ID работы: 11390838

Ты (не) станешь папой

Гет
NC-17
Завершён
108
Размер:
22 страницы, 3 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
108 Нравится 39 Отзывы 14 В сборник Скачать

Финал в два действия. Действие первое.

Настройки текста
Примечания:

2021 год, середина марта, уютная квартира в жк Фили-парк.

— Да отстань ты от меня! — срываясь на плач, закричала девушка, уворачиваясь и отталкивая мою руку с зажатой в ладони вилкой возле её лица, с нанизанным соцветием брокколи. — Я не хочу есть! Не-хо-чу! — громко выкрикивая фразу, демонстративно разделяя на слоги, продолжала она, активно жестикулируя руками. — Малыш, твою мать! Прошу тебя по-человечески, хватит истерить! — с нажимом в голосе произнес я, не на шутку заводясь, но пытаясь спокойнее реагировать, дабы вновь не накричать на девушку и не навлечь её новую истерику, а в следствии и очередной скандал. — Спокойно сядь и поешь! — не унимался я, предпринимая ещё одну попытку заставить её поесть. Внутри всё закипало и, казалось, одно неловкое действие и всё к чертям взлетит в воздух. — Да не голодная я! — вскакивая с места, неосторожно отталкивая меня в грудь, залепетала она, стирая побежавшие по щекам слёзы. — Мне тошно уже от твоего насильного кормления, убери. — видит Бог, я не хотел этого, но, видимо, очередного скандала уже не миновать.

Какого за последний месяц? Шестого, кажется?

— Валя, блять! Я заебался уже тебя уговаривать! Ты не уйдешь отсюда, пока не поешь! — дергая девушку за предплечье, тряханув и возвращая обратно к столу, я устремил на нее далеко не добрый взгляд, еле удерживая себя, чтобы не поддать ей посильнее, дабы выбить всю дурь из этой глупой головы. — Хватит херней страдать! Я сказал — сядь и ешь! Если у тебя очередной заеб похудеть — нужно нормально питаться, а не голодовками развлекать себя! Прекращай, говорю! — рявкнул я, несдержанно, громко стукнув кулаком по столу, гораздо сильнее, чем следовало бы. Отчего посуда, стоящая на нем, зазвенела, а девушка ощутимо испуганно вздрогнула, охнув и разрыдавшись пуще прежнего. — Прости, я… — Отпусти! Не трожь меня! Уйди! — пресекая мою попытку дотронуться до себя, завизжала она, едва не срывая голос и бегом сорвалась прямиком в ванную, давая волю эмоциям там.       Размеренный шум воды в ванной, смешанный с очередной порцией истерических девичьих рыданий, уже не был для меня чем-то шокирующим или необычным. Последний месяц это происходило стабильно не меньше, чем два раза в неделю, отчего я уже, кажется, сам начинал знатно ехать кукухой. За последний месяц истерики Вали достигли уровня невероятных, каких-то просто сверхгалактических масштабов. Мы ругались по поводу и без, с причиной и просто так. Мы не находили общий язык, не могли договориться даже до самых простых и банальных вещей и каждый разговор непременно приводил к скандалу, к моему бешенству и её слезам.       Но самым главным камнем преткновения чаще всего становилась тема еды.

Она снова не ела.

      Либо совсем ничего по несколько дней, пока я, как сейчас, не начну силой в неё запихивать хотя бы что-нибудь, заранее подписываясь на очередной скандал, либо она ела какой-то один единственный рандомный продукт, как, например, на прошлой неделе — это были пустые помидоры, которых она заточила килограмма два за два дня, а потом покрылась пищевой аллергией. (Удивительно, да?) И я тысячу раз объяснял, что эти гребанные моно-диеты, которых она начиналась в интернете, ничерта не помогают — но нет, я всё равно был главным врагом народа, который делает всё неправильно! А я всего-навсего лишь переживал за неё. Я просто не хотел, чтобы моя любимая девочка травила себя таким способом, чтобы испортила себе к черту всю обменку, чтобы морила себя голодовками и прочими издевательствами, не видя на весах долгожданные минус полграмма. Я предложил ей тысячу вариантов вроде совместного похода в зал или пробежек по утрам, но все мои идеи летели к чертям в очередных криках, слезах и истериках.       Глубоко вздыхая, чертыхнувшись вслух и импульсивно бросая в сторону раковины ту самую вилку с брокколи, я услышал из ванной резкий, оглушительный визг девушки. И это был такой истошный крик, что, кажется, у меня на затылке от страха зашевелились волосы. — Что?! Что случилось? — влетая в ванную, подбегая к девушке, я не сразу понял, что вообще произошло. Валя стояла в полусогнутом положении, опираясь одной рукой на раковину и держалась за низ живота, продолжая кричать и плакать. — Малыш, плохо? Потому что ты не кушаешь совсем, ну я же говорил тебе, котёнок, я же тебе не враг… — слегка придерживая девушку за плечи, я причитал, обвиняя себя, что не смог уговорить её покушать и теперь она так мучается от болей. — Больно! — заливаясь слезами, дрожа и едва не падая, кричала Валя, сжимая трясущиеся кулаки. — Очень, а-ай, Егор! — она кусала губы до крови, вся сжимаясь, склоняясь и продолжая выть в голос так, что у меня внутри всё сжималось от страха.

Это не было её стандартной истерикой.

      Испуганно бегая взглядом по её лицу, искаженному в гримасе боли и истерики, придерживая девушку под руку, я пытался понять причину её криков, пока случайно не скользнул взглядом ниже, на её трясущуюся руку, сжимающую маечку на уровне живота. Из-под кромки коротеньких черных домашних шортиков по её ногам одинокими ручейками вдруг заструилась темно-алая кровь. — Господи, Валя! У тебя кровь… — секундно растерявшись, шокировано протянул я, тут же подхватывая падающую девушку на руки. — Тихо-тихо, девочка моя, ты что?! — испуганно причитал я, не понимая, что вообще происходит сейчас.       Опуская полубессознательную девушку на диван в гостиной, давясь душащим приступом паники и страха за свою крошку, я дрожащими руками набрал номер скорой, кратко что-то объясняя, часто повторяя про кровь, боль, и что она без сознания, дабы они быстрее приехали. За те мгновения, пока я мельтешил с вызовом врача, Валя продолжала стонать от боли и захлебываться слезами, подтягивая колени к груди, держась за живот, сквозь плачь повторяя лишь «пожалуйста, нет»… — Всё будет хорошо, солнышко, слышишь меня? Сейчас приедет врач, потерпи, малыш. — целуя ледяную ладошку девушки, пытаясь согреть её, я поглаживал кричащую от боли девушку по голове, заправляя прилипшие к влажным щекам волосы ей за ухо. Валя беспокойно металась, продолжая истошно, громко плакать, воя в голос, прижимая к себе колени, больно щипая себя за кожу на ногах дрожащими руками. Её всю невероятно колотило, словно в квартире резко включили зиму. — В столе… в ящике, там… там всё. — дрожащим голосом выдохнула девушка с паузами, теряя сознание в одно мгновение с оглушительно громко раздавшимся в дверь звонком.

****

— Егор Николаевич, присядем? — аккуратно касаясь моего плеча, вырывая из размышлений и прерывая бесцельное наматывание тысяча сто первого круга возле окна холла приемного покоя, меня окликнул мужчина в белом халате, тактично кашлянув и обращая мое внимание на себя. Придерживая в руках стопку личных дел больных, он выглядел предельно сосредоточенным и сдержанным, и я не мог сейчас понять почему — то ли по долгу службы, то ли по причине того, что всё слишком плохо. — Что с ней? — несдержанно громко произнес я, растерянно выдыхая и бегая взглядом по лицу медика, отчаянно молчавшего и нагонявшего какой-то бесконечный ужас на меня. Мурашки страха бежали по спине, заставляя меня повести плечами и сильнее сжать руки в кулаки, внимательно ловя каждое слово врача. — Егор Николаевич, ситуация на текущий момент довольно-таки серьёзная, к тому же, девушка совсем юная… — присаживаясь на мягкие сиденья дивана и открывая верхнюю папку, мужчина поправил очки на носу, пробегая взглядом по бумагам в личном деле. — Из-за сильного нервного срыва пошел мышечный спазм и прикрепление плода к стенке матки нарушилось, отсюда сильнейшее кровотечение. К сожалению, в момент, когда Валентина поступила в отделение — сердцебиение плода уже не прослушивалось. В таких ситуациях всегда принимается негласное решение спасать жизнь матери. Мне очень жаль, но спасти беременность нам не удалось. — сочувственно покачивая головой, что-то очень нелогичное и непонятное негромко произнес врач, прикрывая папку и снял очки с носа, кладя их поверх папки с отпечатанным на принтере именем и фамилией моей Вали. — Подождите, чего? — заторможено анализируя услышанное, переспросил я, тряся головой и бегая взглядом, не до конца понимая и осознавая смысл слов, сказанных врачом. — Какая беременность? Валя… беременна? — с усилием произнося фразу в одном предложении, не в силах связать это словосочетание воедино даже на словах, не говоря уже про смысл, произнес я, ощущая себя сейчас полнейшим идиотом.

Скорее всего, врач что-то напутал…да, точно.

Он просто ошибся, у него ведь много пациентов.

— Вероятно, невеста не успела обрадовать Вас интересным положением? — шумно, тяжело вздыхая, откладывая папки на соседнее кресло, поворачиваясь ко мне лицом, спросил врач, заглядывая мне в глаза каким-то усталым, до ужаса сочувствующим взглядом. — Да, девушка находилась в положении, акушерский срок — начало девятой недели, фактический — немногим меньше. В случаях выкидыша на таких сроках и в таком юном возрасте, в обязательном порядке берется генетический тест на возможные отклонения. Чтобы исключить патологии. — вновь возвращая на колени папку с именем Вали, врач перебирал листочки, вероятно, пытаясь найти среди множества — какой-то конкретный. — С плодом всё было в полном порядке, пол с вероятностью 80% - женский, показатели в целом замечательные, развитие в срок, тест показал отсутствие каких-либо отклонений, это значит, что примерно через полгода, как организм девушки оправится, можно будет вновь планировать беременность… — пробежавшись по выписке глазами, резюмировал врач, оглушая меня словами настолько, что мой мир сужался до пределов одной, больно пульсирующей в груди точки. В глазах залетали цветные мушки, в уголках глаз защипало, а дыхание перехватывало от медленного погружения в реальность. — Не может быть… господи… — взмолился я, медленно покачивая головой, смотря в одну точку на стене. — У нас должен был быть малыш… — опуская голову на руки, опираясь на колени, я до боли в мышцах сжал зубы и зажмурил глаза, желая сейчас лишь раствориться. Проснуться, очнуться, что угодно… лишь бы точно оказаться сейчас в другом месте и понять, что это все — выдумка, сон, галлюцинация. Да что угодно, лишь бы не правда. — У нас могла быть дочь…она просто не успела. Не успела мне сказать… — взвыл я, ощущая невероятную боль внутри. Осознание начинало шарахать по голове с какой-то страшно катастрофической силой, донося до меня наконец градус серьезности случившегося. Когда она плакала, она понимала, что происходит… Валя до последней секунды просила «пожалуйста, нет»… — Может быть Валерьянки вам накапать? Нашатырь нужен? — засуетилась пробегающая мимо медсестра, тряся меня за плечо, следом переговариваясь с врачом. — Егор Николаевич, выпейте, пожалуйста. — выдергивая меня из прострации, произнес врач, подсовывая мне в руки картонный стакан воды с разведенным в ней не то пустырником, не то валерьянкой, усердно заставляя меня это выпить. Осушая содержимое стакана двумя глотками, едва ли приходя в себя, я растерянно вздохнул, бегая взглядом. Я ощущал приступ панической атаки, целиком и полностью игнорируя его сейчас. Наверное, в первый раз в жизни мне было абсолютно всё равно на то, что со мной происходит. — Как Валя? М…мне можно к ней? — замечая, как мой голос предательски дрогнул на этой фразе, произнес я, крутя в потряхивающихся руках стаканчик.       Я абсолютно не понимал происходящего, в голове скандировали только одни мысли — Мне нужно её увидеть, мне нужно быть с ней, я не могу оставить её одну, я должен всё исправить… — Значит, картина на текущий момент следующая: Валентину удалось стабилизировать, но, из-за обильной кровопотери, она всё ещё слишком слаба. До вечера, всё-таки, я предполагаю, полежит в отделении интенсивной терапии. Сейчас ей капают витамин Б, железо, сильные седативные препараты и витаминный комплекс для восстановления. Завтра днём, если всё будет в порядке, переведем её в отделение патологии беременности, там поработает психолог и, в перспективе, при положительной динамике, через несколько дней можно будет выписываться. — Я могу её увидеть? — не унимаясь, с надеждой в голосе произнес я, едва ли не умоляющим взглядом смотря на врача. Как очумелый, я до последнего не верил, что это правда. Мне казалось, что врач что-то путает и там будет не моя Валя, мне скажут, что они ошиблись и всё будет хорошо. У нас с ней всё будет хорошо. У неё всё будет хорошо. — Егор Николаевич… — тяжело вздыхая, врач отрицательно покачал головой. — Валентина спит, ей нужно восстанавливаться, организм только-только пережил потерю беременности и сильнейший стресс. Сейчас не стоит тревожить её, к тому же, под седативными препаратами она попросту не проснется. Езжайте домой, отдохните и приезжайте завтра после полудня. — поднимаясь на ноги, произнес врач, отдавая карточки подбежавшему парню-ординатору. — И, пожалуйста: завтра Вам необходимо собраться — никаких негативных эмоций. Сейчас любой стресс может спровоцировать серьезное осложнение, повторное кровотечение,…девушке категорически нельзя волноваться.       Абсолютно не помня, каким образом я вообще добрался до дома, я пришел в себя лишь в тот момент, когда ключи звонко брякнули, соскальзывая из моей ладони и ударяясь о плитку в коридоре. Поднимая глаза, устремив взгляд вглубь помещения, я нервно вздохнул, толком не помня и не понимая ничего из того, что сегодня произошло. Темнота квартиры встретила меня лишь устрашающе оглушительной тишиной, давящей на мозг настолько, насколько только можно представить. Мне натурально казалось, что меня просто выключили.              Впервые за долгое время, дома меня никто не встречал. И так чертовски жутко и непривычно было стоять и ощущать, что Валя сейчас не выбежит из гостиной или кухни с радостным воплем «наконец-то ты пришёл», не полетит крепко обнимать и сладко целовать сотни раз, говоря о том, как сильно она за это время по мне скучала. У меня забрали самое дорогое, что было в жизни — мою девочку.       Стягивая кроссовки в прихожей, я прошел по коридору, где, кажется, моё бешеное сердцебиение даже отдавалось эхом в пустой квартире. Проходя в ванную и включая там свет, стоя на пороге несколько секунд, дожидаясь, когда глаза привыкнут к яркому свету, я оглядел ванную, тут же замирая. На полу, в хаотичном порядке, лежали опрокинутые флаконы Валиной косметики, которую, вероятно, она уронила, когда пошатнулась. А на полу, на том самом месте, где она стояла, находились несколько небольших капелек крови, напоминающие о том, что здесь, пару часов назад, произошло страшное. В памяти тут же воспроизвелся истошный крик девушки, отдаваясь в сердце сильнейшей фантомной болью, отчего я шумно вздохнул и прикрыл глаза, тут же гася свет в ванной, не смея даже переступить порог.

— В столе… в ящике, там… там всё.

      Вспоминая слова Вали, в темноте квартиры я проследовал в спальню. Осторожно присаживаясь за туалетный столик, я оглядел находящиеся на нем вещи — аккуратно расставленные флаконы со сладкими духами, бессчётное количество разных кремов и прикрепленные к рамке зеркала наши фотографии. По спине и рукам бесконечно бежали мурашки, отдаваясь невыносимым холодом по коже, а не отпускающая паника сидела в горле тошнотворным комом. Хотелось просто зажать, закрыть глаза и проснуться вчерашним утром, не помня весь этот кошмар. Я бы всё исправил. Я бы не посмел её напугать, я бы не посмел даже повысить голос на неё. Если бы я только знал…        Шумно вздыхая, я заглянул в ящик слева, находя там цветные резинки для волос, заколки с бантами и прочие шпильки-невидимки и иже подобные девичьи вещицы.

Вероятно, это было совсем не то, о чем сообщила бы девушка в такой момент.

      Медленно, неуверенно открывая ящик справа, моему взору тут же открылась лежащая там подарочная коробочка, аккуратно перевязанная лентой с бантом. Нахмурившись и включая свет над туалетным столиком, я нерешительно открыл коробочку, осторожно поднимая крышку, как воришка, дабы не оставить следов преступления.       Поверх белой ткани лежал тест на беременность с двумя четкими, ярко-красными полосками на нём. Картинка начинала медленно пульсировать в глазах, а дышать становилось только сложнее. Дрожащими руками рассматривая тест в руках, у меня внутри в одночасье разрушился просто весь мир. Она так готовилась, не решалась сказать о таком, самом важном в жизни событии…и просто не успела, по моей вине моментально лишившись его.       Поглощающая боль душила с такой невыносимой силой, которую нельзя описать человеческими словами. Нервно сглатывая ком в горле, ощущая внутреннюю тряску, я тут же почувствовал, как в глазах мгновенно потемнело. Воздух выбило из легких, а новый вдох не позволял сделать сильнейший спазм в груди.       Откладывая тест в сторону, я достал содержимое коробочки, разворачивая ткань — крошечный беленький детский костюмчик с надписью «I ❤️ my daddy».       Прикладывая дрожащую руку ко рту, ощущая, как глаза налились слезами, сдерживая судорожный вдох боли, я прикрыл глаза, только сейчас осознавая весь ужас ситуации. Яркой вспышкой в голове вновь возник тот истошный крик Вали, а затем, бегущей строкой по вискам застучали слова врача.

«спасти беременность нам не удалось…»

Ты скоро станешь папой! Аист уже спешит к нам❤️ — аккуратным почерком Вали было выведено ручкой на прямоугольной записке, прикрепленной ленточкой к детской пустышке. На дне коробочки располагался свернутый снимок узи в нескольких кадрах с подписью сверху — «Karnaukhova Valentina, 19y, 7 weeks. 03.09.2021 15:33:06»

«— Да, девушка находилась в положении.»

— Десять дней назад… — шепотом произнес я, оглядывая дату наверху снимка. Очень хорошо тут же вспоминая этот день. Сразу после восьмого марта… она неважно себя чувствовала пару дней, совсем не кушала и постоянно лежала, как вдруг собралась ехать к ребятам в хаус… получается, она ездила в клинику, для того, чтобы убедиться в том, что нас уже трое…       На темном фоне снимка находился светлый овал, по краям которого программой отмечены желтые крестики, фиксирующие длину. А внутри этого овала — белые очертания, напоминающие маленькую фасолинку.

«…пол — 80% женский…»

      Едва ли касаясь дрожащей рукой снимка, проводя кончиками пальцев по очертаниям маленькой фигурки, мне хотелось истошно заорать, срывая к черту свой голос. Проводя ладонями по снимку я ощутил, как картинка в глазах плывет, а обжигающие горячие слёзы пробежали по щекам. Я готов выть раненым волком от невероятной, поглощающей внутренней боли… если бы только это помогло хоть на секундочку. Если бы это облегчило невыносимые страдания моей девочки. — Моя маленькая… — глотая рвущийся из груди вопль, шепнул я, прижимая картинку к груди и прикрыл глаза. Я был готов рыдать от боли, захлебываясь в собственным слезах, боясь даже представить, что же ощутила и перетерпела Валя. Что происходило в её голове, когда она поняла, что произошло…и что это случилось по моей, блять, вине. Ведь это я довел её до слез в очередной раз, ведь это я накричал на неё и напугал. Из-за своей же ебаной импульсивности я лишился самого важного и дорогого на свете. Того, о чем так мечтал столько гребаных лет, даже не успев почувствовать радость такого события. И едва ли не потерял саму Валю.       На ватных ногах доходя до кровати, ложась вдоль изножья, поверх плюшевого покрывала прямо в одежде, я невольно принял точно такую же позу, как и Валя, когда она так истошно кричала от боли, лежа на диване, дожидаясь врачей — изо всех сил подтянув колени к груди, пытаясь спрятать себя и совсем крошечного малыша от всего мира. Прижимая к себе этот самый детский костюмчик, я рыдал, что есть мочи, воя в голос, пока попросту не отключился в мертвый сон без сновидений, несколько раз за ночь в кошмаре просыпаясь, сквозь сон фантомно ещё слыша тот самый Валин крик…

К чёрту этот день, если этот день без тебя К чёрту эту тень, если эта тень не от тебя К чёрту детей, если эти дети не от тебя Я не нашёл бы в себе эти мысли, если б тебя не терял

to be continued…
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.