Герои? Злодеи? Пф! Деньги! И дайте жить спокойно!

      Булл лежал на своей больничной койке, а его глаза неотрывно смотрели на контракт, что бельмом на глазу находился в его же собственных руках. Напротив него, вальяжно развалившись на стуле, и как только у него получается? , сидел тот, кто назвался Джоном. Его глаза неотрывно следили за любым движением, за любым изменением в мимике мужчины. Он это ощущал на уровне инстинктов, ему даже не нужно было даже смотреть на своего посетителя, чтобы быть в этом полностью уверенным. — И все же, я не понимаю. Зачем вам я? Что это за афера? Да и ты выглядишь так, словно можешь купить не просто телохранителя, а наемника любого ранга, какой тебе нужен. Так что, зачем тебе, нет, вашей треклятой семейке я?       Джон, со всем своим спокойствием, смотрел на Быка задающего вопросы. Его непроницаемое лицо не показывало никаких эмоций, что говорило об одном — мужчина, в данный момент, был предельно серьезен. Сейчас он даже не желал играть в свою излюбленную игру, заманивая добычу в свои же сети. И по больничной палате раздался уверенный голос с легкой ноткой стали. — Все до банального просто. Ты нужен моему сыну. — Хах, богатенький придурок решил, что может купить все в этом мире?       Булл, усмехнувшись, с каким-то остервенелым чувством собственного превосходства, наконец оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на Джона. — Еще раз услышу подобное обращение, зубами оторву сначала одну конечность. Потом вторую… — Видел я твою улыбочку. На все сто, признаю. Небось, стоматологи тебя ненавидят. — И они тоже. — Пошел ты, козел. Твой сынок, если только он действительно твой сын, так как вы оба нихрена не похожи, рассказал мне, кто он. Из-за вашей чертовой семейки…       Но не успел Булл договорить, как Джон, с звонким звуком, щелкнул своей акульей пастью и, с жуткой усмешкой, посмотрел на мужчину. — Я тебя предупредил один раз. Дважды предупреждать не собираюсь. — Твою мать, да ты такой же отброс как я.       Булл, усмехаясь самодовольно, смерил Джона взглядом. А тот, как ни странно, но резко расслабился. И, по истечению нескольких секунд, даже облокотился на спинку этого чертового твердого стула, на котором, до сих пор, сидел, как король и владыка всего, что его окружает. И усмехнулся в ответ. — Нет, дорогой бычок. Я намного выше тебя. Хотя бы потому, что покинув больницу, я сяду в свою уютную тачку и укачу к семье. А ты, покинув больницу, сдохнешь в одиночестве. — И кто в этом виноват, Вашингтон?       Булл сжал руки в кулаки и, с оскалом, посмотрел на Джона. — Ваш гребанный банк виноват! — Тц-тц-тц… Какой глупый маленький бычок передо мной.       Джон, посмеявшись, покачал головой. А после и вовсе расслабился. — Я навел на тебя справки. По просьбе моего сына, разумеется. Если бы не его просьба, я бы не стал тратить на тебя свое время. И я знаю, в чем виновен крупнейший банк Америки. Банк Вашингтонов. Вот только семья сына в этом не виновата. Они занимались лишь недвижимостью. — Они? Пхех, ты отрицаешь свое отцовство, чтоли? — О нет, я не такой как твой папаша. Однако, факт остается фактом. И, знаешь, иногда, чтобы сделка состоялась, нужно быть честным. Так что слушай внимательно, не смей перебивать и, возможно, твой крохотный мозг до чего-то дойдет.       Джон прекратил улыбаться. Он вновь стал серьезным, показывая всем своим видом, что в игры играть не намерен. Он сложил руки перед собой в замок. И начал говорить. — Начну издалека. Семья огромна. Имеет несколько ветвей. Самые одаренные занимают высшие места и ведут дела банка. Те, кто не достиг самых высот занимают места ниже и занимаются вторым делом семьи. Недвижимостью. Эти два направления тесно связаны друг с другом. И злится тебе, бычок, необходимо на семью связанную с банковским делом. Саюки родился с причудой, которую не признают главные ветви. И они решили избавиться от, так называемого, брака. А мою семью, после, и вовсе посадить на короткий поводок. Вот только семья Саюки смогла встать на ноги и стать отдельной ячейкой общества до того момента, как их бы посадили на цепь и нацепили ошейник. Это не понравилось главным ветвям. И их решили запугать, избавившись от нежелательного элемента. И тут в игру вступаешь ты. То ли ты такой везучий, то ли сама судьба свела вас. Этого я знать не могу, однако… ты — тот кого Саюки хочет видеть перед собой. И за собой.       Джон, прикрыв глаза, смерил Булла тяжелым взглядом. Булл молчал. И Джон решил продолжить. — После этого… происшествия, Саюки первую неделю не говорил. Никак. И не реагировал на окружающих его людей. Были приглашены психологи. Лучшие. Однако, Саюки подал голос только после того, как ему сообщили, что те подонки находятся под стражей. И только после этого он начал вновь идти на контакт. То, что произошло — тяжелое испытание для ребенка его лет. Психолог продолжает работу над ним. И хоть днем Саюки и ведет себя, как обычный ребенок, но ночами… его крики будят весь дом.       Обычный ребенок?! Этот мелкий далеко не обычный ребенок! Куда ты смотришь, чувак?!       Единственная мысль пронеслась в голове Булла, в то время, когда Джон говорил. — Семьей было решено прибегнуть к нескольким способам излечения Саюки от посттравматического синдрома. Первое — терапия игрой. И из игр мы выбрали спорт. Второе — семейная терапия. Именно из-за второго я сейчас иду у него на поводу. Саюки связан с тобой тем, что он ощущает себя в безопасности рядом с тобой, ведь ты, бычок, единственный, кто был рядом с ним в тот самый момент. Кто не пожалел своей жизни для его защиты. Этот контракт создан на несколько лет. А точнее, ты будешь его телохранителем до его совершеннолетия. Разумеется, с ежемесячной оплатой и прочими привилегиями, как предоставления жилья, питания и так далее.       Это… типа я гребаная игрушка антистресс?       Однако, несмотря на собственные мысли, глаза Булла предательски вернулись к контракту, смотря на сумму выплат. — И я хочу указать тебе на еще одну вещь… мы собираемся нанести серьезный удар по главной ветви семьи. И если ты будешь с нами, ты понесешь с собой и свое собственное возмездие. — Хах… и ты так просто об этом говоришь мне? А что, если я предам тебя и доложу вашей гребаной семейке? — Увы, мой туповатый дружок, такие бизнесмены, как я смотрят на несколько шагов вперед. У меня были мысли о том, что ты откажешься. А если откажешься… за дверью стоит тот, кто обнулит твою память до того момента, как я зашел в эту палату. — Ты все продумал. — Еще бы. Иначе, я не был бы акулой бизнеса.       Джон, усмехнувшись, смотрел на Быка, ожидая его решения. А бык в этот момент, смотря на контракт, думал. Очень долго.       Не верю им. От слова совсем. Они мутные. Все. А самый мутный из них так это ребенок. У детей не может быть таких глаз. Не могут они так менять свой голос. Они не могут быть… такими. Я до сих пор помню то, как меня парализовало, то, как я не мог даже шевелится. Сразу видно, что этот мужик видит в нем только дитя, вот только… он не такой. Почему он показал мне эту свою сторону? Или он пудрит головы своим родным? Пф, еще один отброс, хоть и шестилетний. Однако… видеть своими глазами крах этой семейки — отдельное удовольствие. К тому же… как я понял, его отец собирается что-то сделать с их семьей своими силами, в то время, когда этот ребенок… задумал что-то свое. Что он там сказал? Я хочу, чтобы ты был моим телохранителем. И помог мне уничтожить этих подонков. И поверь, у меня есть план. И их можно свергнуть с их самовозведенного трона. Черт… мне теперь любопытно. Честно любопытно. После смерти матери я спился и идти мне было некуда. Я проводил свою жизнь за бутылкой на этой чертовой Свалке получая жалкие гроши, которые тратил вновь на выпивку, чтобы только заглушить свою боль. Моя жизнь ведь уже потеряла какой-либо смысл, разве нет? Осталась только гордость. Только вот, гребаная гордость не позволит мне набить желудок и пережить зимы Нью-Йорка. В результате, выбора-то у меня особо и нет.       А пока Булл думал, Джон, вздохнув, поднялся со своего места. После чего подошел к Быку и, взяв контракт, развернулся. — Я приглашу своего человека и ты все забу… — Я согласен. — Ммм?       Джон, усмехнувшись, повернулся к Буллу в полоборота, смотря на него сверху-вниз. А Бык, сжав руки в кулаки, оскалился. — Я сказал, что согласен. Дай мне этот чертов контракт.       Джон, посмеявшись, протянул документы обратно. А Бык взял ручку, чтобы поставить свою подпись на листах.       Если они и в самом деле смогут свергнуть Вашингтон-корпорэйшен, я всегда смогу убить их. Терять мне нечего…       И с этими мыслями Булл подписал контракт. Джон, взяв документы, просмотрев их в очередной раз, усмехнулся. — Добро пожаловать в семью. Со следующего года ты будешь телохранителем моего крестника. — Эй, стоп. Ты разве не говорил, что он твой сын?!       Бык, с удивлением, крикнул, заставляя Джона, который уже было собирался уходить, вновь остановиться и обернуться на мужчину. На его губах играла самодовольная улыбка. — Да. Саюки — мой крестник. А я — его крестный отец. — Тц… — Тебя сегодня же переведут в отдельную палату и через дня три ты будешь в полном порядке. Мы вызовем тех, кто залечит твои раны в считанные дни. А потом, ты пойдешь на обучение. Банальные курсы телохранителей. Однако, самые высоко-квалифицированные курсы. Не подведи мое имя. И имя Саюки, когда предстанешь перед ним через год.       И Джон, махнув рукой, покинул палату. Булл же, ощущая, будто продал собственную душу, стиснул кулаки. На его губах играл злой оскал и он, смотря перед собой, пытался унять собственный гнев. Его провели.       Что было самым тяжелым для Саюки за все это время? Первое, что само собой разумеющееся, психолог. Саюки пришлось, а точнее Марии пришлось вспомнить все те передачи и статьи, которые она видела в своей прошлой жизни по посттравматическим синдромам у детей, чтобы продолжать играть свою роль. В конце-концов, ей пришлось сталкиваться с подобным, когда она сама, практически самостоятельно, растила своего младшего брата. Особенно после того, как их отец убил их же мать. Ей пришлось вспомнить не только тот материал, но и то, как она сама себя тогда чувствовала, ощущала, как хотела тогда закрыться от всего мира. Но в том мире она выкарабкалась из пучины самостоятельно. Без посторонней помощи. Возможно, именно из-за того, что ей приходилось разбираться со своими тараканами в голове самой, у нее, к тридцати пяти годам так и не появилось мужика. Но все же, весь опыт прошлой жизни пригодился в этой. И, как ей кажется, она прекрасно с этим справилась. Второе же, что оказалось самым тяжелым, стало, как ни странно, чувство собственного бессилия. Она, несмотря на то с какой скоростью обрабатывала информацию в интернете, как бы быстро не составляла свои собственные планы, дабы суметь вычислить свое идеальное оружие, она терпела крах каждый раз. Проходили дни, недели, месяцы, вот только… она не приближалась к желанной цели. Она была хорошим менеджером в прошлом, психологом-самоучкой, так как в работе приходилось читать людей, как открытую книгу, вот только в компьютерной технике она была полным лузером. В принципе, она понимала, что искала. Вот только это «что-то» не хотело, чтобы его нашли. Она прекрасно знала, какого человека ищет. Каким архетипом личности он должен был обладать. Вот только… провал. Провал. Провал. Провал за провалом. Только ей казалось, что она нашла, нащупала нить, как она обрывалась. За все время она столько всего попробовала, испытала, но найти ничего не могла. Она пыталась проследить линейные алгоритмы, она пыталась сужать область поиска или наоборот, расширять от малого к большему, вот только в итоге — очередной провал. С самого начала, изначально, она понимала, насколько ей будет тяжело найти того, кто ей нужен, вот только сдаваться не хотела. И именно этим она загоняла себя все сильнее. Часы проведенные в интернете в поисках зацепок становились все больше, превращаясь в бессонные ночи. Она стала, сама для себя, казаться одержимой. А ей же приходилось днем еще и изображать из себя жизнерадостного ребенка, который вышел из состояния посттравматического синдрома, что сказалось на ней сильнее всего. И однажды она просто не вышла из комнаты. Ее погрузило отчаяние. Отчаяние от своего же собственного эгоизма и эгоцентризма. Как так, чтобы она, кто считала себя умнее остальных, но не смогла добиться своего… тогда-то к ней в комнату и вошла Саша, так как родителей не было дома. Сестра Саюки, сев на кровать рядом со своим братом, посмотрела на ребенка, который, изображая куколку бабочки, завернулся в кокон. — Братишка…       Голос девочки донесся до Марии откуда-то издалека. Именно в то время, когда она пыталась придумать очередной план. План. План. План. Чертовы планы, которые никак не хотели осуществляться! И когда девичья небольшая ладонь коснулась его, Саюки, не выдержав, сел на кровати и в отчаянии посмотрел на сестру. — Я не могу! Я… я ничего не могу сделать! Ничего, что бы помогло моей семье! Ничего, что могло бы помочь мне самому! Что я вообще могу с таким телом?! Я… я ничего не знаю!       Саюки, нет, Марию охватило отчаяние. Отчаяние от тщетных попыток добиться своего. А ведь раньше было все так просто. Захотела — начала манипулировать. Вот только это касалось только ее семьи. И… от осознание только одной мысли того, что она прекрасно могла манипулировать только теми, кто связан с ней узами крови, кто безоговорочно ей с самого начала доверял, погрузило ее в еще большее отчаяние своего бессилия. И Саюки, впервые за это время, по-настоящему заплакал. Рыдая, в то время, когда Саша крепко обняла своего брата и прижала к себе. — Я ничего не могу! Саша, не могу! Все ускользает у меня из рук! На что я вообще способен?! Я не могу даже постоять за себя…       Рыдая на плече у сестры Мария, впервые за все свои сорок с лишним лет, чувствовала, как, наконец, стала той самой маленькой девочкой, которой так не хватало банального… участия кого-то взрослого. Всю свою жизнь она несла груз взрослой жизни на своих плечах. Заботилась обо всех, кроме самого важного человека — самой себя. — Тш… Саюки… тш…       Успокаивающе баюкала Саша своего брата, прижимая того к себе. — Мы здесь. Мы рядом, Саюки.       Девочка, тринадцатилетняя девочка успокаивала Марию. И поцеловала ее в ее, теперь уже, алую макушку. — Мы справимся со всем. Саюки, ты меня слышишь? Мы справимся. Смотри, даже я справляюсь, хоть я и не самая умная в нашей семье. И не самая талантливая. Ты так быстро схватываешь все налету, что мне, если честно, сначала было неуютно… но, ты мой маленький братик, Саюки. Я… я обязательно защищу тебя. Никто не посмеет сделать тебе больно, пока я здесь.       Нет, Саша. Ты умница. Ты большая умница. У тебя огромный талант, который ты не замечаешь, Саша. Ты умна. Очень красива. Ты не такая, какой была я. Я так тебе завидую. Я так…       И только сейчас Мария осознала. Осознала эту банальную правду, которую так долго пыталась отрицать. Которую так долго пыталась не видеть, притворяясь слепой. Простая правда этой, новой, жизни. Она была не одна. Саюки, она была самым младшем членом этой великолепной семьи. Семьи, которой у нее в прошлой жизни никогда не было. Любящий отец, любящая мать… и она, в первые в жизни, не была одна. Не только она несла на себя тяжелый крест о благополучии тех, кого любила. В прошлом Мария забывала о себе, заботясь только о своем брате, однако здесь… она впервые поняла, что она не одна. И что сейчас не только она одна сражается. Мир взрослых — жестокое место, где побеждает, не как в сказках добро, а черствая и самая гнилая душа. Вот только сейчас, находясь в объятиях своей сестры, Саюки чувствовал всю ту поддержку, которой у нее никогда не было. — Я даже стала сильнее. Правда. Я стала преуспевать в боксе. Я всегда смогу тебя защитить, Саюки…       Саша поглаживала этот кокон из одеяла, в то время, когда Мария кричала в агонии где-то внутри себя.       Ты не должна этого делать! Я со всем справлюсь сама! Ты должна быть такой же хрупкой маленькой девочкой! Пожалуйста, молю всеми Богами, прошу тебя, не будь такой как я! Прошу тебя!       Казалось прошлое Я, Мария, и нынешнее Я, Саюки, вцепились в схватке. В равной схватке. Мария, своим чувством ответственности, возведенных в абсолют, пыталась одержать вверх над Саюки, над тем, кого любили, холили и лелеяли, как самого младшего члена семьи. Как того, кого пытались защитить. Даже Саша, хрупкая девочка, которая до всех этих событий тяжелее художественной кисти в руках не держала. Однако, когда она сейчас обнимала своего брата, Саюки мог даже сквозь одеяла прочувствовать, как окрепли ее мышцы от ежедневных тренировок. Саюки сейчас мог лишь сильнее прижаться к сестре, рыдая ей в плечо. — Я… ничего не могу… изменить… сделать… Саша…       Мария, смотря на Саюки, кричала о том, что не может допустить, чтобы ситуация вышла из-под контроля. Она всегда держала все в своих руках. Всегда знала, как распределить финансы в своей семье, чтобы и ее брат и она сама смогли дожить до следующего дня, чтобы ее брат смог поступить на ту специальность в университете, которую хотел, чтобы они могли… просто жить. Чтобы этих чертовых денег хватило. Чтобы они могли жить, а не выживать. Саюки же, в истерике кричал о том, что это все в прошлом, что сейчас они не одни. Что не стоит себя загонять до такой крайности, что они смогут найти выход, что не стоит… быть настолько жестокой к самой себе. — Саюки… все хорошо. Слышишь. Мы все вместе. И мы вместе справимся с тем, что выпало на нашу долю. Я верю, что наши мама с папой справятся… Они не дадут никого из нас в обиду, Саюки.       Мама. Папа. Мария, открыв глаза, вспомнила этих людей. Ольга и Денис. Ольга, которая считала своих детей ошибкой. Ольга, которая, хоть и в какой-то своей извращенной любовью, но любила Марию и Никиту, ее брата, но все же не могла простить им того, что она родила их в ее юные годы. Тогда, когда ее жизнь только началась. И Денис. Мужчина, который трахал Ольгу. Мария никогда не чувствовала к нему таких же чувств, какие чувствовала к Давиду. Денис… просто был. Он был в их жизни. Просто был. Иногда приносил деньги в семью. Эти. Чертовы. Деньги. Деньги, которыми так одержима Мария сейчас. Ведь на деньгах держится весь этот чертов гребаный прогнивший мир. А еще бил Ольгу. Сильно бил. Однажды он просто взял железную трубу и избил мать Марии так сильно, что она попала в больницу. Проломленный череп и сломанная ключица. И зеркало. Чертово зеркало, которое встало на пути у арматуры. И осколками осыпалось на пол. И она видела. Видела это все. Но никак не могла помешать. Она была ребенком. Маленьким, слабым ребенком. А потом, когда Денис сидел на раскладном диване, он обнимал Марию, приговаривая: Твоя мать заставила меня это сделать… заставила. И Мария не могла ничего сделать. Она сидела на коленях этого человека, молясь лишь об одном — не заплакать. Тогда она и разучилась плакать по-настоящему. И вдруг… все стало так просто. Вот только… Саюки ворвался в эти воспоминания. Давид был другим. Джейн была другой. Они любили своего сына. Они любили свою дочь. Они готовы были грудью встать, защитить их. И именно это заставило Марию… вновь, впервые пролить слезы. Она, рыдая, опускаясь на колени, не знала, что делать. А Саюки, обнимая ее, прижимался все сильнее. Сильнее. Сильнее. Настолько сильно, что, казалось, в голове Саюки произошла вспышка. Одна единственная вспышка. И, плача на плече Саши, перед этим сильно зажмурившись от головной боли, Саюки, неожиданно, расслабился.       Саша, в начале, испугалась. Она, немного отодвинув от себя своего брата, смотрела на него обеспокоенно. Но, когда увидела, что покрасневшие лазурные глаза смотрели на нее с спокойствием, слегка улыбнулась. Мария наконец… смогла успокоиться. Она смогла принять окружающую ее реальность. И… наконец… Саюки посмотрел на Сашу. Он, маленькими кулочками потер свои глаза, при этом всхлипывая от накатившей ранее истерики, смог спокойно выдохнуть. — Прости, сестренка. Я тебя, наверное, напугал. — Все хорошо, братик.       Саша вновь обняла Саюки, укладывая его голову себе на грудь. И Саюки прижался к теплу ее тела. — Мама и папа говорили, что подобное может произойти. Но, не бойся, я рядом. Я всегда буду рядом. — Спасибо… сестренка…       Они не одни. Она не одна. Он не один. Они — Саюки. Они не одни. Только по истечению шести с половиной лет Мария смогла принять тот факт, что она больше не та тридцатипятилетняя женщина из того, другого мира. Что она совершенно новый человек. Да, в ее голове есть знания и опыт из прошлой жизни, но так же она и новый человек, младший ребенок семьи Вашингтон. Саюки не один. И, сам того не замечая, Саюки погрузился в сон.       Вокруг было, как и в прошлый раз, кубическое пространство. Саюки, фантомом, двигался вперед. Лишь одно твое желание и ты оказывался впереди. «Шаг» за «шагом». Сколько метров он прошел вперед? Или же оставался на одном и том же месте? Неизвестно. Как и в прошлый раз. — Здесь кто-нибудь есть?       Это был не голос. Это были лишь мысли. Но все же они отразились от неровных стен этого помещения. — Я здесь…       Саюки поворачивает голову. Или не поворачивает? Саюки всегда казалось, что это место действует по принципу факта. Ты хочешь посмотреть и ты уже, в следующее мгновение, смотришь туда, куда хотел. В этом месте нет той привычной плавности. У тебя перед глазами не может плавно двигаться пространство. — Фантом-Энки? — Да. Это я. Мария? — Я… кажется, я сейчас Саюки. — Саюки… это то имя, которые тебе дали в этом мире? — Да. Так и есть. — Плохо, Мария. Ты теряешь себя… — Теряю себя? С учетом того, что я не знаю, как я вообще здесь оказался, я даже не представляю, что ты имеешь под этим в виду. — Ты не просто появилась в новом теле, Мария. Ты заняла его. Разумеется, прошлая личность будет бороться за него… — Хм… личность? Фантом-Энки, я заняла тело ребенка, у которого не может быть личности. Просто… я… — Ты чувствуешь привязанность к новой семье? — Ну, да… — Мария, помни, что ты не из этого мира. — Я… помню. Но все же, я сейчас хочу спросить кое-что. — И что же? — Мне пиздец, если я не смогу решить одну головоломку. — Хм, и какую же? Ты меня заинтересовала. — Ты говорил, что наши реальности, то есть этажи этого мира, похожи. Ты знаешь хоть какого-нибудь нормального хакера? Я, если честно, пытаясь вычислить хоть одного из них потерпела полнейший крах. — Хм, не из-за этого ли ты здесь? — …Наверно. Если честно, я не знаю, как тут очутилась. — Очутится здесь ты можешь лишь тогда, когда силы в твоем физическом теле, как физические, так и ментальные, силы истощены. -…Фантом-Энки, а это нормально, что ты тут уже второй раз, как я появляюсь? Ты тут… как часто? — Хах, ты переживаешь из-за меня? — Ну… ты мой единственный ответ на мои вопросы, так что, да. — Хах, мне нравится твое отношение к моей персоне. — Я бы… не спешила радоваться… — Однако, я рад. Ты первый человек из реального мира, который проявляет ко мне подобные чувства и интерес. Думаю, мы бы в реальном мире были бы хорошими друзьями. — …Фантом-Энки, думаю, я бы тебе не понравилась в этом плане… — А я вот так не думаю. Итак, ты хочешь использовать чит-код? — Интересное сравнение. Но, думаю оно идеально подходит для той ситуации в которой я оказалась. — Все настолько плохо? — Не знаю. Но, думаю, что если я не вмешаюсь, то та семья, в которой я сейчас живу, потерпит крах. — Что именно ты хочешь сделать? — Я хочу… мне нужен хакер. Хакер, который сможет взломать систему одной крупной банковской организации. И тот, кем я смогу управлять. — Оор, какие запросы. — Какие есть. — Хм… попробуй найти некоторых из них. В этом мире есть несколько сильных хакеров, которые… — Ммм, Фантом-Энки. Мне нужен тот, которым я могу управлять, а значит, я уже представляю, каким архитипом личности он должен обладать. — Охох. Ну, я слушаю. Рассказывай. — Знаешь архитипы личности Кэрол Пирсона? — Конечно. Это банальная психология. — Тогда ты сразу поймешь. Мне нужен кто-то между Искателем и Бунтарем. — Ммм… понимаю. Чтож. Я не знаю их судьбу в твоем мире, но могу сказать, что подобные люди есть. Но, единственное, что я знаю, так это их ники в Даркнете. — Знаешь, Фантом-Энки, мне даже стало интересно, кто ты в твоем мире? Кто ты на твоем этаже? — Это тайна, Мария. — …Тогда, может предоставишь информацию? — Почему бы и нет? Все же, это помощь нам, попаданцам, застрявшим в этих мирах. Итак, их несколько. Первый, так и зовется, Бунтарь. Второй именуется AppoCalIps. Третий же носит более красноречивое имя, VA-11Hall-A. — Это… интересная информация. Мне нужно будет ее обдумать. И, спасибо тебе, Фантом-Энки. — Знаешь, какой самой лучшей наградой будет для меня? — Тебе награда нужна? — Ну, еще бы. Я… можешь рассказать что-нибудь о себе? О реальном мире, в котором ты родилась? — Хм… ну, это можно. Тебе рассказать о том, как я, только устроившись на работу продавцом-консультантом, думала, что в любой момент могу взять себе отгул под предлогом болезни? — Хах, это, думаю, было забавно. — Еще бы. С учетом того, что я, в результате, получила зарплату в размере всего восьми тысяч и старалась на них выживать. — Давай. Мне интересно. Все лучше, чем жить в гребаных иллюзиях.       Саюки открыл глаза. Он лежал, обнимая свою старшую сестру на своей постели. Ребенок, подняв голову, посмотрел в умиротворенное выражение лица своей сестры. Фантом-Энки, как самый опытный из всех кого Саюки знал, а знал он всего лишь троих, двое из которых были озабочены своими гаремами, помог. Действительно помог. Саюки оставалось лишь найти тех, кто станет его абсолютным оружием.       Смотря на спящее лицо своей сестры, Саюки, поднеся руку к подбородку Саши, с нежностью огладил его, после чего подушечками пальцев поднялся к скуле. Мальчик, прикрыв глаза, наблюдал за безмятежностью его Сестры. Мария и Саюки… наконец они перестали существовать как отдельные личности. Саюки это понимал. Теперь они — это он. Единственный Саюки. Мария, наконец, смогла принять настоящую окружающую ее реальность. И Саюки сделает все, чтобы эта семья не только выжила, но и, встав на вершине из падших врагов, стала сильнее.