This Is How I Disappear

К неизмеримому отчаянию, унынию и сокрушению добавилось чувство раздражённости. «Какого чёрта мне приходится искать Фрэнка, когда мне так плохо? Иди к чёрту, блять, как только я тебя увижу, надеру зад» — мыслил Джерард, спустившись обратно на первый этаж. Он осмотрел каждую комнату, где Фрэнк может зависать помимо его берлоги. Но его не было ни на заднем дворе, ни в подвале (что бы он там делал?), ни в домике на дереве. И когда Джерард чуть не грохнулся с двухметровой высоты дерева, но вовремя схватился за ветку, в голове пробежала тревожная мысль — Фрэнк исчез. На секунду Джерард забыл, что существует, и ему, вообще-то, нужно моргать и дышать. По телу словно пробежала толпища мокриц, сороконожек и гусениц. Умоляя всех греческих богов, он со всей силы ущипнул себя за внутреннюю сторону бедра, надеясь, что он всё ещё спит в своей кровати с одеялом, усыпанным черепашками; что его друг мирно сопит рядом в позе звезды, все время пиная его; что он сегодня не запнулся об шнурок и не ощутил своим лицом мягкость и тепло девчачьих сисек, и что ему не приходится в панике искать своего друга по всему дому. От неожиданности он вскрикнул. Физическая боль действительно чувствуется так больно? Нога, опирающаяся на брусок деревянной лестницы, наконец соскользнула, и Джерард, беззвучно глотая воздух, бухнул спиной на уже промёрзшую от утренних заморозков землю. Что бы случилось с ним, если бы Айеро действительно пропал? Но зачем бы ему делать это? Неужели за один день у Джерарда в голове необходимый ключик встал на место, психический процесс пошёл и шизофрения с синдромом Карлсона исчезли? Поменялась бы его жизнь, если он никогда не придумывал себе так называемого «кореша», или он бы повесился ещё в детском возрасте, пока его фобия боли не стала такой острой? Он бы не хотел этого знать. Всё, что хотелось — чтобы всё оставалось так, как есть. Он бы окончил школу, поступил в колледж, наконец съехал от родителей в однушку, не позволив тем снять для него жильё побольше и покомфортнее. Он считал, что не заслуживает всех потраченных денег предков на него, как, например, на Майки — золотого ребёнка, которому можно поставить памятник или алтарь, и молиться на него день и ночь. После колледжа устроился бы на промышленное предприятие, отрывал бы головы огромным рыбам или разделывал курицу, врал родителям, что нашёл девушку, только знакомить её с ними ещё не время. С Фрэнком ему было бы хорошо. Лучше всех. Даже без популярности, огромного влияния и толстого кошелька. Для счастья действительно не нужно многого. —Джи, пока мы с папой поднимали тебя в твою комнату, он чуть не сорвал спину, тебе стоило бы.... — Майки, тупой кретин, вовремя заткнулся. Он забыл, что такие слова, вероятно, не ранили бы нормального человека с нормальным весом, в отличие от его брата. — Э-э, как себя чувствуешь? Джерард приоткрыл тяжёлые, словно наполненные свинцом, веки и посмотрел вокруг: вся та же комната и вся та же кровать. — Вижу, ты очнулся. Я сказал родителям, что с тобой всё хорошо, так что они тебя не потревожат. Слушай, я УЖАСНО опаздываю, так что как нибудь сам, окей? — не дожидаясь ответа, Уэй-младший хлопнул дверью и послышались мимолетные, тарабанящие шаги по лестнице. Кажется, лестница скоро не выдержит больше никакой спешки по ней и обрушится. Джерард потёр виски, медленно приходя в себя. Ужасно тошнило и звенело в ушах. БЛЯТЬ. Он почти взлетел с кровати и с трудом пересилил темноту в глазах. Парень раскрыл шкаф, сбагрил всю одежду, находящуюся там, на пол, посмотрел за плотными шторами, под кроватью, во всех шкафчиках с ненужной мелочью, под софой, открыл все контейнеры с канцелярными принадлежностями, коробочку от зубочисток (он действительно думал, что Фрэнк мог оказаться там?). Боль где-то в груди снова заиграла, но уже сильнее, сдавливая лёгкие и мешая дышать. До такой степени, что он почти задыхался. Всего через пару минут в комнате не осталось ни одного миллиметра, на котором не лежало бы барахло. Словно здесь взорвалась бомба или, что ещё хуже, побывала вся детсадовская группа маленьких спиногрызов. Джерард лёг на старые исписанные бумаги, кое-где испачканные чернилами, и под ним с треском раздавилось что-то хрустящее, скорее всего, остатки вчерашних снэков. На нём всё ещё было пальто, в котором он вернулся из школы, и которое Майкл не смог стянуть с безжизненной туши Джерарда. По крайней мере, он пытался — пуговицы были расстёгнуты, а рукава закатаны. Поэтому он чувствовал себя ужасно скованно, как будто в кандалах. Фрэнк говорил, что пальто было классное. Драповое, чёрное, строгое, скрывало как-будто женские бедра и подчёркивало бледность парня. Джер отдал бы всё, чтобы он мог выдавить из себя хотя бы одну скупую слезу, но не получалось. Слёзы действительно решали все проблемы. После истерики хоть и чувствуешь себя, как выжатый лимон или пережеванный коровой лист лопуха, но так хорошо. Как будто ни одна вещь в мире тебя не тревожит. А сейчас, когда в самый страшный момент жизни Джерард не может выронить ни слезинки, он чувствовал, что каждая проблема мира возникла из-за него. Что всемирное глобальное потепление, что расширение озоновой дыры, что вымирание диких животных, что голодные дети в бедных странах — всё это произошло из-за Джерарда. Тело его панически тряслось, словно каждую часть тела сковали судороги. Он глубоко дышал ртом, вытаращив впалые глаза в потолок. — Джи, милый! Спускайся завтракать. — крикнул знакомый голос матери снизу. Джерард как будто выпал из транса. Он спал или так и лежал с открытыми глазами среди всей этой груды вещей? Попытался подняться — не получилось. Во всём его теле кровь как будто заменили на воду и заморозили. И двигался он скованно, как робот, управляемый командами. Не «подняться, отряхнуться и пойти», а «поднять правую руку, поднять левую руку, приподнять спину, обпереться об пол, встать одной ногой, встать другой, сделать один шаг, за ним — следующий». Груз мыслей морально тянулся за ним, словно весив целый центнер или даже больше. Конечно, он мог не ходить в эту убогую школу, не отвечать родителям и запереться, но тогда родители, и без того обеспокоенные его состоянием, выломают дверь, свяжут его, чтобы он не навредил себе, и с огромным грузом на сердце за отвратительное воспитание сына положат его в психиатрическую больницу, где Джерарда будут пичкать транквилизаторами. Донна будет много плакать, отец все время хмуриться и срываться на ней, а Майки ещё больше закроется от людей, потому что те будут считать его таким же полоумным, как и его брат. Поэтому сейчас он пересиливает себя, умывается ледяной водой, натягивает более менее чистые носки и спускается с лестницы, всеми руками и ногами вцепившись в деревянные перила, дабы не упасть. Что-то мямлит по типу «Спсибо я н голден, мма», получает в руки сэндвич, заботливо упакованный в целлофановый пакет, и выходит из дома. На длинную, отросшую чёлку сразу же падает снежинка, за ней ещё несколько, и уже через минуту Джерард стоял мокрый, морщив нос от морозного воздуха. Фрэнку нравится снег. Нравился. «Джи, ты знал, что твоя кожа по цвету совсем не отличается от снега?» — восхищенно кричал он, а потом запускал в его лицо огромный снежок. А потом еще несколько. А потом Уэй-старший всю ночь выл от боли в зубах, вызванной переохлаждением, пока не получал в стену три грозных стука от Майки, мол, заканчивай свой рёв, братец. А Фрэнки виновато прыгал около него с вопросами «Очень сильно болит?», «А сейчас?», «А на что похожа боль?» на что Джерард отвечал: «На то, что ты болван». Фрэнк брал ладонями его лицо за щёки, надеясь, что тепло рук утихомирит боль, и, либо ему казалось, либо это, блять, реально помогало. Джерард, как дурак, стоял с полуулыбкой на лице, с красным носом, с сэндвичем в руках и прокручивал каждый момент в голове. Многие уже нельзя было вспомнить, за что он ненавидел себя. Увы, он не мог предугадать события и выучить всё, как таблицу умножения. Сэндвич был благополучно выкинут в самом дальнейшем мусорном баке от дома, чтобы Донна случайно не заметила этого (ты ёбнутый придурок, Джерард, люди в странах третьего мира продолжают голодать). И как бы он ни надеялся, что за одну ночь нападут террористы и разгромят всю школу, как будто мстив за Джерарда, школа всё также приветливо стояла на склоне, блестя окнами на зимнем солнце. Он был готов ко всему: что на него сходу выльют ведро свиной крови, или облепят пожёванными жвачками, или подожгут. Но после перехода порога ничего не произошло. Его появления никто не заметил и он мысленно поблагодарил Нью-Джерси за то, что слухи долго не задерживаются, а сменяются всё новыми и новыми. Все что-то обсуждали между собой, шептались, смеялись. Наверняка главной темой дня стало то, как кто-то вчера переспал по-пьяне или наблевал на учительский стол. И с души Джерарда упала одна тысячная частичка тяжести. Он всё также молча сидел на уроках, рисуя на полях Фрэнка — каждую деталь, которую он смог запомнить. Его привычку улыбаться, морщив нос и смотрев в пол при смущении; чесать затылок при размышлениях и откидывать длинную чёлку с лица, даже если она отстрижена. Он улыбался от уха до уха, представляя его, пока кто-то больно не тыкнул в его мягкий бок. Джерард машинально закрыл руками рисунки и обернулся. Сверху вниз на него смотрел парень с грубыми чертами лица и с проколотой бровью. —Привееет! — старался дружелюбно протянуть парень, но даже лесному пню было понятно, что он сдерживает себя, чтоб не харкнуть Джерарду в лицо. — Можем поговорить? Сейчас. На баскетбольной площадке. Обязательно. — сейчас незнакомец даже не пытался скрывать свою злость, и у Джерарда перехватило дыхание от страха. Но все же поплёлся следом, словно разбивший любимую мамину кружку ребёнок. На улице было пусто. Из-за выпавшего снега на площадке никто не бывал, и на ней уже образовался толстоватый снежный покров, из-за чего было неудобно переставлять ноги. Снег сыпался ему в обувь. И только пройдя до середины он заметил троих парней, одетых в таком же стиле - как парень, который привёл его сюда. Они довольно хмыкнули и приподнялись со скамейки, но, видимо, их «главарь» приказал жестом руки сесть обратно, что они покорно выполнили. Снег по прежнему валил без остановки и Джерард поднял лицо к небу, ловя им падающие снежинки. — Ну, как тебе на ощупь сиськи моей девушки? — наконец заговорил главарь. Джерард охнул, уже вдыхая грудью, чтоб вытараторить то, что он не виноват, всё вышло случайно, чистое недоразумение. Но, опуская взгляд на парня, он увидел лишь кулак перед собой. — Надеюсь, этот удар полная им противоположность. Он вскрикнул, хватаясь за глаз, падая на колени, но его тут же сбивает удар в ноги. Лежа лицом в снегу, он пытался собрать слова из звуков, но получались лишь стоны. Избивающий не удостоился поднять жертву, чтоб еще раз хорошенько вмазать. Ему было достаточно пинать Джерарда, словно футбольный мяч. Сердце Джерарда сходило с ума. Возможно, всё было бы легче, если бы у него не было дурацкой фобии. Конечности онемели то ли от холода, то ли от вселенского страха, всё тело интенсивно потело и он лежал весь мокрый, холодный, а ещё чертовски знобило. Наверное, так и выглядит конец света. Парни, сидящие сзади, удовлетворённо заулюлюкали. С каждым ударом из тела Джера вырывалось глухое уханье, и он молился, что удар окажется последним, но они продолжались и продолжались. И без того ватное тело словно превратилось в бесформенную жижу, состоящую из внутренних органов и осколков костей. Вскоре ревущая жертва перестала приносить садистское удовольствие и избиватель перестал, оставив на прощание вязкий харчок. Скрип снега стих и он остался один, лёжа в снегу. Снег резал нежную кожу и раздражал её. Спустя, по ощущениям, час, он смог перевернуться на спину. К его удивлению, начали сгущаться сумерки и загорелись уличные фонари. Надо бы возвращаться домой, чтобы Донна не стала вызывать полицию, или позвонить домой и сообщить, что задержится. Он нащупал в кармане телефон, включил его дрожащими руками и обнаружил, что от холода тот мгновенно вырубился. «Чёрт, а почему тогда Я не вырубился????». Встать из снежного сугроба сложно даже без побитого тела, так что он на четвереньках полз к выходу из площадки, делая передышку каждые пару метров. Около плетёной железной двери спиной к нему стоял силуэт, и от него тонкой струйкой вился сигаретный дым. Он бы принял его за того обидчика, если б этот силуэт не был на две головы ниже него. Джер прищурился, пытаясь сфокусировать взгляд, но из-за того, что ему, блять, врезали в глаз час назад, это было довольно трудно. Вскоре он уловил знакомые черты туловища и форму головы, и невольно закричал охрипшим от холода голосом: —Сукин ты сын, где тебя носило? Ёб твою мать, ты чёртов уёбок!!!! — он орал со всей мочи, пытаясь докричаться до Фрэнка. Силуэт обернулся, смотря на кричащего. Тот, окованный шоком, сел в снегу. Это был не Фрэнк. Это был кто-то другой. С его глазами, носом, линией губ, низким ростом и всей его внешностью. Но не Фрэнк, которого он знает. —М? — недо-Фрэнк сделал глубокую затяжку и выпустил дым, продолжая вопросительно пялиться на Джерарда.