Капитан Аххх!-мерика

Когда Баки проснулся (почти в семь, блядь), то, как и советовала сестра, вылез из постели, тепло оделся и вышел на прогулку. На улице падал снег, образуя мягкие пушистые холмики на тротуарах. Должно быть, начался ночью, а может, и раньше, потому что ботинки Баки оставляли на нем отчётливые следы. Он плотнее закутался в пальто, засунул руки в карманы и зашагал по снегу, низко опустив голову. Холод просачивался между кожей и шарфом, обернутом вокруг шеи и ушей, и всё это время Баки говорил себе, что ничего страшного, что ему совсем не холодно. Солнце ещё не успело подняться над далекой чертой города и пробиться сквозь пелену облаков, когда Баки почувствовал, что телефон тихо жужжит под пальцами. Он неохотно убрал ладонь от тепла и взял мобильник: на экране высветилось имя Наташи. Тихо вздохнув, Баки нажал на иконку трубки, принимая вызов. Он уставился на экран, наблюдая за цифрами на нём: 00:01, 00:02 и только потом поднёс к уху. — Доброе утро, — тихо сказал он, продолжая идти. Какое-то мгновение Наташа молчала, но когда она заговорила, её голос был тихим, почти потрясенным. — Джеймс, — шепотом проговорила она. — Я… Честно говоря, не ожидала, что ты ответишь. — Что случилось, Нат? — Он решил не отвечать на ее комментарий. Не нужно держаться за слабую нить, пытаясь не дать ей порваться. — Солнце видишь? Нет? Почему ты не спишь? Он тихо фыркнул, сдерживая легкую улыбку. — Ты же знаешь, я плохо сплю, — ответил он, переложив телефон в левую руку, чтобы засунуть правую обратно в теплый карман. — Прошлая ночь не была исключением. — Мне очень жаль, — тихо сказала Наташа. — После всего произошедшего я думала, что ты будешь лучше спать. Я бы так и сделала, будь я на твоём месте. — Ну, ты не на моём месте, — возможно, он и пожалел бы о своей прямоте, но внутри словно гноился нарыв, зудящий от желания взорваться. Баки хотел честности. И если Ребекка была права, что он слишком часто скрывал то, что хотел сказать, то ему нужно было бороться с этой привычкой. Даже если это будет немного больно. — Иногда спать приятно, иногда нет. Так что я проснулся и иду. — Куда? — Разве это важно? Я люблю гулять. Снова молчание. Баки почти слышал, как она сглотнула. — Джеймс, послушай, я… я знаю, что облажалась. Сильно. Я знаю, что Стив многое тебе наговорил, и я знаю, что, возможно, и ты ему. Но мы оба сделали тебе больно. И… блядь, Джеймс, мы три недели тебя не видели и не слышали. Я только от твоей сестры узнала, что ты вообще жив. — Конечно, я жив, — прервал Баки, прикусив внутреннюю сторону щеки. — Ты знаешь, что я имею в виду, — твёрдо сказала Наташа, — она рассказала, в каком состоянии нашла тебя вместе с родителями: подавленным, безразличным ко всему. Ты хоть представляешь, как я испугалась? Бекка, благослови ее господь, дала мне знать, что с тобой всё в порядке и тебе лучше, но я не должна была слышать это от твоей сестры. — А моя семья не должна была услышать о работе моего парня и лучшей подруги так, как услышала, Наталья. Но наши желания не всегда сбываются, — рявкнул Баки, стиснув зубы и остановившись на тротуаре. Он не хотел злиться, но злился. Наташа хотела как лучше, и он знал, что должен был связаться с ней раньше, но её очевидное чувство вины за его психическое и эмоциональное состояние слишком давило. Наташа колебалась, и Баки услышал долгий, тяжелый вздох. Ее голос звучал измученно. — Я знаю. И каждый день ругаю себя за это, Джеймс, правда. Ты должен был поговорить с семьёй сам. Но ситуация была слишком запутанной. — Да, — согласился Баки, пиная покрытый инеем камень. — И я точно не улучшил её, когда начал всех перебивать, но… бля, я не знал, что делать. Я просто хотел… Я просто хотел, чтобы ваше знакомство прошло правильно и комфортно, и я не знал, что делать, ладно? Я запаниковал. И психанул, а потом ты сказала то, что сказала, Стив разозлился, я испугался, и все полетело к чертям. Это было ужасно, я как в аду побывал, и чувствую себя теперь похоже. Неудивительно, что Баки захотелось заплакать. Он чувствовал жжение в уголках глаз и жар, который угрожал вырваться наружу. Под пальто, шарфом и свитером быстро колотилось сердце, лёгкие болели, в горле пересохло от свежего декабрьского воздуха, но кожа горела, как обожженная. Он вытер глаза рукавом и сунул руку обратно в карман. Наташа вздохнула. Баки прикусил язык, желая, чтобы стук в ушах прекратился, перед глазами прояснилось, а желание свернуться калачиком и закричать ушло, потому что он запаниковал, и из-за этого Стив ушёл. Боже, Баки просто хотел, чтобы он вернулся. Но именно эта мысль и эта потребность вернуть Стива, чтобы всё исправить, чтобы жизнь снова стала идеальной, а каждый её миг счастливым, заставили Баки подавить это навязчивое, приторно-сладкое желание, похожее на лекарство от кашля. Он хотел вернуть Стива и Наташу, и он хотел всё сделать правильно. Но сначала хотел стать лучше. — Мне так жаль, — наконец прошептала Наташа через несколько мгновений, — правда… мне очень жаль, Джеймс. Мы все ужасно повели себя в тот день, и я не могу оправдывать ни себя, ни Стива. Я не могу говорить за него и не буду даже пытаться. Но за себя… думаю, я просто хотела быть честной и открытой, и с моей стороны это было эгоистично. Я многие годы слышала, как осторожно люди говорят о моей профессии, и, думаю, просто психанула… не подумав. И мне очень жаль. Баки облизал губы, шаркая по снегу и стряхивая белые хлопья с пальто, прежде чем глубоко вдохнуть. — Я прощаю тебя, — пробормотал он. Он был не совсем честен. Но рано или поздно это произойдет. И он должен был простить ее. Она просто пыталась быть честной, пыталась поступить правильно. С семьёй всё обернулось к лучшему, и теперь предстояло разобраться им троим. — Спасибо, Джеймс, — выдохнула Наташа, и облегчение в ее голосе почти заставило его улыбнуться. — А ты… уже поговорил с ним? — Нет, — от того насколько простым был собственный ответ, болезненно заколотилось сердце. — Он звонил… один раз. несколько недель назад, примерно тогда же, когда и ты впервые. Но не оставил сообщение. С тех пор он не звонил, не писал сообщений и вообще никак со мной не связывался. Честно говоря, я тоже не пытался. — Не ты один, — мягко сказала Наташа. — Мы с тех пор тоже мало разговаривали. Он… странно увлечен работой, делая, я думаю, что-то вроде нового проекта каждые несколько дней или около того. Может, пытается отвлечься? Я не знаю. Но знаю, что он несчастлив. Я бы поняла это, даже если бы не знала его так долго. Правда — даже небольшая её часть — о нынешнем состоянии Стива, возможно, когда-то принесла бы Баки утешение или успокоение. Но сейчас ему стало только хуже от понимания, что и Стив несчастлив, что ему, возможно, больно, что заваливает себя работой, чтобы забыться. Теперь Баки точно знал, что Стив ни с кем не говорил, делал всё возможное, чтобы не думать о произошедшем… Это было больно. Это было больнее, чем Баки мог описать. Медленно дыша, Баки продолжил идти по заснеженной улице, завернул за угол и направился обратно домой. Наступит время, когда ему нужно будет ответить Стиву, если тот когда-нибудь перезвонит. Или протянуть руку помощи самому. Но момент, когда им нужно будет поговорить, обязательно наступит. И ему нужно будет, наконец, сказать то, что нужно было сказать вслух. Даже если будет больно. — Скажешь, если что-то изменится? — Спросил он. — Конечно. И… ещё раз спасибо, Джеймс. За то, что ответил. — Не за что, Наталья. Поговорим позже, хорошо? — Хорошо. Одевайся теплее, Джеймс. Он улыбнулся. — Ты тоже. Вызов завершился. Тяжело вздохнув, Баки сунул телефон в карман и принялся ковырять носками ботинок снег. Солнце начало проглядывать сквозь облака, и городской пейзаж отбрасывал тени на землю. Воздух всё еще был достаточно холодным, чтобы не дать солнечным лучам растопить снег, и Баки подумал, что с наступлением темноты задует ещё более холодный северный ветер. Закутавшись в пальто, он уткнулся носом в шарф: теперь, когда огонь внутри утих, он чувствовал холод. Капельки пота, выступившие на лбу, сменились мурашками по спине, и он ускорил шаг, направляясь домой. Этот холод не шел ни в какое сравнение с русским. Но дыхание сбилось от одной мысли о том, что Баки снова окажется на холоде, почувствует прикосновение льда к коже и оседающие на ресницах снежинки. И хотя Баки чувствовал, как телефон тихо жужжит под пальцами, на этот раз он предпочел проигнорировать его. Лучше дождаться голосовой почты и ответить, когда ему будет тепло и комфортно, чем потерять концентрацию сейчас. Этот холод был пустяком, но он не хотел искушать судьбу. Тем не менее, чем дольше телефон вибрировал под пальцами, тем больше его разбирало любопытство. Звонок редко длился так долго, прежде чем абонент вешал трубку или оставлял сообщение. Нахмурившись, Баки подошёл к перекрестку и достал телефон, пока ждал сигнала светофора. Прикоснувшись к экрану, он разблокировал мобильный, и мир вокруг замер. Стив Роджерс. Какие, блядь, были шансы? Это, должно быть, был уже четвертый или пятый гудок. Еще немного, и звонок переведётся на голосовую почту. Стив Роджерс, и эта чертовски красивая фотография… Ответь. Сейчас у тебя, блядь, есть шанс, ответь. Что ты делаешь. Снежинка упала на экран. Баки не заметил сигнала светофора. Что ты делаешь, Баки? Ответь на звонок, ответь на ебаный звонок. Почему ты не отвечаешь? Просто проведи уже гребаным пальцем. Снежинка растаяла на экране, странным образом увеличив часть имени Стива. Искажая его, как будто он был не совсем реальным. Пропущенный звонок: Стив Роджерс. Сердце бешено колотилось, голова кружилась. Почему он этого не сделал… он только что говорил об этом с Наташей, всего десять минут назад. Он крепче сжал телефон. В горле стоял ком. Баки уже смирился, собираясь убрать мобильный и выбросить из головы это происшествие, когда… Телефон зажужжал. Баки посмотрел на экран. Новое голосовое сообщение: Стив Роджерс.