руки, свисающие между колен, как будто ему чего-то стыдно. "Я не всегда был лучшим родителем ... ” “Папа”, - пытается прервать его Стайлз, но его отец поднимает голову и пронзает его взглядом, от которого он теряет голос. “Это правда, и мы оба это знаем. После смерти твоей мамы...,” он замолкает со вздохом. ”Я пытался наверстать упущенное за то время, как мог, но это не компенсирует тот факт, что большая часть твоего взросления не имеет ко мне никакого отношения, и это больно, это так”. Он прочищает горло, подозрительно шмыгая носом, как будто уже пытается скрыть слезы, которые еще не пролились. “Но это не главное, что я пытаюсь сделать, это не родительская жалость-партии”, - Джон усмехается неловко, “я есть мой терапевт на что,” он что, думает Стайлз, но прежде чем он может задать его отец продолжает: “Я говорю...”, - он смотрит на сына и снова блеск в его глазах, что Стайлз отчаянно хотят повесить на Даже если он не может позволить себе верить в это. Не больше, чем в следующих словах. “Ты сильный и хороший, и ты тот человек, которым ты являешься сегодня, благодаря самому себе. Я горжусь тобой, и я люблю тебя, несмотря ни на что. Единственное, что я когда-либо мог ненавидеть, это то, что тебе снова причинили боль, когда ты должен был быть в безопасности и счастлив вдали отсюда.” Стайлз отводит взгляд. Он не знает, что сказать. Его отец даже не знает о том, что произошло, пока он пропал, о женщине в переулке. ” Эм“, - говорит Скотт с порога, выглядя нерешительным, чтобы прервать эмоциональное воссоединение, с которым Стайлз все равно закончил, - " остальные будут здесь через пять”. ” Верно", - говорит Стайлз, бросая взгляд на своего отца, не зная, как извиниться за то, что не нашел ответа на свое заявление. Стайлз точно знает, во сколько обходятся Стилински подобные разговоры. Не говоря больше ни слова, он встает и идет искать Розенна. Ему нужно кое о чем спросить, прежде чем его захватит Стая.   Он находит ее на переднем крыльце, впитывающую последние лучи солнца, прежде чем стемнеет. Стайлз остается прямо внутри линии тени, по другую сторону двери. Один только взгляд на улицу ослепляет его. ” Ты снова привыкнешь к солнцу, дитя", - говорит она, не оборачиваясь, со слабой улыбкой на губах. Она снова забавляется им, и именно тогда Стайлз понимает, что ее холодное и загадочное поведение с момента ее первого приезда было подвергнуто большому испытанию в последние пару дней. Он полагает, что так действует на людей. Проверяет их пределы, даже когда он этого не хочет, даже когда они нестареющие существа. “Сколько времени это заняло у тебя?” Она мысленно напевает. “Со мной были боги, мне никогда не приходилось этого делать. Это сделали мои собственные дети". ”И сколько из них ты сделал?" он спрашивает, пытаясь найти в себе прощение, которое было у него, когда она впервые объявила, что принадлежит ему...как она сказала? Праматерь? Затем она поворачивается к нему, и в ее глазах появляется что-то печальное. “Слишком много, чтобы сосчитать, после того, как боги оставили меня в покое. Я наблюдала, как они все увядали и умирали от безумия этой жизни, от моих материнских недостатков. Неудивительно, что один из них или их потомок проскользнул сквозь трещины.” ” Ты даже не знаешь, кто меня укусил, не так ли? " - он издает невеселый смешок, глядя себе под ноги и засовывая руки в карманы. Некоторые-Дерек - скрещивают руки, когда защищаются. Стайлзу никогда не приходилось этого делать, потому что он всегда нападал первым. “Ну, тебе больше не придется заботиться о нем, не нужно меня благодарить. Но не поэтому ли ты так сильно хочешь мне помочь? Не для меня, а чтобы обрести какое-то чувство искупления для себя?” “Разве это не то, что делают все?” “Я думал, что старость делает людей мудрыми”. Она напевает, потом смеется. ” Я действительно хочу помочь тебе, искупление-это... - она подыскивает правильный способ сказать это, - концепция человека”. Означает ли это, что она не заботится о морали или что Стайлз тоже должен отказаться от человеческих идеалов? Он не уверен, почему вдруг так разозлился на нее, он просто хотел поговорить. Он просто сказал, что ему нужна ее помощь, и поначалу был так равнодушен к ее предполагаемой роли во всем этом. Может быть, то, что ты вампир, в конце концов, не стирает эмоции. Может быть, просто легче расстаться с совершенно незнакомым человеком, которого, как он знает, он не обидит. Может быть, то, что он не умер от голода до полусмерти, достаточно прояснило его голову, чтобы вернуть былую ярость. “Значит, нам больше не должно быть все равно? О прощении и о том, что мы сделали не так?” “Я сделала что-то не так?” - она хмурится, больше от замешательства, чем от гнева. "да! Нет! Я не знаю?” Стайлз пожимает плечами, его переполняет разочарование. “Тебе следовало попытаться, я не знаю. Они были твоими детьми, разве ты не должен был что-тосделать?” ”Я сделал". Ее глаза внезапно наполняются печалью, и она расплывается по краю. “Один из них только что сбежал”. Похоже, она знала об этом. Стайлз, если он подумает об этом, не сможет найти вины в том, что не хочет преследовать твою семью, чтобы убить. Но он не может думать об этом прямо сейчас, потому что именно эта семья причинила ему боль. "Кто ты? “ - спрашивает он, пытаясь удержать ее призрак, который он может увидеть. “Иногда трудно не поскользнуться”, - отвечает она. “Видите ли, мы, скажем так, не вечны, время просто не властно над нами. Буквально.” Стайлз дважды сильно моргает, не понимая, на что она намекает. “Прости, что ты сейчас несешь чушь?” ” Но ты особенный”, - она делает шаг ближе, и он не может не сделать шаг назад. “Почему ты сейчас так неохотноэто делаешь? Я здесь только для того, чтобы помочь, - настаивает она своим мягким голосом. “Я думаю, что для вас правила будут другими. Я думаю, ты станешь чем-то большим, чем то, что не сломается”. В ее словах есть печаль, и это больше, чем что-либо еще, что она сказала, заставляет Стайлза остановиться. У него внезапно возникает образ своей матери, до того, как у него началось слабоумие. Если бы он мог снова обладать ею вот так, целой и любящей. Снова. Он все понимает. Ему просто нужно, чтобы кто-то внезапно обвинил его. Кто-то живой и прямо перед ним, против кого он может применить все насилие. Ему нужно так много излить, прежде чем он почувствует себя очищенным от обиды внутри себя, которая только что проснулась. “Я понимаю", - говорит она со своей мягкой улыбкой. ” Я не хочу, чтобы ты понимал", - усмехается Стайлз. “Я хочу, чтобы ты помог, и я хочу, чтобы ты извинился и сделал все, блядь, лучше, прежде чем ты свалишь в ту затерянную страну, из которой ты пришел”. “Тогда давайте начнем, хорошо?”   “Эй, могу я поговорить с тобой секунду?” - говорит Скотт, очевидно, невольно услышав разговор Стайлза. Он быстро переводит взгляд с Розенн на Стайлза, но Стайлз не может сказать, потому ли это, что он хочет, чтобы она ушла, или просто чтобы спросить Стайлза, все ли с ним в порядке, или собирается попытаться разорвать ее в клочья. Стайлз колеблется, прежде чем кивнуть и пойти на кухню. Если они собираются собрать Стаю, кто-то должен начать искать еду и напитки-или, может быть, ему просто нужно чем-то занять руки. Но едва они заходят внутрь, как Стайлз чувствует резкий рывок за руку, и он поворачивается слишком быстро, чтобы среагировать и сопротивляться притяжению. Он обнаруживает, что его крепко обнимают, прежде чем он успевает полностью осознать движение Скотта. На несколько секунд он застывает на месте. Затем он прерывисто вздыхает –именно тогда он понимает, что перестал дышать, и его тело не почувствовало разницы. Его следующий шокированный, дрожащий вдох не сопровождается ничем, кроме запаха его лучшего друга и, да, тяжелого запаха крови, который он не может не чувствовать в любой момент. Но так же, как и в случае с Дереком, у него нет желания вонзить свои клыки-он не может вспомнить, отрастил ли он их раньше или нет - в шею Скотта. Это безопасно. Если бы что-нибудь случилось, Скотт тоже смог бы дать отпор. Стайлз расслабляется, растворяется в объятиях, поднимая руки, чтобы обнять Скотта. Его брат. ” Я искал тебя повсюду",- говорит Скотт ему в шею, слишком тихо, чтобы Стайлз мог его услышать-если бы он все еще был человеком. “Я знаю, - шепчет Стайлз, не зная, как сделать это лучше. Он с самого начала знал, что Скотт будет искать его, предполагая, что связь со Стаей даст ему знать, что что-то пошло не так-и ему тоже нужно спросить об этом, но есть так много о чем подумать. Однако Стайлз не изменил бы своего решения, учитывая тот факт, что он не был готов встретиться лицом к лицу со Скоттом и его благими намерениями. Даже сейчас он не совсем готов, но Скотт здесь, и Стайлз не будет избегать его; он больше не причинит ему такой боли, он просто справится с тем, что грядет. По крайней мере, он больше не болен от голода. Они разрывают объятия. “Розенн - это та, которая обратила тебя?” - прямо спрашивает Скотт, слегка прищурив глаза, и в голосе слышится нотка команды его Альфы. Стайлз наклоняет голову набок и хихикает. “У того, кто сделал это со мной, нет ног, чтобы следовать за мной”, - он пожимает плечами, и Скотт выглядит на грани того, чтобы отругать его, прежде чем кивнуть с натянутой улыбкой. У него всегда есть эти секунды между его моральным кодексом и реальностью, когда все возвращается к нему, и Стайлз не винит его за это. В идеальном мире никому из них не пришлось бы защищаться и убивать для этого. Если бы Скотт мог, он бы взвалил все на свои плечи и уберег их от необходимости пачкать руки кровью. Он тот, кому больше всего больно от той жизни, которую им пришлось вести, прежде чем все немного успокоилось и большинство из них смогли уехать в колледж. "Арджент сказала мне по телефону, что в легендах, э-э... - он отводит взгляд, как будто смущен, - такие люди, как она, обладали какими-то гипнотическими способностями или чем-то в этом роде. Больше он ничего не знает, - он прочищает горло. “Можно сказать, вампиры", - бормочет Стайлз. Это то, чего он так боялся. “Я принял это”, в основном. Скотт несколько секунд молчит. ”Может быть, есть что–то..." “Там нет”. Скотт поднимает глаза на более жесткий тон Стайлза. “Это реально, и ничто не может этого изменить, и да, мне действительно нужно пить кровь, чтобы выжить. Этого никак не обойти". Скотт смотрит вниз. “Я...Я знаю,– говорит он, - я просто надеялся ... - он снова поднимает голову, чтобы посмотреть на Стайлза этими глазами, с которыми никто не может бороться, - ты никогда не хотел измениться. Его сердце в нужном месте, вспоминает Стайлз. Самая главная причина его слов и поступков, какими бы неправильными они иногда ни были, - это его любовь к людям. Это не оправдание, но Стайлз смягчается. Он не может злиться на Скотта, никогда. "я знаю. Но... - он колеблется, думая о том, что сказал ему отец. “Я сильная. Я справлюсь.” Он улыбается, хотя еще не верит. Но некоторые вещи нужно говорить вслух снова и снова, чтобы доверять им. Вот как работает магия, верно? Как только он поверит, он сможет сделать все, что угодно. *** Дерек возвращается вниз с таким видом, как будто ничего не случилось. Его волосы все еще мокрые; Стайлс думает о том, что они слиплись от крови, и отводит глаза. “Стайлз”, - говорит Дерек, звук его голоса мгновенно фокусирует слух Стайлза. Он даже не замечает, как Скотт выходит из комнаты. Дерек подходит ближе, его аромат наполняет воздух сладким образом, который так сильно отличается от того, как пахнет его кровь. Стайлз глубоко вдыхает впервые с тех пор, как здесь появился его отец. До сих пор он до конца не осознавал, насколько поверхностным было его дыхание. “Все в порядке”, - продолжает Дерек, делая один шаг, чтобы перейти от респектабельного к интимному расстоянию. Но он не подходит достаточно близко, чтобы прикоснуться, учитывая, что Стайлз избегает этого. ”Я в порядке". Стайлз поднимает глаза, но не смотрит Дереку в лицо. Он все еще не может встретиться с ним взглядом; раньше это было легче из-за облегчения от того, что он жив и в сознании. Вместо этого Стайлз смотрит на свою шею, чистую и без каких-либо пятен. В смелом порыве Стайлз протягивает руку и касается его там. Его пальцы дрожат. “Тебе было больно?” Дерек тихо напевает. “Он чесался”. Он тихо хихикает, глядя на недоверчивое лицо Стайлза. “Чесалось?” - пищит он. “Я что, комар? Ты действительно пытаешься заставить меня поверить, что это зудело?” “У тебя там действительно деликатные вещи”, - Дерек в свою очередь протягивает руку, но нависает над губами Стайлза, не осмеливаясь прикоснуться. Дыхание Стайлза сбивается, глупо надеяться, что Дерек завершит жест. Но они всегда хранили молчание по этому поводу. ” Я видел ... " – начинает Стайлз, но внезапно боится говорить о том, что он видел, когда пил кровь Дерека. Воспоминания. Когда он думает о них, они становятся яснее, чем любые его собственные. “Стая скоро будет здесь”, - заканчивает он вместо этого, чувствуя себя немного неуверенно при мысли о переполненности, когда он так сильно отличается от того, когда они видели его в последний раз. “Привет”, - говорит Дерек, на один шаг дальше, чем он был мгновением раньше. “Ты все еще остаешься собой, понимаешь?” "Я ... э-э...я...", - Стайлз потирает шею. Он хочет отрицать, что Дерек снова видел его насквозь, но не находит слов. “Да, я знаю", - вместо этого он защищается. Он тоже верит в это странным противоречивым образом. Потому что, если он отличается своей силой и чудовищностью, почему-то кажется, что то, чем он является сейчас, - это просто выражение неправильности в нем, которая всегда была там. Дерек прочищает горло, прежде чем посмотреть в сторону: “Я тоже видел”, - говорит он так тихо, что даже слух Стайлза не может дать ему никакой уверенности в том, что он расслышал правильно. «что?» Дерек полностью поворачивает голову, как будто ищет выход, прежде чем снова повернуться к Стайлзу. “Ты всегда быстро винил себя, думал, что ты ужасен. Я не могу сказать, что не понимаю,-говорит он с самоуничижительной улыбкой. Он ничего не добавляет, но выглядит так, как будто ему есть что еще сказать, просто он действительно не знает, как это выразить. Его глаза, кажется, умоляют Стайлза понять это. Затем он разочарованно вздыхает. ” Я думаю, что я пытаюсь сказать...”, - он опускает глаза, - “Я хочу, чтобы ты видела себя такой, какой видишь меня”. Стайлз чувствует, как его лицо делает что-то сложное, настолько удивленный необычным способом сказать это, что он понятия не имеет, что ответить. Первое, что приходит на ум, - это задаться вопросом, знает ли Дерек, как сильно Стайлз любит его, но, конечно, он не может спросить об этом вслух. У него есть смутное воспоминание о том, что он думал, что должен попытаться сказать все это Дереку, каким бы ни был риск, забыв обо всем, что его сдерживает. В конце концов, он не такой уж храбрый. Раньше он боялся самого себя, боялся ошибиться в Дереке, особенно теперь, когда этот человек обрел некоторый мир с самим собой; потому что Стайлз запутался и делает неправильный выбор, всегда находит проблемы-или, может быть, проблемы просто распознают их вид. А теперь все еще хуже, не так ли? Он не может быть обузой для Дерека. Задержи его. Он почти уверен, что все, что Дерек мог чувствовать к нему, тоже случайность, просто два человека с похожей тьмой внутри, вместе попадающие в невозможные ситуации, адреналин заставляет их путать опасность с любовью. Имея достаточно свободного времени, он надеялся дать Дереку шанс понять, что он не любит Стайлза. Никто не мог бы любить Стайлза, если бы у них не было другого выбора. Не доверяешь мне, чтобы я знал, что мои собственные чувства лучше? Стайлза выдергивает из его собственной головы ясное воспоминание о голосе Дерека. Он смотрит на него в замешательстве. Был ли это сон, или... Я тоже видел. Стайлз чувствует, как это происходит, по тому, как его чувства медленно фокусируются, а дыхание зудит. Почему он не может перестать ходить кругами? Ему кажется, что он всегда делает шаг вперед и два назад. “Стайлз!” Голос Розенна прорывается сквозь панику, прежде чем она успевает полностью проявиться, слышимый не только снаружи. Он поворачивается и видит, что она стоит там с суровым видом. Она смотрит неодобрительно. Он снова поворачивается к Дереку и его встревоженным глазам, переводя взгляд с него на Розенна. Она наклоняет голову в сторону Дерека. “Говори правду", - слышит он, ее губы не шевелятся. Затем она включает свои исцеления и уходит, бормоча что-то о глупости и гадалках-хотя Стайлз все еще не знает, что это значит. Он вздыхает, потирая лоб, чтобы попытаться забыть о том, как его сердце бьется немного сильнее в груди; это и его нервы, и легкое раздражение, которое он испытывает к Розенн. О чем бы это ни было. Он многого не понимает из того, что чувствует в данный момент. "Послушай, Дерек, я ... ” - пытается он, колеблясь. В этот момент он внезапно поражен. Это кажется таким абсурдно нормальным-беспокоиться о том, чтобы поговорить с Дереком о чувствах, как будто он чуть не убил его раньше, как будто он не вампир или почти не заставил себя голодать в катастрофической ситуации. Боль, которую он почувствовал всего несколько часов назад, далека; Стайлз знает, что он чувствовал ее, но он не может полностью представить ее ощущение или ее серьезность. Он едва мог пошевелиться, и все же, похоже, это был всего лишь сон. Он задается вопросом, скоро ли он снова почувствует то же самое и вернется к началу. Может быть, ему нужен психотерапевт его отца. Как бы то ни было, это случилось. Однако он рад: он никогда не настаивал на этом вопросе, но всегда хотел, чтобы его отец подумал о начале терапии. ” Я не уверен, что сейчас произойдет", - снова начинает он, глядя немного левее Дерека. “Об этом охотнике, или Стае, или даже, like...me нужно разобраться в правилах этой, - он неопределенно жестикулирует одной рукой, “новой жизни. Нежизнь. Все, что есть у вампиров.” В любое другое время в своей жизни или в любом другом существе, которым он мог бы стать, он бы бесконечно играл со своими ограничениями. Он бы повеселился с этим. Но он слишком хорошо осознает, на что способен, и это отрезвляет его каждый раз, когда ему хочется испытать свои силы. “Привет", - тихо говорит Дерек. “Шаг за шагом”. Он улыбается, хотя, кажется, ему немного больно. “Мы можем выяснить все остальное, когда ты будешь готова, хорошо?” Не доверяя мне знать мои собственные чувства, Стайлз слышит снова. Если это правда, он чувствует себя несправедливо, заставляя Дерека ждать без четкого ответа. “Да, хорошо”, - это все, что он может предложить.   Стайлзу Стая всегда казалась смертельно молчаливой, когда он был человеком; он всегда находил Дерека слишком суровым по этому поводу во время тренировок, хотя он никогда ничего не говорил. Он просто стоял там и позволял себе испытывать чувство зависти к тому, что у них было-это никогда не было их силой или силой. Это была связь, понимание. Стайлз, будучи тем, кто он есть, долго размышлял о том, почему именно он не хотел укуса. Это не означало, что он не фантазировал об этом иногда отдаленным, безопасным способом. Теперь он слышит, как волки приближаются за несколько минут до того, как они доберутся сюда, тяжелые бегущие шаги звучат нетерпеливо. Они могли бы приехать на машине с Эллисон и Лидией, но бежать быстрее. “О, я понимаю, что ты имел в виду”, - говорит он Дереку, который поднимает бровь, прежде чем кивнуть, когда понимает, о чем говорит Стайлз. “Этот слух довольно хорош, когда я могу его контролировать”. Все еще трудно добровольно сфокусировать его, и некоторые небольшие звуки застают его врасплох, звуча как гром, в то время как он не вычисляет более близкие шумы, но это намного лучше, чем в первые несколько дней. Он также старается не думать о том, что помогло ему сосредоточиться. Какое-то время ему будут сниться кошмары о крови Дерека, думает он. Ну, во всяком случае, когда ему захочется спать. Это застало его врасплох, когда он был измучен голодом, но теперь он чувствует, что может обходиться без него целыми днями. ” У вас есть эквивалент слушания денвлеиза",-говорит Розенн со своего места в гостиной, где они собрались, чтобы подождать всех остальных. ”Это может стать еще лучше с практикой“. Скотту это кажется более любопытным, чем самому Стайлзу, и он спрашивает: “А как насчет других чувств?” Розенн на мгновение задумывается над вопросом, как будто не может вспомнить его с самого начала. Из того, что он понял, она, вероятно, никогда точно не была в положении Стайлза. ”Запахи не кажутся нам более сильными, за исключением охоты на Первую кровь-и, конечно, на другие типы крови". “Первая кровь?” - спрашивает папа Стайлза. Стайлз опускает глаза, ненавидя, что его отец ухватился за этот термин, и хочет разъяснений-потому что Стайлз действительно не хочет, чтобы он понимал последствия неизбежного объяснения. Но Розенн смотрит на Стайлза и вздыхает, давая ему понять, что она не в восторге от его нежелания, хотя и продолжает, не вдаваясь в подробности: “Просто кровь, которая зовет больше всего, та, которая радует и насыщает лучше всего. Не необходимость сама по себе, а жажда, которую легко контролировать, пока мы не умираем с голоду”. Намек на упрек ясно слышен всем, и Стайлз не поднимает глаз, потому что знает, что они все согласны с этим. Но что бы они сделали на его месте, он бы спросил их, если бы чувствовал себя смелее. “Что касается остального, я считаю, что наше зрение лучше в темноте, поэтому мы более чувствительны к яркому свету”. Стайлз хмурится. Она говорит, что мы, но она призналась, что никогда не беспокоилась о солнечном свете. Он должен быть его потомком в извращенном смысле, но там, где большинство существ эволюционирует с каждым поколением, кажется, что вампиры только хуже своих создателей– и Стайлз уже был создан худшим. Когда Стая оказывается так близко, что Стайлз слышит их громче, чем собственное сердцебиение, он нервно встает. Он не совсем уверен, чего ожидать, хотя, если бы реакция его отца и Скотта не была ужасной, как он думал, нет причин, по которым другие были бы плохими. Звук машины раздается ближе, чем он ожидал, так что, возможно, волки ждали, чтобы все они могли добраться туда одновременно. Дверь дико открывается, ударяясь о стену, и Стайлз подпрыгивает, но на самом деле не ожидает, что его заключат в крепкие объятия– такие, которые были бы слишком жесткими, но также осторожными с его человеческими костями, когда-то, и теперь он едва чувствует, как его сжимают. Стайлз одновременно хочет, чтобы Эрика отпустила его и держалась вечно, не в силах расслабиться в объятиях, но нуждаясь в том, чтобы это продолжалось, чтобы он мог чувствовать, что с ним вообще ничего не случилось. “Стайлз!” - слышит он другой очень успокаивающий голос, хотя Лидия звучит расстроенной. Теперь, когда он сосредотачивается вне объятий Эрики, он слышит, как Бойд и Айзек стоят немного поодаль, их сердцебиение немного учащается для их обычного безразличного отношения. Эллисон стоит в стороне, но от нее не пахнет ни одним из тех едких ароматов, которые Стайлз начинает ассоциировать с негативными эмоциями. Эрика отпускает ее ровно настолько, чтобы Стайлз мог заглянуть ей за плечи. “Никогда больше так не делай!” Эрика ругает его, сильно хлопая по руке. “Ой!” - восклицает Стайлз, потирая место, не имея возможности спросить, чего он не должен делать снова, прежде чем она фыркает и с любовью закатывает глаза, - Как будто это больно, ты тоже теперь супер сильный, не так ли?” Она смеется. “Будь нежен”, - предостерегает Дерек, подходя ближе и заставляя Эрику уступить место Стайлзу. Она подходит и встает рядом с Бойдом, который слегка улыбается и кивает Стайлзу в знак приветствия. “Я думаю, приятно видеть тебя живым”, - говорит Айзек, прежде чем обойти всех, чтобы подойти к дивану, хотя он останавливается рядом со Скоттом, когда видит Розенна. “Почему бы нам всем не сесть и не возобновить дела?” Шериф предлагает, что Стайлз ценит, так как ему не совсем нравится быть в центре внимания таким образом. И он должен признать, что взгляд Лидии немного тяжелый, и он надеется, что разговор о более практических вещах настроит ее на Розенна. Он не совсем с нетерпением ждет разговора о своей смерти, каким бы временным это ни оказалось.   “Ты вампир”, - говорит Айзек с таким выражением лица, которое он иногда делает, что больше всего раздражает Стайлза. “Я имею в виду, Скотт сказал нам, но на самом деле?” “Мы думали, что они не настоящие”, - говорит Бойд, бросая взгляд на Айзека, смягчая заявление. Стайлз в любом случае не возражает, немного успокаивает то, что они не боятся быть с ним такими, как обычно. “Я же говорила тебе, что раньше они были такими”, - вставляет Эллисон. ” И нам, очевидно, очень любопытно узнать об их особенностях", - продолжает Лидия, наклонив голову, что означает, что шестерни вращаются еще быстрее, чем обычно. Она повернулась к Розенн, когда сказала это-она уже поняла, что она является авторитетом по вампирам. Глаза Лидии, однако, делают что-то забавное, сузившись и сильно моргая, когда она смотрит на женщину; может быть, Стайлз не единственный, кто видит...фигуру силуэта. Не связанный временем или чем-то в этом роде; вот что Розенн сказал по этому поводу. Розенн тихо усмехается. “Разве вы, охотники, уже ни о чем не знаете?” - обращается она к Эллисон со слабой улыбкой, которая отнюдь не дружелюбна. Эллисон не колеблется, не опускает глаза, не ерзает и не краснеет; Стайлз всегда восхищался этим в ней, она твердо стоит за то, во что верит. “Моя семья не была такой охотницей с тех пор, как я начала руководить ими”, - говорит она, чтобы показать свой статус и прояснить ситуацию. “И я не буду притворяться, что знаю что-либо о существах, на которых мы никогда лично не охотились и считали, что они вымерли”. Розенн смеется, запрокинув голову, и это пугает всех, так как она кажется слишком достойной, чтобы быть такой громкой. Звук тоже не совсем человеческий. “Понятно", - наконец говорит она. “Но, может быть, это вопрос, который должен быть между моим молодым человеком и мной, хотя его гадал всегда приветствуется”. При этом она смотрит в сторону Дерека. ”Твой малыш? “ - шериф поднимает бровь, как раз когда Эрика с подозрительным видом поворачивается к Дереку и повторяет: "Его гадал?” Розенн прочищает горло: “Я не уверена, как это будет переведено, но я думала, что контекст прояснит, что я говорю о его поклоннике, Дереке”. Стайлз задыхается и начинает кашлять, в то время как Эрика с громким смехом хлопает его по спине. Все остальные кажутся неловко удивленными, кроме Дерека, который выглядит подавленным. “Мое что?” Стайлз выходит между тяжелыми вдохами, бросая взгляд на Дерека. Это не тот разговор, на который Стайлз надеялся, что у них не будет, и в уединении, если это вообще возможно. Отец Стайлза, выглядящий так, словно в данный момент хочет быть где угодно, только не здесь, меняет тему, даже не пытаясь быть деликатным, и Стайлз благодарен. “Я не знаю о том, как все работает где-либо еще, но Пакет, - говорит он тем тоном, который используют родители, когда говорят об одном из своих детей о новых вещах, которые они не совсем понимают, например, о покемонах или странной коллекции камней, - и партнеры, - он указывает на себя, но Мелисса и Арджент включены, хотя сейчас не могут присутствовать, - делятся всей информацией. Жизненно важное значение,- поправляется он, неопределенно жестикулируя между Стайлзом и Дереком и зарабатывая несколько смешков от разных людей в комнате, которые Стайлз вычеркивает из своего списка любимых. “Очень хорошо", - говорит Розенн, складывая руки на коленях. Она выглядит точно так же, как в первый день, когда она попала сюда, в том же кресле, с той же идеальной осанкой, выглядящей вне времени. “С чего же мне тогда начать?”   “Боги?” Лидия спрашивает, когда Розенн закончит объяснять во второй раз те части, о которых она уже говорила с Дереком и Стайлзом. Будучи сотворенным богами, Первенцем. Последние из них и их дети. “Тебе трудно в это поверить?” Розенн возражает. От них двоих исходит похожая энергия. Может быть, это потому, что Розенн родом недалеко от того места, где рождаются банши, или, может быть, это что-то другое. Трудно сказать. Лидия, кажется, на мгновение задумывается. “Я не знаю. Я также думаю, что мы придаем слишком большое значение тому, чем они на самом деле являются и что могут делать”. Розенн смеется. ” Они могущественны, - говорит она, - но они могут умереть. Бессмертие не делает их мудрее, но делает еще более похожими на детей. Однако, в отличие от детей, они знают о смерти и боятся ее, боятся потерять из-за нее что-то. Это делает их капризными, импульсивными, собственническими, иногда небрежными с вещами, которые им не нужны. Смерть-это простой способ выбросить вещи. Но они также наивно добры". ” Ты не похожа на ребенка", - перебивает ее Дерек, и Стайлз поворачивается к нему, чтобы обнаружить, что его лазер сфокусирован на Розенн. Похоже, он намерен усвоить любую и всю информацию, которую она готова им предоставить, и даже настаивать на том, чтобы она в этом нуждалась. Стайлз не знает, что с этим делать, но он так благодарен, что не может не улыбнуться. Когда он поворачивается к Розенн, когда она начинает отвечать, его глаза ловят Эллисон, которая сверкает ямочками на щеках, наклоняя голову в сторону Дерека. Стайлз бросает на него смущенный взгляд, означающий, что они поговорят об этом позже. Они разговаривали о чувствах, романтических и других, с тех пор, как она рассталась со Скоттом, и это перестало быть неловким для них обоих. “Я не бессмертен, мой род еще меньше, чем я сам. Время меня не связывает, вот и все.” Стайлз чувствует, как что-то внутри него высвобождается при этом, как кусочек головоломки, который был вставлен не в ту щель и просто вытащен. “Так ты хочешь сказать, что ты существуешь в каждый момент в одно и то же время?” Лидия спорит. “Это не имеет смысла, вы были бы старше самой земли, и вы могли бы знать, что происходит в том, что мы считаем нашим будущим”. “Вы неправильно поняли. Боги сделали меня тем, кто я есть, потому что они боялись, что я исчезну навсегда, поэтому они удалили меня из времени. Их силы держали меня привязанным к ним, пока они не исчезли, и это обернулось против меня. Мне трудно существовать в твоем восприятии времени, и это то, что в конце концов свело с ума всех моих детей, кроме жажды крови”. ” Но я не ... " – начинает говорить Стайлз, удивленный тем, что заговорил. Он не чувствует никакой разницы во времени, поэтому это откровение удивляет его. Кроме того, разве быть свободным от времени, по сути, не то же самое, что жить вечно? Это так сбивает с толку, что он начинает чувствовать давление в висках от попыток осознать все, что она пытается сказать. Ему придется спросить Лидию, получила ли она его. Всякий раз, когда он будет достаточно храбр, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. “Как я уже говорила тебе раньше, ты особенный”, - задумчиво отвечает она. “Я всегда говорил, что он какой-то странный”, - бормочет Айзек, и, судя по его ухмылке, он знает, что был достаточно громким, чтобы его услышали все. “Но...”, - начинает Скотт, нерешительно смотрит на Стайлза, прежде чем прикусить губу и продолжить: “Почему ты был создан, чтобы пить кровь?” Стайлз не реагирует. В конце концов, это законный вопрос, и он знает, что Скотт спрашивает только потому, что беспокоится о нем. Немного расстраивает, что он сосредотачивается на этом, но, в конце концов, это самая заметная черта вампиров. ” И если ты настоящий вампир“, - добавляет Эллисон, - " ты имеешь в виду, что все вампиры, какими мы их знаем, были твоими...потомками?” она говорит немного неловко. Розенн отводит взгляд со смущенной позой, которая выглядит такой старомодной, как благородная дама в историческом фильме. ” Во-первых, многие боги изменили людей по многим разным причинам, как я уже говорила", - отвечает она с оттенком упрека в голосе из-за необходимости повторяться. “То, что значительная часть из них и их детейоказались достаточно похожими друг на друга, чтобы считаться различными источниками фольклора вампиров, - это человеческая деталь, которая не имеет большого значения. Следует отметить, что я не называю себя или свою родословную вампирами, кроме как для того, чтобы дать вам понять. Я называю нас "корригоад" - слово, которое я придумал со своего языка и которое можно перевести как "кровавые феи". Корриганы-это существа, с которыми я вырос в стране моего детства. Что касается части крови, то желание другого бога пошло не так, вы должны знать, что я придумал это имя задолго до того, как оно стало тем, в чем я нуждался, чтобы у меня было что назвать своей семьей”. “Ты имеешь в виду тех, кого ты обратила”, - немного сухо перебивает ее Эллисон. ”Я хотел бы посмотреть, что ты будешь делать, когда окажешься изолированным, одиноким, единственным в своем роде, который всего лишь сломанная игрушка, оставленная существами, более великими, чем ты когда-либо мог быть?" Розенн кусается, в ее голосе достаточно угрозы, чтобы молодые волки начали тихо рычать в своих глотках. У Стайлза внезапно перехватывает дыхание, как от враждебности в комнате, так и от мучительного чувства, что он разрывается между тем, что чувствует Розенн, и связью со Стаей, которую он мог чувствовать даже будучи человеком. Его зрение белеет. “Стой!” - слышит он очень издалека, цепляясь за звук голоса Дерека, чтобы попытаться встать на ноги. Он снова начинает тяжело дышать и сглатывает слюну, которая, как он чувствует, собирается у него в уголке рта. Он надеется, что его не вырвет, потому что он точно знает, что ел в последнее время, и было бы очень трудно не чувствовать себя монстром, когда все видят кровь Дерека у его ног. “Могу я прикоснуться к тебе?” Он кивает так часто, как только может, чтобы дать понять, что ему нужно что-то, что привязало бы его к настоящему моменту. Он чувствует теплое давление на спину, которое начинает описывать круги, и понимает, когда снова может видеть, что он согнулся пополам на диване. Требуется секунда, чтобы понять, что это он плачет. ” Я думаю, на сегодня достаточно“, - Стайлз слышит, как его отец говорит: "Дерек, иди, отведи его отдохнуть”. Следующее, что знает Стайлз, - его лицо уткнулось в шею Дерека, и ему требуется все, что у него есть, чтобы не запаниковать перед всеми и не оттолкнуть его. Он хватает Дерека за рубашку и почти разрывает ее на части за то время, которое требуется, чтобы добраться до спальни. А потом он отрывается от Дерека.   На лице Дерека мелькает обида. ” Я ... я не ... “Стайлз пытается сказать:” Твой, твой",– он в панике неопределенно жестикулирует, - “Я не могу”. Плечи Дерека опускаются, и Стайлз удивляется, как он может испытывать такое облегчение, слыша, как Стайлз паникует по этому поводу. Затем до Дерека доходит, что он, вероятно, предпочитает слышать, что Стайлз просто не может находиться рядом с шейками, чем рядом с самим Дереком. “Ладно, извини, в следующий раз я буду осторожен”, - успокаивает его Дерек. Затем медленно приближается, убеждаясь, что Стайлз принимает его близость, прежде чем взять его за руку и отвести к кровати. Дерека, понимает Стайлз. «Что? В следующий раз? Почему мы в твоей спальне? - быстро спрашивает он, сбитый с толку ситуацией. “Это звуконепроницаемо”, - заявляет Дерек, усаживая Стайлза и поворачиваясь, чтобы взять что-то в комоде. Услышав это, разум Стайлза совершает сложную вещь, которая приводит его в очень неподходящие места, прежде чем наступает ужасный факт, что Дерек хочет поговорить. “У тебя жар?” - спрашивает Дерек, когда он поворачивается и делает отчаянный шаг вперед, отчего Стайлз очень остро ощущает, как горит его лицо. Затем Дерек останавливается и хмурится: “Ты все равно не можешь заболеть”,– протягивает он. Когда он начинает хихикать, Стайлз поворачивает растерянные глаза в его сторону, не в силах поверить, что это может быть смешно. Но звук немного истеричный, отмечает он. “Это не смешно!” - протестует он, прежде чем из него вырывается собственный смешок. Тогда он просто не может остановиться. Им требуется много минут, чтобы успокоиться между приступами смеха, которые прекращаются и начинаются снова каждый раз, когда они смотрят в сторону друг друга. Стайлз не уверен, что когда-либо видел Дерека смеющимся так сильно или так открыто раньше, даже если это в основном нервы. Он даже не уверен, когда сам делал это в последний раз. Дерек садится рядом с ним, когда они успокаиваются. Стайлз чувствует себя измученным, как будто он только что громко расплакался вместо этого. Но у него больше нет слез, поэтому он полагает, что это следующая лучшая вещь, чтобы высвободить сдерживаемые эмоции. “Это сразу много информации”, - тихо говорит Дерек, не поворачиваясь к Стайлзу, с одеялом в руках, которое Стайлз только сейчас замечает. “Я бы хотел, чтобы нам ничего из этого не понадобилось”, - таков его честный ответ. Он так измучен смехом, что смех срывается с его губ, и у него не хватает сил пожалеть об этом. Дерек все равно знает. Они все так делают. “Я хотел бы проснуться и узнать, что все это сон, но засыпать я могу только тогда, когда я полумертв от голода и мне снятся только кошмары”. ”О...о том, что случилось?" В голосе Дерека есть мягкость, заботливость, которые Стайлз вроде как ненавидит. Но он тоже жаждет этого, и больше всего на свете сейчас он хочет вернуться к тому небольшому времени, которое они провели наедине до того, как Розенн приехала сюда, независимо от того, как ужасно он себя чувствовал тогда. Он не знает как, но он знает, что они бы справились. И даже если это причиняло боль, по крайней мере, в воздухе витал такой покой. Тишина в событиях и чувствах. Он напевает в ответ. Это может означать все, что угодно, так как многое произошло. - Если ты когда-нибудь захочешь, - запинаясь, начинает Дерек, - поговорить о том, когда тебя обратили ... “Мне почти нечего сказать, - перебивает Стайлз немного резковато, отворачиваясь, - по крайней мере, я знаю, что убийство того, кто обратил тебя, - это чушь”. Он замирает от того, что только что сказал. Он кусает губы и смотрит на свои дрожащие руки, видит, что они покрыты красным. Он кашляет и вытирает их о джинсы, как будто вытирает нервный пот вместо воспоминаний о крови. Он краем глаза смотрит на Дерека, чтобы оценить его реакцию теперь, когда он признался в убийстве кого-то, даже если это его напавший, а не...женщина. Что не делает ситуацию лучше, так как это просто означает, что он убил достаточно людей, чтобы признание одному все еще делало другого секретом. Дерек отводит взгляд, краснеет, и Стайлз хмурится, пытаясь понять, почему в затянувшейся тишине. Тогда он все понимает. “О боже мой!” - восклицает он, заставляя Дерека застенчиво кашлянуть. "ой! Боже мой! Г– чувак! Нет!” Он снова начинает смеяться, на этот раз более искренне. ” Пожалуйста, не говори Скотту", - умоляет Дерек, поворачиваясь к нему с застенчивым лицом. “Ты знал?” Стайлз продолжает смеяться: “Ты знал, что это чушь собачья, и это даже не оборотни, а ты”, - его зрение начинает расплываться от такого сильного смеха, - “ты сказал Скотту, - продолжает он, задыхаясь, “убить Питера! Чтобы перестать быть оборотнем!” Это даже не смешно само по себе, потому что ночь смерти Питера была дикой, ужасной и была одним из признаков того, что они никогда больше не будут нормальными детьми. Но Дерек сказал Скотту, что он снова станет человеком, если они убьют того, кто его укусил, и это так забавно для Стайлза, что он просто не может перестать смеяться во второй раз. За исключением этого раза, и он понимает это намного позже, когда все снова успокаивается и ему предстоит еще один разговор, его щеки мокрые. Но в тот момент он просто потерялся в этом моменте. И этот момент прерывается чувством тревоги, которое пробегает по всем костям Стайлза, идущим из глубины и внезапно отрезвляющим его. Это исходит от Розенна, и это исходит от Стаи.