~
Дома Пчёлкин снял с себя безнадёжно испачканный и промокший насквозь чёрный костюм, который ему в спешке пришлось покупать пару дней назад. Любезный консультант уточнил, не для свадьбы ли посетитель выбирает себе фрак, и как быстро испарилась его нарочито-вежливая улыбка при получении честного ответа. На автомате Витя включил телевизор, создавая белый шум, скинул с себя влажную рубашку и галстук, оставив её на холодном полу своей квартиры, и ушёл в душ, желая согреться в горячем потоке воды насквозь, до самых недр души. Выкрутив горячий кран почти на полную и мгновенно заполнив комнату паром, парень опёрся лбом на холодную кафельную стену и тихо, сжимая кулаки, начал сотрясаться от ярких картинок, всплывающих в мозгу. Тело Евы на холодной крыше — разбитая голова, склонённая в неестественном положении; руки, сжимающие рану, которая издалека пахнет железом и сырым мясом; губы, покрытые засохшей кровью. Он помнит этот запах, помнит, как искал её в сумраке ночи, выкрикивая имя надорванным голосом, и как нашёл случайно, наступив на её ногу. Она безмолвно, с открытыми закатанными к верху глазами, сидела, оперевшись спиной на металлический вентиляционный короб. Парень начал активно трясти головой, отгоняя воспоминания — пусть они подождут до ночи, когда он вновь проснётся в холодном поту, судорожно сжимая простынь и соседнюю подушку. День, хотя бы день, хотелось пожить без этих видений. Когда они перестанут являться и перестанут ли вообще? Обернувшись вокруг бёдер полотенцем, он зашёл на кухню и широко распахнул настенный шкафчик, заполненный горячительными напитками. Достав из глубины бутылку виски, он налил себе в бокал тройную порцию и опустошил большими глотками за один раз. Голову даже не повело, но перед глазами вновь, словно двадцать пятый кадр, промелькнула тонкая рука Романовой, прикрывающая зияющую дыру в низу живота. — Да сука, — прошептал Пчёлкин себе под нос и кинул в раковину очередной стеклянный бокал к остальным трём. Даже не надеясь выспаться, он лёг на кровать, оставив свет включённым. Монотонно, почти не моргая, он щёлкал кнопки пульта, прыгая с канала на канал, надеясь найти хоть что-то достойное внимания его парализованного мозга. Пчёла знал, кому сейчас наверняка ещё хуже, чем ему, но разве боль других хоть как-то умаляет нашу собственную? Так хочется услышать сейчас голос Евы, какую-нибудь её острую шуточку или лекцию о том, как правильно держать пистолет в ближнем бою. Мягкие длинные волосы в районе затылка окрашены алым цветом, крупные пряди склеились и затвердели от запечённой крови. Витя сильно ударил себя по щеке, отгоняя молниеносное воспоминание и возвращаясь к не менее жестокой реальности. Лопасти вертолёта, разрезающие холодный ночной воздух, были самым долгожданным для него звуком — наконец прибыла помощь, дарящая шанс на спасение Евы. Её сердце ещё бьётся, а кровотечение остановилось — надежда есть, и она сегодня не умрёт. Никто не умрёт. Ещё один удар, от боли Пчёлкин поморщился и стиснул зубы. — Нет, это невозможно, — сказал он громко и резко вскочил с кровати. Натянув джинсы, черный свитер и бежевое пальто, он выбежал на улицу и сел за руль своего «Мерседеса». Бросив грустный взгляд на стоящий рядом «Escalade», блондин нажал на педаль газа и за несколько секунд положил стрелку скорости, разогнавшись до предела. Он мчал по улицам ночной Москвы — вдоль длинных набережных, где свет фонарей утопал в мелких волнах чёрной воды, по тихим переулкам, где неспешно гуляли жители со своими милыми жизнерадостными собаками. Самый обычный день, один из прошлых и грядущих. «Целые города не меняются годами, а в жизни одного человека всё может перевернуться за какую-то минуту…» — голос Евы, всплывший в голове из ниоткуда, был громче музыки из магнитолы. Произнося эти слова, она смотрела на величественный Зимний дворец, который очень много всего повидал на своём веку — Пчёлкин помнит начало этого года и их поездку в Петербург. Он в жизни не был на стольких похоронах, сколько посетил за последние месяцы. Одежда и бронежилет, насквозь пропитанные кровью, и приоткрытые закатившиеся глаза. Выкидывая в окно сигарету за сигаретой, парень наконец доехал до нужного места назначения. Будто чувствуя, у него зазвонил телефон — звонок от Космоса, не хватало чтоб ещё и с ним что-то случилось на волне всеобщего мрачного настроения. — Что? — поднял Витя трубку и заглушил двигатель. Фары светили в высокий забор-фасад из бежевых колонн и металлической кружевной решётки. — Почему ты дверь не открываешь? — взволнованно спросил Холмогоров. — Я тут чуть её не выбил нахер! — Ну ты бы сначала позвонил, потом уже чужую собственность портил, — невозмутимо ответил блондин. — А ты как всегда. Не дома я. — Тебе отдых нужен, дятел, зачем ты опять сорвался? — Космос громко втянул воздух и начал спускаться вниз по лестнице. — А ты вроде с Саней должен был быть сегодня или у меня нянька поменялась? — Пчёлкин нервно начал дергать ногой и достал из бардачка новую пачку «Camel». — Ему одному побыть хочется, он к маме в квартиру поехал, Олю даже не взял. — Мне тоже бы неплохо остаться в покое ненадолго. Скажи Филу, чтоб завтра не приезжал и сам тоже не рыпайся. Лучше б работу продолжили, у нас уже неделю почти всё заморожено, конкуренты всё уже себе захапали, наверное… — Пчёла сдерживался, тщательно скрывая бурлящее недовольство. — Я тебя услышал, — ответил друг, громко хлопнув дверью своего автомобиля. — Давай, жду звонка. Блондин вышел на улицу и вновь попал под моросящий дождь с сильным ветром. Укутавшись в пальто и зелёный шарф, он прошёл через высокие арочные ворота внутрь, спокойно минуя охрану, которая знала, что делать замечания смысла нет. Пчёлкин поднял голову вверх, смотря на белый диск, видневшийся сквозь быстро мчащиеся серые облака. В детстве он думал, что Луна следит за ним, ведь видел её на одном и том же месте, куда бы ни шёл и где бы ни прятался. — Господи, опять вы… — негодующе вздохнула полненькая медсестра на входе в отделение. Витя молча потянулся во внутренний карман за деньгами. — Да не надо мне это, — поморщилась женщина. — И не по адресу вы. Нет её больше. — В каком смысле «нет»? — у Пчёлкина упало стремительно колотящееся сердце куда-то на уровень пола. — В другое здание перевели, в травматологию, — медсестра начала листать толстый журнал с записями. — Вот час назад. Я это другому тоже сказала, он небось там уже. Не дадите ведь работать спокойно! — А это мне куда тогда? — еле сдерживая нервную улыбку спросил парень. — Третий корпус, по указателям найдёте, я вам не карта! Быстро найдя нужное здание, Пчёлкин летел на всех порах навстречу Еве — если её перевели из реанимации, значит всё уже хорошо. Он с грохотом распахнул белые входные двери и ринулся к стойке мед сестры, которая со злостью готова была принять нежданного ночного гостя. — Романова Ева Николаевна, — начал Пчёлкин, не давая сказать девушке и слова. — Перевели сюда час назад из реанимации. Сколько надо заплатить, чтобы попасть к ней?! — Успокойтесь для начала, — произнесла сотрудника больницы, на бейдже у которой было написано «Екатерина». — Мы в такое время никого не пускаем. Пациенты спят, а вы тут двери с петель срываете. — Ну другого посетителя же вы к ней пустили? — Витя вновь полез во внутренний карман и достал несколько зелёных купюр. — Тут ваша двухмесячная зарплата, могу дать больше, только номер палаты скажите! — Вы родственник? — стушевалась медсестра и положила деньги в карман белого халата. — Потенциальный, Катенька! — блондин больше не мог скрывать радостной воодушевлённой улыбки. — Палата двадцать третья, одиночная. Её брат оплатил на неделю вперёд, но может понадобиться продление, — тихо сказала блондинка. — Брат, как же… — хмыкнул Пчёла и прошёл в длинный тёмный коридор, спешно отсчитывая до двадцати трёх. Он тихо открыл дверь в палату — окрашенные бежевой краской стены, светлый линелеум, широкое деревянное окно с облупившейся белой краской, прикрытое полупрозрачными занавесками, а посередине широкая металлическая кровать с окруженной со всех сторон медицинской аппаратурой. Громкий ритмичный писк кардиомонитора противно бил по перепонкам. — А я уже звонить тебе собрался, — тихо произнёс Рома. Выглядел он ничем не лучше Пчёлкина — бледный, с большими синяками под уставшими глазами, волосы лежали кое-как. Его яркие зелёные глаза сейчас были цвета болота, а и без того худые щёки и острый нос стали ещё более тонкими, сквозь тонкую кожу просвечивались лопнувшие капилляры. Он сидел возле кровати, сложив руки на груди, и смотрел на трубку от капельницы, по которой тёк морфий. — Тебе тоже дома не лежится, да? — сказал Витя, подходя к столу, на котором стоял чайник и несколько кружек с отломленными ручками. — Да какое там, — ответил блондин, повернувшись к новому посетителю. — Я буду кофе. — Вряд ли этот порошок можно так назвать, но ладно, — Пчёлкин взял кончиками пальцев две горячие кружки и приземлился на стул по другую сторону кровати. — Что врачи говорят? — Что жить будет, но с изменениями. Жду не дождусь, когда она проснется, чтоб вломить сочных пиздюлей, — продавец оружия поморщился, отпивая противный напиток. — Не думаю, что это то, что ей будет необходимо услышать в первую очередь, — усмехнулся Витя. — Зато это то, что она заслужила. Неужели ты на неё не злишься? — Я понимал на что подписывался, когда предложил ей стать парой. Да и потом мы не знаем что там случилось — Каверин нам рассказал лишь одну сторону, а я ему вообще не доверяю. Есть все основания. — Как вообще произошло так, что на крыше было два снайпера и оба за вас? И оба не знали друг о друге. Это проверка какая-то? — возмущённо спросил Рома, со злостью глядя на Пчёлкина. — Я сам жду объяснений, но в этом точно нет моей вины, как бы тебе ни хотелось в это верить. Хотя ты меня ненавидишь точно не за это, — Витя покачал головой и улыбнулся краем рта. — Я тебя не ненавижу, мне откровенно плевать. Но когда ты её оставишь, утешать и собирать по кусочкам Еву буду я. Как это было всегда. — Почему это я должен её оставить? — разозлился голубоглазый. — Потому что нихера ты не понимаешь на что подписался. Ни в плане отношений с ней, ни в плане бизнеса, ни в чём. Никто из вас из этой игры не выйдет, потому что всегда будет мало — денег, острых ощущений, эмоций. Всё это закончится плохо либо для вас обоих, либо по одиночке, помяни моё слово! — закончил гневную тираду Рома. — Сейчас бы продавцу оружия меня морали и жизни учить, — иронично ответил Пчёла. — Я за кулисами, а вы на передовой. В расход всегда пускают тех, кто виден, и твоя полумёртвая девушка тому прекрасное доказательство.~
Еле поднимая тяжёлые веки, ослепленные солнечным светом, девушка пыталась понять где она и что с ней. Голова раскалывалась от боли, а нижняя часть тела совсем не подавала сигналов — Ева запаниковала, боясь осознать, что теперь она парализована, и готова была расплакаться, вот только даже этого сделать не получалось. Аппарат, показывающий сердцебиение, начал часто пищать, вызывая в палату ораву медицинских работников. Она почувствовала как через катетер в организм поступило ледяное лекарство, и отключилась. Открыв глаза вновь, девушка увидела троих Пчёлкиных, трёх Ром и двух Филов, которые смотрели на её в упор с невероятно волнительными выражениями всех своих многочисленных лиц. Она покачала головой, сщурила взгляд, и наконец все парни остались в единичном варианте. — Проснулась, — выдохнул Витя и взял девушку за руку. — Какая же ты дура, — произнёс Рома и расслабился на стуле, откидывая голову назад. — Рот свой закрой, — рыкнул на него Пчёлкин. — Он прав, — слабо сказала девушка пересохшим ртом. — Так хочется… — Чего? Что принести? — Хочется сладкий чай, — забормотала тихо Ева. — Эклер шоколадный… И потрахаться. — Ну не так уж и сильно её жмыхнуло, должен сказать, — засмеялся Рома. — Нас тут трое, желаний тоже три. Я за эклером, а вы дальше сами делитесь. — Последнее желание попозже, — громко произнёс улыбающийся врач, незаметно вошедший в палату. — А чай с эклером можно, но аккуратно. — Я тогда мотнусь за сладким, скоро приеду, — Рома перед выходом поцеловал Еву в лоб и радостно скрылся в недрах больничного коридора. — Какие хорошие новости есть, доктор? — спросила шатенка, аккуратно поднимаясь выше на локтях. — Ну Вы очнулись, мозг не постарадал, — начал седой мужчина в очках с толстой роговой оправой, сев на край кровати. — Вот с нижней частью тела дела обстоят грустнее. Мне сказать при всех или лучше останемся тет-а-тет? — врач посмотрел на Фила и Пчёлу, стоящих на другой стороне. — Все свои, так что жгите, я готова, — грустно улыбнулась Романова. — Плохих новости две, — доктор снял очки и громко выдохнул. — Первая: у Вас, милочка, осталась только одна почка — в целом это мало повлияет на качество жизни, если вы будете принимать нужные лекарства и регулярно проходить обследования, — мужчина сделал паузу. — Вторая: вы не сможете стать матерью естественным путём. Пуля поразила правый яичник и маточную трубу, что уменьшает шанс беременности вдвое, но вот свинцовый налёт разошёлся дальше, оставив осадок и на втором яичнике… Его тоже пришлось удалить. Ева в недоумении посмотрела на Пчёлкина, и его застывший взгляд говорил громче любых слов — ошибка наёмницы обошлась слишком дорого. Фил смотрел в пол, жалея, что находится в палате в этот момент. — А кроме этого, всё хорошо? — откашлялся Витя и посмотрел на врача в упор, задумчиво сдвинув брови. — Если больше пулю не поймает — не увидимся, — улыбнулся мужчина. Дверь в палату открылась, показывая очередного гостя — с ярким букетом тюльпанов и большим белым пакетом с продуктами зашёл Белов, накинув медицинский халат поверх своего чёрного плаща. — Я не вовремя? — тихо произнёс он, оглядев мрачных друзей и врача, поправляющего капельницу. — Вот уж кто точно с детства ложку из кружки вынимал, так это вы, деточка, — пошутил он и вышел, оставляя свою пациентку наедине с парнями. Фил тихо засмеялся, закрываясь ладонью. — Можно мы с Евой поговорим? — спросил Саша, виновато глядя на Пчёлкина исподлобья. Блондин кивнул, и вышел вместе с Валерой на улицу, по пути доставая пачку сигарет. — Как самочувствие? — начал разговор Белый, уверенно сев на стул возле кровати. — Будто меня прожевали и выплюнули. Расскажешь почему я на крыше была не одна? — Ева тщетно пыталась скрыть злость. — Это моя вина… — тихо произнёс брюнет, глядя себе в колени. — Это я знаю. Откуда там появился ещё один снайпер? — Его прислал Каверин, желая меня спасти. Решил, что подмога понадобится, но забыл меня об этом предупредить. — А кто нападал на тебя возле дома, если не Лука? — допытывалась девушка, мотая все эти вопросы в голове даже будучи без сознания. — Это всё ФСБ-шники, — нервно сглотнул Белов. — Я не согласился на сделку, и они решили так на меня надавить. Не говори только парням, я должен сам. Заварил кашу – буду отвечать. — Не скажу, пока это для них безопасно. Что за сделка? — Оружие в Чечню везти… — Саша выдохнул и посмотрел в окно. — Я позавчера маму схоронил. — Мне жаль, — Ева коснулась рукава халата парня. — Хреново тебе живётся последние дни, наверное, да? Как справляешься? — Пью, — Белый грустно улыбнулся. — Мне с одной почкой это пока не вариант, — девушка опустилась на подушку, держась рукой за место на голове, куда её ударили прикладом, желая выключить из сознания. — Сколько жизней наше с тобой эго загубило… — В каком смысле? — Я допустила тупую ошибку из-за своей самоуверенности и подвела стольких людей. Себя, Витю… я не смогу родить ему ребёнка, возможно наша с ним история скоро из-за этого оборвётся, — Ева сжала губы, стараясь не дать воли подступившим слезам. — А у тебя больше не будет любящей матери. Виноваты в этом лишь мы с тобой. — И что будет дальше? — Белов внимательно смотрел на Еву, которая уже начала медленно обмякать в постели, почти потеряв весь запас сил. — Зависит от вывода, который мы сейчас сделаем, — тихо произнесла она, прикрывая глаза. — Главное — помнить, что выбираешь ты не только за себя, но и за всех, за кого взял ответственность. Плавно впав в сонную негу, Ева внимала обрывкам разговоров, которые велись в её палате. Она боялась не услышать голос Пчёлкина, проснуться без него, сидящего возле кровати, но сил сопротивляться накрывающей абсолютной темноте не было совсем. Она не знала, сколько времени была без сознания, но открыла глаза вновь, когда за окном была ночь. Вдали, на небольшой кушетке, спал Рома, накрывшись кожаной курткой, а в ногах Евы, положив голову на сложенные руки, спал Витя, сидя на неудобном жёстком стуле. — Ты ещё тут? — прошептала девушка и улыбнулась, плавно двинув ногой. Сонный парень посмотрел на неё в недоумении, а затем улыбнулся в ответ. Тепло, как умеет только он. — А где ты хочешь чтобы я был? — спросил он тихо и сел ближе, сплетя пальцы Романовой со своими. — Где-то с нормальной, правильной девушкой, — нижняя губа наёмницы задрожала. — С которой ты справишь свадьбу, сделаешь ораву красивых детишек и заживёшь счастливо в домике за городом. — Банальщина, — фыркнул блондин. — Избавишься ты от меня только с помощью пули в лоб. — Лучше разойтись сейчас, пока всё не зашло слишком далеко, — продолжила девушка. — Лучше ты сейчас замолчишь и дашь мне решать самому, я всё-таки взрослый дядя уже, — Пчёлкин, улыбаясь, нежно провел ладонью вдоль женской щеки. — Я всё обдумал. Конечно, не сюжет сказки, но мы же бракованные, как ты говорила. Мы всё равно детей не хотели, пока под пулями ходим, а ближе к делу что-нибудь придумаем, — Витя улыбался, пальцами ловя слезы, которые катились у Евы по лицу. — А я люблю тебя, между прочим… — сказала она, притягивая блондина к себе за ворот свитера. — А я догадывался, — Пчёлкин усмехнулся, наклоняясь ближе. — Я тоже тебя люблю, — парень коснулся губ Евы, целуя её мягко, трепетно и осторожно, стараясь не причинить вреда и боли. Пару прервал громкий хлопок двери, и Витя тревожно обернулся — Ромы на кушетке не было. — Он переболеет, — сказала Романова тихо, грустно глядя в закрытую дверь. — Хоть и не без труда. — Мы завтра возобновляем работу, — Пчёла решил сменить тему. — Буду приезжать по вечерам. У нас крупная сделка с оружием, по наследству от Луки досталась. Надо там всё разведать, изучить, через месяц стартанём с поставками. — Как раз я уже точно восстановлюсь, смогу помочь с ассортиментом, — наёмница улыбнулась, глаза её наконец заблестели. — Разумеется, — Витя взял кружку с горячим чаем и сел на освободившуюся кушетку. — А пока тебе надо набраться сил. Думаю, будет много работы после твоего больничного. Ева, вновь исчерпавшая энергетический ресурс, провалилась в темноту. На этот раз полностью растворяясь в ней, не тая страхов и не слыша противный голос своей матери, то и дело проклинающий её существование.