~
Пчёлкин вальяжно разместился в приватной комнате, одной рукой держа ароматную сигарету, другой — красную спинку широкого бархатного дивана. Сквозь пелену дыма он наблюдал за плавными движениями танцовщицы в ритм чувственной музыки. Стройная стриптизёрша с чёрными, словно вороное крыло, длинными волосами грациозно села между ног парня, позволяя расстегнуть свой красный лиф. Лишняя часть одежды была брошена в сторону, и девушка развернулась лицом к притягательному заказчику танца. Щекой она прильнула ко внутренней стороне его бедра и медленно потянулась вверх, ладонями опираясь на колени широко расставленных ног. Оголённой грудью коснулась его плоского живота сквозь чёрную рубашку, раскрытую на три верхние пуговицы. Витя делал затяжку и смотрел вниз на изгибы тела танцовщицы, не отрывая уверенного взгляда от её блестящей кожи, переливающейся всеми оттенками красного из-за неоновых ламп по периметру маленькой комнаты. Фигура стриптизёрши — идеальные «песочные часы» без намёка на изъяны. Молодая и прекрасная, гибкая и грациозная — от такой Пчёлкин раньше и сам бы потерял разум на одну длинную ночь. Но это не то. Девушка, не почувствовав обычную естественную реакцию на свои танцы, перешла к более активным действиям. Сев на колено зрителя, она выгнулась и провела тонкими пальчиками по телу — от ушей до низа живота. Чуть прикусила нижнюю губу и томно прикрыла веки, вздымая возбуждённую грудь. — Слушай, у нас запрещено трогать стриптизёрш, но если хочешь… — девушка приняла вызов упрямого незнакомца. — Крошка, ты давно танцуешь? — спросил Витя со снисходительным тоном. — Пару месяцев. А что, не нравится? — Она кокетливо надула губки и сжала грудь меж локтей, желая сделать её ещё более сочной и притягательной. — Нравится, но я ходил в стрип-клубы, ещё когда ты домашку делала, и от голой груди в метре от себя я уже давно стояков не ловлю, — парень усмехнулся. — Хочешь повеселиться — напиши свой номерок. — Я не сплю с посетителями клуба, — отрезала строго танцовщица. — О, как много раз я это слышал… — фирменная коварная улыбка Пчёлы появилась на свет. — Но если вдруг передумаешь — уверен, мы ещё увидимся. Он оставил несколько купюр на диване, гораздо больше, чем было нужно, и вышел за плотную багровую штору в ослепляющий свет софитов и лазерных лучей. Не торопясь, по пути здороваясь со знакомыми посетителями и сотрудницами «Доллс», Витя шёл в направлении выхода. С Космосом был уговор на встречу в «Метле» в два ночи, но уж слишком невыносимо было оставаться одному в узких стенах квартиры ещё хотя бы полчаса, потому он решил посетить стрип-клуб в надеждах оправдать свой позыв к онанизму вечером субботы, при открытых-то дверях всех своих любимых злачных мест. Пчёла вышел на улицу, где его поприветствовал ласкающий ветерок — из всех трёх месяцев лета Витя всегда любил первый, открывающий самый расслабленный сезон в году. Всё в июне ощущалось иначе — беспечно, наивно, словно вот-вот настанет беспроблемная полоса, стремящаяся к новым горизонтам. Тёплые долгие ночи, яркие закаты, привлекательные девушки в коротких воздушных платьях, открытые окна автомобилей, из которых доносятся песни с вершин хит-парадов. Пчёлкин затянулся сигаретой, стараясь отогнать воспоминания о прошлогоднем отпуске в Коста-Браве. «Чёрт, а у тебя и правда глаза цвета моря», — сказала тогда Ева, обхватив шею парня обеими руками. Ещё не протрезвевшие после весёлой ночи в местном клубе, они встречали рассвет по пояс в солёной воде, страстно целовались до головокружения и громко смеялись, стараясь удержать равновесие от накатывающих волн. Витя прижал окурок к асфальту носом лакированного ботинка и сел за руль своего белого «Вольво», желая скорее впасть в ту стадию алкогольного опьянения, где до него не будет доходить и намёка на присутствие в его жизни девушки с необычным именем и родом деятельности.~
— Ну что, как в старые-добрые? — провозгласил Рома, стараясь перекричать громкую музыку ночного клуба. — Да, давно мы вместе в такие места не выбирались, — растерянно кивнула девушка, осматривая битком заполненный танцпол. — Текила? — Заговорщически улыбнулся Игнатов и протянул Еве руку. — Текила, — кивнула она и вложила свою ладонь в его. Сквозь танцующие тела пара друзей пробиралась глубже, к самой дальней барной стойке из всех имеющихся. Клуб в «Метелице», как и казино, условно делился на зоны, где обитали разные классы млекопитающих: ближайшие ко входу танцпол и барная стойка всегда принадлежали «залётным», они приходят сюда раз в месяц, в день получки, быстро просаживают её и в расстроенных чувствах уезжают домой на заднем сиденье «десятки» дежурящего бомбилы-старожила Нового Арбата. Вторая же барная стойка принадлежала «сливкам общества» — здесь на высоких кожаных стульях восседали «малиновые пиджаки», музыкальные, кино и телевизионные продюсеры, и, разумеется, поднявшиеся по пищевой цепи торгаши, из карманов которых нарочито заметно торчали долларовые купюры. Зона «всё включено» для того, чтобы тебя показали по ОРТ в прайм-тайм: бандиты-спонсоры, рекламщики и владельцы главных рынков и торговых точек Москвы локализованы на десятке посадочных мест, главное — дождаться нужной кондиции и собрать флеш-рояль. Третья стойка — это «первый класс», более приватная и элитарная, здесь бесшумно, но очень дорого и продуктивно существовали политики, медиамагнаты, влиятельные главы теневых группировок и доверенные приближённые всех троих. Ева смогла разместиться здесь только благодаря Пчёлкину, здоровающемуся за руку с экс-главой министерства топлива и энергетики. — И как ты собираешься его искать в этой толпе людей? — спросил Рома, прикусывая дольку лайма и забавно морщась от кислоты цитруса. — Судьба сама приведёт его сюда, — девушка интригующе улыбнулась в ответ и слизала крупицы соли с кожи меж большим и указательным пальцем. Залпом она опустошила рюмку текилы, от чего глаза тут же заслезились. — Ну а если не судьба, то желание напиться, снять кого-нибудь, просто развеяться с Космосом… — Думаешь, он ходит по таким местам после завязки? Опасный манёвр… — Ну, глупо было бы ставить на своей жизни жирный крест. Если после того, как чуть не откинулся, он продолжит нюхать, то тут уж ничего не попишешь. Хотя он вроде всё осознал, мне так показалось, — Ева пожала плечами и попросила бармена налить ещё по одной. — Да и кажется он с Людой на всякое серьёзное настроен. Не знаю уж во что это выльется, но будем верить в лучшее. — Думаешь, они вместе сюда придут? Втроём? — Игнатов нахмурился, слабо представляя себе возможность того, что Пчёла будет играть роль «третьего колеса». — Думаю Люда достаточно адекватная, чтоб пускать своего парня попастись на лугу самостоятельно. Да, одинокий Пчёлкин, конечно, тот ещё дьявол, но он не дурак, чтоб склонять своего друга к измене и возвращению в яму с кокаином и безудержной яростью. Кос же как псина бешеная себя вёл, казалось, что легче пристрелить его, чем в нормальный облик вернуть, — усмехнулась Ева, вспоминая все свои ссоры с Холмогоровым и его дикие бегающие глаза в тот злосчастный день в больнице. — Н-да, Фил мне всегда из них всех больше импонировал, — вздохнул Рома. — Я думала, что Белов, — Ева удивлённо вскинула брови. — Он же тебе платит за товар выше рынка. — Деньги его мне очень нравятся, а вот он сам… — Парень слегка поморщился и протянул Романовой шот текилы. — Предлагаю за здоровье Фила! Стеклянные рюмки встретились в воздухе, и пара друзей выпила очередные пятьдесят миллилитров, держась за гладкую поверхность барной стойки. Они посмотрели друг на друга и глупо беспричинно рассмеялись. Обжигающий градус прозрачной текилы разлился по телу мягкой пеленой, притупляя рассудок. — Ещё три стопки, и я тебе не компаньон, — выдал Рома, подавляя вырывающийся смешок. Жестом он показал сотрудникам бара, что хочет пополнить запасы мексиканского алкоголя в крови. — Ещё три стопки, и я забуду, зачем пришла сюда, — Ева ударила друга по плечу и подняла голову к потолку. Зеркальный, идеально чистый и гладкий, в него можно было смотреть часами — макушки танцующих людей, лавирующих по узким проходам сотрудников клуба, бездвижных охранников, отражающийся свет ламп, лазерных лучей и клубов разноцветного дыма — всё это гипнотизировало и без того уже одурманенный разум наёмницы. Чуть приоткрыв рот, она изучала происходящее за барной стойкой и белёсую голову своего единственного друга, который отчего-то смотрел в одну точку. Медленно девушка опустила глаза, чтобы всмотреться в чуть поплывший взгляд Ромы. — Что хочешь сказать? — спросила она, заранее зная ответ. — Что просто пиздец как сильно люблю тебя, — произнёс Игнатов серьёзно. — И я тебя, — Ева тепло улыбнулась и поправила выбившуюся из чёлки парня прядь. — Ты точно хочешь к нему вернуться? Он точно относится к тебе так, как ты заслуживаешь? — Даже лучше, на свою беду, — кивнула девушка. — Тогда выпьем за твоё счастье, — лицо Ромы озарила искренняя улыбка, яркая, как солнечный свет. — Не чокаясь? — Наёмница усмехнулась, поднимая очередную порцию текилы ввысь. — На брудершафт. Правые руки, держащие стопки с алкоголем, сплелись меж собой в локтях. Смотря друг другу в яркие зелёные глаза, Ева и Рома сделали пару глотков из шотов, заставляя их опустеть. Выдержав неловкую секундную паузу, парень потянулся к щеке подруги и дотронулся её губами, едва касаясь. Терпкий аромат женского парфюма чуть вскружил ему голову наравне с текилой, и, чтобы не упасть с высокого стула, он крепче вцепился в поверхность барной стойки. — У тебя было два пункта в сегодняшнем плане. Первый — напиться — успешно выполнен. Пора переходить к танцам, — хриплым голосом произнёс Игнатов, кивнув в сторону танцпола. — Присмотришь за мной, чтоб глупостей не натворила? — спросила девушка, улыбаясь. Она опустилась на глянцевый пол и поправила поднявшееся до неприличного уровня переливающееся платье. — Я был рожден для этого, — грустно улыбнулся в ответ Рома. — Шуруй давай, и чтоб сегодня ночью я тебя в своей квартире не видел. Один отсюда сегодня я точно не уеду, спальня мне понадобится. Басы, отдающиеся в теле всё сильнее по мере приближения к эпицентру дискотеки, мерцающие вспышки прожекторов, и те самые идеальные сто двадцать восемь ударов в минуту в разрывающих колонки лучших современных треках — то, что так было сейчас необходимо. Протолкавшись в первые ряды, Ева подняла руки вверх и прикрыла веки, полностью отдаваясь процессу, растворяясь среди жарких тел и обволакивающего музыкального темпа. Длинные пряди волос приятно щекотали оголённую спину, руки изучали мягкую кожу собственного тела, бёдра, едва скрываемые блестящим платьем, кружились в ритме воли диджея за пультом. Именно этот человек в наушниках сейчас рулит жизнью и судьбой наёмницы, умело сводя треки друг с другом, как на танцполе сводятся люди. Мысли исчезали из головы с каждым движением тела, раскрепощённость и страстность приходили на смену рациональности и тревоге. Ева ощутила на своей талии мужские руки, прижимающие её ближе. Парень позади двигался в такт её телу и совсем не стеснялся быть настойчивее — он прильнул к её шее губами, обдавая кожу горячим воздухом. Сигареты, дешёвый алкоголь, отдающий спиртом, а не нотками мёда и корицы, которые должны быть сейчас рядом. Одеколон явно эконом-класса, часы на запястье с потёртым ремешком — всё в этом напарнике по жарким танцам было неправильным, не тем, и девушка резко одёрнула наглеца, потянувшего руки под короткий подол её платья. — Ну что ты, малышка, не твори глупостей, — протянул он жеманно, игнорируя желание Евы и придвигаясь ближе к ней. — Последний раз тебя предупреждаю, — громко прошептала она на ухо незнакомцу. В ответ он опустил широкие ладони на ягодицы Романовой и сжал их, подписывая тем самым свой приговор. Наёмница хищно улыбнулась, а глаза её вмиг потемнели — она схватила парня за макушку и с силой потянула вниз, вводя в молниеносное замешательство. Не успев моргнуть, парень с шипением опустился на колени, держась за сломанный нос, из которого мощным потоком полилась горячая кровь. Ева с удивлением повернула голову, не успев даже замахнуться — с разбитыми костяшками, разгневанно дыша, стоял Витя. Раздираемый ненавистью и яростью он смотрел на жалкого гостя «Метелицы», посмевшего переступить его, Пчёлкина, обитель и покуситься здесь на самый главный артефакт. — Учись принимать отказы, мудло, и приоденься перед тем, как сюда приходить, — Витя достал кошелёк из кармана пиджака и бросил в окровавленное лицо горе-танцора три купюры номиналом в сто долларов. — Как тебя вообще пропустили сюда, блядь… Пчёла осмотрел Еву с ног до головы, завороженно останавливая взгляд на бликующих пайетках платья в зонах изгибов любимого и желанного тела. — А ты, как всегда, прекрасно выглядишь, — грустно улыбнулся парень, подмигнул и устремился к выходу сквозь толпу, продолжающую танцевать, как ни в чём не бывало. Ошарашенная Романова, чей боевой настрой и текила выветрились в ту же секунду, когда её глаза поймали взгляд Вити, еле пробралась к барной стойке. Ромы уже и след простыл, наверняка уехал домой, решив, что его миссия выполнена, и до девушки только сейчас дошло, что её пиджак и сумка с деньгами и карманным пистолетом остались в его машине. Беспомощная, одинокая, трезвая и униженная — чего ещё можно было ожидать, послушав своё сердце вместо мозга? Она обернулась через плечо и тут же пожалела об этом — Витя дарил свою фирменную улыбку группке каких-то юных девиц, пока Космос позади него перешучивался со знакомым барменом. В запале громкого смеха Холмогоров повернул голову и заметил наёмницу. Абсолютно потерянно, разбито она смотрела на Пчёлкина, держась за барный стул до побеления костяшек. Прекратив гогот в ту же секунду, он ринулся к Еве, расталкивая своим массивным телом всех на своём пути. — Ты меня спасла, теперь моя очередь, — декларировал он тут же, не здороваясь и не задавая никаких вопросов, и без того ему предельно понятна вся плачевность ситуации. — Купи мне «Вдову Клико» и одолжи денег на такси, — словно робот монотонно протараторила девушка. — И пиджак. Днём я всё привезу. — Я тебя сам отвезу, — твёрдо ответил Кос и подозвал бармена, повторив ему пожелание Евы. — Не утруждайся, всё нормально. Мне просто нужно немного налички и прикрыть сиськи от глаз таксиста, — Романова натянуто улыбнулась. Она забрала со стойки открытую бутылку шампанского и, взяв Космоса под руку, последовала за ним — вежливо извиняясь перед всеми задетыми, он толкался в сторону мигающих входных дверей. Пчёлкин, наблюдающий это со стороны с виновато-непонимающим выражением лица, отвлёкся от бессмысленных разговоров щебечущих симпатичных девушек. Семенящая на каблуках за Холмогоровым Ева не опускала головы и свысока осматривала всех окружающих «Метелицы». Крайне редко она приходила сюда без долгих уговоров, непонятно, зачем она заявилась сегодня добровольно? — Шеф, тут твоя зарплата за месяц, отвези эту даму, куда её душа пожелает, и чтоб ни волосинки с её головы не упало, договорились? — Кос, согнувшись в две погибели, просунул голову в водительское окно и протянул пачку денег водителю грузинской наружности. — Всё сделаю в лучшем виде, — подмигнул он. Ева обернулась чёрным пиджаком потуже — такого исполинского размера ей вполне хватило на то, чтобы прикрыться едва ли не целиком, и сказала Космосу «спасибо» напоследок. С сожалением он улыбнулся ей вслед и потянулся за сигаретой из красно-белой пачки «L&M», которую растягивал уже целую неделю. К превеликому сожалению парня, она осталась в кармане отданного взаймы предмета одежды. — Куда едем, красавица? — спросил таксист, глядя на пассажирку в салонное зеркало. — В высотку на Кудринской площади, — ответила Ева, поднося к губам бутылку ароматного шампанского.~
Пчёлкин поднимался на лифте, устало массируя виски. Равнодушно он осмотрел себя в мутном зеркале и только благодаря отражению вспомнил, что участвовал в заварушке — запёкшаяся кровь на костяшках и уже заживающие раны стягивали тонкую кожу на правой руке. На автомате парень вышел на лестничную клетку и громко зазвенел ключами от презентабельной, но ненавистной пустой квартиры. Что-то необычное показалось ему в привычном ритуале — тягучий аромат крепких сигарет Космоса откуда-то из-за спины. — Почему ты не съехал отсюда? — спросила Ева, и её голос тихим эхом разлетелся по этажу. Она сидела на чёрном пиджаке Холмогорова, невесомо болтая босыми ногами. Чуть размазанная тушь, растрёпанные волосы и сигарета между худых пальцев. Приоткрыв пухлые губы, она выпустила серый дым, не отрывая взгляда от Вити, стоящего внизу возле высокой входной двери из тёмного дуба. — Она моя, — ответил парень. — Купил её за день до той встречи с Асланом, думал тебя обрадовать, как вернусь из Берлина. Но она на продажу выставлена, скоро улетит, наверное. Удар под дых. Ева тихо сглотнула ком в горле и сделала глубокую затяжку, желая вытеснить болезненное чувство никотином. — Зачем приехала? — Пчёлкин опёрся спиной на стену. — Решила, что если уж позориться, то позориться до конца, — усмехнулась девушка. — Ну да, полумеры не про тебя, — Витя выдохнул и едва заметно закивал головой. — Я не хотел бы, но проходи. Нечего нас всем соседям слушать. Ева пропустила «не хотел бы» мимо ушей — и так осознаёт, что ей тут не место. Она легко спрыгнула с подоконника, накинула пыльный пиджак на плечи и подняла скинутые на кафель туфли. Пустая бутылка «Вдовы Клико», стоящая рядом, с грохотом упала, но девушка ловко остановила её ногой, преграждая путь к громким прыжкам по лестнице. Пчёлкин открыл дверь и впустил наёмницу вперёд. Привычно она озарила светом люстры прихожую, памятуя, где находится выключатель, и тихо усмехнулась этому. Она дома, но здесь ей не рады — с детства знакомое чувство. — Где гостиная ты тоже помнишь, да? — спросил Витя, сложив руки на груди. Ева молча прошла в комнату и аккуратно села на край уютного бордового дивана, полюбившегося ей с первого взгляда. Осмотревшись, девушка убедилась, что тут за полгода ничего не изменилось, лишь совместные фото исчезли с полок лакированного серванта. — Начинай, — громко произнёс Пчёлкин, наливая в свой бокал любимый «Хеннесси». Не порцию и не две, а до краёв, предполагая тяжёлый и долгий диалог. Он посмотрел в окно — уже светало. — Я хочу извиниться за то, что ушла тогда, — начала Ева. — Правда, мне… очень жаль. Я совершила ошибку, — спрятанный ком в горле начал подниматься вновь. — Я испугалась. Просто испугалась. Витя сел в кресло напротив и сделал глоток коньяка, не отрывая взгляда от девушки. Выглядела она крайне несчастной. Раздавленной. Никогда раньше ему не доводилось видеть её такой. — Просто испугалась… — повторил парень, глядя в зелёные глаза напротив. — Я ведь говорил тебе не возвращаться, Ев. Я просил тебя об этом, и сейчас ты думаешь, что можешь заявиться в коротком платье и сказать «мне жаль»? Я отпущу твои грехи и всё забуду? — Вить, я не… Я не хотела так поступать, — от холодного тона и хлёстких слов девушка сжалась в комок, однако взгляда не отвела. Она получала по заслугам. — Я не понимаю, что это значит. Что-то из разряда: «я не изменял, она сама упала мне на член». «Я ушла от тебя, но не хотела» — я не понимаю, объясни, — Пчёлкин пытался держать себя в руках, заливая алкоголем возникающую горечь. — Мне стало страшно, — обняла себя руками Ева. — Я никогда в жизни никого так не любила. И это так меня шокировало, что я не понимала, как мне вообще с этой любовью быть. Вся эта… ответственность, совместное жильё, машина, планы, отпуска, работа — это такое… Непривычное. У меня никогда этого не было. Я не знала, что с этим делать. — Как нормальные люди — ценить, беречь и наслаждаться. Не приходило это в твою мудрую голову? — Ещё глоток, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Я не была готова к этому. Правда. Только недавно поняла, насколько прекрасен был мой мир с тобой. Наш мир, — предательские слёзы встали в глазах. Совершенно несвоевременно. — Так ты сама его разрушила, — нарочито равнодушно пожал плечами Витя. — Ушла, когда была мне нужна больше, чем когда-либо. Меня чуть не убили два моих друга, пока третий через стенку боролся за жизнь. Я был уверен, что ты меня поддержишь, но вместо этого ты решила меня добить. Сейчас сидишь тут, клянёшься в том, что должна была показать в тот ёбанный день, и ждёшь, что я улыбнусь тебе и поцелую в лобик? А ты не охуела? Парень подскочил с места, больше не в силах сдерживать себя. Ева стыдливо опустила голову и запустила пальцы в волосы, не желая показывать град катящихся по щекам горячих слёз. — Я не твой родитель, чтоб постоянно с тобой нянчиться, терпеть твои выходки и ждать, что ты выдашь в очередной раз. Почему я должен объяснять тебе, как всё устроено у обычных людей?! — Я предупреждала тебя об этом в самом начале, я всё тебе проговаривала, и ты на всё был согласен, — тихо ответила Романова, поднимая подавленный взгляд на разгневанного любимого. — Я видел тебя еле живой, я принял последствия твоей ошибки на стрелке с Лукой, я помогал тебе в восстановлении и не мешал, когда ты уходила от покровительства Белого в собственное дело, — Витя загибал пальцы на руке, перечисляя каждый свой поступок. — Я не в состоянии объяснить тебе что такое «нормальная жизнь», ведь с твоим появлением она у меня закончилась! Если б я мог вернуться в прошлое, я бы всё сделал, чтобы с тобой не встретиться. Эти слова, подобно лезвию ножа, полоснули Еву по шее, выпуская всю жизнь через безостановочные потоки крови. Наёмница захлёбывалась ей, отчаянно хватаясь обеими руками за открытую смертельную рану. Наяву происходил самый страшный её кошмар. — Ты это несерьёзно… — тихо произнесла девушка, еле выдавливая из себя звуки. — Ещё как серьёзно! — Пчёлкин подошёл к девушке вплотную и сел на корточки, чтобы смотреть в её потухшие зелёные глаза на одном уровне. — Вся из себя особенная. Сложная, блядь, до невозможности, тебе нравится быть такой! Не ври, что не наслаждаешься тем, что такая несчастная! Это же твоя главная фишка, твоя изюминка! Я всё делал, чтоб тебе было хорошо, а ты всё равно дала по съебам, неужели надо было обращаться с тобой как с каким-то куском говна, чтоб ты никуда не делась? — Ты изюминкой сейчас назвал мою жизнь? Ты правда думаешь, что я хочу быть несчастной? — Насупила брови Романова. Каждая фраза била в самое сердце, оставляя глубокую рану внутри. Всё, чего она так боялась услышать из уст Пчёлкина, выходило наружу прямо сейчас. — Я не знаю, Ев. Я нихуя не знаю! — Парень поднял руки вверх и замотал головой из стороны в сторону. — Когда я думал, что мы живем идеально, даже купил эту квартиру под нас — ты ушла без объяснения причин. Ты и зацепки не оставила, хотя я не давал тебе поводов. Как я могу хоть что-то знать после этого? — Прости меня, Вить, я… трусиха. Я ужасный человек, и я сделала тебе больно, но я правда люблю тебя… — Наёмница потянула трясущиеся руки к лицу Пчёлы, но раздражённо он отпрял в сторону и вытянулся в полный рост. — Ты любишь чувствовать себя любимой, а не меня. Я тебя избаловал этим, сам виноват, — Пчёлкин пожал плечами и отошёл к креслу, встав к девушке спиной. — У меня была всего одна просьба, повторю её ещё раз: я хочу, чтобы ты ушла. Мне физически плохо от того, что ты рядом. — Я уйду. И больше не вернусь. Мы умрем друг для друга, тебя это устраивает? — Ева поднялась с дивана, собрав себя и остатки своего самоуважения в кулак. Хватит на сегодня унижений, хлебнула сполна. — На все сто процентов, — хладнокровно ответил парень, не поворачивая головы. — Раз уж это наша последняя встреча, я бы тоже хотела тебе сказать кое-что. Твой монолог о том, как ты несчастен, очень меня впечатлил, — Романова чуть прикусила губу и сощурилась, пытаясь сконцентрироваться на нужных чувствах, диким роем бушующих на душе. — Тебе больно, я вижу. Я пришла и испортила тебе жизнь. Я виновница всех твоих проблем… — Я не говорил этого, — улыбнулся краем рта Витя и сел в кресло с бокалом коньяка, отпитым наполовину. — Я не перебивала тебя, и ты будь добр выслушать, — грубо парировала наёмница, оседлавшая внутреннего дракона ненависти, готового напалмом жечь всё на своём пути. — Сидишь тут весь из себя ангел, важная-не-в-рот-ебаться-персона, обвиняешь меня в том, что я упиваюсь своим горем и кайфую от собственной грязной натуры, но ты кто такой, чтобы судить меня? — Презрительно она посмотрела на бывшего парня сверху вниз. Молча он сделал глубокий глоток «Хеннеси» и вальяжно склонил голову набок. — Вырос в спальном районе Москвы в полной семье с эрудированными и любящими тебя родителями, учился всего в одной школе и с детского сада якшаешься с одними и теми же пацанами. Тебя жизнь начала по-настоящему ебать, когда тебе стукнуло двадцать. Что ты вообще о реальном мире знал до этого? — Ты хамишь, а я эту черту не переходил, — деловито покачал указательным пальцем Пчёлкин с коварной улыбкой на лице. — Я слишком много говна в жизни поела, чтобы продолжать после него вытирать рот белой салфеточкой. Ты жалеешь, что встретил меня, ну а я жалею, что слишком сильно открылась тебе. Мало того, что ты мало понял, так ещё и пустил это против меня, а это низко. Ты всегда был гораздо выше в моих глазах, — девушка медленно отчеканила каждое слово в последней фразе, вселяя в неё весь запас презрения, что оставался в почти опустевшем арсенале. — Ты не заденешь меня этими словами, я достаточно уверен в себе, чтобы жить без твоего мнения, — парень закатил глаза и опустил пустой бокал на кофейный столик. — А вот тебе всегда нужно ощущать свою важность. Тебе всегда на всё необходимы рациональные причины, даже на то, чему их быть не может! — Витя развёл руками в сторону и улыбнулся. Дико, на грани истерики. — Ты хочешь контролировать всё вокруг, потому что боишься упустить из виду тот момент, когда перестанешь быть нужной. Плохая новость — со мной ты уже давным-давно проебала его. Я был с тобой не потому, что ты охуеть какая полезная, а только потому что люблю. — «Люблю». Не «любил», — поймала нужные слова Ева. Внизу живота плавно начал завязываться узел. — Да, блядь, я люблю тебя, но это что-то меняет?! — Плотно Пчёлкин подошёл к девушке, сократив дистанцию до минимума. — Ты любила меня, но все равно закрыла эту дверь! Почему?! — Потому что я боялась, что ты причинишь мне такую боль, какую я просто не переживу, ведь на тот момент не было никого важнее и ближе, чем ты! — Отчаянно Ева ударила ладонями парня во вздыбленную грудь и посмотрела в его голубые чистые глаза, то и дело меняющие оттенок с умиротворённого лазурного до пугающего тёмно-синего. — Ты дал мне заботу, любовь, семью, работу, друзей, и ты же мог всё это отнять. В любой момент! — Девушка отстранилась, прислоняясь к стене за спиной. — Я не готова была быть такой уязвимой! Ты держал дуло у моего виска, а я не привыкла к таким ощущениям. — Пулю в итоге пустила ты, а не я, — тихо ответил Пчёлкин, облизывая пересохшие губы. — Её полёт не остановишь, если верить законам физики, — Ева сделала тихий вдох, желая снять спазм с лёгких, окутанных ужасом от происходящего. Она сделала уверенный шаг в сторону арки в стене, ведущей в прихожую, и попятилась назад, к выходу, не отводя взгляда от стоящего в комнате раскрасневшегося Пчёлкина. Не хотелось упускать зря последние секунды, отведённые им на двоих. — Я много ошибок сделала в своей жизни, чтобы стать той, кто я есть. В целом… Я сама одна большая ошибка. Но я всегда ценила в нас с тобой честность, и я искренне благодарна тебе за всё. Ты делал меня лучше, а я, надеюсь, делала лучше тебя, — наёмница поджала губы и поправила волосы, спадающие на лицо. — Я правда люблю тебя. И потому готова выполнить твою просьбу. Боль сковала всё тело Евы, как тогда после выстрела снайпера. Зияющая гниющая рана на сердце открылась словно язва — такие не поддаются лечению, оставаясь болезненным шрамом на всю оставшуюся жизнь. Романова сделала всё, чтобы превратить себя в ходячий труп, и никто, кроме неё самой, не был в этом виноват. Пчёлкин молча наблюдал, как она надевает туфли, застёгивая чёрный ремешок не слушающимися пальцами, вытирает слёзы, бескрайним потоком струящиеся по лицу. Ева точно станет причиной его гибели или безусловного счастья — пан или пропал. Но этот риск стоит всех свеч. Витя бросился в сторону двери, преграждая девушке дальнейший путь. Повернувшись к ней лицом, он внимательно всмотрелся в зелёные глаза, желая вновь зажечь в них тот огонь, что был потушен необдуманными поступками. — Не надо снова совершать ошибку, — тихо произнесла наёмница, ощущая, как сердце в грудной клетке замедляет свой ход. Пчёлкин прислонился своим лбом к её и нежно провёл тыльной стороной ладони по женской щеке, ловя пальцами катящиеся капли слёз. Ева вновь хотела что-то сказать, но не успела — неожиданный поцелуй прервал ход мыслей, а мягкие губы со вкусом коньяка пропустили через её тело удар тока. Парень запустил одну руку в тёмные длинные волосы девушки, второй прижал её к себе, едва касаясь оголённой мягкой кожи на спине. Сегодня не хотелось быть с ней грубым и настойчивым, на это у них теперь вся бесконечность, аккуратность и нежность, желание защитить и не спугнуть — через мягкий неторопливый поцелуй Витя хотел показать это той, кого больше не отпустит бороздить жестокий мир в одиночку. Растворившаяся в объятьях Романова находилась на грани сознания. Всё родное снова рядом — аромат любимого древесного парфюма вперемешку с сигаретами и элитным алкоголем, губы, по которым она так тосковала, крепкие руки, поднявшие её в воздух в чувственных объятьях. Девушка обвила ногами талию Вити, не прерывая благоговейного поцелуя, и с каждым легчайшим касанием бабочки внутри её живота оживали, разлетаясь по всему телу. Пчёлкин внезапно отстранился, чтобы наполнить опустошённые лёгкие сладким воздухом и аккуратно дойти до освещённой ярким утренним солнцем спальни, в которой когда-то была поставлена точка в этих бракованных отношениях. Нежно, словно фарфоровую куклу, парень опустил Еву на кровать, превращая точку в запятую. Встав на колени, он аккуратно снял с девушки босоножки и коснулся губами её икр, плавно поднимаясь выше и оставляя мокрую дорожку из нежных поцелуев. Дыхание Евы сбилось, а сердцебиение совсем потеряло ритм, когда Витя невесомо коснулся зубами кожи на коленке, мягкими светлыми волосами щекоча внутреннюю сторону бёдер. Девушке не хотелось запускать пальцы ниже, не хотелось направлять и контролировать процесс — Пчёлкин всё сделает так, как она любит, ведь он знает каждую клеточку её тела и как с каждой из них обращаться. Закинув ноги Романовой себе на плечи, он поднял мешающий подол платья и коснулся пальцами ткани её кружевного белья. Медленно он массировал возбуждённый клитор, с восхищением наблюдая за тем, как любимая сминает чёрные атласные простыни в руках и тихо сладко постанывает, не в силах сдерживаться. Пальцы её ног сжались от удовольствия, когда ставшие ненужными трусики улетели на пол рядом с кроватью, а Пчёла наконец прильнул к столь желаемым губам между стройных ног наёмницы. Его расслабленный чувственный язык и пальцы, нежно и одновременно властно держащие женскую талию, были причиной, по которой Ева дрожала и покрывалась мурашками. — Как же я скучал, — сказал парень вдруг, прерывая сладкие пытки буквально на долю секунды. От этих слов у Романовой голова пошла кругом, и она счастливо улыбнулась впервые за мучительные полгода. Находясь под гипнозом ловких движений Витиного языка, она гладила свою шею и ключицы, ловя воздух опухшими от поцелуев губами. Пчёлкин упивался девушкой, как желанным десертом, сбивчиво произнося «моя», и только от этих его слов девушка готова была затеряться в вихре мощного оргазма. Парень отстранился, когда тело Евы затрепетало в волнах достигнутого удовольствия, и склонился над ней сверху, желая запечатлеть этот момент в своих воспоминаниях навсегда. Раскрасневшиеся щёки, раскинутые по гладкой простыне блестящие волосы и вновь зажжённые яркие звёзды в изумрудных глазах — его Ева прекрасна. Его Ева должна быть всегда рядом. Он взял её руки в свои, крепко переплетая пальцы в замок, и поднял их девушке за голову. Носом коснулся её шеи и слегка прикусил мочку уха, от чего Романова изогнулась в пояснице, подаваясь навстречу возбуждению Пчёлкина, которому было уже болезненно тесно в брюках и боксерах. От этого касания он тихо втянул воздух, но оставлять следы из поцелуев на бледной чувствительной коже не прекратил — слишком наслаждался видом едва держащейся в сознании Евы, чьи веки трепетали от каждого, даже мимолётного, движения. — На нас слишком много одежды, — произнесла она хрипло и потянулась к лицу Пчёлы. Девушка оттянула его нижнюю губу на себя и запустила язык в рот, начиная чувственный глубокий поцелуй. Витя ответил, сплетая её пальцы со своими ещё крепче. Ева ногами притянула его тело к своему ближе, цепляясь пайетками на платье за ткань чёрной рубашки — только эти отвлекающие детали заставили пару оторваться друг от друга. Пчёлкин поднялся с кровати, чтобы снять с себя лишнюю одежду, и, расстёгивая пуговицы на рубашке, засмотрелся на девушку — освещаемая солнечными лучами, ласкающих её бархатную кожу, она плавно стягивала платье вниз, оголяясь целиком. Её возбуждённая грудь в тёплом утреннем свете завораживала, и Романова, уловив этот взгляд парня, провела пальцами вдоль своего тела — от ямочки меж ключиц до низа живота. Девушка легла на подушку и чуть развела ноги — достаточно, чтобы возбуждённый донельзя Пчёлкин наконец вернулся в постель и взял её лицо в ладони, накрывая пухлые губы с ароматом черники своими. Долгий страстный поцелуй, от которого стоны вырывались из уст обитателей этой комнаты, был подобен шаровой молнии. Сконцентрированное в двадцати квадратных метрах возбуждение и чувственность. Пчёлкин сел в центре широкой кровати, притягивая Еву к себе за подбородок. Податливо она опустилась на его бёдра, и Витя, более не в силах сдерживаться, вошёл в её вожделенное лоно, прикрывая глаза от мощной волны удовольствия и сжимая талию в сильных руках. Идеально он заполнял её внутри, обдаваемый жаром и растекающейся реками влагой. Ненасытно двигался, желая насладиться каждой секундой, каждым стоном, тягучим и совершенным — грациозно девушка выгибалась в его объятьях, а он ловил её губы в томных поцелуях, не отрывая дикого взгляда от горячего, двигающегося на нём тела. Она целиком растворялась в ощущениях — Витя был совершенным, созданным для неё. Лучший любовник, самый заботливый и любящий человек в её жизни — ради него наёмница была готова убить кого угодно, сделать что угодно, лишь бы никогда снова не терять этих голубых глаз. — Чёрт, как же я люблю тебя, — шептала она парню на ухо, ускоряя темп. Активнее она скакала на пульсирующем твёрдом члене, сбиваясь с темпа, впадая в небытие — нет сейчас ничего важнее, чем чувствовать Пчёлкина в себе. Стенки сжимались, предвосхищая очередную волну оргазма, и Романова толкнула парня на матрас, располагая в горизонтальное положение. Витя сжал её грудь в руках и тихо, с хрипотцой в голосе, произнёс имя. Имя, неосознанно срывающееся с его губ с каждой одноразовой любовницей. — Ева… Пик удовольствия настиг его с силой урагана — изливаясь внутрь Романовой, у парня потемнело в глазах. Девушка без сил упала рядом, располагая голову на его плече. Длинным ноготком, окрашенным в чёрный лак, она водила по животу Пчёлкина, восстанавливающему дыхание, и наслаждаясь тем, как светлые волосы в его шевелюре меняют цвет в утреннем свете. Рыжий, пшеничный, золотой, даже платиновый… Палящее смертоносное солнце явно неравнодушно к этому человеку. — И что теперь? — с лучезарной улыбкой спросила Ева, убирая мокрые пряди со лба любимого. — Будем учиться… — Пчёлкин повернулся лицом к девушке, внимательно всматриваясь в блестящие зелёные, цвета летней травы, глаза. — Нормальной жизни.