***
Огоньки в комнате Маринетт сияют и переливаются самыми разными цветами, отражаясь в подернутом морозом окне и зеркалах. Маринетт поправляет несколько тарелок, которыми заставлен ее стол, и делает несколько шагов назад. Пусть у квами нет понятия Рождества, но она чувствует себя ответственной за то, чтобы и они тоже хорошо провели время. Она не жалуется. С тех пор, как она стала хранительницей, она обрела очень многое и ее жизнь, наконец, стала такой, какой и должна была быть. О большем Маринетт не нужно и мечтать. Она касается кончиками пальцев своего браслета-талисмана и открывает верхнюю крышку домика, где жили квами. — Я оставила для вас угощение, так что вы можете… — она не успевает ничего договорить, потому что на балконе слышится знакомый стук, громкое «ой» и звук быстро собираемой земли. Квами переглядываются между собой, а Маринетт, пожав плечами, с нежной улыбкой торопится на звук. — Миледи, нам стоит убрать, наконец, отсюда горшки, — замечает Нуар, стряхивая с костюма снег и землю, широко виновато улыбается, поворачиваясь к ней, и тут же замирает, глядя на нее расширившимися от восхищения глазами. — Какая ты красивая!.. — Ты только заметил? — подстегивает Маринетт, выгибая бровь, и Нуар тянет ее за талию к себе, обнимая и позволяя Маринетт обхватить себя руками за шею. — Кажется, зрение у тебя далеко не кошачье. — Моя леди, как ты можешь? — строя из себя оскорбленного, спрашивает Нуар, и Маринетт подыгрывает, нарочито широко распахивая глаза. — Теперь тебе придётся отплатить мне за эти слова. — Надеюсь, поцелуя хватит, — улыбается Маринетт, чуть приподнимаясь в его руках и касаясь его губ спокойным, нежным поцелуем, почти невинным в сравнении с некоторыми из них. — Вполне, — мурлычит Нуар довольно. — Ну что, пошли? — А ты собрался спускаться к моим родителям из моей комнаты? — со смешком уточняет Маринетт, и глаза Нуара смешно округляются. — Иди вниз, снимай трансформацию и заходи с главной двери. Я тебя там встречу. — Только если над входом висит омела, — чуть менее радостно бормочет Кот, которого явно немного пугала перспектива проводить праздник с родителями Маринетт. — Я тебя поцелую еще, но позже, договорились? Это подходящая награда для твоего рыцарского подвига? — Маринетт гладит Нуара по щеке и делает шаг назад, неохотно выходя из его объятий. Судя по выражению лица Нуара, он и сам не горит желанием расставаться с ней даже на пару минут, особенно, если учесть, что при ее родителях им вряд ли удастся так часто обниматься, как они привыкли. — Я готов совершать подвиги даже ради взмаха твоих прекрасных ресниц, моя Леди, и это только наш четвертый акт, — патетично восклицает Нуар, быстро касается губами тыльной стороны ее руки и спрыгивает с балкона вниз. Маринетт смотрит в темноту, ежась от порывов ветра в своем тонком платье, и действительно чувствует себя принцессой — совершенно особенной и невероятно счастливой. Постояв так еще пару мгновений, Маринетт возвращается назад в свою комнату, окидывает взглядом переговаривающихся и ныряющих в тарелки с едой квами, и довольная собой спускается вниз. — Выглядишь чудесно, дочурка, — ловит ее на лестнице папа и, не позволив спуститься всего несколько ступеней, подхватывает и пару раз кружит по комнате прежде, чем поставить на ноги. — Спасибо, — искренне благодарит она, когда он выпускает ее из рук, и на нее тут же сзади кидается Алья, крепко стискивая в своих руках. — Детка, ты прекрасна, как сакура, — подруга целует ее в обе щеки, поправляет ей прическу и едва не всплакивает от гордости, внезапно обнимая подошедшую к ним Сабину и показывая на Маринетт. — Посмотрите на нашу девочку, Сабин! Как быстро растут дети… — Абсолютно согласна, еще вчера она полностью помещалась в миску с кремом, стоило нам только отвернуться, а сегодня приводит домой парня, — Сабина улыбается и целует в щеку сначала дочь, а потом Алью. В дверь неуверенно стучатся, и Маринетт кидается вперед, опережая всех, чтобы Адриану не пришлось с порога знакомиться с ее родителями. Она распахивает дверь и замирает, глупо улыбаясь. — Здравствуй, принцесса, — негромко говорит Адриан, выглядящий в обычном костюме просто безупречно, и протягивает Маринетт руку, за которую она тут же хватается. Он снова целует ее запястье, и они оба поднимают голову. На пороге висит омела. Маринетт делает к нему короткий шаг, навстречу вечернему, легкому снегу, хлопьями опускающемуся на сияющий огоньками город, и Адриан обнимает ее за плечи. — Без костюма намного страшнее, — шепчет он ей на ухо, и она негромко смеется. — Заводи быстрее своего красавчика, пока он на холоде не скукожился! — Алья! — укоризненно кричит Маринетт, но все же громко смеется, торопливо целует Адриана в щеку и заводит в дом, закрывая за ними дверь. Она не смела мечтать об этом, не смела даже предполагать подобный исход, но вот они, здесь, вдвоем, на пороге ее дома. В очередной раз начинают сначала свою историю, и на этот раз — окончательно.***