«Должен сказать, что проходить его испытания было забавно» — Stendhal Syndrome (Идеал Рациональности)
Когда попадаешь в эпицентр взрыва, сначала в голове звон, шум, сознание рассеянное, невозможно сосредоточиться. А потом наступает тишина. Именно такой эффект произвёл поступок Стенли в бассейне. Юкио рассказывал это с такой довольной миной, будто это лично он спланировал перформанс Стенли. Для снайпера очевидно, что база NASA сборище сплетников и любителей развлечься за чужой счёт. А тут такой потрясающий случай! Сам Ксено Уингфилд — жестокий тиран, от которого вся база держалась на расстоянии, — был признателен кому-то. Да ещё и кому! Стенли Шнайдеру, с которым они друг друга на дух не переносили. Вот тут Стен понимал сплетников. В тот момент, когда мозг воспринял слова Уингфилда, у Стенли произошёл когнитивный диссонанс. В буквальном смысле, блядь, несоответствие представления и реальности! Хорошо, что после этого тестировщика отпустили отдыхать. Кажется, в какой-то момент мыслям стало тесно в черепной коробке и они теснились, как новобранцы в казарме: пихались, сталкивались друг с другом, и невозможно выделить кого-то одного. «Это что, блядь, сейчас было?!», «Он издевается, что ли?», «Какие ещё нахуй запасные очки?!», «Да чтоб я ещё раз…», «Он… поблагодарил?!» — и так далее. Дни, отведённые на восстановление, слились в бесконечную череду размышлений, часы тянулись, как резина, и в тоже время летели незаметно. В какой-то момент Стен начал смотреть на всё это безобразие отстранённо, будто и не его мысли орали благим матом. Способ, которому он обучился ещё будучи обычным солдатом, не снайпером, и который помог ему им стать. Невольно вспомнился экзамен или, скорее, стресс-тест, который им устроили. Какие тесты для космонавтов? Шнайдер очень сомневался, что можно придумать что-то хуже, чем позвать около сотни солдат в одно место, назвать это экзаменом и просто оставить их там. Без инструкций, без пояснения, просто… Ждать. В неизвестности. Стенли лично пожмёт руку тому, кто превзойдёт этот пиздец, а потом уебёт его. Когда Стен почувствовал, что дальше терпеть нет ни сил, ни желания, а он так ни к чему и не пришёл, то решил прочистить мозги старым добрым способом — интенсивной физической нагрузкой. Искать кого-то для траха желания не было, а вот отомстить одной черножопой обезьяне давно пора.****
— Чтоб ты сдох, — задыхаясь и хлопая по бедру, просипел Льюис. Надо заметить, что это бедро Стенли и оно надёжно фиксировало спарринг-партнёра в классическом захвате головы. Шнайдер не стал и дальше сучиться и отпустил Доджсона. Если бы мужчина не так хорошо знал Стена, то никогда бы не заметил довольной ухмылки в серо-зелёных глазах. — А недавно ты другое говорил, — Стенли поднялся одним слитным движением. Пожалуй, за всю свою практику как инструктора майор Доджсон видел всего несколько дарований, которым природа дала все физические задатки, но лишь единицы смогли ими воспользоваться и развить их. Стенли Шнайдера можно назвать тем упорным гением, который добился всего сам. Методично, последовательно и безжалостно в первую очередь по отношению к себе. За это Льюис и уважал арийскую заразу, но никогда не признает этого. Не-а, ни за что. — Это было тогда. А сегодня ты решил поиздеваться над стариком. Никакого уважения, — кряхтел Льюис, медленно поднимаясь. Не разогнувшись полностью, он сделал попытку достать Стена, но тот не терял бдительность и моментально ушёл от удара. Ловкая тварь. — Теряешь хватку, — двигаясь нарочно лениво, хмыкнул Стенли. Прошло не меньше часа с начала «избиения стариков», как обозвал спарринг Льюис. Он действительно выдохся, но гордость не позволяла просто так сдаться. Поэтому они какое-то время меряли друг друга взглядами, а затем без каких-то сигналов одновременно сделали несколько быстрых ударов в голову, в корпус. Хук справа у Доджсона поставлен хорошо, но и Шнайдер не лыком шит, он уклонялся или ставил блок, не стеснялся пользоваться ногами, чтобы сделать подсечку. Льюис экономным движением избежал падения и попытался сам сбить с ног Стена, одновременно нанося удар левой, вот только снайпер перехватил руку, и снова захват, теперь руки. Льюис попытался блокировать, схватить Шнайдера за одежду и сделать перекат и захват головы, но Стенли знал те же приёмы, увернулся и продолжил давить на плечо и руку. Гордость можно послать в жопу. — Всё, хватит, — хлопнув по мату, рыкнул Доджсон. Стен сделал вид, что не услышал. — Да блядь, отпусти меня! — А волшебное слово? — Хуй тебе! — Оставь его Эмбер, — руку потянул ещё на несколько миллиметров в сторону. — Сука ты, Алиса, — буркнул Льюис и уже громче заворчал, — очень прошу, Стенли, отдать мне мою руку, твою мать! Пожалуйста! Стенли разомкнул ноги и отпустил страдальца. Льюис тут же начал разминать плечо, мысленно то ли костеря себя, то ли гордясь, что приложил руку, ха-ха, к созданию этого чудовища. Послышалось негромкие хлопки. Мужчины повернулись к выходу. В дверном проёме стоял Уингфилд и медленно апплодировал. В пылу спарринга они даже не заметили его. — Надо же, как я удачно оказался здесь, — приблизился Ксено. Внешне абсолютно равнодушный, но Льюис уже видел таких людей. В тёмных глазах на самом дне читалась жадность, хотя нет, скорее голод. Он делал взгляд Ксено слегка безумным. Майор Доджсон не знал, чего ждать от таких людей, на что они готовы пойти ради желаемого, поэтому предпочитал быть настороже. — Такую демонстрацию ловкости и силы жаль было бы пропустить. Весьма элегантно, обер-лейтенант. Лицо Стенли осталось неподвижным, а вот правая рука едва заметно дёрнулась. Как будто хотела продолжить спарринг, но уже с другим партнёром. Льюис понимал, что именно так задело Шнайдера. Вот только он уже не маленький, сам может решить свои проблемы или терпеть дальше едва различимое пренебрежение. И всё же, чтобы соединить в одном предложении искреннюю похвалу и презрение, нужно иметь талант. — Мы уже закончили, доктор Уингфилд, — да уж, Стенли не назовёшь мастером словесных баталий, но в язвительности этот гад точно не проиграет. — Что ж, тем лучше, у меня к Вам вопрос, обер-лейтенант. Буду ждать в коридоре, — Ксено круто развернулся и был таков. Мужчины переглянулись и, не сговариваясь, отправились в душ. Льюис только надеялся, что Стенли не захлебнется водой, просто чтобы не говорить с учёным.***
— Чему обязан, доктор Уингфилд? — чтобы сохранить хладнокровие, Стенли пришлось минут пять простоять под контрастным душем. Он не стал останавливаться и ждать Ксено, просто пошёл к ближайшем выходу. — Результатам Ваших психологических тестов. Их, наконец, обработали, — учёный легко подстроился под темп Шнайдера, спешащего за глотком никотина. Одна радость, что недалеко идти. Рядом с Ксено рациональная часть пасовала перед желанием банально вмазать ублюдку по холеной морде. Мысленно Стенли собирал и разбирал М82, свою любимицу. Безотказный метод самоуспокоения. — И что с ними? — наконец, они дошли до выхода на балкон. Этаж всего лишь третий, но перила-прутья давали хороший обзор на базу. Стен достал пачку Lucky Strike, которые ему теперь поставлял Доджсон, и закурил. Пожалуй, с сигаретой даже Ксено становился терпимым. Он стоял рядом, сложив руки за спиной, прямой, как жердь. — Мне неясно, почему человек с явными лидерскими задатками, высоким уровнем креативного мышления решил стать военным псом, — да, Уингфилд не пытался подобрать слова, просто говорил ту правду, которую для себя выбрал правдой. «Факт, не более», — сказал бы он. — Уверен, что это далеко не все и не основные мои качества, — Стенли чиркнул зажигалкой и с наслаждением затянулся. — Не питаю иллюзий по поводу своего характера или отдельных качеств. Я — агрессивный мудак с замашками контролфрика. Ксено хмыкнул в кулак и тут же сделал привычный отстраненный вид. — Надо же, как самокритично. И не могу не согласиться. Однако, такой человек мог бы добиться успеха во многих сферах. Оружие используется не только, чтобы убивать. Та же Anschutz, — в обычных условиях ирония в голосе и взгляде Уингфилда спровоцировала бы Стенли, но удивление пересилило другие чувства. — Надо же, какие познания Вы проявляете, доктор, — снайпер старался скрыть реакцию, но, кажется, не вышло. — Не пытаюсь впечатлить Вас, обер-лейтенант, всего лишь привожу пример. Не вижу ничего странного в разнообразии интересов. Или Вы думали, что ничего кроме науки меня не интересует? — Ксено лукаво улыбнулся, как бы говоря: я знаю, о чем ты думаешь. Тварь американская. — И мой вопрос остался без ответа. — Нет никакой особой причины, — пожав плечами, ответил Стен. Не понятно, с чего вдруг такой интерес, но раз такой человек, как Уингфилд, приложил столько усилий и задал прямой вопрос, то почему бы не ответить. Давно он не вспоминал прошлое. — Мой отец был майором. Естественно, это отложило отпечаток на его личность. Для меня привычно жить с правилами, режимом и постоянными тренировками. Авторитарность знакома мне с детства. Можно было бы подумать, что я действую по привычке, заданному заранее маршруту. И мне самому так казалось, когда я был подростком. Тогда мне хотелось бунтовать против всего, в том числе порядков отца. Это было забавно, доводить его, — Стенли тихо фыркнул и снова глубоко вдохнул сигаретный дым. — Мне даже нравилось заниматься саморазрушением в разных проявлениях. Я просто искал неприятностей, а кто ищет, тот всегда найдёт, — это время Стен вспоминал с ностальгией. Но после весёлого угара всегда наступает отрезвляющая реальность. — А потом он умер. Конечно, отец хотел, чтобы я пошёл по его стопам, он был человеком старой закалки. Кажется, что у меня не было выбора… — снайпер сделал особенно глубокую затяжку и даже слегка опустил плечи, впервые расслабляясь в присутствии Ксено. — Однако лучше всего я умею убивать. Если это связано с тем, чтобы следовать приказам, я готов к этому. И это мой сознательный выбор — подчинение. В этом моя свобода. Повисла тишина. Шнайдер успел выкурить ещё одну сигарету, изредка поглядывая на лицо учёного. От раздумий учёный слегка сморщил лоб, а тёмные глаза незряче смотрели в пространство. Слегка пожав плечами, Стенли оставил Уингфилда на балконе. Он сказал достаточно.***
«Либо лыжи не едут, либо я торможу», — с такими мыслями Стенли сидел уже четвёртый час, заполняя ту же батарею психологических тестов. Эту бесполезную работу ему обосновали тем, что это необходимый мониторинг колебаний его психологического, психического, эмоционального, когнитивного и какого-то ещё состояния. В общем, ересь. Он уже порядком задолбался выбирать ответы на однообразные вопросы. Не помогало даже то, что порядок их изменился, да и сами тесты в электронном виде. Может, это новый вид психологической пытки? Хотя, новым его не назовёшь, психологи уже довольно долго используют тесты с пятью сотнями вопросов, чтобы поиздеваться над подопытными. В глазах начали мелькать красные мушки, Стен даже подумал, что это в агонии умирает его последняя нервная клетка. Он моргнул, но пятна не исчезли. Раздался тихий смешок, и Стенли, наконец, поднял голову. Рядом стоял Юкио и нагло светил лазером в глаза. — Это вредно, вообще-то. И что это за привычка у всех, подкрадываться ко мне? — голос Стена можно было использовать вместо холодильника. — Такая сосредоточенность не могла не заинтересовать. Отвлечь тебя действительно нелегко, обер-лейтенант Шнайдер. Но это также признак неумения распределять внимание и замечать новые вводные в окружающей среде. Весьма… Непрофессионально. Кулаки чесались съездить по наглой белобрысой морде. — Всё зависит от задачи и моей мотивации, — Стенли быстро ответил на оставшиеся три вопроса и наконец откинулся на спинку сидения. — И какая мотивация у тебя сейчас? — Покурить как можно скорее, — это Стенли бросил, направляясь к ближайшей двери. Юкио не спеша следовал за ним, рассматривая помещение. Светлая, аскетично обставленная комната создавала ощущение пространства и в то же время вакуума. Ничто не отвлекало от текущей задачи, то есть заполнения тестов. — А разве это не влияет на достоверность результатов? Ведь внутренние факторы не менее важны, чем внешние. — Такие условия, — Стен с наслаждением затянулся, уничтожая половину сигареты. — Эта сука Уингфилд поставил условие, что я должен выполнить тестирование без единой сигареты. — То есть, он взял тебя «на слабо»? — улыбку, которая возникла на лице переводчика, можно было описать только одним словом — коварная. Стенли не хотел терять даже секунды никотинового кайфа, поэтому молча показал средний палец. — Ну, ты выполнил тест, судя по твоему довольному лицу. Что дальше? — Центрифуга. — Опять? — В прошлый раз я сам её выбрал. И это не единоразовый аттракцион, — Стенли докурил и зашёл в помещение, жёстко вбивал каблуки в пол, представляя на месте пола чью-то голову. Вполне конкретную голову, с объёмным начёсом и презрительным взглядом. — Значит, я могу понаблюдать из первого ряда за представлением? — Если тебе совсем нечего делать, то почему бы и нет. Но этим безумным миром правит один конкретный демон. — Думаю, что смогу договориться. В крайнем случае, продам душу, — Юкио беззаботно зашагал следом за тестировщиком. Стен только дёрнул плечом и отправился к раздевалке. В центрифугу всё же нужна специальная одежда, он почувствовал это на собственной шкуре. Рядом с камерой уже собрался народ во главе с Ксено. Мудак спокойно листал записи и не обращал внимания на окружающих: Никитин стоял вместе с доктором Барром, лаборантов вообще не видно. Техники проверяли центрифугу. Только когда рядом раздался возглас Якова, Ксено поднял голову. — Юкио, как я рад, наконец есть рядом тот, с кем можно поболтать на родном языке, — мужчина добродушно хлопнул по плечу Сайонджи так, что тот едва устоял. Но улыбнулся он вполне радостно. — Яков Юрьевич, я тоже рад Вас видеть. — Пришёл поддержать нашу красавицу? — О чём вы там говорите? — не выдержал Стенли, подозрительно косясь на довольные морды. — О, отозвался! — Юкио состроил самое обычное лицо, как будто они с Яковом обсуждают количество «G», которому учёные планируют подвергнуть Шнайдера. — О центрифуге, Стенли. Я впервые увижу, как её запустят. — Warum glaube ich dir nicht, du Mistkerl? — Keine Ahnung, Stanley, — тестировщик закатил глаза на такую откровенную ложь, но препираться дальше не было никакого желания. Только Юкио так не думал, похоже. Он снова заговорил на немецком. — Готов снова удивить своего оппонента? — Не собираюсь никого удивлять, я не цирковая зверушка. — Стенли, теперь моя очередь тебе не верить, — Шнайдер ничего не ответил. Он заметил как замер Ксено, когда фразы звучали на других языках. Не хотелось сболтнуть лишнего. А что лишнего, собственно? Вот именно, ничего. После странного и откровенного для Стена разговора почти ничего не изменилось. Почти. Тестировщик прошёл к центрифуге и оглянулся на столпившийся народ. Скопившееся напряжение требовало выхода, и какие-то жалкие две сигареты не могли унять зуд под кожей. — Хватит прохлаждаться. — Только давай без фокусов, Стенли, — хохотнул Яков, а Стивен хмыкнул в кулак. Сборище юмористов. — Это зависит от вас, пульт управления не у меня. — Хорошо, тогда начинаем, — Уингфилд захлопнул папку и нехорошо ухмыльнулся. Не зря Стенли назвал его демоном, в этой улыбке не было ничего светлого или доброго. И всё же Шнайдер не мог не признать, что это выражение удивительно шло Ксено, будто он позволил заглянуть за маску профессионализма и высокомерия, разрешил увидеть толику того адского огня, живущего в нём. Стенли моргнул и отогнал неуместные мысли. Глупость какая. Забравшись внутрь камеры, он позволил техникам проверить крепления. Спецкостюм он уже надел. Он поможет организму быстрее перестроиться к нагрузке, а крови не так приливать к конечностям. Ремни крепко фиксировали тело. «Стенли, как слышно?» — из динамиков раздался слегка искажённый голос Якова. — Хорошо, — отозвался Шнайдер, устраиваясь в жестком кресле. Зафиксировали его хорошо. «Как самочувствие, обер-лейтенант?», — Стен сохранил равнодушное лицо, потому что понимал, что его видно в камеру. Вот оно. То самое «почти». Звание Стена, которого он добивался упорным трудом, утратило ту презрительную интонацию. «Мне кажется, неудобно будет каждый раз говорить «обер-лейтенант», — фыркнул Никитин. В эфире тишина, но Стенли представил кислое лицо Уингфилда. «Хорошо. Стенли, сначала будет тренировка, чтобы подготовиться к основной нагрузке. Это понятно?» — Ага. «Сейчас будет нагрузка от 0.4G до 1.5G. Пять секунд. Готов, Стенли?» — Стен сделал глубокий вдох и выдох. Имя звучало непривычно и в то же время… приемлемо. — Ага, — как только тестировщик дал согласие, он почувствовал постепенное увеличение давления. Дышать пока получалось без проблем, но скоро это изменится. Специальная дыхательная техника, которой их обучали во время лётных тренировок, вспомнилась легко и естественно. «Пять… Четыре… Три… Два…», — с предельной точностью считал Ксено. «Один», — давление спало. «Как ощущения, Стенли?» — а это спросил Яков. — Всё нормально, — Шнайдер снова поёрзал в кресле, проверяя ремни. «Готов продолжать?» — Ага. «Сейчас будет нагрузка 2.5G. Длительность — 5 секунд», — и снова Уингфилд. — «Готов?» — Ага, — давление стало расти. Стенли начал чувствовать это не только мышцами и кожей, но и внутренними органами. Дыхание не сбивалось, но нагрузка стала ощутимей. «Пять… Четыре… Три… Два… Один», — давление спало. Шнайдер вздохнул, насколько позволяло кресло, размял руки и ноги. Мышцы постепенно поймут, как реагировать. Вот только количество G тоже будет увеличиваться. «Порядок, Стенли?» — Никитин снова начал проверку. Видимо, это профессиональное беспокойство и как о тестировщике, и как о возможном пациенте. — Ага, — в динамике раздался чей-то смешок. — Сайонджи, я готов поставить пачку сигарет, что это ты там ржёшь. «С тобой никто не будет спорить, всё равно это я», — фыркнул Юкио. «Ты готов попробовать 4.5G?» — даже сквозь динамик слышно нетерпение Ксено. — Ага, — и снова смешок. — Что? «Ты скажешь «ага», даже если тебе скажут «давай 12G»?» — голос Юкио буквально состоял из иронии. — Ага, — спокойно ответил Стенли. Отчасти из вредности, отчасти потому что это правда. «Прекрасно», — немедленно отреагировал Уингфилд. «Но сначала будет 6.5G. Готов?» — Стенли напряг и расслабил мышцы, окончательно восстановил контроль над дыханием и не удержался. — Ага, — но смешка не было. Было ощущение резкого сжатия в груди и в теле, скрутил спазм в ногах, но дыхательные упражнения помогли справиться с нагрузкой. Кожа на лице стала опускаться, но Стенли почти не чувствовал этого. Контроль уходил на поддержание ровного дыхания. Отсчёт вёл снова Ксено, но уши заложило от перегрузки, он слышал его голос как сквозь вату. Когда давление спало, осталось ощущение лёгкого звонка и слабости. «Как ощущения, Стенли?» — бас Якова звучал напряжённо, или ему кажется? — Ага, — Стен размял шею, снова напряг и расслабил мышцы. Это помогало разогнать кровь, скопившуюся в ногах и руках. Конечности слегка покалывало. «Мы можем сделать перерыв», — ну точно переживает. А нервы у дока ни к чёрту. — Я в норме. Если вы такие нежные, пусть Ксено сам командует парадом, — из динамика раздался сдавленный кашель. Только через несколько секунд до Шнайдера дошло, что он впервые назвал учёного по имени. Ну что ж, что сделано, то сделано. Оставалось только надеяться, что он не слишком изменился в лице. «Прекрасно, Стенли. Готов продолжить?» — Ксено отреагировал, как ни в чем ни бывало. Вот только Стен уже не сомневался: хитрый ублюдок заметил. И не забудет. — Ага. «Он не назвал силу давления», — осознал Шнайдер, когда давление сковало голову, воздух застрял в горле сжатым комком. Стенли едва не забыл, как дышать. Хорошо, что это автоматическая функция и сознательного контроля не требует. Мозг просто не понимал, как пережить эту нагрузку и не расплющиться в черепной коробке. Резкие вдохи и выдохи помогли прийти в себя и не потерять сознание. Секунды тянулись вечность. Когда Шнайдер уже начал, даже не думать (настолько не было ни сил, ни времени), понимать где-то на уровне бессознательного, что прошло больше пяти секунд, возник страх, что его так и оставят. Животный страх за свою жизнь, который не поддавался ничему, кроме железного контроля и силы воли. Только они заставляли лёгкие Стенли работать. Только упрямство, граничащее с идиотизмом, заставляло оставаться в сознании. Когда наступило долгожданное облегчение, Стен чувствовал себя, как фарш после мясорубки. В голове не просто звенело, а играл целый оркестр. Голову сковало напряжение, явно не хватало крови, чтобы доставить кислород в мозг. Дверь камеры резко открылась. Яркий свет ослепил Стенли, хотя не сказать, что в центрифуге темно. Но на фоне яркого освещения возник Яков, удалось понять, что это он только по очертаниям крепких мышц и забавного чуба на голове. Он проверил пульс тестировщика, показал четыре пальца (сквозь шум в ушах Стенли услышал череду ругательств и «блядь, у него в глазах двоится»). Когда в ушах резко перестал играть концерт, Шнайдер имел удовольствие послушать, как Никитин злобно рычал. — Да кто так делает, ебаный в рот, врубил эту шарманку на 12G и доволен, сука! А ты, тварь арийская, хоть бы пикнул! Так нет, всё «ага» да «ага»! — пока Яков ворчал, он расстёгивал ремни и разминал мышцы Стена. — Я же сказал, что это для меня не проблема, — конечности постепенно обретали чувствительность и Стенли смог оттолкнуть доктора, выбираясь из центрифуги. Снаружи столпился народ. Когда они увидели тестировщика, то начали аплодировать и свистеть. Стенли даже не удивлён этому цирку. Поразило другое. Чуть в стороне от основной массы народа стоял Ксено. И улыбался. Странно, но Стен не мог оторвать глаз.