***
Какаши всегда считал себя человеком уравновешенным и даже слишком, но у Сакуры единственной получалось выводить его из себя. И связано это, конечно, было не с ней самой, а с его чувствами к ней, которые просто были. Преступи приказ любой из подчинённых, Какаши бы не задело. Выдал штраф, наказание, уволил и пошёл вечером своей дорогой. Какаши было всё равно на девяносто процентов людей в его окружении. Сакура принадлежала к оставшимся десяти, и потому как реагировать на её неповиновение, он не знал. Тем более неповиновение в таком виде. Нет, его мало беспокоила та глупость, которую Сакура придумала, чтобы добиться своей цели. К какой только лжи ради прикрытия не прибегали шиноби — дело обычное. Раздражали вещи гораздо более глубокие, лежащие в основе лжи и неповиновения. Влияющие на реальную жизнь. — Собирайся, — сказал он коротко, ненавидя себя и её за глупость ситуации. И, пожалуй, за кроткость взгляда зелёных глаз, которые пытались спрятаться. — Каким я буду мужем, если позволю жене жить одной, верно? Какаши ощущал себя монстром в момент, когда имел право злиться. Она была виновата, не он. Служанка за его спиной была довольна: она по её мнению выполнила долг, примирив супругов. Хотя едва ли такой способ примирения сработал бы, находись они в действительно такой щекотливой ситуации, кою описала Сакура. Переодеваться Сакура не стала, просто подхватила походную одежду с набедренной сумкой и быстрым шагом направилась к выходу. Какаши дал ей фору, намеренно спокойно следуя на десяток метров позади и позволяя Сакуре сохранить лицо перед сотрудницей отеля. Однако как только дверь за ним захлопнулась, Какаши не выдержал: — О чём ты думала? — спросил он и нахмурился. Пусть голос и звучал по обыкновению ровно, но внутри всё клокотало. Загоняя себя в рамки самоконтроля, Какаши засунул руки в карманы. Не двигаться — лучшее решение, когда эмоции давали сбой. Сакура медленно опустилась на диван, избегая его взгляда. — Для тебя это игры и шутки, должно быть. Но даже если опустить факт, что я не хотел, чтобы ты шла со мной на эту миссию, твоё нахождение вне Конохи сейчас незаконно. Находящиеся на службе шиноби не имеют право находиться вне деревни без приказа Хокаге. Юридически ты сейчас отступник. Она и сама всё это знала, зачем он повторял? Но если знала, зачем сделала? Какаши покачал головой: — Ты не думала, что Цунаде имеет полное право отправить за тобой АНБУ для устранения? С момента, когда ты выучилась её техниками, ты перестала принадлежать себе. Твои знания принадлежат Конохе. Как тебе такой взгляд на вещи? По-твоему, это весело? Судя по мгновенно изменившемуся взгляду, она даже мысли такой не допускала. Ей ведь всегда позволялось чем больше, чем другим. Сакура долго молчала, прежде чем глухо ответить: — Не весело, Какаши. Я большая и разумная девочка, и в моей мотивации не было ни жажды игры, ни шутки, — сказала она, меланхолично перебирая воздух длинными пальцами. Разговор завис между ними, как случалось всегда, когда они не хотели говорить о серьёзном, но приходилось. Пожав плечами, Сакура грустно улыбнулась. — А я так рассчитывала на тихий вечер в кои-то веке. Не случилось. — Ты сама виновата. Улыбка на её губах медленно померкла, и что-то в атмосфере неуловимо изменилось. Какаши нутром чуял. Взгляд, которым она его одарила, заставил напрячься. А когда Сакура поднялась с дивана, Какаши силой воли приказал себе не двигаться с места. Первым желанием было отступить. Остановившись напротив, Сакура запрокинула голову и призналась: — Ты сказал, что мы друзья, а не коллеги. Что ты не мой начальник, а я не твоя подчинённая. Ты попросил опустить суффиксы. Но, честно говоря, просто обращаться друг к другу на «ты» — это далеко не всё, — облизав губы, Сакура сделала паузу и продолжила: — Я здесь и это — мой ответ. Я смогу пережить смерть Шестого Хокаге, но не Какаши Хатаке. Какаши замер, внимательно рассматривая стоящую перед ним девушку. Женщину. Она не смущалась, не колебалась и не отводила глаз. Сакура смотрела на него так, словно имела на это право. Он не стал возражать, что не собирался умирать, потому что это была бы ложь. Смерть следовала по пятам любого шиноби и могла настигнуть в любой момент. Какаши и без того пережил слишком многих. Он был готов умереть, но забирать с собой Сакуру — нет. Какаши не стал говорить, что не смог бы пережить её смерть, потому что знал — смог бы. Кладбище деревни было полно могил близких ему людей. Просто в каждой была похоронена частичка его души. Могил было настолько много, что до последнего времени он сомневался, что от души вообще что-то осталось. — После войны я была потеряна, — сказала Сакура. — А ты подставил плечо и показал путь выхода. Я ещё много в чём не уверена и много чего не переосмыслила, но одно… — голос её внезапно сорвался, и договорить она не смогла, вместо этого закончив: — Просто позволь мне быть рядом. Давай сделаем это вместе. Сделаем что? Умрём? Какаши хмурился, не отрывая от Сакуры взгляда. Она выглядела слишком тихой, но решительной. И противопоставить этому он ничего не мог. В этот данный момент — не мог. — В конце концов, я обещала, что не брошу тебя, — улыбнулась краешками губ Сакура. — Признайся, тебе нужен кто-то, кто будет приглядывать за тобой. От смехотворности заявления Какаши не сдержал тихого смешка. А девчонка, чувствуя, что он начинает сдаваться, продолжила давить, с наигранным ужасом прошептав: — Мы оставим твои фетиши между нами! — Это грязная игра, Сакура, — низко ответил Какаши, коротко улыбнувшись под маской. Для женщины, которая чаще старательно избегала любых намёков на секс, сейчас она вела себя подозрительно раскрепощённо. И Какаши прекрасно понимал, почему. Чего ни сделаешь, чтобы успокоить и умаслить. У неё восхитительно получалось. — У меня недостаточно опыта, чтобы выигрывать честно. — ответила Сакура и, ткнув пальчиком ему в нос и тем самым второй раз за вечер выбив из колеи, хитро улыбнулась: — Если я прощена, предлагаю приготовить ужин. Стоило ей развернуться и упорхнуть из гостиной, как Какаши выдохнул и покачал головой. Сакура играла на его нервах, интуитивно останавливаясь, когда дальше заходить было опасно. Уникальная проницательность для особы её уровня эмоциональности. И, пока последний барьер сохранялся, правила работали. На кухне затрещал электроподжиг, и включилась вытяжка. Какаши бросил на проём, где исчезла Сакура, последний взгляд и скрылся во внутреннем дворе. Он легко мог продавить свою волю и заставить её вернуться в Коноху, но, несмотря на все доводы «за», не стал. Случилось ли это потому, что доводы Сакуры звучали достаточно убедительно, или из-за его собственного эгоизма, он не знал. До последнего желая оставить последний выбор за ней, возможно, своими решениями он только больше её подталкивал.***
Сакура резала овощи трясущимися руками, рискуя порезаться. Лезвие разве что чудом не соскальзывало. Резко отложив нож, Сакура выдохнула и опустила голову. Рядом на сковороде шкварчал бекон. Она, вероятно, совсем обезумела так себя вести. Почти откровенно заигрывая и норовя уничтожить всё, что имела. Но это произошло непроизвольно, поднявшись зудящим желанием из глубин подсознания. Как происходило каждый раз, когда он злился. Как. Горячо. Он. Злился. Игнорировать жажду распалить его раздражение, вывести из себя, чтобы самоконтроль полетел к чертям, чтобы исчезла эта леноватость?.. Практически невозможно. Видели боги, Сакура боролась с этими тайными и навязчивыми мыслями. И в этот раз проиграла. Потому что под внимательным, загипнотизированным тёмным взглядом она внезапно почувствовала себя восхитительно. Интересной. Желанной. Подавляя жажду заскулить и забиться в тёмный угол, Сакура зажала рот ладонью. Воистину вечер восхитительных открытий. Для неё не были секретом собственные реакции на Какаши. Её чувства имели разные грани, и за месяцы совместной работы она успела познакомиться с ними сполна. Сакура знала себя, хотя до сегодняшнего вечера и преуспевала в самоконтроле. Открытием стало то секундное изменение в Какаши, ударившее по нервам, как гром перед грозой. Легко заигрывать, когда не ждёшь ответа. Невозможно, когда его получаешь. Сакура стояла, прижавшись бёдрами к кухонной столешнице и зажмурившись, словно хотела исчезнуть. То, что должно было обрадовать, напугало до чёртиков. Хотя, этого ли она хотела? Думая о том, какими могли бы быть их отношения, Сакура чаще всего представляла что-то тёплое и нежное. Каким оно всегда и было, только с другим оттенком близости. И хотя Сакура и была наблюдательной и знала, что под маской флегматичности скрывалась жёсткость и жестокость, но она не догадывалась, что им соседствует темпераментность. Бекон на сковороде запах горелым. Желание не равнялось любви. Глупостью было считать, что взрослый мужчина не отреагировал бы на близость симпатичной женщины и откровенный флирт. Пусть и не очень осознанный. Сакура перевела дыхание и сосредоточилась, как делала всегда перед применением сложной техники. Ей необходимо было взять себя в руки и сделать шаг назад. Никаких поддразниваний. Никакой двусмысленности. Отсутствие игривости. Теперь она знала, что при желании могла получить от Какаши секс. Сакура сглотнула от пробежавших по коже мурашек. Вероятно, очень хороший секс. Но едва ли этим она была бы довольна. Если отношения начальник-подчинённая грозили испортить их отношения, то связь бывших любовников испепелила бы всё до основания. Потому что даже если Какаши смог бы перешагнуть перепихон и пойти дальше, то Сакура сожрала бы его с потрохами. Или изничтожила бы себя — потому что терять его расположение не была готова. А она могла поставить на то, что переспи она с ним, от дружелюбия не осталось бы и следа. Между ними осталось бы что угодно, но только не дружба. Усталый и выгоревший взгляд зелёных глаз скользнул на сковороду. Бекон безнадёжно обуглился. На кухне пахло гарью. Сославшись на плохое самочувствие, Сакура позорно умыкнула в свободную комнату и легла спать. Глаз она сомкнуть не могла, прислушиваясь ко всему, что происходило внизу в гостиной. Какаши не подозревал, какая драма разворачивалась в её голове. В его глазах Сакура выглядела спокойной и уверенной в себе.***
— Это что? — спросила Сакура, кивнув на свиток и аккуратно опускаясь рядом с Какаши на пол террасы. Ощущая непривычную неуверенность, она сжимала пальцами чашку с восхитительно-ароматным кофе и следила за каждым движением Какаши. Сакура искренне боялась, что после вчерашнего почти-ничего-не-значащего-инцидента всё изменится. Но Какаши был по обыкновению флегматично-спокоен, поприветствовав её лёгким кивком головы на пожелание доброго утра. — Хирайшин, — ответил Какаши, не отрывая взгляда от колонок иероглифов. Сакура от неожиданности застыла с поднесённой ко рту кружкой. — Ты вынес из Конохи свиток Второго? — Это Хирайшин Четвёртого. — Я думала, он утерян, — удивлённо пробормотала Сакура, впившись взглядом в Какаши. Все знали, что после смерти Четвёртого Хокаге, свиток с переработанной техникой Второго исчез. Ни в Резиденции, ни в квартире его не нашли, хотя и очень пытались. Считалось, что в изучении переработанная техника Четвёртого гораздо проще. Хирайшин Второго Хокаге был настолько мудрёным, что только поистине одарённый шиноби мог его постичь. Сакура имела возможность читать тот свиток и, к своему стыду, не поняла ни строчки. — Он был у меня, — коротко ответил Какаши и внезапно посмотрел на Сакуру, скользнув взглядом по чашке: — Кофе ещё остался? — Сейчас принесу, — тихо произнесла она и, проскользнув в открытые двери дома, сбегала на кухню. Вернувшись, Сакура передала дымящийся кофе Какаши и кивнула на свиток: — Позволишь? Он просто молча свернул бумагу и протянул ей, уперевшись взглядом в полосу тёмного леса за ручьем. Сакура несколько минут изучала документ, пока, тяжело вздохнув, не призналась: — Ерунда какая-то. Какаши улыбнулся уголком рта. Неторопливо сделал глоток. Написанное в свитке едва ли оказалось понятнее коротких и обрывистых пояснений Тобирамы Сенджу. В отличие от Второго Хокаге, Четвёртый на слова действительно не скупился, но путало это только сильнее. — Должно быть, весело было слушать о домыслах, что в утерянном свитке Четвёртого Хокаге принцип Хирайшина разъяснён буквально на пальцах. — Минато-сенсей был романтиком и любил красивые выражения, — сказал Какаши. Сакура покачала головой: — И, судя по всему, великим хитрецом, потому что через такие дебри мысли проберётся только по-настоящему терпеливый и мотивированный шиноби. — Так и должно быть. Ты и сама понимаешь. Техники такого уровня нельзя делать общедоступными для изучения. Вскользь Сакура подумала о том, как изучала медицинские техники по старым свиткам Первого из библиотеки Цунаде. Вот кто вне всякого сомнения обладал талантом учить и разъяснять. Подумала она и о другом: — Готова поставить на то, что свои техники ты в принципе не записывал. Замечание даже не удивило. Сакура знала его также хорошо, как он знал её. — Так и есть, — коротко ответил Какаши, задумчиво прокручивая в руках свиток. — Как так вышло, что Четвёртый-сама не научил тебя этой технике? — спросила Сакура спустя несколько минут. Какаши чувствовал на себе любопытствующий взгляд, но его не раздражало. Ей давно разрешалось лезть ему под кожу. — Он пытался. Мы провели ряд тренировок. Всё без толку, — ответил Какаши. — Я и после его гибели несколько раз пробовал, но не выходило. Мне понятен теоретический процесс, но на практике не получалось ни разу. — Надо же, — усмехнулась Сакура. — У Великого Какаши Хатаке что-то не получилось?! Уловив игривую издёвку, Какаши улыбнулся: — Я не гений, коим меня считают, просто наследственность хорошая. И труд с самоотдачей. Работа была его жизнью, неудивительно, что, в конечном итоге, он стал так хорош в ней. Напоминало Сакуру и медицину. Ей искренне нравилось лечить и интересно было поглощать книгу за книгой, каждый раз открывая для себя что-то новое. И, как следствие, она преуспела. Взглянув отложенный на пол террасы свиток, Сакура молча потянулась за ним во второй раз. Четвёртый писал витиеватыми длинными предложениями, продраться через которые было нелегко. Сакура погрузилась в текст. Какаши ленно валялся на деревянном полу. Сакура подтянула к себе ноги и опёрлась спиной о колонну. Она задумчиво хмурилась, нервно кусая губу. Какаши изредка наблюдал за ней из-под ресниц. Им было тихо. Прошло не меньше пары часов, прежде чем Сакура отложила свиток. — Эта техника не для эгоистов, — заключила она и, подбадриваемая заинтересованным взглядом Какаши, продолжила: — Помимо того, что она абсолютно вне всякого сомнения опирается на синтез фуиндзютсу и тайдзютсу, в каком-то плане это скорее сендзютсу. Чтобы использовать хирайшин, шиноби должен находится в превосходной физической форме, обладать развитым навыком применения фуиндзютсу и уметь пользоваться сендзютсу, что предполагает высокий уровень эмоционального интеллекта. Потерев лоб, Сакура посмотрела на Какаши. Тот хмыкнул и прикрыл глаза: — Умничка. Прищурившись, Сакура искренне пыталась прикусить язык, но провалилась: — Ты в великолепной форме был и есть и умеешь пользоваться тысячами техник, думаю, фуиндзютсу в них входят. Вряд ли ты бы упустил такую полезную штуку, как фуиндзютсу. Но… Но, в отличие от Тобирамы Сенджу и Минато Намикадзе, Какаши был далёк от понимания слова «эмпатия». Такое количество потерь, которое пережил Какаши Хатаке, едва ли предполагали способность сопереживать. И Второму, и Четвёртому Хокаге было что защищать. Было ради чего жить. Хирайшин был им необходим. — Тебе не хватает мотивированности, чтобы научиться пользоваться сендзютсу, — заключила Сакура. — Я могу пользоваться сендзютсу. — Ну-ну. — Нет, Сакура, — резко сев, Какаши потёр глаза: — Я правда могу. Проблема лишь в том, что очень поверхностно. Я убийца, а не поэт. Прохлада, сквозившая в голосе Какаши, не испугала. Скорее, напротив, её задевало, что он отталкивал мысль о том, что мог бы попробовать. Опустил руки и решил, что так и лучше будет. Что то, что он не способен — природная данность. — Думаю, даже у убийц есть сердце, — ответила Сакура с лёгким вызовом. На мгновение их взгляды пересеклись, и тело охватило волнение. Поборов трусость, Сакура продолжила давить: — Но убийцы подневольны, да? — тихо сказала она и медленно подползла к нему. — Ты терпеть не можешь ответственность. Тебе гораздо проще было в АНБУ — выполняй разовые миссии, отвечай сам за себя. Рискуй, но в моменте. Планирование выматывает. Несчастный, должно быть, тяжело было все эти годы, да? Спасало, что был шаринган, и относительно сил можно было не беспокоиться. Безупречное оружие. Она нависла над ним, закрыв собой солнце, и смотрела как в душу. Тяжёлым, долгим и раздражённым взглядом. — Сакура, — предупреждающе одёрнул её Какаши, не сводя с неё хмурых глаз. Но Сакура и не думала слушаться. Ей претило смирение. Злило. Из-за ниспосланной небесами одарённости ему всё и всегда давалось слишком легко. И ему это всё было ненужно. Ради себя он и пальцем бы не шевельнул. — Хочешь, подневольности? Тогда слушай внимательно, — тихо, почти не слышно произнесла Сакура. — Выучи. Чёртову. Технику. Звенящая тишина оглушала. Сакура облизала губы. Тело сковало нервное возбуждение от прилива адреналина и того, как проследили за движением губ серые глаза. Какаши её наглость не разозлила. Но спокойствие пугало сильнее. Сакура ведь искренне не собиралась. Правда хотела держаться на расстоянии. Но всё произошло как будто бы само собой. Непроизвольно и незапланированно. Словно она просто не могла держаться на расстоянии. Не в первый раз всё выходило из-под контроля, потому что ей на подсознательном уровне хотелось его внимания. — Это приказ, если ты вдруг не понял, — храбрясь, закончила Сакура и упрямо вскинула подбородок. И напряжённо застыла, когда Какаши поднял руку и тыльной стороной ладони аккуратно погладил её скулу. Глаза широко распахнулись от неожиданности. По телу побежали мурашки, и вся уверенность покинула Сакуру. Взгляд серых глаз был подчёркнуто-равнодушным, но чересчур пристальным, чтобы поверить, что ему всё равно. — Я повинуюсь тебе. Игнорируя напряжение момента, сглотнув, Сакура глухо пробормотала: — Полагаю, это автогол. Теперь мы знаем, что не только у тебя фетиш на подчинение, но и мне нравится командовать. Уголок его тонких губ дёрнулся. Отняв ладонь от скулы, Какаши ответил: — Это не открытие, что тебе нравится командовать. Сакура нервно хмыкнула: — Мы никому не скажем. Сев, Какаши повёл плечами, разминая затёкшие мышцы и, уже открыто кривя губы в улыбке, произнёс: — У меня нет фетиша на подчинение, Сакура, но твоим желаниям я иногда готов потакать. Поднявшись, он ушёл в дом, оставив Сакуру поражённую и ужасно красную сидеть на террасе.***
Весь оставшийся день Сакура провела тихо, как мышка, забившись на диван на террасе и от безделья раскладывая тренировочные свитки с фуиндзютсу, которые прихватила с собой. Там её ближе к вечеру нашёл Паккун. Усевшись рядом, он некоторое время следил за движениями её складывающих печати рук. Что выглядело довольно забавно, ведь до поверхности дивана дотягивались только его глаза да уши. — Для фуиндзютсу важна концентрация, малышка, — между делом, заметил Паккун и, мгновенно потеряв к Сакуре всякий интерес, лениво зачесался. Словно она не знала таких очевидных вещей. Но в этот день она была далека мыслями от концентрации. — Не знаешь, куда Какаши ушёл? — спросила Сакура, свернув свиток и покосившись на пса. — Купаться, — ответил тот и добавил: — Меня с собой не взял. — Да, было бы глупо остановиться на горячих источниках и не посетить горячие источники, — негромко заметила Сакура. Ей нравился курорт «Светлая-светлая речка». Здесь было тихо и немноголюдно. Он располагался в противоположной стороне от основных маршрутов миссий Конохи, и поэтому шиноби встречались здесь редко. А если и встречались, то большей частью они принадлежали проживавшему не так далеко клану Курама. Сакура на мгновение застыла и покраснела. Ей либо пора брать отпуск, либо с размышлениями о любви она окончательно оглупела. — Паккуша, а ты не чувствуешь, есть ли сейчас на территории курорта Курама? — елейным голосом спросила Сакура, сползая с дивана и опускаясь на пол рядом с нинкеном. Который впервые на её памяти удивился. Наверное, никто не набирался достаточной наглости, чтобы так ужасно сократить его имя. Поведя ухом, он склонил голову, словно в напряжении ожидая, что она предпримет дальше. Вдруг, например, додумается за ушком почесать?.. Хотя, если подумать… — Ну, есть, допустим, — ответил Паккун, не позволив себе опуститься мыслями о том, как приятно было бы, почеши его Сакура за ушком. — И кто? — У меня нет разрешения говорить. От откровенного недоверия на пёсьей мордочке Сакуре хотелось смеяться. — Сомневаюсь, что это такой уж большой секрет. Давай услугу за услугу? Что хочешь за информацию? Приложив лапку к мордочке, Паккун задумался. Или сделал вид, что задумался — повадки пса иногда были до ужаса странны. — Давай сделаем так… — задумчиво начал он.***
Какаши валялся в бассейне с горячей водой, откинув голову на покатый бортик. Со стороны могло показаться, что он спал, что в действительности было совсем не так. Солнце должно было упасть на землю, чтобы Какаши заснул в банях. Сон иногда не шёл в собственной постели, не то что в общественном месте. И пусть посетителей было не так уж и много. За бамбуковой перегородкой, как в подтверждение мыслей, раздался женский смех. Мелодичный и тихий. Заплескалась вода. Кто-то притащил шлюху в купальни. Очевидно, что шлюху, потому что поди уговори порядочную женщину украдкой проскользнуть в мужские бани. Какаши криво ухмыльнулся. У Джирайя-сама, конечно, получалось, но он был без преуменьшения дамским любимчиком. — А если кто-нибудь услышит? — сквозь игривый смех произнесла женщина. — Да ладно тебе, тут никого вокруг нет, — ответил мужчина нетерпеливо. Сказочник. Не мог он не знать, что за перегородкой у них соседи — они пришли позже, а, значит, заполняли форму при входе и выбирали купель. Чего только не сделает мужчина, чтобы забраться женщине в трусики. Какаши размял плечи и улыбнулся, не открывая глаз. — Ай! — раздалось из-за перегородки игриво. Красиво. Какаши нехотя открыл глаза, уставившись в светлое голубое небо. Звуки из-за перегородки ласкали слух и слегка возбуждали, напоминая, что ему самому давно не перепадало. Напряжение подступило ближе, вызывая желание, удовлетворить которое самостоятельно было бы затруднительно, не говоря уже о убогости. Опускаться до того, чтобы дрочить на чужой секс, последнее, чего хотелось Какаши. Чувство сомнительного самоуважения не позволяло. Резко поднявшись и расплескав вокруг купели воду, Какаши опоясался полотенцем. — Ты говорил, что здесь никого нет! — возмущённо зашипела женщина. Какаши не сдержал ухмылки. Не было ему стыдно. В данной ситуации он скорее был на стороне обманутой женщины. В раздевалке его уже ждал Паккун, что удивило, ведь Какаши оставлял его в доме с Сакурой. Не потому что не доверял, а скорее из предосторожности — рядом жили Курама, мало ли что могло произойти. — Что плохого расскажешь? — спросил Какаши, обтряхивая воду с волос. Он не ожидал ничего хорошего, но нервничать не видел смысла — что бы ни задумала Сакура, она была сильной и чаще всего разумной куноичи. Пусть прошлый их спарринг Сакура и проиграла, к её чести держалась она стойко. — Малышка додумалась, почему мы остановились именно на этом курорте. — И? Паккун почесал лапкой нос, задумавшись над формулировкой, очевидно. Какаши натянул на влажное тело безрукавку. Сковавшему телу желанию разговор о Сакуре не помогал. Он старался не думать о ней в этом контексте. Свобода мыслей опасно вела к свободе действий. — Ей стало скучно дома, так что она пошла в чайный дом на разведку. — И, конечно, там совершенно точно есть кто-то, кто ей интересен, — пробормотал Какаши, ничуть не удивившись тому, что его лучший нинкен слил Сакуре всю информацию. — И чем она тебя купила в этот раз? — Почему сразу «купила», — возмутился пёс. — Мы договорились. — Конечно, — коротко улыбнулся Какаши. Все их «уговоры» всегда сводились к чему-то, что нужно было Сакуре. Это больше забавляло, чем тревожило или уж тем более расстраивало. Сознательно или бессознательно, но Сакура подкупала его боевых псин типично женской заботой и нежностью. Они все — он, его нинкены, — были к такому непривычны. Оставь она их без своего постоянного мельтешения, они точно взвоют, как потерянные бродячие шавки. Какаши задумчиво почесал затылок, покидая купальни. Рядом семенил Паккун. — Сакура пообещала мне купить светящуюся косточку, — признался пёс, вырывая Какаши из размышлений. — Зачем тебе светящаяся косточка?.. — Ну… знаешь… — Паккун покосился назад, на бани. Какаши резко взмахнул рукой: — Избавь меня от подробностей, — сказал он. Только об интимной жизни нинкенов ему слушать не хватало. Узнает кто, точно решат, что рехнулся. — А вот малышка понимающе отнеслась, — буркнул Паккун. — В следующий раз оставлю с ней Булла. — Зачем? Он же не разговаривает. — Вот именно, приятель, он не разговаривает. Паккун фыркнул, скрывая смешок: — Девочка давно выросла, было бы о чём переживать. Какаши замечание проигнорировал. Сакура действительно выросла, но в чём-то ещё не созрела. Она осторожничала и сомневалась, только поднимаясь на ноги и оправляясь после поломавшей её едва окрепшую личность войны. Он отдавал себе отчёт в том, что ему понадобится весь запас терпения, чтобы позволить ей самостоятельно пройти весь пусть осознания себя женщиной. Себя, своих желаний. И держа руки при себе по возможности, чтобы ни у одного из них после не возникло и подозрения, что что-то произошло по принуждению. Ради неё же самой — только так в будущем у неё не будет поводов сомневаться. Если вообще, конечно, у них было что-то в будущем. Он мог и погибнуть вскоре. — Куда, говоришь, она пошла? — Чайный дом.***
Переодевшись, Какаши направился в сторону центральной улочки, по обе стороны от которой расположились заведения курорта. Заглянув в открытый дверной проём чайного дома, Какаши нашёл взглядом розовую макушку у открытой террасы и неторопливо приблизился. Обычные домашние одежды сменило лёгкое зелёное платье с запахом — не праздничное, но и не повседневное. Это вызвало улыбку. Нарядилась. — Не помешаю? — спросил он, остановившись за спиной. Сакура не выглядела удивлённой его появлению. Пожав плечами, она ответила: — Честно говоря, помешаешь. Голос звучал тихо и безэмоционально, что было совсем на непохоже на Сакуру. — Да? — в тон ей произнёс Какаши и опустился рядом на скамью. — Причина? Взглянув на него, Сакура бросила быстрый и колкий взгляд наискосок — туда, где, свесив ноги с террасы, на полу сидел укутанный в халат мужчина. Ярко-бордовые чуть вьющиеся волосы со спины создавали поразительное сходство силуэта с Хидео Курама. Какаши поднял бровь, молча спрашивая — и что? Сакура выкатила глаза, всем видом показывая, как она недовольна. В том, чтобы бессловесно выказывать гнев, она всегда была хороша. — И что ты хочешь? — приглушённо, глотая усмешку, спросил Какаши. Ему правда был интересен её план. И насколько её измышления сходились с его собственными. — Познакомиться для начала, — шёпотом ответила Сакура. — Тогда ты уже проваливаешь миссию. — Отчего это? — У него нет глаз на затылке. Прищурившись, она медленно отставила чашку с остывшим чаем на скамью. Уловив вызов, Сакура завелась мгновенно. — Смотри внимательно, — произнесла она и решительно направилась в сторону мужчины. Чтобы через несколько минут вернуться унизительно краснющей и быстро вытащить несопротивлявшегося Какаши на улицу. — Я пожалею, если спрошу, что заставило тебя так быстро сдаться? — хмыкнул он. — Пожелал доброго дня Шестому Хокаге-сама и сказал, что третьим не будет! — прошипела Сакура, глядя прямо ему в глаза. Губы Какаши дрогнули под маской. Она выглядела очаровательно. — А я-то в чём виноват? — Ни в чём! Резко развернувшись, Сакура быстро умчалась вперёд. Её раздражало всё, но больше всего то, что раз за разом оказываясь в щекотливых ситуациях рядом с Какаши, она с большей силой осознавала, что понятия не имела, что с этим делать. А Какаши топал позади, абсолютно не расстроенный неудавшимся прикрытием — словно кто-то среди шиноби страны Огня не знал, как выглядит Шестой Хокаге. Его план изначально был другим.***
— В купальнях, серьёзно? — скептически спросила Сакура, сидя за столом, сложив руки на груди. — Гендзютсу штука непростая, — ответил Какаши, пожав плечами. — Итачи иногда захаживал на горячие источники, чтобы потренировать внимание и концентрацию. Сомневаюсь, что клан Курама поселился здесь по каким-то иным причинам. Так что если мы хотим выведать секретные техники, это — лучшее место. На полигонах, даже на клановых территориях, такое не тренируют. Звучало скучно. И долго. Сакура отвела взгляд в сторону и задумалась, отгоняя усталость, стыд и раздражение. Разумно, но… — Это не звучит, как две недели. Наблюдения и слежка иногда занимали месяцы. Месяцы ожидания, возможно, безрезультатного. И ради чего? Сакура прикусила губу. С другой стороны, выбор был небольшой. Переть напролом против такого серьёзного противника, как Кагуро Курама, безответственно. Кто-то бы так и сделал, но не Какаши или она сама. — Пантера-сан не мог ничего подсказать? — спросила Сакура. — Как убить его брата? — произнёс Какаши и, тяжело вздохнув, опустился напротив. Почесав переносицу, он продолжил: — Послушай, Сакура, давай начистоту, — сказал он, обращая на себя её взгляд. — У этой миссии нет сроков. Я ушёл, отдавая себе отчёт, что могу не вернуться вовсе. Цунаде сказала — две недели, да, — но если меня не будет дольше, у неё не будет выбора. Сколько я задержусь здесь, я тоже не знаю. Мне необходимо пространство и время. И места ей здесь не было — читалось между строк. Сакура подавила желание тела сжаться, как от удара. Игривость прошедших суток схлынула, обнажая реальность под тяжёлым взглядом Какаши. Сакура чувствовала неловкость. В воздухе витало «поигрались и хватит». Да и она для этого ли последовала за ним? Пусть он привык работать один, пусть. — Что мне прикажешь делать? — спросила Сакура. — Я понимаю, что сейчас только мешаюсь у тебя под ногами, но оставаться в Конохе не могу. — Ты не мешаешься, — задумчиво пробормотал Какаши. — Ты просто… принадлежишь другой части моей жизни, Сакура. Разговор, которого, видит бог, он не хотел. Признавать вслух, что она его отвлекает, успокаивая и загоняя глубоко под кожу инстинкты убийцы, было рано. Сакура имела право догадываться об этом, если бы догадалась, но собственноручно вручать ей эту информацию Какаши не собирался. То, каким он был во времена службы джонином, отличалось от того, каким он был АНБУ. — Это именно то, что подразумевает слово «мешаться», — тихо ответила Сакура, опустив взгляд. Их разделял один лишь стол и долгие-долгие километры притирок. Он всегда будет одиночкой, с трудом переносящим чужое присутствие рядом. Она всегда будет чувствовать необходимость доказывать ему свою правоту. Всегда ли? Правда, всегда? Если задуматься, едва ли радужная перспектива. Мысли тянулись одна за другой. Какаши не ответил, что ей делать, и Сакура знала, почему. Приказ оставался не озвученным, но читаемым: возвращаться в Коноху. А ещё Какаши был обезоруживающе честен, и оттого Сакура не смогла солгать. — Я просто осознала, что не представляю, каково это — жить без тебя, — сказала она просто, уткнувшись взглядом в столешницу и осознавая, как это прозвучало. Но скрывать или утаивать было бесполезно. Какаши сам уже говорил, что ложь уничтожала их отношения, и в этом была правда. Их близость держалась на всеобъемлющем доверии. — Тебе придётся научиться жить с мыслью, что любой твой друг или знакомый может погибнуть, — ответил Какаши. В тоне не было ни жёсткости, ни раздражения — только смирение. Сакура грустно улыбнулась. Друг или знакомый, забавно. Кое-что всё-таки осталось неозвученным: статистика смертности среди шиноби была не в пользу мужчин. Женщины в разы чаще теряли своих мужей и сыновей на миссиях и войнах, нежели мужчины своих женщин. В каком-то плане Какаши легче было говорить о смерти. Сакуре претило стать одной из таких женщин волею глупого сердца, которое по какой-то причине в очередной раз сделало не слишком мудрый выбор. Небезопасный со всех точек зрения. — Мы уже говорили о том, что стоять в сторонке — не мой путь, — наконец, сказала Сакура. — Кажется, даже ругались. Какаши тяжело вздохнул. Откинулся на стуле, сложил руки на груди. Брови дрогнули, словно он сдержался, чтобы не нахмуриться. Взгляд Сакуры скользнул по нему, подмечая все эти детали. Он всегда так делал, когда раздражался. Несильно, но достаточно для спора. И в этот раз он выглядел в разы более готовым к разговору, нежели накануне. У него было время обдумать и подготовиться, пока Сакура только сильнее себя загоняла в угол. — На моих руках не будет твоей крови, — сказал, как отрезал, Какаши. — Если для этого мне придётся ещё раз с тобой поругаться, так тому и быть. Ты должна вернуться в деревню, Сакура. — Но это мой выбор, а не твой. Если что-то случится, твоей вины не будет. — Если ничего не случится, это будет твой выбор. Если случится, то мой. — Это всё патетика, — покачала головой Сакура. Но следующая его фраза оборвала диалог, прозвучав, как приговор: — Это не тот случай, когда я иду у тебя на поводу, — жёстко сказал Какаши и нахмурился: — Ты возвращаешься в Коноху. Он нашёл в себе силы сказать это, даже несмотря на неприкрытые боль и предательство в зелёных глазах Сакуры. Какаши всегда делал, что должно, даже если это требовало времени.***
Стоило признать: очарование последних суток ослепило её, заставив забыть, каким мужланом мог быть Какаши, когда того желал. Жестокий и бесчувственный ублюдок, неспособный и нежелающий принимать, что женщины имели право делать выбор о своей жизни и смерти самостоятельно. Хотя, справедливее было уточнить: одна конкретная женщина. Сакура, глотая слёзы, раздражённо собирала немногочисленные вещи в сумку, одновременно желая сесть на пол и разрыдаться и пойти вытрясти из Какаши душу. Сильнее остального бесило осознание, что эта жестокость являлась ничем иным, как обратной стороной его заботы. Так-то против куноичи он никогда ничего не имел. Плевать он хотел на пол, возраст, ранг. Дурак! Со всего размаху пнув сумку, Сакура опустилась на колени. Пальцы сжались в кулаки. Судьбой ей написано постоянно что-то кому-то доказывать. Сначала она соревновалась с Ино, потом гналась за мальчишками, затем — стремилась заслужить уважение Пятой. Правда, доказывать что-либо Какаши было бесполезно — он знал, на что она способна и признавал её знания и навыки. Однако, оказалось, что и у признания имелись грани. Некоторые вещи просто не имели значения. Нахмурившись, Сакура перевела дыхание. Гнев мешал думать. Какаши оставался на горячих источниках с намерением устроить слежку за кланом Курама. Конечно, ему действительно будет легче без неё. Возможно, он даже преуспеет и убьёт Кагуро Курама и, если повезёт, выживет. Он ничего ей был не должен — ни как Хокаге, ни как товарищ, ни как друг. Её чувства, её выбор не его дело. Ей правда придётся смириться?.. Схватив сумку, Сакура спустилась на кухню, взяла несколько яблок и, демонстративно проигнорировав открытую дверь на террасу, вышла из дома. Сил, чтобы прощаться, не осталось. Какаши же меланхолично игрался пальцами с кунаём, рассматривая зелёный аккуратный газон под ногами. И, когда входная дверь хлопнула, даже не дёрнулся. К одиночеству он был привычен. Взгляд остановился на свитке с Хирайшином. Если он хотел жить, то это была та самая последняя карта. Другой не будет. Хотел ли он жить? Какаши, если задуматься, чертовски устал.***
Не желая возвращаться в Коноху слишком быстро, Сакура сделала крюк и свернула на дорогу в столицу страны Огня — Касай Хи. Тракт был оживлённый. Мимо проезжали телеги и торговые обозы. Пеших путешественников тоже было немало, но Сакура старалась держаться от них подальше. К концу второго дня пути, остановившись в придорожной гостинице, Сакура наткнулась на знакомых ещё с войны медиков из Кумогакурэ. Её узнали и угостили ужином. И хотя, пребывая в скверном настроении, Сакура не стремилась к общению, в конце концов вечер прошёл неплохо. На следующий день, встав на заре, она быстро достигла столицы. И в первые же минуты нахождения в городе, натолкнулась на Тэтсуйю Курама в окружении охраны. Они остановились друг напротив друга в шумящей и спешащей толпе. Старик заложил руки за спину и внезапно нахмурился: — Сакура-сан, какая встреча. Ни ехидным, ни довольным Тэтсуйя не выглядел: напротив, был мрачен и бледен, и в целом имел вид не слишком здорового человека. Сакура только кивнула в ответ: — Курама-сан.