***
Маринетт чуть поскальзывается на заледеневшем участке черепицы, проехавшись вперед на пару сантиметров, и беззвучно смеется со своей неуклюжести, когда Нуар в который раз за ночь ловит ее за руку, поддерживая и сжимая пальцами ладонь. Не то чтобы она против. И не то чтобы она поскальзывается нарочно… Скорее, просто не игнорирует намеренно те участки, которые кажутся ей скользкими, позволяя себе идти в их сторону, а Нуар, возможно, тоже намеренно молчит о том, что она их все-таки игнорирует. Ей хорошо. С ним — всегда хорошо, но в последнее время особенно. Она никогда не чувствовала себя такой отчаянно влюбленной, как в этом мире, в котором знала, что у нее не будет больше другой возможности его любить, поэтому позволяла себе утонуть в чувствах, раствориться в них, растворять их тоже — в пространстве, во всем вокруг, в паре сорвавшемся с губ в холодном воздухе, который перехватывает Нуар, поймавший ее за талию на очередном не очень надежном краю крыши. Маринетт улыбается, даже не пытаясь скрыть удовольствия. Если бы у нее хватило смелости, она бы спросила, свидание ли это, но она не может, потому что боится поторопиться, разочароваться, боится все испортить. Она сжимает его пальцы в своих, когда он помогает ей переступить с одной кровли на другую, и все повторяется сначала. Она гуляет по поверхности крыши, не избегая скользкой черепицы, а он идет рядом с ней, в любой момент готовый поймать. — Никогда так не делала, — признается она, и это чистая правда. Нуар тихонько смеется, подходя к ней ближе. — Уверена, ты так со многими девушками гуляешь, да? — спрашивает она с легким намеком, пытаясь не показать, что хочет выяснить, есть ли у него хоть кто-нибудь еще, и одновременно не желая знать ответа. — Многие ведь увиваются за героем Парижа. — До тебя я даже ни с кем за ручку не держался, — смеется Нуар, вовремя подхватывая Маринетт за талию, когда она спотыкается, на этот раз совершенно без умысла, о собственную ногу. — Не могу себе представить, что мог бы так ходить с кем-то, кроме тебя. Маринетт смотрит на него с нескрываемым умилением и удивлением одновременно. Кот Нуар, которого она знает, ни разу не изменил Ледибаг и даже не взглянул на других, но она также помнит, что в этом мире Ледибаг не занимает его сердце, а сама по себе натура Нуара будто бы требует спасать «прекрасных дам». Поэтому Маринетт взлетает на седьмое небо от счастья, когда слышит его ответ — даже зная, что никогда не сможет получить его любовь, она не хочет отдавать ее кому-нибудь еще. — А как же Ледибаг? — мягко спрашивает Маринетт, скорее поддевая его, чем на самом деле ревнуя. Нуар качает головой и быстро целует ее руку, которую сжимает в пальцах. — Сомневаюсь, что она хоть что-нибудь знает обо мне, — мягко отвечает Нуар, на мгновение чуть сильнее сжав ее пальцы, а затем разворачивается и, не выпуская ее руки, ведет дальше по крышам, огибая дымовые трубы. — Мы слишком отдалены друг от друга. Единственное, что ей нужно — это чтобы я знал, что и когда делать, а большего я и сам не хочу. Мы напарники, но сомневаюсь, что друзья. Маринетт прикусывает губу, коря себя за то, что вообще спросила. Возможно, в тот день на ее балконе он пришел лишь потому, что Ледибаг не захотела его слушать, а он был настолько одинок, что ему не к кому было даже пойти, кроме как к девушке, чьи цветы на балконе он случайно снес своим телом во время погони. Но она рада, что это вообще случилось, и надеется, что теперь он может рассказать ей все, что захочет, если ему это понадобится, потому что она выслушает — всегда выслушает. — А я… — начинает она, обрывая себя на середине фразы, боясь выдать своим выражением лица искренние переживания, но в этот момент Нуар смотрит под ноги, а не на нее, и она собирается с силами. — После того случая с аварией я отстранилась от друзей так сильно, что месяц не ходила в лицей. Нуар вскидывает голову, смотрит на нее с нескрываемой тревогой и сжимает ее пальцы так крепко, что это одновременно больно и очень приятно. — Это, наверное, очень страшно, потерять память о событиях, о которых вроде как должна была знать, — говорит Нуар, тепло ей улыбнувшись, но Маринетт в ответ нервно опускает глаза, слишком уязвимая в этот миг, чтобы отреагировать спокойно. Это действительно очень страшно, но не так, как Нуар думает, и от этой лжи ее выворачивает, даже если она — часть правды. — Отстраниться от тех, кто постоянно напоминает об этом, — нормальная реакция. — Должно быть, — покорно кивает Маринетт и хочет добавить что-то еще, но вдруг черепица под ее ногой начинает осыпаться и она, неудачно оцарапав костяшки пальцев о дымовую трубу, начинает скользить к краю, таща за собой и Нуара. Но Кот ловко упирается шестом, удерживая их обоих, и они неловко смеются, утыкаясь друг в друга и замирая почти на самом краю. — Ты ничего обо мне не знаешь, и это проще, это как создать новые воспоминания, которые… которые я никогда не забуду. — Надеюсь, ты не прощаешься, — со смесью серьёзности и юмора произносит Нуар, прижимая Маринетт к себе, и та мотает головой. — Слава Коту! А то я думал, что это такой своеобразный способ дать мне кулек с вещами и сказать «пока». — Да, очень логично, Кот, — Маринетт касается указательным пальцем его носа и чуть нажимает. — Я приглашаю тебя погулять по крышам, открываю душу, а затем говорю, что ты мне больше не нужен и мы больше не друзья. «Забирай свои игрушки и спусти меня на землю», так что ли? Маринетт опускает голову на его плечо и крепко обнимает в ответ, как бы говоря без слов, что никогда так не сделает, только не в этой временной линии, где у нее есть только один шанс и один Кот, и никакой возможности снова его встретить, если она оттолкнет его сейчас. — Ты так сильно нравишься Плаггу, что если бы ты так сделала, он бы силой вылетел из талисмана, нашел бы тебя и наверняка утащил ко мне-без-маски, — он усмехается, явно этим недовольный. — А я сомневаюсь, что ты была бы готова это увидеть! Так что лучше не сбегай. — Хотела бы я на это взглянуть, — с наигранным восхищением говорит Маринетт, чуть отодвигаясь, чтобы взглянуть Нуару в глаза. Она знает, что квами ее слышит, поэтому говорит с еще большим энтузиазмом: — Рыцарь Плагг спешит на помощь Коту и Принцессе, история, достойная славных песен! Может, мне начать с ним встречаться? — Эй! — искренне возмущается Нуар, и Маринетт смеется, чуть отстраняясь от него и снова идя вперед. — Это довольно странно, между прочим! Он же даже не человек. — У нас явно духовная привязанность друг к другу, — отфыркивается Маринетт, едва сдерживая смех и довольство от его искреннего непонимания. — Может быть, я даже стану какой-нибудь Леди Нуар или типа того, если наши чувства зайдут достаточно далеко! — И куда это они собираются зайти? — бормочет Нуар, пинает носком ботинка лед, оказавшийся на пути Маринетт, и продолжает еще тише: — Туда, куда они могут зайти, никто еще не заходил, это нечестно, он маленький и наглый, а я большой и милый, никакой справедливости в этой жизни… Маринетт, не выдержав, смеется и тянется к Нуару, чтобы оставить быстрый поцелуй на одном из его кошачьих ушек. Она собирается что-то сказать ему в ответ, но внезапно замирает и толкает Нуара в тень, к высокой трубе, прижимая всем своим телом. Она еще не до конца понимает, что чувствует, но что-то зудит в ней, заставляя притаиться. — Ого, моя Леди, ты так хочешь выселить из меня Плагга? — растерянно шепчет Нуар, будто бы потерявший голос от ее настойчивых движений, но Маринетт закрывает ему рот ладонью. — Мне кажется, мы не одни, — шепчет Маринетт, напрягая все свои чувства, чтобы понять, что же она такое ощутила или увидела, чего не заметил Нуар. Он тут же замирает, прислушиваясь и глядя на нее широко распахнутыми глазами, и наконец тихо отодвигает ее от себя, прислоняя указательный палец к своим губам. Нуар показывает, чтобы девушка оставалась на месте, и исчезает в темноте так быстро и ловко, что Маринетт не успевает ничего больше сказать. Она прислоняется спиной к холодной трубе, начиная медленно двигаться вдоль нее, чтобы хотя бы понять, откуда доносятся звуки сражения, и вдруг кто-то резко дергает ее за руку. Маринетт стискивает зубы, бесшумно пытаясь вырваться, но черная фигура упорно тащит ее к краю, вынуждая скользить по скользкой черепице. Маринетт пытается вырваться, думая, что делать — перевоплощаться снова не лучшая идея, а кричать имя Нуара значит отвлечь его от собственной битвы и с возможностью, что ему могут навредить, поэтому, когда мужчина — а по хватке и объему фигуры, Маринетт предполагает, что это мужчина — сильнее сжимает пальцы на ее запястье, она пригибается, тянет его вниз, резко вверх, подставляет коленку, роняя его на крышу — благо в темноте, когда к ее шее не приставлен нож, обороняться удобнее — и прижимает ногу к его плечу, переворачивая как раз тогда, когда он пытается схватить ее за щиколотку. Пытаясь даже не пыхтеть от неудобства и злости за то, что какие-то наглые люди помешали ее почти-свиданию, Маринетт пропускает движение, и ее все-таки валят на крышу, больно процарапав черепицей лопатки. Маринетт болезненно шипит, цепляется за грудки одежды своего невольного врага, со всей возможной силой переворачивается вместе с ним по крыше, оказываясь сверху, и со всей силы бьет локтем ему в лицо. Хватка на ее руках ослабевает, и Маринетт резко поднимается на ноги, моментально скользя по льду у самого края кровли — но ее хватает вылезший из темноты Нуар так вовремя, что если бы он опоздал хоть на мгновение, она бы точно полетела вниз. — Ма-Маринетт?! — удивленно спрашивает он, выпуская ее руку и натыкаясь глазами на лежащего у ее ног мужчину, и та округляет глаза. — К вашим услугам, — довольно усмехается Маринетт, невероятно гордясь собой за то, что смогла справиться с таким огромным мужчиной без посторонней помощи и без костюма. Это внушает ей чуть больше уверенности, напоминает, что она потеряла не все, что у нее остались навыки и привычки, которые не способно стереть ни одно желание, ни один временной сдвиг. Нуар тоже смотрит на нее, хоть и с остатками страха, но все же так, будто она при нем достала с неба Луну. Она собирается сказать что-нибудь еще, но мужчина пытается поднять тяжелую от удара голову и она что есть силы бьет его по затылку носком ботинка. — Ой, как неудобно получилось, нога соскользнула, — бормочет она и поднимает на Нуара взгляд. — Спасибо, что помогла с ним разобраться, — растерянно говорит Нуар, все еще глядя на лежащего в нокауте мужчину с неопределенным выражением на лице. Лишь спустя пару мгновений, когда он уже отворачивается, Маринетт понимает, что это стыд и неловкость. — Я не заметил его, подверг тебя опасности, мне так жаль… — О, да брось, Нуар, — Маринетт приподнимает брови и порывисто выдыхает, все еще тяжело хватающая ртом воздух после борьбы. Спина от этого движения неприятно ноет, но она предпочитает игнорировать собственные травмы, чтобы не напугать Нуара еще больше. — Теперь мы с тобой напарники. — Тебе даже маска не нужна, — неуверенно улыбается Нуар и вдруг протягивает Маринетт кулак. Такой знакомый, до боли родной жест — сердце Маринетт наполняется радостью, удовольствием и тоской, когда она поспешно отбивает костяшками пальцев об его кулак. Все ее существо приходит в восторг от того, как это важно для нее, как она скучала по таким маленьким вещам. Она настолько преисполняется этим чувством, что почти готова рассказать ему, что у нее есть талисман и что она могла бы выходить на патрули вместе с ним, когда Ледибаг не сможет, но она вовремя себя останавливает. Слишком рано, слишком неподходящее время. — Ну что, сдадим их властям или продолжим нашу прогулку? — игриво спрашивает Маринетт и протягивает руку, проводя пальцем по щеке Нуара. Он усмехается, опирается на шест и принимает самый очаровательный вид, на который был способен, будто Маринетт уже не была очарована им до крайности. — Свидание в полицейском участке, как романтично! — он очень театрально прикладывает руку к груди и довольно щурится, в этот миг так сильно напоминая Плагга, что Маринетт хихикает. Нуар, принявший это на свой счет, улыбается еще светлее, будто она только что почесала его между ушек. — Главное, что никто из нас не преступник, — с усмешкой говорит Маринетт и бросает быстрый взгляд на все еще лежащего без сознания мужчину. Ей очень интересно, куда Нуар дел второго и почему не переживает, что он может сбежать. — Это была бы очень печальная история, — Нуар выпрямляется, уменьшая длину своего шеста, и смотрит на Маринетт с хитрой улыбкой, пока девушка осторожно обходит крышу, чтобы убедиться, что все в порядке. Второго преступника она находит связанным промышленной леской, которые порой валялись в ящиках с инструментами на крыше, и успокаивается. — О да, но зато подходит под нашу сказку, — улыбается Маринетт, возвращаясь к нему и вставая рядом, ближе к нему, потому что начинает замерзать на промозглом ветру. — Ну, знаешь, принцессы, рыцари, драконы и запертые замки… — Только принцессу не нужно спасать, — Нуар протягивает руку и обнимает ее за плечи, без слов понимая, что ей нужно в этот миг. — А жаль, ведь, значит, рыцарь останется без поцелуя. — Рыцарь даже не просил, — говорит Маринетт, поворачивает голову и оставляет поцелуй в уголке его губ, от волнения даже забыв вдохнуть перед этим воздуха и поперхнувшись им, когда отстраняется. Нуар замирает, крепко сжимая пальцами ее плечо, и Маринетт торопливо продолжает внезапно опустившимся до шепота голосом: — Но напарник тоже может получить поцелуй за то, что прикрыл спину. По ее коже проходит дрожь от мысли, что она сделала нечто неправильное, нечто, что ей, наверное, не стоило бы делать, но здесь она ничего не может изменить — время просто несет их вперед, не позволяя им исправлять ошибки. Может быть, Сасс способен ей помочь, но дело в том, что она не очень-то этого хочет. Нуар касается своего рта растерянным жестом. Кончики его пальцев скользят по губам неуверенно, замирая на каждом миллиметре, Маринетт видит это даже в темноте, как и его ресницы, неуверенно дрожащие в лунном свете, и глаза, широко распахнутые и блестящие. — Ты… Я, мы… — он делает неуверенный жест рукой и замирает, еле слышно вздыхая. Из его рта вырывается облачко пара и на мгновение повисает в воздухе, будто вопрос, который Нуар не знает, как сформулировать. Он смотрит на нее с таким выражением в глазах, что ей становится больно. Зачем она его поцеловала? Зачем разбередила себе душу, разве она не знала, что он просто не может ее любить? Нуар не виноват в этом, не может быть виноват, потому что это было ее желание, а он слишком хороший, чтобы быть с ней без любви. От его взгляда у нее подгибаются ноги — до сих пор подгибаются, даже когда она убедилась, что у нее нет возможности быть любимой для него. Она не ждала этого, но надеялась, и он не виноват, что она наивно верила в сказку. Если бы только Тикки могла ее утешить… — Извини, мне показалось, это будет забавно, — неловко говорит Маринетт, отводя взгляд, чтобы не выдать своих истинных чувств. Она хочет как-нибудь объясниться, придумать забавную шутку, сделать что-нибудь, чтобы уменьшить собственную боль, но вместо этого чуть ведет плечом и отворачивается, чтобы посмотреть, где их поверженные преступники. — А нам не нужно отвести их в участок или вызвать полицию?.. Нуар, кажется, сдается и слабо улыбается. Маринетт мысленно его хвалит. Так и надо. Так правильно. Пусть не думает о том, что случилось, чтобы ей не было так сильно стыдно за свои чувства. — У меня есть тревожная кнопка, так что они должны быть здесь с минуты на минуту, — говорит Нуар и неловко гладит ее по плечу. — А какую награду мне придумать для тебя за то, что ты мне сегодня помогла? — Ну, можешь почаще пускать ко мне Плагга и заглядывать не только по вечерам, — произносит Маринетт с долей усталости, но все же улыбаясь. — Я начинаю ревновать, — вроде как в шутку, но с довольно серьезным выражением лица говорит Нуар, осторожно выпуская ее из объятияй, но не отходя в сторону. Маринетт не может убрать с лица улыбку. Так было во всех временных линиях, всегда и неизменно — Плагг и Нуар соревновались за ее внимание. Квами называл ее «своим сырочком» и «своей девочкой», а она позволяла ему едва ли не что угодно, что вызывало в Нуаре довольно милые собственнические черты. Маринетт обожает эти воспоминания и очень хочет, чтобы такие же появились и в настоящем. — Ну, Котик, ты все равно мой лучший друг, — Маринетт касается его руки и ежится от сильных порывов ветра. На горизонте, с той стороны, где над спящим городом возвышается Триумфальная арка, постепенно начинает едва заметным вкраплениями света алеть заря. В это время всегда очень холодно, будто мир не желает просыпаться. Она не лжет, называя Нуара лучшим другом. Он для нее все, пусть он и не знает об этом. Она знает о нем такое, что никто во всем свете не знает, она способна уловить малейшее изменение настроения в его глазах, она готова доверить ему что угодно. И однажды она все это вернет, пусть даже он никогда больше не будет любить ее. — Тогда, может, домой? — спрашивает Нуар и вдруг смешно смущенно краснеет. — То есть, проводить тебя до дома? Я покормил бы Плагга и пошел к себе сразу после этого… — Тогда неси меня, напарник, — Маринетт протягивает к нему руки, и Нуар тут же приподнимает ее, подхватывая за талию. Они подходят к краю и на мгновение замирают, прислушиваясь к сирене полицейской машины внизу. Маринетт приподнимает голову. Лицо Нуара озаряется красно-синими вспышками, и он ей улыбается. — Держись, принцесса, — шепчет он ей на ухо и прыгает. Это невероятно быстрое движение до сих пор захватывает дух Маринетт. Ощущение свободного падения, когда они летят вниз и напряжение воздуха — во всем этом есть что-то очень сокровенное, открытое, важное лично для нее. Маринетт будто бы освобождается от всех забот — так всегда было, поэтому она рада, что Нуар предоставляет ей такую возможность теперь, когда сама она лишена такой свободы. Лапка на кольце начинает пикать еще в воздухе, поэтому, когда они опускаются на балкон, снова роняя горшок, Нуар смущенно извиняется и первым проскальзывает внутрь. Маринетт тихо вздыхает, наслаждаясь морозным воздухом, скользнувшим в легкие, и убирает просыпавшуюся землю, едва-едва улыбаясь. Она чувствует себя очень уставшей от всего, что происходит в ее жизни, но эта ночь все равно кажется ей хорошей. Каждая минута рядом с Нуаром становится лучше, чем она была бы без него. Ей очень хочется выключить в ванной свет, зайти к Адриану и обнимать его так долго, как только это возможно. Но она знает, что еще слишком рано, и, может быть, никогда это «слишком рано» не пройдет, но она может мечтать, а мечты — это уже половина реальности. — Привет, красавица, — тут же здоровается Плагг, и Маринетт гладит его пальцами, мгновенно разулыбавшись так глупо, что начинают болеть щеки. — У тебя для меня что-нибудь есть? — Булочки с сыром и мое сердце, — искренне отвечает она, заходя в комнату под возмущенное и громкое «эй, я вообще-то все еще здесь» от Адриана из ванной. — Видимо сердце мне не достанется, — Плагг подлетает к столу Маринетт и начинает перекладывать все ее вещи, рассматривая гребешки, ручки, маркеры, даже пытаясь утащить скетчбук, но с самым непринужденным видом роняя его на стаканчик с карандашами и улетая дальше от этого погрома, чтобы перелистать открытую тетрадь по истории литературы. — Ну ничего, обойдемся сырными булочками и… О-о, что это за милота? — Плагг находит маленькие, буквально с наперсток игрушки в виде себя и Тикки, и вгрызвается в плюшевый сыр в собственных игрушечных лапках. — Нифкуфна!.. — А это вкусно, — улыбается еще шире Маринетт и ставит перед Плаггом кулек с сырными булочками, которые оставила на всякий случай днем в тумбочке. Плагг тут же забывает о том, что наводил хаос на ее столе. — Проголодался, котеночек? — Никто в здравом уме не откажется от сыра, — говорит Плагг, уже успевший прожевать половину булочки с блаженным видом. — Сыр — это искусство, а ты доводишь его до совершенства! Если Нуар не женится на тебе, то это сделаю я, а то еще уведут… — Плагг снова откусывает кусочек и что-то бормочет себе под нос, но что, Маринетт не слышит. — Ты же знаешь, что это невозможно, — отвечает она так тихо, чтобы Адриан не мог их услышать, и из очередного широкого воротника свитера выглядывает Сасс, которому Маринетт по привычке протягивает крекер из большой миски на столе. Маринетт вздыхает, упираясь щекой в ладонь, и сдувает с глаз челку. — Знаю, что ты себя накручиваешь! — отвечает Плагг так громко, что в ванной Маринетт слышится, как что-то упало, и сама Маринетт недовольно хмурится, смотря на него. — Что бы сказала Тикки, если бы услышала, как ты сдаешься? Маринетт мгновенно унывает, и заметивший это Сасс кидает в него остатком своего крекера. — Эй, драться нехорошо, я вообще-то гость, — бурчит Плагг, потому что крекер попадает ему прямо по уху. Но он тут же сменяет гнев на милость и подлетает к Маринетт поближе, по дуге облетая Сасса, который снова примеривается в него печенькой. Он оказывается так близко к ее уху, будто хочет забраться к ней в голову, и обнимает за мочку там, где когда-то были сережки Ледибаг. — Хвостатенький тебе не говорил, что желания имеют свойство исполняться неправильно? Вот смотри, покажу на сыре, — Плагг чуть приподнимается, зависая рядом с ее глазом и продолжает свистящим шепотом: — Знаешь, что самое сложное в созревании камамбера? Не вырастить постороннюю плесень! Малейшее темное пятно на его поверхности — и все, чудесное божественное создание природы можно выкидывать. Когда дело касается желаний, эта сфера вся напрочь покрыта посторонними пятнами, и ты не справишься с ними приточно-вытяжной вентиляцией, понимаешь? О нет, твой сыр можно либо выкинуть, либо понять, что ты создала что-то новое, намного-намного лучше. — Я не понимаю… — честно признается потерянная Маринетт, и Плагг закатывает глаза. — Камамбер останется камамбером, даже если спрятать его в коробку от чеддера, но чеддер не будет камамбером, даже если тебе этого очень захочется! — тут же отвечает Плагг, и Маринетт хлопает ресницами. — Ты Маринетт. — Я Маринетт, — повторяет она тупо, все еще непонимающе хлопая ресницами. — А кем ты еще была? — Ледибаг?.. — не очень уверенно уточняет она. — А сейчас ты кто? — снова подталкивает Плагг, и Маринетт замирает, глядя на него в упор. — Все еще Маринетт. Вроде как. До этого момента точно была. — Но уже не?.. — подталкивает Плагг. — Уже не-е… — тянет вслед за ним Маринетт, все еще надеясь, что он ей все растолкует, и впервые видит, как Плагг бьет себя лапкой по лбу. — Когда ты загадывала желание, ты хотела, чтобы Кот Нуар и Адриан Агрест не любили Ледибаг, но ты и не Ледибаг теперь, — наконец поясняет он, и Маринетт вдруг цепляется пальцами за край стола. — Теперь ты просто Маринетт, а к Маринетт нелюбовь Нуара не относится. Он не может быть прав. Не может, не может, не может. Может? У Маринетт голова идет кругом. Она так свыклась с другой мыслью, что новая теперь врывается с потоком холодного воздуха в сознание и при этом держит в руке огромный молоток, разбивая все, что видит на своем пути. Маринетт это так и видит: шлеп — ее мысль о том, что она всегда будет одинока, превращается в желе, дзынь — сосуд с болезненными воспоминиями о прошлом разбивается о пол, бамц — тщательно упакованный сундук с загонами с разбегу выпрыгивает в окно, спасаясь от молотка. И тишина. — Хочешь сказать?.. — Я не хочу, я сказал! — не выдерживает Плагг и активно машет лапками, нарезая вокруг ее головы круги. Адриан из ванной деликатно покашливает, и они втроем, включая Сасса, замирают, глядя друг на друга. — Котик прав, — очень тихо говорит Сасс. — Я говорил тебе о том же. Теперь вы в другом мире, здесь нет Бражника и нет акум, у вас есть свобода и шанс. А ты больше не Ледибаг, так что, пожертвовав одной частью, тебе не нужно отказываться и от другой. Тебя просто смутили его сырные аналогии, но ты ведь умничка. — Я умничка, — тут же вклинивается Плагг, и Маринетт вдруг подскакивает на ноги, целует, перехватывая на лету, Плагга в голову и пищит что-то вроде «божечкиятаклюблювас», и, не дав ему даже доесть, подталкивает к двери в ванную. — Моя сырная булочка!.. — Надеюсь, это не новое прозвище для Маринетт, — звучит голос Адриана из ванной, и Маринетт целует и вылезшего из воротника Сасса тоже прежде, чем он снова прячется в ее свитере. Не может быть! Она еще может попытаться, и на этот раз она сделает все, что сможет, чтобы показать, как сильно любит Адриана! Она все ему расскажет, поделится всеми воспоминаниями, будет любить еще сильнее, потому что не может быть иначе. Даже если он в итоге захочет остаться друзьями, потому что ни один мир — даже в котором она не Ледибаг — не может гарантировать ей его ответной любви. Эта мысль тоже бьет, сильнее и болезненнее, чем все предыдущие, и Маринетт замирает у стола. А если он не захочет ее любить? А если она для него слишком проста? Она ведь больше не Ледибаг, она не особенная, не чудесная, она обычная девочка, и пользоваться тем, что у Кота нет никого близкого, чтобы заставить его себя полюбить, кажется самой ужасной и отвратительной идеей на свете. Если она будет к нему слишком добра, он всенепременно в нее влюбится, а потом узнает о том, что она все знает, и возненавидит ее, и ей придётся уехать в Китай в домик ее дяди, чтобы смыть с себя весь позор признания в чистых, лесных реках, а потом предаться вере в их церквях, чтобы никогда не вспоминать своего позора! А еще хуже: ее посадят за умышленное моральное домогательство или упекут в психиатрическую больницу, когда она расскажет Нуару, что путешествовала по временным линиям, потому что он никогда-никогда ее не полюбит и сразу же сдаст! Маринетт сползает обратно на стул. Ты себя накручиваешь, Маринетт, — слышит она в голове голосок Тикки и делает глубокий вдох. Она себя накручивает, да, определенно, она это и делает, но как она может себе в этом отказать, когда оно так хорошо накручивается! Святые квами, что ей делать? — А в чем проблема, принцесса? — смущенно спрашивает ее Нуар, вышедший как раз в этот момент из ванны. Ой. Она сказала это вслух! — В чем проблема, нет никакой проблемы, у кого проблемы? — Маринетт нервно хихикает и запускает руки в волосы, но в следующий момент подскакивает и кидается к тумбочке, чтобы найти что-нибудь для Нуара. — Ты, наверное, тоже голоден, почему же я не подумала об этом сразу? Будешь ватлочную ябрушку, то есть, яблочную ватрушку, у тебя же нет аллергии на яблоки? Или тут еще есть кексики, и еще… — она замолкает, потому что Нуар ласково касается ее плеча и обеспокоенно заглядывает ей в лицо. Нет, он точно ее никогда не полюбит. Ледибаг бы никогда за одну минуту не перепутала столько слов. — Спасибо большое, — искренне произносит он и вдруг опускает подбородок Маринетт на плечо, заглядывая в ее полку. Только для этого, убеждает Маринетт саму себя, чтобы лишний раз ни на что не надеяться. — Когда-нибудь я наберусь смелости, как у тебя, и мне не придётся прятаться в ванной, чтобы переждать, пока Плагг наестся, и я смогу проводить это время с тобой. — И где ты нашел у меня смелость? — фыркает Маринетт, невольно прижимаясь к груди Нуара, но лишь потому, что иначе не может. Ей так хочется, чтобы он ее обнял. Заботливые руки тут же обвиваются вокруг ее талии, будто он читает ее мысли. — Понял, что не обнял тебя как следует после всех этих событий, — вздыхает Нуар и чуть склоняется вместе с ней, доставая с полки маленький капкейк. Маринетт невольно улыбается, даже если все в ее груди заводится от тревожных мыслей. — Я бы свернулся в клубок от страха на твоем месте, а ты на равных дала отпор преступнику. Могу ли я восхищаться тобой еще сильнее? — он внезапно подносит капкейк к ее губам, и Маринетт, смутившись, откусывает кусочек. — Эй, детка! — этот голос Маринетт узнает из тысячи. Она резко замирает, а потом также резко хватает Нуара за руку, наступает ногой на люк, не позволяя Алье его открыть, слышит болезненное «ауч» и запихивает Кота в шкаф, закрывая перед его удивленным лицом дверцы. Маринетт мысленно извиняется перед Нуаром, но она просто не сможет объяснить Алье, что в ее комнате делает супергерой. Она точно-точно не сможет это объяснить, потому что Алья навсегда утвердится в мысли, что они возлюбленные, любовники, без пяти минут женятся и Бог знает что еще. Пока Маринетт к этому совершенно не готова. — Прости, я упала на люк, — придумывает Маринетт отговорку, не моргнув глазом, и пропускает Алью в комнату. По-журналистки цепкий взор тотчас скользит по комнате, останавливается на открытом шкафе с выпечкой и возвращается к Маринетт. — Ты что-то хотела?.. Алья приподнимает брови и удивленно щурится. Маринетт никогда ее не прогоняет, это совершенно точно исключение из всех правил. Ей тут же становится стыдно, и она, вздохнув, делает шаг к подруге, обнимая ее за шею. Поверх ее плеча Маринетт внезапно замечает кончик хвоста-ремешка Нуара, который она случайно защемила створкой двери. К лицу тут же приливает кровь. — А ты, эм, надолго? — интересуется как бы невинно Маринетт, но по виду Альи внезапно замечает, что та кажется ей почти грустной и какой-то уставшей. Маринетт становится очень и очень стыдно, она сжимает пальцами плечи подруги, проводит ладонями по предплечьям и пытается заглянуть ей в глаза, но Алья смущенно отворачивается. Точно что-то не так! — В чем дело, Алья? Ты сама не своя. — Девочка, послушай, я тут подумала о том, что случилось в тот раз, — начинает Алья, коротко обнимая ее в ответ и садя сопротивляющуюся Маринетт на стул прямо позади нее. — Ну, в том кафе. С этим двойным свиданием несчастным. Натаниэль потом сказал, что ты ему все еще нравишься, и он как бы, ну… хочет сделать еще один шаг, понимаешь? Он типа… — Он что, спрашивал у тебя благословения на то, чтобы попытаться за мной ухаживать? — удивленно спрашивает Маринетт, и Алья, задумчиво кружившаяся по комнате, всплескивает руками, закрывая руками лицо и тут же открывая. — Ну ты же моя девочка! — говорит она таким тоном, что Маринетт не сдерживает смешка. — Мамочка Сезер не может пустить все на самотек. Он тоже так подумал. Я сказала, что должна разобраться кое в чем и что напишу ему, так вот… — ее взгляд определенно не сулит ничего хорошего. Маринетт вжимается в стул. — Ты скажешь мне, есть что-то между тобой и Нуаром, или нет? Потому что у тебя тут толпа поклонников, а я не знаю, что мне с этой толпой делать! Господи, толпа поклонников! Еще недавно она была одинока как перст во вселенной, а тут, смотрите, толпа. Аж двое. На самом деле, даже больше, если учесть Плагга, — любезно подсказывает Маринетт собственное сознание и она очень жалеет в этот миг, что не может дать ему пинка. Маринетт нервно смотрит в сторону шкафа и, может поклясться, что видит, как чуть дергается кончик хвоста. Она вздыхает и прячет пылающее от смущения и стыда лицо в ладонях. — Отправлять их ко мне, — тихо говорит Маринетт, медленно поднимая голову, потому что молчать становится уже довольно неприлично. — Кого?.. — Толпы эти поклонников, — Маринетт взмахивает руками и едва не сбивает со стола баночку, итак уже лежащую на боку из-за Плагга. — Скажи Натаниэлю, что если он хочет что-то узнать, пусть спрашивает у меня. Как-то это не очень справедливо… — При чем тут это? — Алья тоже разводит руками, но от какого-то внутреннего бессилия. — Он просто хотел узнать, есть ли у тебя кто. А ты ведь ничем со мной больше не делишься, ты так отдалилась… Я все понимаю и не тороплю тебя, но, Маринетт, я, знаешь ли, тоже по тебе скучаю. — Прости, я просто… — Маринетт прикусывает губу. Запуталась в себе. Не знаю, нравлюсь ли Нуару тоже и не рискую спрашивать. Не хочу пытаться, если не с ним. — Маринетт, давай только честно, хорошо? — резко спрашивает Алья, и Маринетт замирает, потому что подруга почти никогда не зовет ее полным именем. — У меня к тебе будет только два вопроса. Второй будет в зависимости от того, какой ответ будет на первый. И если мы с тобой подруги, ты ответишь. Прямо сейчас. Честно. Маринетт чувствует, что ничем хорошим это все не кончится, но не успевает даже предложить Алье перенести этот разговор на потом или сменить тему, как Алья скрещивает руки на груди и смотрит на нее тем самым я-все-о-тебе-знаю взглядом и выпаливает: — Ты влюблена в Нуара или нет? Потому что я готова привести уже тридцать одно доказательство, что да, и, если твой ответ будет «нет», тебе придется очень постараться, чтобы меня убедить! Маринетт смотрит на дверцы шкафа. На Алью. Снова на шкаф. Поднимает глаза к потолку, будто он мог ей чем-то помочь, и делает глубокий вдох. Она думает: я люблю его так сильно, что у меня легкие судорогой сводит, когда он на меня смотрит. Она смотрит на шкаф и пытается найти выход из положения. Ну, конечно, она не может лгать Алье. Не может прогнать ее, сказать, что это не ее дело. Но и открыться при Нуаре тоже не может, банально потому, что она боится, что ему будет противно, что он решит, будто у нее есть какие-то скрытые мотивы и больше никогда к ней не придет, а она даже не сможет перед ним оправдаться. — Алья, все так сложно, — шепчет она, склоняясь к ней ближе и очень надеясь, что чуткий кошачий слух не уловит оттенки ее голоса. — Мне нужно время, чтобы разобраться, это совсем не то… не то, о чем я хочу думать. — Почему ты шепчешь? — также тихо спрашивает она, и Маринетт вдруг выпучивает глаза и поджимает губы, показывая взглядом на шкаф. Алья медленно переводит на него взгляд. Смотрит на кончик кожаного хвоста. Беззвучно давится воздухом. — Боже мой, детка! Почему ты мне не сказала, что уже так поздно! — резко и даже как-то чересчур громко восклицает Алья, нервно смеётся, поправляет волосы и едва не проваливается в так и не закрытый люк из ее комнаты. — В общем! Мне пора! Пока! Встретимся завтра. Люблю тебя, девочка, — Алья посылает ей воздушный поцелуй и исчезает на лестнице так быстро, что Маринетт едва успевает понять, что только что произошло. Алья только что пришла, почти выдала ее Нуару, а потом вообще не подозрительно сбежала домой! Она снова поворачивается к шкафу. Почти в ужасе перед тем, что ей придется сейчас с ним объясняться, она делает к нему несколько шагов и тихо распахивает. Хвост тут же дергается и ударяет ее по лицу. Маринетт издает тихий писк и прижимает руку к щеке, во все глаза глядя на Нуара, выглядящего… пристыженно? Он сжимает пострадавший хвост, но не там, где нужно, и старается вжаться в стенку шкафа подальше от Маринетт, будто она может его в чем-то обвинить. — Прости, Алья, она… — Маринетт неловко улыбается и делает шаг назад, чтобы Кот смог выйти. — Я говорила, она желает меня с тобой свести. — Кажется, у тебя в привычке прятать парней у себя в шкафу от ее заинтересованного взгляда, — усмехается Нуар какой-то странной усмешкой, но не злобной, а скорее мягкой и потерянной. — Тут довольно просторно! Ты продуманная. — Ну, ты первый парень, который попал в мой шкаф, — также неловко отшучивается Маринетт, и Нуар вдруг тихонько смеется, наконец выходя из своего укрытия. — Это честь, моя Леди, — Нуар окидывает взглядом комнату и неловко застывает посреди, будто теперь не знает, куда себя девать. — Хотя и немного обидно, что ты прячешь именно меня. — Ну больше некого, уж прости, — усмехается Маринетт, почувствовав, как раскрывает в груди свои лепестки надежда. Если она не принимает желаемое за действительное, то Нуару, кажется, вовсе не по нутру мысли о том, что у Маринетт может быть кто-то еще. Самой Маринетт эти мысли тоже не нравятся, и, может быть, даже больше, чем ему. — Алья абсолютно точно преувеличила, говоря о моей популярности. — Сомневаюсь, ты же мряукрасна, — он оборачивается, подмигивая, и Маринетт определенно точно вспыхивает от смущения, прикладывая к горящим щекам ладони. — Хотя, конечно, я внезапно удивлен тем, что у моей леди есть не один кот. — Один, — поправляет его Маринетт и, вздыхая, добавляет. — Тебе не о чем волноваться. Ты все равно сейчас самый близкий мне человек, как бы странно и поспешно это ни звучало. — Нисколько, — голос Нуара снова становится очень мягким. Он присаживается на край стола и прикрывает глаза, закидывая назад голову. Маринетт скользит взглядом по его шее и жалеет, что не видит его кожу, но тут же этого смущается. — Нет, это нисколько не странно. Пусть мы знакомы не так давно, но у меня ощущение, что целую вечность. Иногда ты мне снишься будто бы в другой жизни… Ноги сами несут меня к твоему дому, и мысль о тебе делает мое одиночество спокойным. Вот, что, наверное, звучит странно, но не твои ощущения. Маринетт не может дышать. Действительно, вот так просто не может вдохнуть. У нее дрожат руки, когда она прижимает их к груди, пытаясь завести какой-то невидимый механизм. Она справляется довольно быстро, Нуар ничего не замечает, но в следующий миг на нее накатывает осознание, глубокая, невероятно старая печаль — она понимает, что он действительно что-то чувствует. Но это что-то не отсюда. Неужели нельзя на самом деле стереть все их прожитые моменты? Может, его влечение к ней — вовсе не связано с ней, а просто тоска по тому, что было потеряно? Может, и ее тоже? Она никогда не узнает. Она очень хочет к нему подойти. Обнять. Коснуться губами выступающей под костюмом ключицы. Прижаться всем телом, чтобы он знал, как безбрежна ее любовь, даже если она все себе придумывает — она ведь чувствует, так сильно, что у нее нет слов, чтобы описать свои ощущения. — Может, посмотрим фильм? — слабо улыбнувшись, предлагает Маринетт. — Я могу лечь чуть впереди тебя, и ты сможешь снять трансформацию и остаться чуть больше. Обещаю, я не буду смотреть! Если… — она неловко замирает, сцепляя пальцы рук. — Если тебе никуда не нужно, конечно. Она видит, как Нуар колеблется. А еще видит, как сильно он хочет согласиться. Как не желает возвращаться назад в пустой дом, наполненный страхами и плохими воспоминаниями. Как не хочет прыгать по крышам в такой мороз, когда может лежать в ее объятиях. Он коротко кивает. Сначала неуверенно, но затем вдруг почти отчаянно повторяет этот жест раз за разом. Он кажется Маринетт настолько растерянным и уставшим, что она делает к нему шаг и обнимает за шею, забывая о собственной неловкости. — Мы ведь незнакомы, так? — Маринетт дожидается, пока Нуар неуверенно кивнет. — У меня где-то есть обычная маска, карнавальная, хочешь, можешь надеть ее? Она мягкая и похожа на твою. Если тебе будет так спокойнее… Но я правда не собираюсь смотреть, ты можешь мне верить. — Не нужно, спасибо… — потерянно отвечает Нуар, растерянно погладив ее ладонью по талии. — Я тебе доверяю. Да и Плагг не будет ворчать, что я слишком часто использую трансформацию для личных дел. И я наконец-то увижу, как вы вдвоем взаимодействуете без меня! Маринетт смеется. — Я принесу чего-нибудь перекусить, — от волнения ей становится сложно дышать. Она торопливо отстраняется. — Сейчас приду! Что она наделала? Маринетт не может избавиться от этого вопроса, пока нервно собирает им еду и заваривает чай. Она ведь не сможет не думать обо всех их вечерах с Адрианом, не сможет, это причинит ей боль, а у него, наверняка, появится еще больше странных снов, в которых они вместе, но как она может отказаться от этого? Как она может выгнать его на улицу, когда начинается метель, когда он так одинок? Она скорее откусит собственные пальцы. Чем, собственно, и занимается, решаясь провести с ним этот вечер. Она поднимается наверх, нервничая так, что чашки на подносе немного звенят, но, когда оказывается в комнате, полутемной от того, что Нуар приглушил свет, оставив только лампу у кровати, волнение почему-то оставляет ее. Она думает лишь о том, что получает то, о чем и не чаяла. И о словах Плагга. Она очень хочет попробовать снова. Последний раз. — Ты уже ждешь, — умиляется Маринетт и ставит поднос на небольшой деревянный столик, который можно ставить на кровать и не бояться, что что-то разольется. — Всегда жду, моя Леди, это самое прекрасное занятие в мире, — улыбается Нуар, так сильно паясничая, что Маринетт безошибочно понимает — он тоже очень нервничает, для него это все непривычно и непонятно. — Конечно, до того момента, пока ты не входишь в комнату. Маринетт тихо смеется. Усевшись, она достает из ящика еще несколько пледов, устанавливает столик и открывает ноутбук, пытаясь погрузиться во все эти мелкие действия и не бояться так сильно непонятно чего. Она находит руку Нуара и чуть сжимает, давая понять, что рядом. — Не переживай, — говорит она дрожащим голосом, и ей самой становится от этого смешно. — Просто расслабься. Если что-то пойдет не так, ты устанешь, что-то понадобиться, станет плохо, просто говори, хорошо? — Да, моя Леди, — покорно соглашается Нуар, но почти сразу добавляет: — У меня не очень много опыта в таких делах… — Ну, в просмотре фильма нет ничего сложного, и я же не собираюсь привязывать тебя к кровати в попытке узнать твою личность, — Маринетт нервно хихикает, открывая браузер, и Нуар несильно тыкает пальцем ей в бок. — Со мной даже мой день рождения никогда не отмечали, — признается он с тяжелым вздохом, и Маринетт сочувствующе гладит его по коленке, так удачно подвернувшейся ей под руку. Она не смотрит на него с таким упорством, будто он уже без маски. — Я могу?.. — он не договаривает, но Маринетт сразу кивает. — Плагг, отмена трансформации. — Ну наконец-то, камамбер вам под елки, — тут же возмущается недовольный Плагг, но Маринетт упорно не оборачивается, и тогда квами самостоятельно дефелирует к ней, опускаясь на плечо, рядом с воротником, как раз там, где все еще прячется Сасс, и Адриан издает неопределенный, смешной звук возмущения, когда Маринетт еще и чешет его за ушком. — По вашим рукам, принцесса, я скучал больше всего. — Маленький льстец, — хмыкает Маринетт. — Как же так? — удивляется Плагг. — Я ведь говорил тебе: ты мне дороже камамбера! Ну… той порции, которую я съедаю за день. Фактически, я голодать ради тебя готов! — Ох, ну если дороже камамбера, то это очень серьезное чувство, — Маринетт и в самом деле чувствует себя впечатленной, хоть и не понимает, чем заслуживает такую преданность со стороны Плагга. Хотя… Маринетт смотрит на ногу Адриана. Она спасла носителя его талисмана и друга, спасала бесчисленное количество раз, всегда выбирая его. Может быть, дело в этом. Но, на самом деле, у них с самого начала был отличный духовный контакт — и реакция у Адриана на это была совершенно такая же. — У вас такие интересные отношения, — с нескрываемым любопытством говорит Адриан. Его голос не меняется, но для Маринетт он все равно другой. Ее сердце крепко сжимается и успокаивается лишь когда Плагг мягко гладит ее по щеке лапкой. — Как будто вы знакомы очень-очень давно. Я думал, мы ровесники. Адриан шутит, но Маринетт слышит напряжение в его голосе. Для него это и правда странно, но они просто не могут притворяться, что только что познакомились, это выше их возможностей. — Нет, мне пять тысяч лет, и я тоже квами, просто скрываюсь, — в тон ему отвечает Маринетт и замирает, глядя Плаггу в глаза. Пару мгновений они все молчат, а затем Маринетт опускает свою открытую ладонью вверх руку на колено Адриана и замирает. — Можно дотронуться до твоей кожи? Адриан медлит всего пару мгновений, а затем вкладывает в ее ладонь свою руку. Маринетт смотрит на нее и понимает, что это совершенно точно рука Адриана. Если у нее и были крупицы сомнения, теперь не осталось ни одной. Это он. Она узнает его руки даже с закрытыми глазами. За веками у нее собираются слезы и Плагг, который прекрасно все видит и понимает, прижимается к ее лицу крепче. — Какое странное ощущение, — шепчет Адриан и проводит по ее ладони, будто прислушиваясь к тому, что чувствует. Маринетт закрывает на мгновение глаза, и по ее щеке все же скатывается слеза. — Чувствовать тебя так… непривычно. У тебя очень нежная кожа. Маринетт улыбается и открывает глаза, благодарно глядя на Плагга, который осторожно вытирает ей лицо. Они подмигивают друг другу, обещая хранить этот маленький секрет, и Плагг опускается на ее плечо. — Приятно держать тебя за руку, — признается Маринетт, чуть наклоняя голову вперед, и свободной рукой тянется к ноутбуку, придвигая его чуть ближе и так и не выпуская из хватки пальцы Адриана, хотя тот и не давал этого сделать, тоже крепко сжав ее ладонь. Маринетт чувствует себя такой счастливой, что, кажется, уже на грани радости, но вот Адриан чуть тянет ее за локоть, укладывая у себя на плече, и Маринетт боязливо замирает. Ей нужно только чуть повернуть голову, чтобы увидеть его лицо. Но она не будет этого делать, конечно, нет. Вместо этого Маринетт ложится чуть удобнее, так, чтобы тихо копошащийся в свитере Сасс смог устроиться удобнее и безопаснее, и, скосив глаза на легшего на ее макушку Плагга, спрашивает: — Что будем смотреть, мой таинственный друг? — Что захочешь, — тихо отвечает Адриан, едва-едва расслабляясь под ней и все также сжимая ее руку. — Я люблю старые фильмы, мне нравится музыка и антураж… Ты смотрела «Дети природы»? Маринетт качает головой и тут же вбивает название в поисковике стримингового сервиса. На экране появляется очень красивая зеленая обложка, и она, не читая описание, нажимает на просмотр, тут же поставив на паузу. Ей становится интересно, почему ни в одной из временных линий он никогда не говорил об этом фильме. Неужели изменились не только события, но и такие маленькие вещи, которые делают человека человеком? — Он очень светлый и добрый, — тихо добавляет Адриан, будто неправильно поняв ее промедление. — Но если тебе такое не нравится, мы можем включить что-то еще… — Нет, хочу посмотреть его, — с уверенностью, присущей только той ее половине, которая была Ледибаг, произносит Маринетт и тут же снова нажимает на кнопку. Теперь она точно уверена, что этот день не может стать еще лучше. На сто процентов. — А тебе не надо поговорить с Альей? — тихо спрашивает он, чуть утыкаясь губами ей в волосы, и Маринетт пожимает плечами. — Там ничего срочного. Она наверняка придет утром, так что у нас еще будет возможность. Не переживай об этом. Адриан вдруг переплетает с ней пальцы рук. Нет, она все же ошибалась. Этот день все-таки стал ещё лучше.***