Капитан Аххх!-мерика

Когда Баки открыл глаза, в комнате стояла тяжёлая, густая темнота. Когда-то его бы напугало отсутствие света и звуков. Но сегодня вечером здесь было уютно, спокойно. Он медленно моргнул, глубоко дыша, перекатился на бок и протянул руку, чтобы коснуться кровати пальцами. Тепло просочилось в кончики пальцев, но простыни были пусты. Слегка нахмурившись, он повернул голову, вглядываясь в темноту так, будто это могло помочь. Не помогло. Баки медленно сел и, зевнув, спустил ноги на пол. Ковер примялся под ступнями. Джинсы съехали вниз и болтались на бедрах, когда он шагнул вперед к двери. С тихим скрипом он открыл её; из гостиной исходил слабый желтый свет. Шаркая ногами, он вышел из комнаты, покачивая плечами в такт шагам, провел рукой по волосам и слегка прищурился, осматриваясь. На стене тикали часы, их стрелки показывали семь и девять. Два пальто аккуратно лежали на спинке дивана, сложенные пополам и разложенные плашмя. Две пары обуви стояли у двери. Взгляд Баки метнулся вправо: он заметил темноволосую макушку Стива, склонившегося над книгой и тихо, одну за другой переворачивающего страницы. Слабо улыбаясь, Баки подошел к спинке дивана, скользнул руками по спинке и обнял Стива за плечи. Он сцепил пальцы у него на груди, легко поцеловав в висок, а Стив поднял руку и коснулся его плеча. — Давно встал? — пробормотал Баки в волосы Стива, глядя поверх его головы на альбом, о существовании которого Баки почти забыл. Пальцы Стива лежали на старой семейной фотографии, засунутой в альбом. На ней были изображены молодые он и Ребекка в то время, когда они всей семьёй отдыхали летом во Флориде. — Полчаса, может? Думал, ты проспишь всю ночь, — проговорил Стив, выводя большим пальцем круги на тыльной стороне ладони Баки. — Решил покопаться тут и нашёл это на той полке. Надеюсь, ты не возражаешь. — Вовсе нет, — усмехнулся Баки, снова целуя Стива в волосы, прежде чем отстранился, чтобы обойти диван и устроиться рядом. Уютно устроившись, Баки положил голову на плечо Стива, глядя на фотоальбом на его коленях. — Я помню тот отпуск. Мы с Бекк так обгорели на солнце. — Неужели? — фыркнул Стив, его пальцы проследили дату справа от фотографии. 5 июля 1997 года. — Да. Два придурка, которые забыли солнцезащитный крем. К счастью, мама взяла с собой гель алоэ, иначе остаток поездки был бы просто ужасным, — 'с улыбкой сказал Баки, переворачивая страницу, чтобы увидеть больше фотографий с того отпуска. Фотографии из Диснейленда, посещение нескольких достопримечательностей — он до сих пор верил, что видел привидение в церкви Святого Августина, другого объяснения просто не было — снова пляж, который они посетили в последний день. Стив молча перевернул страницу, и Баки увидел свою школьную фотографию, сделанную осенью 99-го года — тут ему было семнадцать, лицо начало худеть, линия подбородка стала четче, а растительность на лице уже не напоминала неряшливый пушок. Баки облизнул губы, взглянув на лицо Стива и с улыбкой наблюдая за мерцающей в его глазах нежной отстранённостью: казалось, он пребывал в другом мире, когда смотрел на подростка-Баки. Баки опустил взгляд на страницу: фотография юной Ребекки (она ненавидела носить брекеты и поэтому отказывалась улыбаться во весь рот) и фото школьной футбольной команды Баки примерно за месяц до начала игр. Его волосы тогда были короткими, растрепанными и взъерошенными. Стив снова перевернул страницу, и Баки нежно улыбнулся, увидев фотографии весенних каникул, на которых ездил в Канаду и фотографировался с как можно большим количеством фигурок и сувениров, связанных с лосями, потому что был тупым американским подростком и, о боже, на этой кофейной чашке лось в тёмных очках. Тихо засмеявшись, Стив провёл пальцами по дате рядом с фотографией, на которой Баки стоял по пояс в снегу и выглядел явно недовольным всем происходящим. 17 марта 2000 года. Баки и не подозревал, что под снегом была дыра в земле. Ещё несколько пролистанных страниц и воспоминаний — и Баки смотрел на фото из своих студенческих будней. Тогда он был в лучшей форме благодаря танцам и инженерному делу, его тело округлилось в нужных местах, и он, наконец, понял, как красиво укладывать волосы. Стив положил голову ему на плечо, пока они просматривали фотографии. Баки время от времени объяснял, что происходит на них, или качал головой, глядя на дурацкое фото, которое, должно быть, сделала Ребекка. Когда они снова перевернули страницу, на ней оказалась единственная фотография: она была сделана в тот день, когда Баки ушел на базовую подготовку. Он обнимал маму и лучезарно улыбался в камеру. 2004 год. Баки уедет завтра утром, его не будет по крайней мере шесть месяцев. Его глаза были такими ясными, такими решительными, полными надежды. На лице его матери блестели слёзы, но она выглядела гордой. Сердце екнуло в груди, и Баки с трудом сглотнул. Теперь он был лучшим человеком, чем раньше. Но было трудно видеть себя таким наивным и ярким, с левой рукой из плоти и крови, которой он крепко держался за плечо матери. На следующей странице была фотография всей семьи Барнс, собравшейся вместе за столиком в ресторане; Баки был в униформе, он тогда ненадолго вернулся домой из подготовительного лагеря, слева от него сидела сестра, справа — мать, а с другой стороны — отец. Он помнил, как официант (или официантка) фотографировал их как раз перед тем, как принесли еду. Его взгляд задержался на фотографии; прошло всего шесть или семь месяцев после отъезда в армию, но он выглядел совсем по-другому. Не только тело было другим, но и то, как он держался. Сжатая челюсть и выражение глаз были другими. Баки медленно сглотнул, наблюдая, как ловкие пальцы Стива перескакивают на следующую страницу, где была только одна фотография. Её сделали, когда Баки вернулся из первого назначения, где-то в конце лета. Его кожа была загорелой, он обнимал Ребекку одной рукой, отец стоял с другой стороны. Он улыбался, но в глазах затаилась тьма. Баки вспомнил ту поездку домой: тогда он не хотел делиться некоторыми вещами, которые видел и испытал за границей. Он помнил, как говорил семье, что собирается участвовать в специальной программе в России. Он помнил, как говорил, что миссия может продлиться от двух лет до четырех или даже пяти лет. Он помнил, как обещал, что напишет и скоро вернётся домой. Стив перелистнул страницу. Она была пустой. Следующая тоже пустовала, как и другие три. — Эта последняя была сделана как раз перед тем, как я уехал в Россию. У меня не было возможности вернуться домой до отъезда в две тысячи восьмом. А потом… ну, ты уже знаешь, что произошло дальше. Стив долго молчал, его голубые глаза не отрывались от страниц кремового цвета, испещренных кармашками для фотографий и других памятных вещей. Его губы были приоткрыты, дыхание таким тихим, что Баки задумался, дышит ли он вообще. Слегка нахмурившись, он наклонил голову, наблюдая за профилем Стива, а потом нежно провёл пальцами по волосам на его затылке — Стив? — прошептал Баки, большим пальцем массируя кожу у линии роста волос. — Как они могли так поступить с тобой? С твоей семьёй? Ты был дома, на американской земле, и они держали тебя подальше от людей, которым ты был нужен. Люди, которые нужны были тебе… Я не понимаю. Я должен смотреть на фотографии встречи выпускников или… или, черт возьми, я не знаю… недавние рождественские фото, блядь. Последнее воспоминание твоих родителей — ужин в мексиканском ресторане. — Стив… никто из нас уже не сможет это изменить. Да, тогда было паршиво, и сейчас думать об этом тоже, но теперь я вернулся к семье. Мы навёрстываем упущенное. Стив покачал головой, на мгновение сжав челюсти. — Я просто… Если бы это был я, и моей маме ни слова не сказали о моём местонахождении, не потрудившись даже успокоить, или если бы она узнала, что ей солгали… Она бы устроила настоящий ад. Он тихо, коротко хохотнул, но резкость в его голосе исчезла. От жёсткого взгляда Стива у Баки сердце сжалось. — Расскажи мне о ней, — попросил Баки. Больше всего на свете он хотел отвлечь Стива от фотографий, от своих украденных лет жизни. Это было не то, что они могли изменить, не то, что можно было исправить. Баки достаточно долго размышлял об этом в одиночестве, поэтому не мог представить, что потянет Стива за собой. У Стива было достаточно собственных проблем, и будь Баки проклят, если позволит ему винить себя из-за чего-то, в чём он даже не принимал участия. — Она была медсестрой, — просто сказал он, как будто это единственное слово описывало всю её личность, — она всегда заботилась обо мне. Помнишь, я говорил, что в детстве постоянно болел? Она всегда… всегда была рядом. Держала меня в узде и не давала сдаться. Даже после того, как папа ее выгнал, она продолжала идти дальше, будто была сделана из стали. У нее было разбито сердце, и порой мир был слишком мрачным — я знаю это, — но она взяла за правило сделать мою жизнь хорошей и дать шанс заниматься тем, чем хочется. И не важно, насколько у неё был плохой день, или… или как ей было грустно… каждый раз, каждый раз она смотрела на меня как на солнце, так загорались её глаза. Улыбаясь, Баки уперся локтем в спинку дивана, подперев голову рукой. — Звучит потрясающе. — Она была самой лучшей, — нежно поговорил Стив, слабо улыбаясь, и повернулся, чтобы посмотреть Баки в глаза. — Я скучаю по ней каждый день. Интересно, гордилась бы она мной и тем, чем я зарабатываю на жизнь? Думаю, до тех пор, пока со мной все в порядке, она была бы счастлива. — Хотел бы я с ней познакомиться, — сказал Баки. Улыбка Стива стала немного шире, он на мгновение опустил взгляд к губам Баки, прежде чем отвернулся. — Ты бы ей понравился. Очень. Наверное, ты бы стал ей как сын. И она точно захотела посоревноваться с тобой в армрестлинге. Баки рассмеялся, громко и искренне, его рука упала со спинки дивана и опустилась на плечи Стива. — На сколько ты готов поспорить, что даже с того света она всё равно смогла бы надрать мне задницу? — Нет, я не буду делать ставок, — с улыбкой сказал Стив, — только потому, что не хочу это проверять. Ухмыляясь, Баки покачал головой, наклоняясь, чтобы поцеловать его. Я тоже тебя люблю.