***
— Маленький котенок сидел на стене… — она слышит его голос и бежит в ту сторону так отчаянно, что подгибаются ноги; ей больно, ей страшно, ей холодно, весь мир погиб, а она все еще бежит ему навстречу, как сумасшедшая, потому что не может иначе, потому что Кот Нуар и Ледибаг всегда находят друг друга, потому что так нужно сделать — всегда нужно. Он ждет ее, она знает, поэтому не может остановиться, даже когда замирает на краю скошенной вниз крыши разрушенного здания, не находя никого. — Его бросила хозяйка, и весь город в огне…. Она оборачивается, ищет его глазами, но не может найти — растворился в погрязшем, черно-белом мире, в котором нет ни мгновения чужого дыхания, кроме его собственного и теперь — ее. Он играет с ней. Знает все шаги наперед и находится на километры дальше, чем она может добежать — игра для одного, но она принимает правила, соскальзывая по косой стене в воду и открывая глаза. Людские души, которых коснулось Разрушение, черные и гнилые, покрытые морской пеной и его болью — единственные спутники под поднявшейся Сеной. Сколько лет он тут ждал ее? — Чуда вокруг здесь больше нет, как и любви… Ледибаг отталкивается от дна, пытается идти на голос, но он идет отовсюду и больше всего — из ее собственной головы. — Сама обернись… — перед ней возникает его лицо, безэмоциональное и уставшее, и цепкие пальцы, царапая когтями кожу, обхватывают ее руку и резко тянут вверх. — И посмотри. Она выныривает так внезапно, что давится воздухом — Нуар тянет ее за локоть, не давая опомниться, и грубо ставит на ноги, а она не успевает даже сопротивляться, даже не понимает, что происходит, почему все такое, что с ним — ей ничего не объяснили, ничего не сказали, просто выбросили в этот мир, сломленный и разрушенный, мир, в котором… — Ты умерла, — произносит он странным, неродным голосом, и Ледибаг пытается сделать шаг назад, но у нее не хватает сил, ни моральных, ни физических, и она замирает, просто смотря ему в глаза, большие, яркие, синие. Он, кажется, все понимает. И все знает о ней. — Маринетт. — Откуда… — он притягивает ее чуть ближе, осматривает ее лицо, каждую черточку, и она видит на его лице такую безграничную боль, что ей самой становится плохо, горло давит, легкие сжимаются, и она поджимает губы, заставляя себя не плакать. — Нуар, послушай, пожалуйста… Мы ведь можем все исправить, просто скажи мне, где акума, — он молчит, касается своей щекой ее щеки, поднимается носом выше, втягивает носом запах ее волос и внезапно резко отстраняется, также грубо выпуская ее руки из своих пальцев. — Ты же доверяешь мне? Ты знаешь, что я не лгу. Все будет хорошо. Нуар… Он оборачивается, склоняя голову, как сломанная кукла, которой управляет кукловод, и его губы не изгибаются в привычной усмешке, он просто смотрит, ничего не произнося, и это, наверное, хуже всего. — Бражник — это Габриэль Агрест, — отвечает он вдруг, продолжая осматривать ее лицо, будто пытаясь уловить на нем какое-то выражение, и вдруг ломанно кланяется, убирая за спину руку. — Адриан Агрест. — Я не понимаю… — потерянно бормочет она, и пустое пространство вокруг, разрушенные дома, поднявшаяся Сена, незнакомые, чужие глаза Нуара давят на нее со всех сторон. Сзади открывается портал. — Ты не должен был ей говорить, зачем ты… — Кроликс не успевает договорить, Ледибаг теряется, пропускает удар, в них летит белый шар; кажется, она падает, катится по кривой крыше, цепляясь за острые черепицы, слышит грохот, а в следующее мгновение, когда пытается подняться, ее снова тянут вверх грубые руки, ставя на ноги. Она поднимает взгляд, и Нуар протягивает ей часы. — Вернись обратно. И не дай мне убить тебя. Она смотрит на часы и будто бы видит, как сменяют друг друга картинки несуществующего прошлого. Она не может этого сделать, но понимает, что должна, потому что она Ледибаг и потому что это ее ответственность. Ее ошибка. — А если не получится? — она протягивает руку, как во сне, и забирает у него талисман. Он ощущается тяжестью в руке. Тяжестью решения судьбы всего мира. Тяжестью пути, по которому ей придется пройти. Их пальцы на мгновение соприкасаются, и Маринетт закрывает глаза, отступая от Нуара. Она смотрит ему в глаза и уже знает ответ. — Тогда убей меня первой.***