Капитан Аххх!-мерика

Баки вздрогнул и проснулся от вибрации телефона на полу рядом с собой — он все еще выбирал сон у изножья кровати, а не на ней, и использовал толстовку вместо подушки. Он неуклюже протер глаза, а потом схватил телефон и ответил:  — Привет? — низко, грубо, явно устало. Кто бы ни звонил, он надеялся, что ему сделают скидку на то, что он только проснулся.  — Здравствуй, Джеймс. Ой, дерьмо.  — Наташа? Откуда у тебя мой номер? — пробормотал он, перекатившись на живот и поднимаясь на локтях. Он жалел, что не посмотрел время, прежде чем отвечать.  — От Стива, — сказала она, констатируя факт, и у Баки действительно не получилось удивиться. — Приходи в кафе на углу у магазина Гвен. Нам надо поговорить. Она бросила трубку раньше, чем Баки успел возразить или спросить зачем. Но у него были некоторые идеи: их поцелуй, время, проведенное со Стивом на прошлой неделе или что-то вроде того. Несомненно, Стив сообщил ей некоторые подробности — и Баки не мог винить Стива в этом, он понимал, что они с Наташей близки, и Стив был взрослым человеком, который мог сам решить, что и кому рассказывать. У Баки не было секретов (ну, в основном). И, кроме того, он бы хотел нормально посидеть с Наташей и получить настоящий шанс поговорить с ней и узнать получше. Он был в долгу перед ней за то, как ворвался в жизнь ее лучшего друга. Со вздохом Баки снял телефон с зарядки и встал на колени. Он медленно вытянул руки над головой, потянулся, прогибаясь, слыша, как щелкает спина, и застонал. Закинув руки за шею, он выглянул в окно, глядя на светлеющее небо. Судя по оттенку оранжевого и розового на нем, едва рассвело. Ебаная Наташа. Заставив себя встать, он дошел до комода, вытащил джинсы и свитер. Мода его не беспокоила, так что он едва пригладил пальцами волосы, убрал телефон в карман, натянул и лениво зашнуровал ботинки, а потом взял со стола перчатку и надел ее на металлическую ладонь. Возможно, при других обстоятельствах (включающих Стива) его бы сильнее волновала своя внешность, но Наташа говорила про кафе, а значит, это будет кофе. И пока он не получит свой кофе, он не собирался волноваться. К тому же, ему все еще было жарко после сна, и даже мысль о том, чтобы закутаться в пальто, казалась совершенно непривлекательной. Так что он взял бумажник и ключи, запер дверь и спустился вниз. Баки слегка кивнул женщине-консьержу и с улыбкой вышел на улицу. Там было оживленно: небо на западе еще оставалось темным, но птицы уже пели, а люди в машинах спешили на работу. Баки прошел мимо пары бродяг, посмотрел по сторонам, прежде чем перейти дорогу. Он уже видел стоянку кафе в переулке и черную спортивную машину на ней — скорее всего наташину, потому что именно она стояла у магазина мисс Гвен, когда Баки был там в последний раз, когда Баки встретил Стива. Баки поднялся ко входу и скользнул внутрь, легко отыскав взглядом рыжеволосую женщину за тем же столиком, где обычно сидели они со Стивом. Да что не так с этим столиком? Наташа помешивала свой напиток, когда он подошел. Она даже не потрудилась поднять голову.  — Садись, — сказала она, и Баки сел.  — Есть какая-то определенная причина, что ты разбудила меня в эту собачью срань? — спросил он, поймав взгляд официанта — того самого, что всегда их обслуживал — и поднял руку. Официант кивнул, зная, что Баки просто хочет кофе, как и всегда.  — Потому что я уже встала, и у меня дела позже, и мне надо зарабатывать деньги. Так что мы поболтаем сейчас, — просто сказала она, вытащила ложку и осторожно стряхнула с нее капли о край чашки, а потом положила на салфетку. Она наконец подняла на него взгляд этих поразительных изумрудных глаз, слегка подведенных черным, с длинными и густыми ресницами, что было единственными признаками макияжа на ее лице. Рыжие волосы, обычно завитые, сейчас спускались мягкими волнами вокруг лица. Официант принес кофе, и Баки пробормотал тихое «спасибо», прежде чем сделать глоток. Горячий, идеальной обжарки — он вздохнул от удовольствия. Наташа внимательно за ним наблюдала, от ее взгляда покалывало шею. Он очень старался это игнорировать.  — Стив рассказал, что ты учишь его танцевать, — сказала она, делая глоток собственного кофе, явно разбавленного сливками, большим количеством сливок. Баки кивнул, не было причин скрывать или отрицать это. Он учил Стива танцевать. Стив попросил его.  — Он спросил, что мне нравится, и я ответил: «Танцы». А после рассказа, как мы с партнершей выиграли конкурс в колледже, и он попросил его поучить, — объяснил Баки, ерзая в кресле, пытаясь устроиться поудобнее. Наташа приподняла бровь, сделала еще глоток:  — Не знала, что танцы включают в себя поцелуи. А, так Стив рассказал ей. Баки было почти любопытно, как выглядел этот разговор: Стив был спокоен и рассказал между делом? Или взволнованным и нервным? Или это вообще был совершенно-подростковый-безумный-взрыв слов и эмоций? Почему-то он ясно представлял последнее.  — Мы флиртовали, он начал, я ответил. Это проблема? — сердце Баки подпрыгнуло к горлу, а Наташа смотрела на него так пристально, что по телу проходилась холодная дрожь. Судя под дернувшемуся в улыбке уголку рта, она не ожидала такого ответа. Но чего она ожидала, что он попытается прикрыть себя или скрыть правду? Он не собирался. Он хотел заслужить ее доверие, и единственным способом этого добиться была честность. Наташа вздохнула, отвела взгляд и поставила чашку на стол. Баки воспользовался возможностью сделать глоток, практически видя, как крутятся шестеренки в ее голове. Она была так сосредоточена, так озабочена благополучием Стива, что, если бы Баки не целовался с ним пару дней назад, он подумал бы, что она влюблена. Впрочем, это все еще могла быть любовь, просто платоническая.  — Джеймс, — наконец медленно произнесла Наташа. Она выглядела так устало, словно уже проходила через это раньше, не раз имела дело с людьми, оказывавшимися близко к ней или Стиву. Он видел это в ее глазах, хотя выражение лица оставалось совершенно пустым, равнодушным. У Наташи явно были проблемы из-за стремления защищать близких ей людей, но Баки сомневался, что она хоть когда-то от него откажется. — Это… это не проблема, это жизнь Стива и ему решать, как он ее живет. Я не могу запрещать ему что-то делать, не могу решать, с кем он это делает, и однажды я смогу это принять. Но ты же понимаешь, почему я беспокоюсь?  — Честно? — спросил он, и она молча ждала продолжения. — Нет. Я не понимаю. Я не… Я знаю не все о Стиве. Я не все о нем знаю. Я знаю, что ты помогла ему попасть в эту индустрию, что он изучал искусство в колледже, что его любимый цвет синий, и ему нравится быть собой и заниматься тем, чем он занимается. Я знаю, что он не боится быть собой. Я не понимаю, откуда у тебя такая потребность его защищать. Наташа поджала губы.  — Это определенно не мое дело, рассказывать о его жизни. Он должен рассказать тебе, не я. Но… сильнее всего мне нужно знать, что я могу тебе доверять, что я могу верить в то счастье, которое он в тебе находит. Он горит, как солнце, и он столь же смертоносен в своих страстях, он может тебя сжечь, но, Джеймс, у него есть сердце, которое так же легко разбить, как и у любого другого человека. Он хороший, он сильный, он замечательный, но у него, как и у всех, есть свой багаж. Ему нужен кто-то, кто сможет это принять, кто сможет помогать ему, когда надо. Потому что он поможет тебе с твоим, он будет с тобой до самого конца, но и ты должен быть — с ним.  — Господи, Наташа, мы еще даже не встречаемся, а ты ведешь себя так, словно я собираюсь за него замуж. Наташа моргнула и тихо засмеялась, склонила голову набок, запустила пальцы в волосы.  — Ну, учитывая как часто он о тебе говорит… Но всё, что я имею в виду: он такой же как все. Человек.  — Я знаю, Нат… Честно, я половину времени спрашиваю себя, почему он продолжает держать меня рядом, почему он так обо мне заботится. Я не лгал, когда сказал, что просто хочу поблагодарить его за то, что он, ну, существует. Я вернулся со службы и не имел ни малейшего представления с чего начать, чтобы снова стать собой, а Стив, как бы странно ни звучало, просто… был ангелом. Красивым, порнографическим ангелом. Наташа засмеялась. Баки не мог не заметить, насколько милой она выглядела, легко смеясь над его последней фразой. Насколько красивой.  — Скажи мне кое-что, — пробормотала она, когда отсмеялась, снова глядя на него, — когда ты с ним, о чем ты думаешь? Что ты чувствуешь? Баки задумался над ее вопросом, вспоминая каждый раз, когда они со Стивом были вместе, когда писали друг другу. Он точно знал, что чувствовал себя безумно возбужденным, когда смотрел его фильмы, безумно возбужденным от всего, что он говорил и делал на экране, от того, как он трахался с такой пылкой страстью, что Баки мог только лежать и гадать, каково это — оказаться в постели со Стивом Роджерсом. Но ещё были моменты, когда они сидели и пили кофе, час, больше часа, и Баки просто чувствовал себя расслабленным. Чувствовал себя так, словно сидел со старым другом, которого много лет не видел, настолько естественными получались разговоры. И Стив — Господи, Стив — просто сиял, как солнце, и грел, и Баки не мог не греться в его лучах, не становиться расслабленным и спокойным рядом с ним. А когда они танцевали, к Баки возвращалось давно забытое чувство гордости — тот тип уверенности, которая приходит, когда делаешь что-то, в чем хорош и талантлив, а для него это всегда были танцы, и когда он чувствовал ритм и получал возможность вести Стива по студии, как когда-то Конни, хотя, конечно, куда как с меньшей грацией, потому что Стив спотыкался и хватался за него слишком сильно (не то чтобы Баки жаловался) — и это было всё, чего он хотел. Это была свобода.  — Я чувствую себя… дома, — мягко сказал Баки, потерявшись в воспоминаниях о немногих моментах со Стивом на фоне всей своей жизни. Даже после четырёх мучительных лет, закончившихся душераздирающей трагедией, Баки нашёл дом в Стиве Роджерсе.  — Дома, — повторила Наташа. — Что ты имеешь в виду?  — Безопасно. Знакомо. Мирно. Счастливо, — он тихо усмехнулся, вздохнул, глядя в свой кофе и быстро моргая. — Нам так много надо узнать и рассказать друг другу, и еще так много выяснить между нами, но все что я могу придумать: он — дом. Он не смотрит на меня, как на сломанную игрушку, он смотрит на меня. Он знает, что у меня есть прошлое, и понимает, что я расскажу о нём в своё время. Когда он спрашивает у меня «как дела», я не слышу в этом вопросе осторожности. Он не спрашивает, собираюсь ли я сломаться, он спрашивает, словно я уже сломан, а он хочет помочь мне исправить это.  — Он обращается с тобой не как с солдатом, вернувшимся с войны, а как с мужчиной, вернувшимся домой. Баки поднял на нее взгляд и кивнул:  — Да. Наташа мягко улыбнулась, глядя на стол. Её взгляд остановился на руках Баки, сжимающих чашку.  — Когда ты ему расскажешь?  — Что расскажу? Она посмотрела на скрытую перчаткой ладонь, и Баки едва её не отдернул. Но остановился, стиснув зубы, борясь с отчаянным желанием сдаться, спрятаться, огрызнуться и сказать, что это вообще не ее дело. Но в нём говорил стыд, а он не менее отчаянно хотел перестать этого стыдиться. Он ненавидел эту руку, ни разу не секрет. Он ненавидел эту руку, потому что она не была его, не принадлежала ему. Его руку забрали, эту — нацепили силой, но… к чёрту всё, она стала его частью.  — Я не знаю, — начал он, — я… я ещё не решил.  — Чего ты боишься? — задумчиво спросила она. Она не давила, просто озвучивала собственные мысли. — Что он этого не примет? Не примет тебя из-за этого?  — Это сложно, — безэмоционально сказал Баки, разглядывая скрытые кожей пальцы. Он снова вздрогнул. — Это не… там нет шрамов или чего-то в этом роде. Она… она даже не моя. Как я могу просить его принять то, что не могу принять сам? Улыбка, появившаяся на губах Наташи, прошлась по нервам, но он вдруг осознал, что эта улыбка не была злой или жестокой. Она скорее говорила: «Ты глупый мальчик».  — Попробуй как-нибудь. Возможно, он тебя удивит.