***
Натаниэль идет рядом с ней так близко, что волей неволей Маринетт чувствует его запах — зеленого чая, красок и какого-то приятного шампуня, — но от этого ее все равно накрывает странная волна раздражения. Нуар не объявляется несколько дней, а она, очевидно, перешла черту в тот день, когда решилась его поцеловать. И что вообще значат слова «буду жалеть, что все остальные поцелуи достанутся твоему принцу»? Почему коты такие глупые? Маринетт недовольно пыхтит, когда Натаниэль приобнимает ее за плечи, уводя дальше от дороги с несущимися на полную машинами, но его руку не скидывает. Почему нельзя говорить прямо? Ей теперь догадываться, нравится она ему или нет, была ли это ревность или Нуар всегда такой. — …замерзла? — доносится до нее мягкий голос Натаниэля, и она приподнимает голову, встречаясь с ним глазами. — Чего? — Ты не замерзла, спрашиваю, — смеется он тихонько и останавливается, так и не убирая пальцев с ее плеча. — Зря ты не надела шапку, снег так сильно валит, можешь и заболеть. Дать тебе мою? У меня капюшон есть… — Нет, все в порядке, — рассеянно отвечает Маринетт, снова чувствуя раздражение на Натаниэля, но теперь за то, что он бесцеремонно ворвался в ее мысли. Ей стыдно за эти свои чувства и, одновременно, она ничего не может с ними сделать. Она осторожно выскальзывает из-под его руки, склоняясь и притворяясь, что проверяет молнию на сапожке. — Спасибо за заботу, — запоздало отвечает Маринетт, выпрямляясь, и слабо ему улыбается. Натаниэль не оставляет попыток за ней ухаживать, хотя, по-хорошему, и так видно, что она в нем незаинтересована. Маринетт снова думает о Нуаре, о том, как остро он воспринимает мысль о том, что у нее кто-то есть, что кто-то занимает ее сердце. Или ей так только кажется? Может быть, она, как и Натаниэль, принимает желаемое за действительное? У Маринетт буквально зудит внутри от желания поговорить с Нуаром начистоту. К черту, в следующую их встречу она скажет ему в лицо, что любит его и расскажет, что знает о его второй личности. Или нет, нет, лучше только первое, вдруг это его испугает. А потом, если все будет хорошо, если он ей не откажет, можно будет намекнуть и на это, и на все остальное. Конечно, всегда есть вероятность после таких рассказов оказаться в психиатрической клинике, но вдруг Нуар примет во внимание все несостыковки? К тому же, у нее есть Сасс и Плагг, они подтвердят ее слова. Но все это потом, сначала надо признаться и поговорить. Точнее, сначала поговорить, потом признаться. Да. Хороший план. Маринетт едва не выходит на проезжую часть, как Алья ловит ее за руку, останавливая, и только сейчас она замечает, что люди в очередной раз панически выбегают из парка. Алья почти светится от удовольствия, перескакивая от Маринетт к Нино и обратно и то и дело хватая их обоих за одежду. — Там Ледибаг и Кот Нуар! Мне нужно быть там! Быстрее, быстрее, быстрее, — Алья с завидной силой пихает их обоих вперед, игнорируя застывшего от удивления Натаниэля, и тащит их наперекор толпе, группками выбегающей прямо на дорогу под машины. — Ты серьезно бежишь на звуки, мать их, выстрелов?! — кричит Нино, устремляясь, тем не менее, за ней, и Маринетт мысленно ставит галочку, что этот парень точно может встречаться с ее подругой. — Алья, стой, это же может быть опасно! — восклицает Маринетт, которой теперь совсем не все равно, что делает Алья и почему так стремительно несется навстречу опасности. Она пытается остановиться, затормозить подругу, но та внезапно для всех выворачивается из рук Нино, перескакивает через кордон и несется поближе, к остальным журналистам, чтобы начать снимать. У Маринетт от этого зрелища сводит судорогой каждую клеточку тела, но когда она пытается прошмыгнуть следом, ее отталкивает в сторону полицейский и едва не уносит волной толпы. Все заканчивается как-то слишком быстро. Вот они стоят, прижимаясь к кордону, чтобы понять, что там происходит, а вот герои с триумфом отдают в руки правосудия начавших стрельбу преступников. Маринетт понятия не имеет, сколько прошло времени, но когда замечает Нуара, целого и невредимого, понимает, что все это время была напряжена, как пружина, и начинает дрожать от внезапно охватившего все ее тело холода, на который она начинает обращать внимание. От облегчения ей хочется плакать, а Нуару хоть бы что, он так расслаблен и спокоен, что Маринетт очень хочет схватить его за накладное ухо и потрепать. Маринетт прижимает руку к карману пальто, в котором прятался Сасс, и чувствует его успокаивающее прикосновение. Где-то впереди, в толпе журналистов, она слышит голос Альи, и Нино с Натаниэлем, стоящие рядом с Маринетт, ищут ее глазами. Нино держит ее за плечо, видимо, боясь потерять, и тянет куда-то вперед, куда Маринетт, не сопротивляясь, идет за ним — на этот раз их пропускают, пусть и с недовольством, и когда они наконец находят довольную донельзя Алью, так и стоящую с поднятым телефоном, Маринетт вдруг замечает, как Нуар прижимается боком к Ледибаг и склоняет к ней голову, будто прося почесать за ухом. А в следующее мгновение происходят сразу три вещи, окончательно выбивающие из Маринетт все разумные мысли: Ледибаг послушно поднимает руку и треплет напарника по волосам, Натаниэль прижимает Маринетт к себе, замечая, что она дрожит, а Алья начинает звать героев по именам, призывая подойти ближе. — Может, тебе все-таки нужна?.. — начинает было Натаниэль, но Маринетт итак раздраженно вспыхивает, подавляя ревность — потому что Нуар говорил, что только ей позволяет себя трогать, а, получается, солгал — и выхватывает из рук опешившего парня несчастную шапку. — Отлично, то, что нужно, спасибо! — отвечает она громче необходимого, привлекая внимание собирающегося отойти Нино, и натягивает шапку по самые глаза с такой злостью, что челка под тканью моментально начинает колоть кожу. Маринетт скрещивает руки, отворачиваясь от того места, где предполагаемо должны были быть герои, а потом Натаниэль внезапно тихонько смеется, и Маринетт — окончательно растерявшаяся — ощущает на своем лице его руки, осторожно и бережно приподнимающие шапку и поправляющие лезущие в глаза волосы. Она смотрит на Натаниэля, ему в глаза, чувствует его руки, ласковые, спокойно гладящие ее по лицу, и даже не может его оттолкнуть. Ей очень хочется уйти, хочется, чтобы Алья, наконец, оставила в покое героев, и они могли пойти в кино или в кафе, или куда угодно, где не будет Нуара и его лживых уверений. Он так искренне говорил ей, что у него с Ледибаг только деловые отношения, что она, глупая, ему поверила и даже сейчас пытается найти ему оправдания, начиная раздумывать о том, что ей могло показаться или что они играют на камеру. — …можно пару вопросов… — …«Либерасьон», можно сделать пару фото для разворота… — …«France 2», вы могли бы дать пару комментариев о событиях… Голоса журналистов почти сливается в один общий речитатив, но герои, привыкшие постоянно быть в центре внимания, даже в лице не меняются, когда их окружает толпа. — …благодаря моей замур-рчательной напарнице город может спать спокойно, — доносится до Маринетт голос Нуара, и она, резко обернувшись, смотрит прямо на него, облокотившегося на свой шест и тянущегося к Ледибаг с безграничным обожанием. Маринетт моментально вспыхивает, хватает Натаниэля за руку и тянет в другую сторону, куда подальше, лишь бы не видеть выражения лица Нуара, полного радости и восхищения, и усмешки Ледибаг, смотрящей на него в ответ. Боже, как глупо, думает она, едва сдерживая слезы то ли отчаяния, то ли злости, пока Натаниэль, удивленный и податливый, следует за ней, выходя из толпы. Как только они наконец покидают кольцо заинтересованных людей, Маринетт становится легче дышать — или сложнее, она так и не понимает, пока достает телефон, чтобы написать Алье и Нино, что они ушли без них. И чего я ждала? Натаниэль придерживает ее за локоть, не давая сойти с тротуара, пока она пишет «Ждем вас в кафе за углом» в общий чат, едва дрожа от раздражения и неприязни к самой себе. — Ты выглядишь расстроенной, — замечает Натаниэль, и Маринетт коротко на него смотрит, не придумывая ничего лучше, чем просто мотнуть головой и отмахнуться. Это такой глупый вопрос, что у нее просто нет слов в ответ. Конечно, она выглядит расстроенной, она едва не плачет от горькой обиды. Она доверилась Нуару, поверила его словам, ей казалось, что он искренен с ней, а в итоге все совсем не так. И ведь Маринетт никогда ни за что не стала бы осуждать его, если бы он предпочел ей другую — она ненавидит только ложь, разъедающую, горькую, отравленную. Маринетт со злости пинает комочек грязи и снега, запуская им случайно в колесо машины, и тут же по инерции прячется за Натаниэлем, хватаясь за его предплечье. Какая же она глупая. С чего она решила, что в этой временной линии Нуар будет ее любить? Рассуждения Плагга о сыре сбили ее с толку, а желание быть с Нуаром окончательно вскружило ей голову и лишило рассудка. Но ведь так не бывает, не бывает совершенно, чтобы во всех возможных вариантах они действительно были вместе. Маринетт знала, что ей не повезет, только вот оказавшись в мире, который она уже не сможет изменить, не захотела в это верить. И теперь расплачивается. — Можем войти внутрь, если ты… — Нет, — отрезает Маринетт, но тут же виновато смотрит на немного сжавшегося от ее тона Натаниэля. — Прости, я правда немного расстроена. Эта перестрелка, Алья, и вообще… — Конечно, — поспешно говорит Натаниэль и решается приобнять ее за плечи. Маринетт не сопротивляется, слишком уставшая, и опускает голову на его плечо, дрожа от напряжения, обиды и злости. — Ничего страшного, Маринетт, не надо извиняться, я тоже очень испугался за Алью. — Может, нам действительно стоит пойти внутрь, — устало произносит она, и Натаниэль с готовностью переводит ее через дорогу, открывая перед ней дверь. Она ощущает себя такой уставшей и брошенной, что даже не сопротивляется на этот раз, когда он помогает ей снять куртку и шарф, и только благодарит его рассеянным кивком. Видимо, он решает, что она все-таки поддается на его ухаживания, потому что в следующее мгновение он отодвигает перед ней стул, затем подает ей меню и еще задает какие-то вопросы, на которые она старается отвечать, хотя бы попадая в темы. Телефон Маринетт внезапно оживает. Она тут же перестает слушать Натаниэля, как бы сильно не старалась до этого, и опускает взгляд в экран. «Мы будем не одни, детка, займете столик побольше?» Маринетт хмурится, но пишет, что они уже внутри и стол достаточно большой. Она не понимает, кого Алья хочет притащить в их компанию ещё, и не знает, зачем это нужно, если им хорошо и вчетвером, но говорить ей это не собирается. В конце концов, ее друзья не виноваты, что один наглый кошак обидел ее так сильно, что она едва сдерживает слезы, когда думает о том, как он ластится к Ледибаг. Если он еще и заметил Маринетт, то это вдвойне обидно, но об этом она старается не думать. — Они скоро придут, — говорит Маринетт, не поднимая глаз, и откладывает в сторону телефон. — Хотят еще кого-то привести, наверное, встретили одноклассников. Надеюсь, ты не против, потому что я уже ответила, что мы за, — Маринетт все-таки смотрит на него, почувствовав искорку вины, но Натаниэль спокойно и мягко ей улыбается, готовый принять все, что бы она не делала и не говорила. — Все в порядке, Мари, тебе не о чем переживать, — он берет ее за руку, коротко сжимая пальцы, и Маринетт поджимает губы, благодарно кивая — Натаниэль почти сразу выпускает ее ладонь. — Можем уйти, если хочешь. Я провожу тебя до дома. — Да нет, мы с Альей давно договаривались встретиться, а если я снова сбегу, она наверняка обидится, — Маринетт виновато улыбается кончиками губ. — Лучше выберем напитки. Что ты хочешь? — Я бы выпил чего-нибудь горячего, — отвечает Натаниэль с еще большим энтузиазмом, явно представляя себе что-то, чего нет, но Маринетт не хватает духу сказать ему об этом прямо сейчас. — Как насчет горячего шоколада? Можно заказать его и чай в таких больших чайничках, если кто-то захочет, попьет. — Хорошая мысль, — соглашается Маринетт и упирается локтями в стол, нависая над меню так близко, что касается лбом склоненной головы Натаниэля. — И я бы что-нибудь съела, здесь же есть салаты? Если честно, у меня не было ни крошки во рту со вчерашнего ужина. — Салаты… вот, — Натаниэль торопливо перелистывает несколько страниц и показывает пальцем в столбик меню, который Маринетт послушно начинает рассматривать. Она думает, что, на самом-то деле, вообще не хочет есть — весь аппетит отбило заигрывание Нуара и его игривое поведение, даже как будто ей назло, — но просто молчит, выбирая между несколькими салатами. Она уже собирается сказать, что выбрала, как слышится дверной колокольчик и голос Альи. — Наконец-то, вы так долго ходили, что я чуть не съела меню, — бросает она через плечо, не оглядываясь, и перед ней мелькает свитер Нино, садящегося на диванчик перед ней. — Или Натаниэля. — Я бы пожертвовал собой ради такого, — смеется тот, и Маринетт тихо фыркает, и, все еще не поднимая глаз, двигает меню к Алье, тоже севшей напротив. — Мы пока решили заказать несколько… — О, привет, — какой-то черный силуэт внезапно чуть толкает Натаниэля в плечо, двигая, и Маринетт оказывается почти прижата к стенке его плечом. Маринетт смотрит сначала на Алью, минуя Нуара, и смотрит так, будто в самом деле хочет ее съесть. Ей даже в первые мгновения не верится, что ее лучшая подруга притащила в кафе Нуара, когда видела, как он вел себя с Ледибаг. Но нет, Алья улыбается и не замечает взгляда Маринетт, хищно глядя на Нуара, который нагло устраивается на сиденье, раскидывая руки и ноги в стороны явно назло, чтобы Натаниэль чувствовал себя еще менее комфортно. — Я буду крабовый салат, — говорит Маринетт, совершенно игнорируя Нуара и его приветствия, и поворачивается к Натаниэлю. — Закажешь, а то я постоянно путаюсь перед официантами, еще закажу слабовый караб или что-то вроде того. — Конечно, — слабо улыбается тот, тоже стараясь не смотреть в сторону Кота, и Маринетт, злорадно игнорируя его взгляд, чуть пинает меню к Алье. — Мы решили взять интервью здесь, вы же не против? — наконец спрашивает она, послушно принимая ворох картонок, и Маринетт безразлично пожимает плечами, отворачиваясь к стоящему на стенке, где она сидит, горшку с цветком. — Сбежали от остальных журналистов перекусить. — Иногда мне кажется, что между мной и блогом ты выберешь второе, — встревает заглянувший в список блюд Нино под возмущенное Альино «ты что». Когда Нино отворачивается, Алья смотрит на Маринетт, взмахивая свободной рукой у шеи и взглядом показывая, чтобы она ни в коем случае не говорила, что она действительно выберет блог. Маринетт сдавленно хихикает, закрывая губы ладонью, и опускает взгляд. Ей на лицо падает несколько прядей и Натаниэль, внезапно к ней склонившись, аккуратно убирает их ей за ухо, мимолетно проводя пальцами по его шее. Маринетт замирает, не ожидавшая такого интимного жеста, и только собирается открыть рот, чтобы попросить так не делать, как раздается покашливание справа. — Ну надо же, — Нуар едва не наваливается на Натаниэля, сильнее тесня его под столом ногой. — Маринетт, да тебе повезло, он такой галантный и заботливый, — Нуар демонстративно окидывает помещение взглядом, — только место для свидания ты выбрал странное, кто же водит таких прекрасных девушек по таким забегаловкам? — Тебе, конечно же, лучше знать, куда водить девушек, — бросает Маринетт, едва Нуар успевает договорить, и, когда он смотрит на нее, упорно встречает его взгляд. — Маринетт! — возмущенно произносит Алья. — Что Маринетт? Я уже девятнадцать лет Маринетт, — она не отводит взгляда от глаз Нуара, чувствуя себя так паршиво, что хочет немедленно уйти отсюда, пусть даже и через окно или в стену, или провалиться в подвал. Нуар смотрит на нее так… Она никогда прежде не видела у него такого взгляда, ни одной временной линии. Он будто бы хочет залезть к ней в голову и, одновременно, сделать что-нибудь, что привлечет ее внимание или, наоборот, оттолкнет. Она так и не понимает, о чем этот взгляд, когда все же отворачивается. — Тебе не должно быть никакого дела до того, куда он меня водит. — Мне бы и не было дела, если бы я не был в этом замешан, — отвечает он резко, даже слишком явно намекая на их недавний поцелуй, и Маринетт в очередной раз за день вспыхивает, краснея от смущения и злости, и оборачивается в сторону Нуара так внезапно, что сидящей рядом с ней Натаниэль вздрагивает. — Потрудись объяснить, на что ты намекаешь? — спрашивает она, игнорируя руку Альи, тянущую ее за локоть в сторону в попытке успокоить. — Ох, принцесса, какая короткая у тебя память, — фыркает Нуар с таким выражением на лице, что ей мгновенно хочется оторвать ему все уши, и накладные, и настоящие. Маринетт в жизни не испытывала к Нуару таких чувств, даже когда они не были вместе, и от этого ей становится еще больнее. — Не ты ли говорила мне, что твой возлюбленный никогда не будет с тобой? — Может мне?.. — начинает было Натаниэль, пытаясь подняться на ноги, но Маринетт встает первая, хватая его за плечо и грубо сажая на место. Она смотрит на Нуара, кажется, даже не удивленного ее поведением, и едва не шипит от раздражения. — Так и есть, не будет, потому что прямо сейчас, вместо того, чтобы давать свое дурацкое интервью, он предъявляет мне необоснованные обвинения, в то время как сам лгал, что его напарница ему просто напарница, — Маринетт почти повышает голос и, когда Алья пытается ее посадить, вырывает руку, и только невероятной ловкостью проскальзывает мимо Нуара и Натаниэля. Она оборачивается, смотря на Алью. — Прости, в следующий раз посидим. Маринетт срывает с вешалки куртку и шарф, и в два счета оказывается на улице. В лицо сразу бьет холодный ветер вместе с мокрым снегом, и она, всхлипнув, припускается вниз по улице, не заботясь о том, как это выглядит и на ходу натягивая куртку. Шарф выпадает из ее рук и она, не заметив этого, наступает на него, цепляется носком ботинка за кончик, едва не падает, хватаясь за жесткие от холода иголки подвернувшейся уличной ели, и лишь чудом они удерживаются в вертикальном положении, потому что кадка с елью опасно накренивается, готовая упасть под весом Маринетт. — Маринетт!.. — слышит она окрик Нуара за спиной и собирается было убежать, забыв про шарф, но Кот оказывается рядом неприлично быстро, преграждая путь. — Ты не ушиблась? — Какое тебе дело? Иди назад, давай свое интервью или беги в объятия к Ледибаг, мне все равно, — фыркает Маринетт и резко склоняется, поднимая из-под ног Нуара свой шарф. — Погоди, что ты имела в виду?.. — Отвали, Нуар. Она обходит его стороной, натягивая шарф на шею, и снова едва не спотыкается, но на этот раз от того, что Сасс больно щипает ее за бок под свитером, и она поскальзывается на оледенелом тротуаре — поймать равновесие довольно легко, она даже не хватается за столб, поэтому продолжает идти, как ни в чем не бывало, собираясь уже свернуть за угол, как вдруг ее подхватывают сильные руки, она взвизгивает, и ее опускают на крышу дома, с которого она не сможет сбежать, даже если проявит чудеса ловкости Ледибаг без костюма. Маринетт, топнув ногой, оборачивается на Нуара, который все еще держит ее за предплечья, наклонившись лицом к ее лицу, и смотрит на нее во все глаза. — Зачем ты меня поднял?! — Потому что тоже тебя люблю! — восклицает Нуар такой довольный и радостный, что едва не прыгает от счастья, сжимая ее в объятиях, а затем вдруг склоняется быстро и звонко целует ее в губы, в лоб, в глаз, в волосы, почти сразу отстраняясь и начиная кружиться по крыше. Под удивленным и ошарашенным взглядом Маринетт он пинает снег с крыши со звуком «юху» и едва не теряет равновесие, поскользнувшись на уехавшей черепице. Снизу с тротуара слышится сдавленный звук упавшего кому-то на голову снега и небольшого куска шифера, затем не очень культурные слова, заставившие Нуара прижать голову к плечам, и наконец крик, обозначавший что-то вроде «Вы что, совсем с ума посходили?». — Простите! — едва сдерживая смех, кричит Нуар в ответ, выглядывая вниз, и человек, которому не повезло оказаться под ударом, смотрит на него широкими, удивленными глазами. — Просто меня любят! — Сейчас не март! — недовольно произносит прохожий, поправляя шапку от снега, и, бурча, начинает идти дальше. Маринетт, все это время старательно сохраняющая на лице безразличие, внезапно тоже смеется. Нуар подскакивает к ней, обхватывает за талию и немного кружит, не обращая внимания на ее слабое сопротивление сквозь смех. Наконец они останавливаются, держась друг за друга, и почти синхронно поднимают головы навстречу падающему снегу. Нуар смешно жмурится, когда несколько крупных хлопьев падает ему на нос, и фыркает, довольный настолько, словно на него свалилось просто невероятное счастье. — Что же ты бьешь людей? — смеется Маринетт, поднимая руки на плечи Нуара и снова замирая. — Герой Парижа кидает снаряды с крыш, потому что его любят — очень интересные завтра будут заголовки в газетах. — Почему тебя опять заголовки волнуют? — удивленно спрашивает Нуар, перехватывая ее руки и целуя каждую по очереди куда попадется с таким искренним счастьем, что Маринетт снова смеется. — Значит, ты будешь моей Леди Нуар? — она вскидывает брови и добавляет: — Или Маринетт Дюпен-Чен-Нуар? Или Маринетт Нуар? — Какой ты быстрый, — смеется Маринетт и обхватывает его лицо ладонями, обнимая, прижимая их к горячим щекам. Она так долго об этом мечтала, она не могла даже представить, что они будут снова вместе, вот так, здесь, в мире, в котором она пожелала, чтобы он оставил ее. Но ведь она правда больше не Ледибаг. И они совсем другие люди. Она склоняется и медленно, нежно целует его приоткрытые губы. Она будет для него кем угодно, как бы он ее не назвал, потому что иначе просто не может, иначе ее будто бы и не существует. Нуар обхватывает ее лицо пальцами, гладит по щекам, волосам, шее, почти заставляя откинуть назад голову, давит напористым поцелуем на губы, таким чувственным, ярким, сильным, что Маринетт кажется, будто она никогда не ощущала себя такой счастливой, как в это мгновение, как будто нет между ними этой странной, неловкой недомолвки, этой незначительно-глупой ссоры, в которую она втянула своих друзей. Нуар целует ее в уголок губ, в щеку, под веком, в подбородок, под ухом, спуская ладони с лица на шею, и Маринетт, не прекращая улыбаться, цепляется за него пальцами.***