Герои? Злодеи? Пф! Деньги! И дайте жить спокойно!

      Я… умираю… так больно… кто-нибудь… пожалуйста… избавьте меня от… страданий…       Лазурные глаза, в уголках которых собрались слезы, закрываются, оставляя на щеке влажную соленую дорожку. — Держись, мужик, держись! Осталось всего пятнадцать секунд!       Лазурные глаза резко открываются, с вызовом смотря на женщину, что навалилась сверху и руками разводит ноги мальчика в разные стороны, которые сейчас находятся в форме лягушки. — Легко сказать!!! У меня… там… все болит!!!       Саюки, повысив голос, неожиданно реагирует слишком бурно. И весь его умирающий вид, вуалью, срывается. — Пф, это всего лишь растяжка. Естественно, что с непривычки, будет болеть. А теперь сожми зубы и терпи. — Ох…       В то время, пока его тренер посмеивается с реакции мальчика, сам Саюки, как она и сказала, сжал зубы и, зажмурившись, пытается пережить эту пытку над его телом.       И какой черт меня дернул выбрать именно эту секцию?! Я и в самом деле хренов мазохист!       Что именно в данный момент происходит? Все до банального просто. Вместо того, чтобы строить свои грандиозные планы, Саюки подвергается пыткам, в плане растяжки его детских мышц.       Неделю назад. Джейн, Давид и Джон собрали своих детей на семейный совет, который проходил в гостиной. Заинтересованная Саша и не менее заинтересованный Саюки сидели перед взрослыми, словно нашкодившие котята, и смотрели во все свои детские глаза на своих родителей, которые, со всей родительской строгостью, едва скрывая улыбки, так как эта ситуация их очень забавляла, рассказывали свои планы на ближайшее время. — Итак, мои хорошие дети. В связи с… определёнными обстоятельствами, ваша повседневная жизнь немного изменится.       Начал Давид. И его, довольно ловко, подхватила Джейн, при этом она начала выкладывать перед детьми листы, на которые быстро Саша и Саюки акцентировали свое внимание. — До того момента, пока вам не будут назначены телохранители, вы будете обучаться на дому. Вам двоим будет назначены учителя по тем дисциплинам, которые вы должны были изучать в школе.       Старшая сестра взяла один из листов и, пробежавшись взглядом по перечисленным дисциплинами взглянула на лист брата, после чего с удивлением посмотрела на своих родителей. — Пап, но здесь указаны одинаковые дисциплины. Разве Саюки не рано изучать то, что изучаю я в средней школе? — Нет, не рано. В конце-концов, ты сама, Саша, обучала своего брата тем темам, которые учила в той школе.       Саша, все с тем же удивлением в глазах вновь посмотрела на Саюки, который внимательно вчитывался в выданные листы, после чего, со всей своей гордостью, на которую только могла, выпрямилась и приподняла голову. Она и в самом деле в этот момент испытывала гордость за то, что смогла обучить своего младшего брата. А взгляд Саюки замер напротив его, пожалуй, самой не любимой дисциплины. — Мам, папы… а физическая культура обязательна?       С видом вселенских мучений мальчик поднял свои лазурные глаза на взрослых. Теперь настало очередь Джона горделиво улыбаться, в то время, когда Джейн и Давид, удивленно смотря на своего сына, переваривали услышанное. — П…папы?       Джейн переспросила. На что получила лучезарную улыбку. Саюки и в самом деле надеялся перескочить на другую тему. — Агась. Ведь дядя Джон мой крестный папа. А значит у меня два папы!       Подняв руки Саюки продолжал улыбаться. А в голове вертелась лишь одна мысль. Пожалуйста. Молю… прошу… отвлекитесь от физкультуры! Ну пожалуйста!       Давид, поднеся к губам кулак, кажется хрюкнул от смеха в него, в то время, когда Джейн, прекрасно осознавая, как эта фраза звучит, покраснела от смущения. — Пожалуйста, Саюки, сынок, не говори никому, что у тебя два папы и одна мама… — Но почему?! Ведь у меня и в самом деле два папы! Почему я должен об этом молчать? Папа Джон классный! Он мне нравится!       Ребенок, весело болтая ногами, воодушевленно щебетал. В то время, когда даже Саша стала посмеиваться, при этом показательно отвернувшись. — И я люблю папу Джона! Вот! — А меня, значит не любишь?       Давид всем своим видом изобразил вселенскую скорбь и обиду, на что Саюки, откинув злосчастный листок, соскочил с дивана и, подбежав к отцу, крепко обнял его, утыкаясь носом куда-то ему в бедро. — Нет! Я тебя тоже люблю. Очень сильно. Но и папу Джона тоже.       Джейн же отвернулась. Но Саюки видел, как дрожали ее плечи, как сильно она пыталась скрыть смех. Джон же, выпятив грудь вперед, с ухмылкой во все свои ряды зубов смотрел на Давида. Отец же, не желая терпеть подобной подставы от собственного чада, наклонился к нему и… начал щекотать. В конце-концов семейное собрание превратилось в балаган, а Саюки, про себя выдохнув, понимал, что долго отстрочить неизбежное не получиться. Ну, у него был хотя бы еще один день его спокойной жизни.       И все же, веселье весельем, однако Саюки не забывал о том, что он — травмированный ребенок. Поэтому, каждую ночь, используя будильник на вибро-режиме, что заставлял его просыпаться и уходить из рук сладкого сна, он поднимался с кровати. После чего, в сонном состоянии, протягивал руку к прикроватной тумбе и доставал оттуда маленькую бутылочку с жидкостью от перцового баллончика, которую успел ранее стащить у Саши. Саше, разумеется, когда заметили пропажу, купили новый, решив, что девочка его где-то потеряла. Саюки выбрызгивал на свои подушечки своих пальцев жидкость и, задержав дыхание, подносил к своим глазам, которые довольно быстро становились покрасневшими и начинали слезиться. И только после всех этих манипуляций, во все горло кричал. И когда только к нему вбегали разбуженные Джейн и Давид, при этом включая свет, и замечали зареванного сына, садились рядом с ним, на его кровать, и, обнимая, пытались успокоить бьющегося в истерике ребенка.       Так и проходили дни за днем, в один из которых Саюки подошел к Джону и попросил своего дядю нанять ему в телохранители Быка. И именно в этот вечер спокойная, для тела Саюки, жизнь закончилась. Давид и Джейн все же собрали семейное собрание в последний раз, чтобы решить нависший вопрос. — Итак. Мы уже выбрали учителей. Они будут приходить ежедневно. Однако, вопрос о физической культуре остался открытым.       Сидя в кресле Давид, деловито положил ногу на ногу и скрестил руки в замок перед собой. Весь его вид показывал, что мужчина настроен серьезно. — Пап…       И только Саюки хотел что-либо сказать, как мужчина поднял руку. А Джон, сидевший рядом с ребенком, заключил того в объятия за плечи. Вот только эти объятия казались сейчас тисками, из которых не сбежать. Мужчина, приблизившись ближе к Саюки, казалось, плотоядно улыбнулся. — Даже не думай, лисенок. Да и сомневаюсь, что у тебя остались еще какие-то идеи, как можно отвлечь наше внимание.       Саюки, с расширенными от ужаса глазами, сглотнул.       И в самом деле… Джон, ты даже не представляешь как сильно я сломал над этим голову. Ой-ой, бедное мое детское тельце. Не люблю физру!       Однако вслух Саюки ничего не сказал, а только показательно надулся и с тоской посмотрел на Джейн в поисках помощи. Но даже мама была настроена серьезно. Ведь, если для Саюки это было вопросом его личного комфорта, то для его родителей это был вопрос безопасности их детей. — Прости, Саюки, но я тебе не помогу. Пора решать. И почему ты только не любишь спорт? — Мам, ну вспомни, как я бегаю… я же падаю на каждом двадцатом шаге. — Ты, что, считал?       С удивлением посмотрела Саша. Для нее же этот вопрос даже и вопросом-то не был. Она любила любую активность, кроме голодовки. — Ну… однажды было дело…       Неопределенно протянул малыш. После чего, глубоко вдохнув, посмотрел на родителей. — Хорошо. Я готов. Мам, папы, что вы предлагаете?       Слишком деловито для ребенка спросил Саюки. И весь его, не менее, деловой вид заставил его родителей не только расслабиться, но и улыбнуться. И Джейн положила, в очередной раз, листы перед сыном и дочерью. Саюки, взяв в свои маленькие ручки бумагу, пробежался по ней глазами. И тут же в голове взвыл. Епттвою мать, мама… ты что, хочешь из меня сделать Арнольда Шварцнегера?! Из-за каждой этой дисциплины я в будущем буду гребанным качком. Нет, я понимаю, что для любого вида спорта нужны особые упражнения, чтобы развивать физическое тело, чтобы оно было в тонусе, но все же… Нет, мне определенно ничего из этого не нравится. Мне, конечно, нравятся сиськи, но своими сиськами я насмотрелась в прошлом…       Саюки не дурак. Саюки понимал, что долго бегать от животрепещущей темы у него не получится, поэтому заранее и подготовился. Именно из-за этой причины он отложил лист, где были прописаны различные единоборства, а сам посмотрел на родителей. Саша же, продолжала внимательно вчитываться. — Ты уже выбрал?       Джейн с удивлением посмотрела на своего сына. Она была удивлена, как быстро Саюки отложил лист бумаги. Давид же, принялся слушать. И весь его вид показывал, что он слушает внимательно. И Саюки, вдохнув, этим набираясь смелости, произнес. — Мне ничего из этого не нравится. — Ишь какой. И что же тебе нравится, позволь спросить, лисенок.       С ухмылкой спросил Джон, щипая Саюки за пухлую щечку. На что ребенок слегка отодвинулся от Крестного, всем своим видом говоря, чтобы тот ему не мешал. И Джон, словно поймав этот сигнал, успокоился. Но не перестал улыбаться. — Я… я все понимаю. И отводил я эту тему только для того, чтобы позволить себе самому выбрать то, что хочу… Мам, пап, вы позволите?       Посмотрел он на своих родителей, которые уже не только с удивлением, но и с любопытством, смотрели на Саюки. Однако Давид все же поднял руку, этим показывая, что Саюки может пока собраться с духом и помолчать, и дал возможность говорить Саше. — Я тебя понял, сын. Но для начала, Саша, ты что-нибудь выбрала? — Да! Я хочу записаться в бокс! А еще пойти на легкую атлетику.       Девочка, положив лист бумаги на стол, лучезарно улыбалась. Сердце Джейн, казалось, упало куда-то в желудок. Она, сглотнув, нервно улыбнулась и посмотрела на дочь. — Саша, ты уверена в своем выборе? — Уверена.       Саша, с небывалой для нее уверенностью, кивнула. И очень сурово посмотрела на родителей, одним только взглядом говоря, что: «Вы сами дали право выбора». Саюки же внутри себя тихо захихикал, аплодируя своей сестре. Не только у родителей был этот стержень. Но и у его старшей сестренки. Не зря она дочь своих родителей. Не каждый ребенок в ее возрасте может так сильно показать свой характер и одним единственным словом отстоять свое. Джейн, видя настроение Саши, лишь вздохнула и кивнула. — Хорошо. Я понимаю. Значит бокс и легкая атлетика. А теперь ты, Саюки. Что ты придумал?       И Саюки, улыбаясь, прикрыл лаза. — Кикбоксинг. Я хочу пойти в кикбоксинг. А для физической подготовки… полдэнс.       Все семейство замолчало.       Нет, ну а что? Для кикбксинга важны ловкость и гибкость тела. А с полдэнсом я не превращусь в гору мышц. В конце-концов я была девушкой и эстетическая сторона красоты тела для меня очень важна. Да, я понимаю, что буду в будущем выглядеть женственно, но, в принципе мне это и надо. В прошлом я была той еще бой-бабой с широченными плечами. А здесь буду миловидным юношей, сколько бы мне лет не было. Хочу быть хрупкой душой! К тому же, часто чужая красота слепит людей, не позволяя увидеть истинные намерения. Разумеется, с таким юношей, какое мое воображение мне рисует, люди расслабятся больше, нежели чем с тренированным боксером.       Давид и Джейн, посмотрев друг на друга, вновь перевели взгляд, едва ли не синхронно, на Саюки. Джон же, смеясь в голос, откинул голову назад, выпуская Саюки из объятий. — Кхм… Саюки, ты понимаешь, что полдэнс это… танцы с шестом, на которых…       Джейн не успела договорить, как ее перебил Саюки. — Это называется пилон, мама. — Ахахаха! Давид, ты молодец! Хорошо воспитал сына! Ахахаха! Ему только шесть, а он уже тянется к красивым фигурам танцовщиц. Чур я буду водить его на занятия! Ахахаха! — А кто сомневается, Джон? Конечно ты будешь. Или… Давид, ты будешь водить на занятия нашего сына?       Джейн, с каким-то темным блеском в глазах посмотрела на своего мужа. И из-за этого взгляда мужчина, даже, как-то стушевался. После чего, кашлянув в кулак, посмотрел на Саюки. — Чтож… я сам дал право выбора. Но все же спрошу, дети, вы уверены в своем выборе? — Да! — Да.       Хором ответили Саша и Саюки. И только после того, как их отец устало уронил голову на собственные руки, улыбнулись, посмотрев друг на друга. Эту небольшую войну они выиграли.       Вернемся в настоящее время. Джон, смотря на муки Саюки, едва сдерживал вырывающийся смех, из-за чего получал гневные взгляды своего крестника. Давид и Джейн, стоя рядом и, честно, пытались держать безэмоциональные лица, когда привлекательная девушка мучила их сына. — И… все. Время вышло.       Тренер, поднявшись с бедных ног Саюки, усмехнулась, смотря на мальчика, который, шипя будто разозленный котенок, сдвинул ноги вместе и повернулся на бок. Наконец его мышцы, до этого напряженные до критической точки, смогли расслабиться. — Отдыхай пока.       Тренер, ее звали Джессика, хмыкнув, подошла к взрослым. — Ну, что я могу сказать. У него очень хорошие задатки. Его тело само по себе гибкое, а кости легкие. Месяц регулярной растяжки и он сможет уже садиться без проблем на шпагат. Изначальные данные, которыми одарила нас природа и, разумеется, родители чрезвычайно важны. — Нам лестно это слышать, Джессика.       Как ни странно, но Джейн спокойно улыбалась. Она видела, как Давид во время тренировок смотрел на своего сына, а не на его привлекательного, во всех смыслах, тренера, и от этого была спокойна. Ее напряжение от одной мысли об конкуренции ушло. Джессика, улыбнувшись, продолжила. — Это хорошо, что вы поддержали своего сына. Многие родители бы запретили ребенку посещать подобные занятия, придерживаясь своим стереотипам, забывая, что полдэнс в самую первую очередь — хореографии, спортивная гимнастика и акробатика. У нас были, да и есть до сих пор, многие девушки и даже мужчины, которые с помощью полдэнса излечили многие свои физические недуги. У меня, например, в свое время было сильное искривление позвоночника. Результат неудачного падения. Мои позвонки попросту были выбиты, а врачи их не правильно вставили. А полдэнс мне помог с этим недугом справиться. — Вы считаете, что полдэнс хорошо будет дополнять кикбоксинг? — Конечно. Все должно быть в равновесии, господин Давид. В этом плане полдэнс и кикбоксинг идеально дополняют друг друга. Сейчас я проведу для вас небольшую лекцию, если вы не против. Но, одну минуту.       Джессика, повернувшись к Саюки, который стоял на четвереньках и старался отдышаться, крикнула ему. — Саюки! Потянись пока, разомни мышцы, чтобы они не остыли! — Да…да…       Ребенок, несмотря на недовольную моську, все же поднялся и начал тянуться, разминаясь. А Джессика, хмыкнув, повернулась к его родителям. — Мой брат занимается кикбоксингом, так что я многое про этот вид единоборств знаю. Вы можете своего сына записать к нему, чтобы он не ходил в разные секции. Его зал находится ниже. Итак. Вот, что я скажу. Кикбоксинг объединяет в себе разные виды восточных единоборств: карате, ушу, тхэквондо, тайский и английский бокс. Он хорош, как на средней, так и на дальней дистанции. Кикбоксинг хорошо развивает мышечную массу, выносливость, координацию движений, гибкость, моторику. Полдэнс, как аэробика и акробатика помогают в развитии гибкости, а гибкость делает удары качественными и точными. К тому же, раз ваш ребенок увидел связь между полдэнсом и кикбоксингом, несмотря на то, что ему всего шесть, он уже обладает аналитическим складом ума. А кикбоксинг, это вам не тот же банальный бокс, к примеру. Здесь нужно думать головой. Использовать финты, движения-обманки, пробовать разные ударные комбинации, заманивать соперника в ловушки. — Ну, раз здесь нужно думать головой, то да. Этот вид спорта действительно ему подходит.       Усмехнулся Джон, переводя взгляд со своего крестника на Джессику. После чего, подмигнув девушке, посмотрел на Давида и Джейн. Давид, покачал головой, однако Джейн крепко взяла его за руку. — Давид, нам ведь нужно развивать сильные стороны нашего сына. Я не права? — Да, права, но… полдэнс… — Господин Давид, вы можете записать своего сына, например, на тяжелую атлетику. Но его тело подобную нагрузку не выдержит, я вам как профессионал спорта говорю. Вы можете записать его на легкую атлетику, но тогда сильные стороны его тела останутся им непостижимым. У вас очень… скажу прямо, у вашего сына андрогинная внешность. Возможно, вы этого не видите из-за того, что вы его отец. Но он всегда будет таким. И никакие тренировки этого не изменят. Они лишь изуродуют этот неограненный алмаз. — Хорошо-хорошо. Я понимаю. Понимаю. И не надо так на меня смотреть, дорогая. Говорите, ваш брат тренер по кикбоксингу? — Да. Этажом ниже находится его зал. По окончании этой тренировки, мы можем спустится к нему и сразу составить расписание занятий. — Хорошо. Я согласен. Однако, пообещайте мне одну вещь. — Конечно, господин Давид. Какую? — Не позволяйте ему отлынивать. И как только он начнет говорить, вы не смотрите на его возраст, он умело заговаривает зубы, не ведитесь. — Ахах, как вы о своем сына говорите.       Однако, смех Джессики быстро прекратился, когда она увидела, как три пары глаз как-то слишком серьезно смотрят на нее. Настолько серьезно, что становилось жутко.       Единственное, что мог делать Саюки следующие две недели в свободное время — спать. Его детское тело только привыкало к неожиданно возросшим нагрузкам. Он даже через несколько ночей прекратил ставить будильник, потому что ночью ему хотелось только одного — сна. Ему даже не хватало сил на то, чтобы думать. Он просто вырубался. А утром, поднимаясь, принимался учиться. После учебы шло обучение причуды с отцом, который выкраивал из собственного загруженного графика два часа для сына, параллельно с ним Джейн обучала Сашу. А после причуды — зал. И все по новой. Нескончаемый круговорот. Однако, человек — существо, которое адаптируется ко всему. И к такому графику Саюки привык. Теперь спорт не вызывал в нем тоску по мирному времени. С каждой тренировкой его тело наполнялось энергией, а значит, когда он возвращался домой, он не спешил отдаться в руки Морфею. Его мысли вновь могли носится в его голове жужжащими пчелами.       Джон пришел к нему неожиданно. Когда Саюки просматривал страницы в интернете. Крестный вошел в его комнату, предварительно постучав, разумеется, и увидел, что его крестник лазает по сайту какого-то банка. Мелкого, по меркам самого Нью-Йорка. Джон не сдержал ухмылки. — Ну и что ты на сей раз задумал, лисенок? — Ммм? Ничего. Мне просто стало интересно, как так получается, что процентные ставки одних банков достаточно хороши для потребителей, но они к ним не идут. — Процент доверия, лисенок. — Процент доверия?       Саюки, повернувшись к Джону, слегка наклонил голову в бок. — Да. Большие банки пользуются хорошим процентом доверия. Но, ты об этом узнаешь позже.       Джон, усевшись на кровать крестника, протянул ему стопку бумаг. Которую, заинтересованный Саюки, принял в руки. И тут же начал ее просматривать. — Это же… папа Джон, ты лучший!       Улыбаясь во все свои зубы, Саюки спрыгнул со стула и, подбежав к Джону, залез на свою кровать, после чего крепко обнял его за шею. А потом и вовсе сел ему на колени и стал листать личное дело Быка. — Я уже просмотрел его. Надеюсь, ты не против. И, знаешь, думаю, что все-таки он нам подходит. Поймешь почему?       Хитро улыбнулся Джон, перебирая пальцами алые пряди волос ребенка. А тот, сосредоточенно вчитывался в документы.       Жизнь Быка была банальной. Родился в гетто, из-за чего с детства у него были приводы в полицию по различным мелким правонарушениям, в основном нарушениям административного порядка. Жил без отца. Закончил школу, поступил в университет. Однако, не доучился, так как его мать заболела и ей нужны были деньги на лечение. Но, не получив лечение вовремя, умерла. После чего, без должного образования и полностью сломленный Бык долго-долго пил, а потом и вовсе пошел работать сторожем Свалки. И было в этом деле то, из-за чего глаза Саюки, его белые зрачки, засияли словно сама супер-нова*. — Это же…       Мальчик поместил свой указательный палец на заветные напечатанные на листе бумаги слова. После чего, подняв голову к Джону, лучезарно улыбнулся. — Тебе, буквально судьба благоволит, лисенок. Ты выудил хорошую рыбку.       Саюки невесело усмехнулся, но после перевел взгляд вновь на документы. — Что-то теряешь… что-то находишь. Так, папа Джон?       Крестный, видя изменения в своем крестнике, прикусил губу, понимая, что именно сболтнул. После чего, крепко обняв ребенка, поцеловал его в висок. — Они поплатятся, Саюки. Обещаю. А ты… не думай про это. Я и твои мама с папой, мы позаботимся о том, чтобы семья получила по заслугам. А Быка твоего мы выучим. На счет этого можешь не переживать. — Я верю, папа Джон. Я верю тебе и маме с папой.       И Саюки, улыбаясь, поднял вновь свою голову, после чего чмокнул дядю в скулу. — Я хочу навестить Быка. К нему ведь уже пускают посетителей?       Джон, потерев скулу, усмехнулся. — Да. Он реально Бык. Не каждый способен выдержать несколько пуль в упор. Первое время его состояние было критичным, однако, самое страшное для него уже позади. — Мы можем с тобой, мамой и папой завтра его навестить? И… я хочу сам поговорить с ним. Наедине. Думаю, он меня послушает, ведь именно меня он пытался защитить. — Ну… я подумаю… — Папа!       Надувшись, Саюки протянул свою руку к к щеке своего дяди и стал ее тянуть в сторону. Что вызвало смех мужчины. — Хорошо-хорошо. Не могу я отказать, когда ты меня так зовешь, маленький манипулятор.       И, оскалившись, Джон резко перехватил ничего не подозревающего Саюки и, будто сумку, подхватил подмышку. И все же Джон был сильным. Ребенок только через несколько секунд понял, в какой ситуации оказался и оставалось ему лишь звонко засмеяться. — Идем к Джейн и Давиду. Думаю, против нашего дуэта они не устоят.       И они и в самом деле не устояли. Как только Давид увидел дело Быка, он почти сразу согласился. Конечно, повредничал, но только для вида. Джейн же еще некоторое время пришлось уговаривать. Не нравилось ей, что Саюки просил переговорить со своим спасителем наедине. Вот только, что может сделать беспомощная женщина, когда ее окружили трио великолепных мужчин?       На следующий день Саюки стоял напротив Быка. Мужчина был довольно истощен, но все же не терял своего боевого настроя. Он смотрел на ребенка с вызовом. — Это ты? — Здравствуйте.       Саюки улыбался. — Меня зовут Саюки. А вас как? — Вас? Пф, я не настолько старый, чтобы ты ко мне на «вы» обращался. — И все же? — Меня зовут Булл.       Булл? Серьезно? Бык? Мда… оригинально, ничего не скажешь… — Спасибо тебе, Булл. За то, что помог мне. — Угум… только вылезло это мне боком. — Что вы имеете в виду? — Сказал же…!       Резко рявкнул мужчина, из-за чего Саюки вжал голову в плечи.        Понятно… ты у нас колючий малый. Не привык к ласке?       Недавний спаситель, видя, как стушевался ребенок, лишь обреченно вздохнул. Не привык он, да и не умел общаться с детьми. — Неважно. — Нет, Булл. Важно. Вы спасли меня. Уберегли от ужасной участи. — Это правда… признаю. Вот только… Слушай, малец, мир взрослых жесток, понятно? Твои богатенькие родители наверняка ограждали тебя от всего и ты не понимаешь эту банальную мысль. Да, я тебе помог. Вот только я сам сейчас едва ли не калека. К тому же без работы. Я спас тебя, но себя, можно сказать, собственноручно убил. Да, моя совесть спокойна из-за того, что я не дал этим ублюдкам сделать то, что они хотели. Вот только…       Голос Булла стал тихим. Да и весь его вид показывал, что… ему нужно было выговориться. И неважно кто стоит перед ним. Да будь рядом Всемогущий, он так же бы, ощетинившись, стал изливать свою душу. - …Вот только моя совесть меня не прокормит.       Больничная палата погрузилась в тишину. Всего через пару дней недавнего героя переведут в общую палату, а после и выкинут из больницы. И все. Герой, который пожертвовал своей жизнью, останется на улице без средств к существованию. Тот, у кого не было геройской лицензии не могли рассчитывать на финансовую поддержку. Вот одна из причин того, почему многие люди, обладающие причудами, могли просто пройти мимо нуждающегося в помощи человека. Ведь, если они за него вступятся и, не дай Бог, понесут физические увечья, дальше жить им никто не поможет. Поэтому и есть лицензионные Герои, которым помогает правительство.       Выдержав нужное время, Саюки сделал несколько шагов вперед. Он осторожно, с неуверенностью, но все же протянул руку к худой и жилистой руке своего спасителя. И крепко сжал его пальцы своими. Мужчина же в это время смотрел в сторону. Куда угодно, но только не на ребенка. Не потому что видел в нем корень всех своих проблем. Нет. Ему было банально стыдно за то, что он сорвался. Сорвался на этого ребенка. Он ведь… просто ребенок. И тогда Саюки заговорил. — Я хочу, чтобы ты, Булл, стал моим телохранителем.       Секунда. Две. Три. Булл медленно поворачивает голову к ребенку. В его глазах удивление. — Ты хочешь… что? — Я хочу, чтобы ты стал моим телохранителем.       Все с таким же спокойным тоном говорил мальчик. Булл не выдержал. Он засмеялся. Его смех был надрывной и, какой-то, обреченный. — Т-ты… ахаха, ты хочешь… чтобы я… ахаха!       Одной рукой, не той за которую держался Саюки, мужчина закрыл свои глаза, продолжая смеяться. — Ахаха! Многого хочешь. Иди домой, малыш.       Наконец Булл прекратил смеяться, вытирая выступившие слезы смеха с глаз. Однако, Саюки продолжал смотреть на Булла. Он смотрел на него своими лазурными глазами, а белоснежный зрачок, казалось, прожигает в нем дыру. Вновь повисло молчание. Мужчина начал осознавать, что ребенок это говорит серьезно. А еще… он понял, почему та тварь начала бесится. Почему хамелеон сорвался и начал бить ребенка. Ведь мальчик смотрел… странно. И чем больше Булл смотрел в эти глаза, в эти белоснежные зрачки окруженные умиротворяющей лазурью, тем больше понимал, что… он не может отвести взгляд. Словно его загипнотизировали. — Я. Хочу. Чтобы ты. Был. Моим. Телохранителем.       Отчеканивая каждое слово повторил мальчик. Он сделал еще шаг вперед, на сей раз подходя к больничной койке слишком близко. — Ты такой же как я, Булл.       Те напечатанные строки в деле, которые обводил ребенок своим пальцем ранее всплыли сейчас в голове Саюки. И мальчик наклонился ближе. А мужчина, слыша как меняется интонация ребенка, не мог понять, каким образом его детский, минутами назад, голос мог становится таким глубоким. И таким… убаюкивающим. Успокаивающим. Дающим… надежду? — Знаешь, кто пытался меня убить? Ты знаешь, кто я такой?       Саюки подошел еще ближе. А потом и вовсе наклонился, крепче сжимая своими пальцами пальцы мужчины, в то время, когда его руки, казалось, онемели. — Я Саюки Вашингтон. Я ребенок тех, кто убил твою мать, не выдав деньги на лечение рака мозга, занеся в черный список, этим перечеркнув любую возможность взять кредит в других банках. Я ребенок, которого пыталась убить эта семья. Я Саюки Вашингтон, любимую бабушку которого убила эта семья.       Голос этого ребенка становился все тише, а немигающий взгляд, в котором зарождались гнев, злость и ярость, становились все ближе. Булл сам не заметил, когда мальчик склонился к нему, завлекая своим глубоким голосом в свои сети, шепча тому на ухо то, чего он желал услышать все эти годы своего бессмысленного существования. — Я Саюки Вашингтон. Я хочу, чтобы ты был моим телохранителем. И помог мне уничтожить этих подонков. И поверь, у меня есть план. И их можно свергнуть с их самовозведенного трона.       Теплые пальцы мальчика коснулись острой скулы худого лица мужчины, заставляя того вздрогнуть. Даже перед той тройкой преступников Булл не испытывал такой бури эмоций, как перед этим ребенком. Саюки, закончив, отошел от этого мужчины. Все так же медленно, и все так же не сводя своих гипнотических глаз от глаз своего спасителя. И, словно по щелчку, он вновь улыбнулся своей светлой и лучезарной улыбкой. — Подумай над моим предложением, Булл. И… стань моим.